Ленин трижды реабилитирует Малиновского 3 page

12. Г. Шавельский. Т. II, стр. 280-81,

13. Г. Шавельский. Т. I, стр. 66-67.

14. Г. Шавельский. Т. I, стр. 67.

15. Г. Шавельский. Т. I, стр. 193-94.

16. Г. Шавельский, Т. I, стр. 171-73.

17. «Архив русской революции», кн. 18. Берлин.

18. «Архив русской революции», кн. 19, Берлин.

КАРТИНЫ РАСПАДА СТАРОГО РЕЖИМА

1. В РАСПУТИНСКОМ СОЗВЕЗДИИ

Сейчас, на основании документального и мемуарного ма­териала, накопившегося о последних годах старого режима в России, — можно со всей определенностью установить, что в «распутинский период русской истории», по выражению А. И. Деникина,¹ действовала на исторической авансцене теплая компания авантюристов, примерно в следующем составе: Рас­путин, Симанович, Манасевич-Мануйлов, князь Андронников, Бадмаев, Манус и Рубинштейн. Один из современников, оста­вивший записки о канунах февральской революции, В. Каррик,² записывал 22 ноября 1915 г.: «Вершителями судеб являются Гр. Распутин и его компания, в которую, между прочим, вхо­дят два крупных биржевика и банковских дельца — Манус и Рубинштейн. Эти господа сдружились с Распутиным, кутят и распутничают с ним, обделывают свои финансовые дела и вершат в ресторанных кабинетах грядущие судьбы России». Государственные деятели, министры, князья церкви этих лет, часто получавшие свои высокие посты благодаря интервен­ции Распутина при дворе, главным образом, у Александры Федоровны, — Хвостов, Белецкий, Добровольский, Штюрмер, Протопопов и др., явились как бы вспомогательным от­рядом при главной разбойничьей шайке. Двор, при котором свила свои гнезда распутинская шайка, при содействии Анны Вырубовой и других приближенных к царице и царю людей, стал одним из главных источников гниения системы сверху. Не случайно А. Деникин отчетливо говорит о «придворной грязи», густо облепившей в те годы трон и делавшей почти неизбежной гибель династии и монархии.

Процесс разложения старого режима в 1915-16 г.г. раз­вивался, можно сказать, семимильными шагами. Поражения на фронтах, рост бестоварья, спекуляции и дороговизны в тылу, напряженное политическое положение, борьба распутинских правительств всех составов с Государственной Ду­мой, скандал с Сухомлиновым, толки о сепаратном мире, об измене и пр. — всего этого было достаточно для того, чтобы создать атмосферу приближающейся катастрофы. На этом фоне как бы грозным знамением возвышалась зловещая фи­гура Распутина, безграмотного мужика из хлыстов, бабника и ловца человеков, приобретшего и популярность, и власть в великосветских салонах и в аппартаментах царицы.

В. Каррик передает в сентябре 1915 г. слух, что падение авторитета Николая II зашло так далеко, что в Совете мини­стров обсуждался вопрос об учреждении регентства и что в качестве регентов называли Александру Федоровну и... Рас­путина.

Естественно, что на дрожжах распутинщины взошла и пустила корни, при помощи подкупов и взяток, темных свя­зей и интриг главная шайка дельцов и авантюристов, в со­звездии которой с большим шумом выдвинулся Д. Л. Рубин­штейн, — в просторечии «Митя», — приобревший славу «банкира царицы» и одного из первых финансистов этого смутного времени. Его дом и его банк становились центрами столицы. Представители аристократии и бюрократии видели в Рубинштейне советника первой величины, помогавшего им играть на бирже и поправлявшего их делишки.

