В которой датчане раздают жалованье, германцы кормят псов, а Дага очень вовремя вызывают на корабль

– При конунге Харальде смотри в пол, – напутствовал Волчья Пасть. – Когда я назову твое имя, низко поклонись и сделай вид, будто хочешь встать перед ним на одно колено. Харальд будет делать вид, словно ему это противно. Но на самом деле он насмотрелся этих глупых штучек у саксов. Там каждый свободный хускарл лижет сапоги господину.

Даг мрачно кивнул. Его одолевало чувство, что из одной темницы он угодил в другую. Или он слишком привык к вольной жизни на «Золотой деве»?

Усадьба конунга поражала воображение. Она пряталась за двумя рядами высоченных кольев. Вооруженные гримы оглядывали пришельцев сквозь прорези в бревнах и лишь затем, получив секретное слово, откатывали створки ворот. Даг вошел следом за Свейном и тут же застыл, разглядывая расписной потолок. С потолка свешивались потрепанные знамена, отбитые у врагов. С обеих сторон зала имелись широкие двери, через них слуги вносили и выносили кушанья. Несли гусей и целых поросят на блюдах, порой ухватив блюдо вдвоем за тяжелые медные ручки. Престол Харальда располагался посередине зала, его укрывали богатые ковры и шкуры редкой выделки. Чуть ниже и справа от трона находились скамьи приближенных. Свейн шепотом называл их имена, но Северянин не запомнил никого, кроме огромного окольничего по имени Себьерн Лось. Тот сидел прямо напротив Синезубого и подливал хозяину эля из высокой глиняной бутыли. В глазах блестело от бронзовых наручей и драгоценных камней, усеявших оружие и одежду. Гул в зале стоял невообразимый, густо пахло вином и мясом. Даг сразу заметил, что нет ни котлов с жареной кониной, ни признаков прежней веры. Зато спасенный епископ Поппо обедал здесь же, неподалеку от Синезубого.

Ниже окольничего, на широких скамьях, пировали тридцать телохранителей Харальда. Этим разрешалось держать мечи в ножнах и пирамидах. Слева от трона обедали тридцать знатных дружинников, в кольчугах и богатых платьях, но без мечей. Дагу показалось, что все они ревностно следят за очередностью тостов и за личным вниманием Синезубого. Рядом с дружинниками пили мед еще столько же ближних посланцев. Эти носили заячьи оторочки, символ быстрого бега. А по правую руку размещались свободные ярлы и богатые жители Хедебю, которых Харальд повелел пригласить на пир. Эта публика была самая разношерстная. Северянину даже показалось, он увидел восточного человека с обезьяной на привязи. Свейн быстро нашептал на ухо племяннику, что сто двадцать человек – это вовсе не предел, и что пустыми остаются скамьи для иноземных посланцев и прочих знатных гостей, завернувших в город. Нынче иностранцев не приглашали, поскольку речь шла о снаряжении большого флота к берегам Англии.

Даг не слишком прислушивался к гомону вокруг трона. Усадили их довольно далеко. Прямо перед носом очутились кабанья нога, таз с копченой рыбой и несколько бутылей вина. Юноша понял только, что конунг раздает жалованье сначала тем, кому полагалось меньше, затем – особо отличившимся в боях и выполнении опасных поручений. Рядом с конунгом держали открытый ларец и весы. Слуги подбрасывали дрова в очаг, искры взлетали к самому потолку, в зале становилось все жарче. Свейн Волчья Пасть заметил, что, если потребуется облегчиться, следует выходить в дальнюю дверь, туда, где ходят слуги, но ни в коем случае не ломиться в боковые ворота. Оказывается, там размещалась спальня ближней дружины, и входить никому не разрешалось.

Датского конунга юный Северянин видел впервые. Издалека он не смог рассмотреть, действительно ли у Харальда синие зубы, или его так прозвали в шутку. Конунга постоянно окружала стража, дюжина широкоплечих лютых, и несколько преданных ярлов с оружием наготове. От своих людей Синезубый отличался лишь золотым шитьем на плаще, дорогими сапогами из нежной кожи и массивной золотой фибулой на плече. Такого громадного куска золота Даг еще ни разу не встречал. Наверняка заколка стоила, как все именье Олава Северянина и соседские земли в придачу.

Впервые Северянин наблюдал, как Свейн Волчья Пасть кому – то кланяется. А дядя Свейн не только коротко поклонился королю, но и племянничка крепко прихватил за загривок и насильно пригнул заодно с собой. Прочие командиры из фелага «Белого Быка» отсалютовали властителю данов издалека. Даг сначала обиделся, что его заставляют кланяться, но быстро сообразил, что их со Свейном удостоили высокой чести.

– Мне передали, что ты привел вдвое больше воинов, желающих присоединиться к нам? И у каждого из них есть меч с серебряным змеем в рукояти?

Конунг смотрел ясными, прозрачно – синими глазами, говорил медленно и внятно, держался очень прямо. Лишь наполовину седые волосы напоминали, что Синезубый чудесным образом перевалил за возраст в пятьдесят лет. Недостижимый возраст для большинства воинов! Сразу чувствовалось: этот человек – не выскочка, он привык повелевать с детства и никому не позволит говорить с собой на равных.

– Мы выполнили условия, которые передал твой посланец, – скромно ответил херсир Свейн. – Я поведу семь кнорров и вдвое больше боевых снеккаров, на каждом будет трижды по десять скамей бойцов.

– Это хорошо, смельчакам всегда хватит места на моей скамье. Ты тоже можешь остаться, нам нужны толмачи – славяне, – Харальд кивнул повеселевшему Обрубку, а затем обратил внимание на Дага. – А это тот мальчик, который спас епископа?

Сжав зубы, Северянин проглотил обидное слово «мальчик». После плена он сам стал замечать, что уже не