Что представлял собою Митя Рубинштейн в это время в мире финансистов и спекулянтов? По имеющимся сведени­ям, он занимал целый ряд крупных постов в этом мире. Кроме Русско-Французского Банка, он занимал директорский пост в Правлении Общества Петро-Макарьевских и Вариопольских каменноугольных копей, в Русском акционерном Обще­стве для эксплуатации Тацинских каменноугольных копей и антрацитных рудников в Донецком бассейне, в Страховом Об­ществе «Волга», в Петроградском Обществе страхования, был членом правления Елизаветградского электрического Общества и пр., и пр. Достаточно сказать, что в адресной

книге «Весь Петербург» один перечень финансовых и про­мышленных должностей Рубинштейна занимал 17 строк.³

При таких должностях и связанных с ними крупных до­ходах Рубинштейну в обстановке тех лет было нетрудно до­бывать связи и проникать в высшие сферы. Неудивительно, если в этих условиях он овладел нехитрой механикой подку­пов и взяточничества, расцветавших в годы войны махровым цветом. Неудивительно, что множество темных людей, вроде Манасевича-Мануйлова, были на его содержании. Иных он просто подкупал, в других случаях выступал бескорыстным жертвователем, но и щедрые жертвы, в конце концов, тоже окупались, ибо открывали Рубинштейну новые возможности и влияния, и обогащения.

В. Каррик отмечает в записи от 28 ноября, что Рубин­штейн получил Владимира 4-ой степени. Но это его не удо­влетворяло. Ему было известно, что другой банковский делец, Манус, добился чина действительного статского советника с помощью Распутина. Рубинштейн, в свою очередь, хлопотал об этом чине и предлагал за это полмиллиона рублей.⁴ Его хлопоты отразились даже в переписке царицы с царем. В письме Александры Федоровны от 10 сентября 1915 г. она пишет мужу, — вероятно, по наущению Распутина: «Какой-то Рубинштейн дал уже 1.000 рублей и согласен дать еще 500 тысяч на изготовление аппарата (аэропланов?), если он получит то же, что и Манус».⁵ 3 ноября Александра Федо­ровна напоминает об этом деле вновь царю.

Даже относясь с естественным недоверием ко всяким россказням «личного секретаря» Распутина, пресловутого Си-мановича, можно с известной долей вероятности все же счи­тать правдоподобным его сообщение, что Рубинштейн для того, чтобы добиться знакомства с И. Л. Горемыкиным, тогда председателем Совета министров, пожертвовал на лазарет, руководимый его женой, 200 тысяч рублей, передав их через Распутина. Рубинштейн был представлен Горемыкину, а жена Рубинштейна была назначена начальницей лазарета. Сима-нович также рассказывает, что на балу, устроенном Рубин­штейном, присутствовали Горемыкин, Протопопов, Распутин и др.¹⁶ В. Каррик в своих записях современника подтверждает это сообщение, упоминая о крупном пожертвовании Рубин-82

штейна жене Горемыкина и о том, что на елке у Рубинштейна были внуки Горемыкина.

Жизненный путь или процесс возвышения Мити Рубин­штейна не был столь безоблачным, как это может показаться из вышеприведенных данных. Ему пришлось постоянно стал­киваться с миром перекрестных влияний интриганов всяких ма­стей — с миром, в котором человек, думающий, что он опре­деляет ход событий, на деле оказывался подчас игрушкой в чужих руках. Объектом бывал и Распутин, в созвездии кото­рого взошла звезда Рубинштейна. Распутина старались ис­пользовать все. В свою очередь, и Распутин не упускал случая добиться своего интереса. В игре, происходившей вокруг дво­ра, царицы и разных «гешефтов», не раз складывались неожи­данные ситуации, которые могли и вознести, и угробить Ру­бинштейна. Об одном таком эпизоде имеются весьма красоч­ные материалы.

В книге Б. Алмазова «Распутин и Россия» живописно рассказано о неудавшейся попытке отравления Распутина, в которую (попытку) отравители хотели втянуть Рубинштейна с тем, чтобы ответственность за отравление возложить на фи­нансиста. Алмазов передает, что к столу Распутина «всегда подавали лучшее вино из славившегося в Петербурге векового погреба хозяина дома. Однажды Распутин, лично позвонив по телефону в этот день, просил прислать ему несколько буты­лок вина, которое он пил накануне на обеде у банкира. Вскоре на автомобиле Распутина за вином прибыл какой-то молодой человек. А впоследствии оказалось, что вино это, прежде чем попасть к Распутину, по дороге было отравлено. Но другая часть охраны во время будто бы успела предупредить об этом кого следует и опасность была предотвращена».⁷ Читаешь эту уголовно-политическую хронику из эпохи распутинщины с по­нятным недоверием. Между тем действительность превосхо­дит в эти годы самую необузданную фантазию. Достаточно прочитать рассказ на эту тему о попытках убийства Распутина, которую приводит в своих воспоминаниях тогдашний товарищ министра внутренних дел С. П. Белецкий, чтобы убедиться, на какой тонкой ниточке висела жизнь «святого старца» в разы­грывавшейся вокруг него свистопляске интриг и как легко мог Рубинштейн стать участником отравления Распутина.

Белецкий в своих воспоминаниях рассказывает, что А. Н. 83

Хвостов, тогда министр внутренних дел, носился, при содей­ствии Комиссарова, с мыслью об убийстве Распутина. У Хвостова имелся особый фонд на убийство Распутина, и он пред­ложил Комиссарову на эту цель 200 тысяч рублей. После сво­ей поездки в это время в ставку, — Белецкий рассказывает, — он «решил восстать против предложенного Хвостовым убий­ства Распутина в автомобиле, а чтобы затянуть дело, пред­ложил Хвостову отравить Распутина». — «Хвостов с этим со­гласился и даже высказал проект послать ящик отравленной мадеры Распутину как бы от банкира Д. Л. Рубинштейна, что­бы затем как-нибудь связать и последнего с делом отравления Распутина. Против Рубинштейна Хвостов все время был враж­дебно настроен». — «Однако, — продолжал свой рассказ Бе­лецкий, — я указал Хвостову на неудобства такого плана отравления Распутина, так как Распутин может поблагодарить по телефону за присылку мадеры Рубинштейна, который часто к нему обращался с просьбами, — и тогда весь план рух­нет».⁸

Среди многочисленных и весьма фантастических дел, ко­торыми тогда занимался Рубинштейн, неожиданно возникла у него мысль стать пайщиком «Нового Времени». В точности нельзя установить мотивы, которые привели Рубинштейна к мысли проникнуть в эту цитадель традиционного антисеми­тизма. Возможно, что ему подал эту мысль один из членов распутинской шайки, сотрудник «Нового Времени» Манасевич-Мануйлов (Маска) — он тоже и матерый агент Департамента полиции, — который был всегда не прочь заработать. Возмож­но и другое, что Рубинштейну, в Русско-Французском банке которого были заложены паи некоторых собственников «Но­вого Времени», могла взбрести в голову мысль прибрать к рукам газету и использовать ее в своих видах. Наконец, не исключены и некоторые «идейные» побуждения Рубинштейна в эту эпоху усиления антисемитизма, обвинений евреев в шпионаже, массовых выселений евреев, — о которых он не мог не знать и которые в какой-то мере могли задевать его, как еврея, и которые могли толкнуть его на авантюру с «Но­вым Временем» (См. об этом ниже записи В. Каррика и другие материалы).

2. РАСПУТИН И ЕВРЕИ

В шайке распутинцев было несколько евреев: его «лич­ный секретарь» Арон Симанович, Митя Рубинштейн, Манус (о нем сообщают, что отец его был выкрестом, сам же банкир родился в православии), Манасевич-Мануйлов (крещеный сын Тодреса Манусевича из Вильны). Из этих лиц не скрывали своего еврейства и даже стремились «противодействовать юдофобству» Рубинштейн и особенно Симанович, который в сво­ей книжке, вышедшей по-немецки (как будто во втором изда­нии, при содействии наци) и по-русски, «Распутин и евреи», всю свою деятельность при Распутине изображает, как защиту интересов евреев, а самого Распутина подает, как одного из неоцененных по заслугам... благодетелей еврейства. Отврати­тельный привкус книжки Симановича, в которой, вероятно, немало лживых выдумок этого малограмотного «первой гиль­дии шулера» и владельца игорного клуба в Петербурге,⁹ пы­тающегося себя изобразить в качестве доверенного лица ца­рицы, чуть ли не запросто имеющего вход к царю, — не может, однако, разрешить нам роскошь полного игнорирования его рассказов: кое в чем они подтверждаются другими и более верными источниками.

Касаясь версии о приобретении паев «Нового Времени» Рубинштейном, Симанович утверждает, что... С. Ю. Витте при­надлежала инициатива в этом деле. Его, Симановича, вызвал к себе Витте, посоветовал заинтересовать Распутина этим де­лом и прибавил: «Поговорите по этому делу с вашими еврея­ми». Симанович рассказывает: «После краткого совещания, мы (т. е. Распутин и он) решили обратиться к нашему «умно­му банкиру» (так называл Распутин Рубинштейна). Распутин пригласил к себе Рубинштейна, барона Гинцбурга, «порт-ар-турского» Гинсбурга и «акции «Нового Времени» были при­обретены на имя графа Витте, а затем им переуступлены Ру­бинштейну. Рубинштейн радовался очень, что теперь закон­чится травля против евреев».¹⁰

Надо оговорить, что роль Витте в деле скупки паев «Но­вого Времени» нигде в других источниках не упоминается, и возможно, что она представляет собой целиком вымысел Си­мановича. Но самый факт совещаний с Распутиным вокруг ев­рейского вопроса представляется весьма вероятным. Симано-

вич в некоторых местах своей книжки рассказывает о такого рода совещаниях. Он упоминает о беседе с Распутиным по ев­рейскому вопросу в квартире Гинсбурга, в которой участво­вали бар. Гинцбург, Г. Б. Слиозберг, Лев Бродский, Герасим Шалит, Самуил Поляков, Мандель, Варшавский и др. По словам Симановича, Распутин признавал только банкиров и финанси­стов, и не хотел беседовать с евреями-адвокатами, но для Слиозберга он сделал исключение: «Распутин считал его хо­рошим евреем и поэтому на профессию его не обращал вни­мания». В другом месте Симанович рассказывает о «торже­ственном обеде» у Слиозберга, где присутствовали барон Гинцбург, «порт-артурский» Гинсбург, Бланкенштейн, Ман­дель, раввин Мазэ и др.¹¹

Взгляды Распутина на способ разрешения еврейского во­проса, которые он откровенно развивал на этих совещаниях, в передаче Симановича, звучат отчетливо и лапидарно: «Ев­рейский вопрос должен быть решен при помощи подкупа или хитрости», говорил он на первом совещании. На обеде у Сли­озберга он рекомендовал тот же гениальный путь: «Вы должны подкупить всех нужных вам людей». Правда, объективности ради, Симанович в своем рассказе об обеде у Слиозберга со­общает, что «делегаты (?) рассказывали Распутину, что ев­рейские вожди, Винавер, Грузенберг, Кальманович, раввин Айзенштадт и Фридман являются противниками такой тактики», — но присутствовавшие на совещании евреи, по-видимому, разделяли точку зрения Распутина, смысл которой был, ко­нечно, совершенно прозрачен: дайте мне, Распутину, деньги, много денег, и я подкуплю всех нужных для «решения еврей­ского вопроса» министров и царедворцев.

Наиболее неправдоподобным звучало в россказнях Сима­новича упоминание имени Г. Б. Слиозберга, умеренного, мож­но сказать, консервативного еврейского деятеля и связанного с финансово-мощными кругами, но пользовавшегося репута­цией независимого и преданного интересам еврейства обще­ственника. Касаясь этого времени в своих воспоминаниях, Г. Б. Слиозберг, действительно, категорически утверждает: «Я дол­жен засвидетельствовать, что никому из общественных деяте­лей (и) влиятельных финансовых представителей никогда в голову не приходило использовать Распутина». Тем не менее оказывается, что сношения с Распутиным и даже шаги по ис-

пользованию его неоднократно, по словам Слиозберга, дела­лись, — и притом им же самим. Г. Б. Слиозберг встречался с Распутиным еще до войны, в начале 1914 года. «Ему сказали, — пишет он, — что я могу иметь влияние на еврейские фи­нансовые круги... Я не имел основания уклоняться от этого свидания» — пишет он. После этой встречи Распутин стал за­сылать к Слиозбергу свои пресловутые безграмотные записоч­ки с разными просьбами.¹²

В своих воспоминаниях Слиозберг уделяет внимание и Симановичу, который «в качестве друга Распутина» обращал­ся к Слиозбергу уже в эмиграции в Париже и просил его под­держки. Когда Слиозберг ему отказал в поддержке, тот «до­вольно прозрачно намекал на то, что... он составит какую-то книгу с опорочиванием еврейских деятелей». И, действитель­но, эта книга «сплошь наполнена совершенно фантастиче­скими измышлениями» — пишет Слиозберг. Он рассказывает также, что по выходе книги Симановича в свет, он писал о ней в одной из еврейских газет Нью Йорка. Но независимо от его мнения о книге Симановича, независимо от того, что, по мне­нию Слиозберга, сам Симанович не мог по неграмотности быть автором своей книги, Слиозберг в самом главном, хотя и бегло и не вдаваясь в подробности, признал, что он не только «не имел основания уклоняться от свидания (с Распутиным), но попросил кое-кого из друзей присутствовать на обеде, на ко­торый должен был приехать Распутин». Иными словами, Си­манович сказал правду о «торжественном обеде», устроенном Слиозбергом в честь Распутина.

Из дальнейшего изложения Слиозберга можно получить представление, что тот обед с Распутиным имел целью до­биться через Распутина и его связи при дворе практических облегчений для каких-нибудь пострадавших евреев (по-видимому, речь шла о взятке Распутину для того, чтобы он добыл царскую амнистию по делу так наз. смоленских дантистов, — ради правожительства получивших фальшивые документы дан­тистов). И нет сомнения, что Слиозберг, прибегая к содей­ствию «святого старца», был одушевлен самыми лучшими по­буждениями общественного, никак не личного порядка. Тем не менее самый факт его сношений с Распутиным, обеда, устро­енного у него на дому в честь Распутина и, конечно, дача взяток Распутину и через него разным полезным людям, —

приоткрывает завесу над тем, что не только авантюристы типа Симановича и Рубинштейна, но порой и люди почтенные и не искавшие корысти, бывали втянуты в грязное болото распутинщины.

3. ГАЗЕТА «ЧЕГО ИЗВОЛИТЕ»

Одной из любопытных деталей, характеризующих распутинский период русской истории в годы первой мировой вой­ны, является вопрос о попытках двора и правительства — с одной стороны, и Мити Рубинштейна — с другой, подкупить «Новое Время» с тем, чтобы приобрести влияние на направле­ние этой газеты. Серьезно говорить о направлении «Нового Времени», в сущности, не приходится. Это по истине был орган «Чего изволите», а один из руководящих публицистов газеты, после смерти А. С. Суворина в 1912 г. определявший курс этой газеты, М. О. Меньшиков, не случайно имел репутацию хамелеона. В этом отношении достаточно отметить, что с пер­вых дней войны «Новое Время», всегда бывшее рупором про­германских и антианглийских тенденций, в одну ночь перемет­нулось на яркую антигерманскую точку зрения и затем сде­лало своим коньком борьбу с «немецким засильем», подменяя этим лозунгом все другие, гораздо более важные вопросы вну­тренней жизни и обвиняя в недостаточном русском патриотиз­ме всех, кто не хотел в борьбе с немецким засильем видеть альфу и омегу. Меньшиков, начиная серию статей в «Новом Времени» «Должны победить», специализировался именно на этой теме. Что касается вопросов, составлявших содержание всей борьбы этих лет в Гос. Думе и вокруг нее, — то тут «Новое Время», — примерно, до августа 1915 г., — сохраняло верность охранительным тенденциям вообще, и антисемитизму, в частности,—оставаясь верным слугой правительственных и придворных кругов, всегда склонное соответствовать видам на­чальства, — хотя его девиз «Чего изволите» был всегда готов повернуться лицом к тому, кто больше даст...

Охотники подкупить или купить «Новое Время» не раз, повидимому, появлялись на горизонте. Так, «личный секре­тарь» Распутина, Симанович, рассказывает, что его однажды вызывал Витте (опять Витте!) и предложил, чтобы Распутин собрал деньги для обезвреживания «Нового Времени»: Витте,

против которого постоянно выступала газета, мог быть заин­тересован в изменении направления «Нового Времени».¹³ Еще раньше — до войны — делались попытки подкупа «Нового Времени» со стороны немцев. П. Н. Милюков в своей речи 1 ноября 1916 г. в Государственной Думе, а еще подробнее в своих показаниях перед Чрезвычайной Следственной Комисси­ей, говорил о 800 тысячах рублей, которыми гр. Пурталес через пресловутого Манасевича-Мануйлова хотел подкупить сотрудника «Нового Времени»: говорят, — это был Пиленко, который отказался от взятки и прогнал посредника.¹⁴

Но примерно к концу 1915 года возник упорный слух, что «Новое Время» покупает банкир Д. Л. Рубинштейн, интри­гуя общественное мнение и вызывая живейшее беспокойство в придворных кругах, привыкших рассматривать «Новое Время» как свой лейб-орган. В дневниках современника отмечается, что к Рубинштейну «перешли путем заклада в Русско-Фран­цузском банке и карточного проигрыша паи «Нового Време­ни», принадлежащие Сувориным и Столыпину... Рубинштейн является финансовым хозяином «Нового Времени» и с этим связывают, между прочим, то обстоятельство, что газета эта уже с полгода не травит евреев». В другой записи В. Каррика говорится, что Рубинштейн, «идейность которого не идет да­лее сознания обязанности противодействовать юдофобству», не только совершил «небезвыгодную для него» сделку по скупке нововременских паев, но — «говорят, что благодаря деньгам Рубинштейна значительно смягчил свою позицию и «Колокол».¹⁵

Сообщение о подкупе «Колокола» Скворцова находит подтверждение в следующем «Донесении Союза Михаила Ар­хангела от 18 ноября 1915 г. на имя товарища министра вну­тренних дел С. П. Белецкого», в котором говорится: «В июне текущего года В. Г. Орлов, совместно с В. М. Скворцовым и некоторыми другими лицами, основал особый отечественный союз с якобы монархической программой и с приемом в члены этого союза инородцев, и в том числе евреев. Одновременно и скворцовская газета «Колокол», получив, по слухам, круп­ную субсидию от банкира Рубинштейна, изменила направле­ние и стала защищать еврейское равноправие».

Беспокойство, охватившее придворные круги при изве­стии о покупке Рубинштейном паев «Нового Времени», отра-

зилось даже в переписке Александры Федоровны с царем. Как видно из ее письма царю от 19 декабря 1915 года, царица не­довольна деятельностью тогдашнего министра финансов Барка в вопросе о подкупе «Нового Времени»,—на что откровенно жалуется царю: «Хвостов и многие другие благонамеренные люди находят Барка не на высоте положения, — читаем мы в ее письме. — Во всяком случае он Хвостову не помогает, — давно уже у него просили денег для частичного подкупа «Ново­го Времени» (к сожалению, министры сказали об этом, Барку, а не Хвостову, которому бы это наверное удалось, — теперь же Барк медлит по собственным соображениям), и в резуль­тате газету подкупают Гучков с евреями, Рубинштейном и т. п., и помещают свои тенденциозные статьи».¹⁷

Как мы увидим ниже, упреки императрицы в адрес Барка были необоснованны: он усердно занимался вопросом о под­купе «Нового Времени». Ведь в распоряжении правительства были суммы особого десятимиллионного фонда, и совершить операцию подкупа газеты «Чего изволите» большого труда, в конце концов, не составляло. Но для этого нужно было со­гласие и Рубинштейна, как владельца паев «Нового Времени». Интересно выяснить, что об участии Рубинштейна в «Новом Времени» сейчас известно.

Но верно ли вообще, что Рубинштейн был пайщиком «Но­вого Времени»? Имеется письмо А. Ф. Хвостова — И. Л. Горемыкину, тогда председателю Совета Министров, от 16 декабря 1915 г., в котором министр сообщает следующее: «По поводу обсуждавшегося при моем. участии вопроса о желательности приобретения большинства паев товарищества «Новое Время» имею честь уведомить ваше высокопревосходительство, что ныне мне удалось приостановить сделку, которую предполагал заключить банкир Д. Л. Рубинштейн с Анастасией Алексеев­ной Сувориной и ее матерью, и потому теперь представляется удобный случай срочно приобрести принадлежащие последним паи названного товарищества».¹⁸

Слова министра «приостановить сделку, которую предпо­лагал заключить» Рубинштейн, могут быть истолкованы так, что последний фактически владельцем паев еще не стал. Но это не вполне правильное истолкование положения. Белецкий, которому Хвостовым было поручено ведение переговоров о покупке паев, сообщает в своих показаниях Чрезвычайной

Следственной Комиссии, что «мною начаты переговоры с А. А. Сувориной, акции которой на невыгодных для нее условиях были запроданы Русско-Французскому банку, и с ее матерью» Вследствие этого поручения я и познакомился с Д. Рубин­штейном, который после некоторых переговоров пошел на уступку акций, даже с некоторым для себя уроном, но окон­чить мне это не удалось, так как последовали мой уход с долж­ности товарища министра и назначение председателем совета министров Б. С. Штюрмера, который взял все это дело в свои руки». Из этого сообщения Белецкого следует, что одно вре­мя владельцем каких-то акций «Нового Времени» был Рубин­штейн.

Весьма определенно подтвердил прикосновенность Ру­бинштейна к «Новому Времени» Манасевич-Мануйлов на сво­ем процессе в феврале 1917 г. (до революции), когда сообщил, что получал от Рубинштейна жалованье за «освещение» ре­дакции «Нового Времени»: «Когда Рубинштейн стал при­нимать участие в делах «Нового Времени», ему интересно бы­ло знать о том, что делается в редакции. Он желал, чтобы я осведомлял его по этой части вместе с одним из других со­трудников» (имя этого «другого сотрудника» не было назва­но). К этому Манасевич-Мануйлов добавил, что он получал от Рубинштейна «в виде доплаты к гонорару по сотрудничеству в «Новом Времени» и «Вечернем Времени», так как сделав­шись во время войны одним из собственников газеты «Новое Время», Рубинштейн увеличил гонорар нескольких особо цен­ных сотрудников из своих личных средств».¹⁹

Итак, в течение известного времени Рубинштейн был од­ним из пайщиков «Нового Времени». Затем под напором ми­нистров Хвостова, Белецкого и Штюрмера, Рубинштейн вы­нужден был свои паи уступить. В архиве министерства вну­тренних дел, после ареста Протопопова в первые дни револю­ции, сохранился об этом документ, подписанный П. Л. Барком. 16 мая 1916 г. министр финансов Барк доносил царю, что «в видах надлежащего влияния на направление «Нового Вре­мени» министерство согласно через посредство Волжско-Камского Банка выдать ссуду под известное количество паев га­зеты. Эту «операцию» министерство предполагает осуществить секретно, чтобы сохранить видимую независимость газеты «Новое Время». Царь написал на докладе Барка: «согласен»,

и с этого времени, примерно, газета «Чего изволите» вновь приняла свой официозный характер.²⁰

Со слов проживающей в Нью-Йорке Анастасии Сувори­ной стало известно, что Д. Рубинштейн предоставил ей, нуж­давшейся в деньгах для поддержки принадлежавшего ей театра, несколько десятков тысяч рублей и что в обеспечение долга, без ведома ее братьев Михаила и Бориса Сувориных, действительных хозяев «Нового Времени», было ею передано некоторое количество паев «Нового Времени» Рубинштейну или Франко-Русскому Банку, которые Рубинштейном по пер­вому требованию и были ей возвращены. Однако, как видно из параграфа 16 устава Товарищества «Новое Время», глася­щего, что «паи составляют личную собственность владельцев, но ни в каком порядке не могут переходить к лицам, пайщи­ками Т-ва не состоящим, иначе как с согласия Совета», паи эти не могли быть Рубинштейном ни проданы, ни заложены. К тому же, согласно параграфу 20 устава, «паи не могут быть продаваемы и передаваемы евреям и иностранным подданным и вообще каким бы то ни было способом переходить в их вла­дение». Этот параграф устава «не может быть изменен поста­новлением общего собрания и остается неприкосновенным на­всегда». Таким образом, из этой формальной справки ясно, что Д. Рубинштейн, даже располагая временно в обеспечение долга некоторым количеством паев, не мог играть руководя­щей роли в Товариществе, быть хозяином «Нового Времени» и влиять прямым образом на направление газеты.

Среди противоречивых данных по вопросу об отношениях «Нового Времени» с Д. Рубинштейном, нельзя не упомянуть полноты ради о брошюре, изданной Алексеем Сувориным (одно время издателем газеты «Русь») и направленной против его братьев Бориса и Михаила Сувориных. Брошюра эта и носит выразительное заглавие «Как «Новое Время» было про­дано», и в ней мы читаем следующее: хотя на словах Б. Су­ворин и отказался от договора с банками и передачи им «Но­вого Времени», «на деле он точно исполнил весь план и ин­струкции Д. Рубинштейна».²⁰

Манасевич-Мануйлов в своих показаниях перед Чрезвы­чайной Следственной Комиссией в 1917 г. рассказывал о кон­фликте между братьями Сувориными по этому поводу следую­щее: «Когда «Новое Время» стало акционерным товарище-

ством, Рубинштейн начал скупать его паи, что вызвало резкий протест со стороны старшего сына основателя газеты, Ал. Ал. Суворина, сначала открывшего в своей «Маленькой Газете» в ряде фельетонов кампанию против Рубинштейна с разоблаче­нием его финансовых спекуляций, а затем и произведшего громадный скандал на общем собрании акционеров «Нового Времени», когда он, с целью привлечь к этому делу обще­ственное внимание, несколько раз выстрелил из револьвера в

окно».²¹

* * *

В связи с вышеприведенным материалом возникает во­прос, в какой мере участие Рубинштейна в делах «Нового Вре­мени» отразилось на направлении газеты. Цитированный выше В. Каррик в своих записях современника писал, что «Рубин­штейн, не прячущий своего еврейства, только в этой области является до известной степени идейным человеком».²³ «Идей­ность» эта сводилась к стремлению «противодействовать юдофобству». И вот, верно ли, что благодаря деньгам Рубинштей­на значительно смягчило свою позицию в еврейском вопросе «Новое Время»?

Для того, чтобы выяснить этот вопрос пришлось озна­комиться с содержанием «Нового Времени» за ряд месяцев 1915 и 1916 годов, прочитать передовые и руководящие статьи — в частности, все статьи Меньшикова, Розанова, Столыпина, Ренникова и других за это время. Вывод: — действительно, за годы войны «Новое Время», оставаясь органом, консерва­тивного направления, потеряло характер боевого юдофобского органа печати, каким оно было в течение десятилетий до войны.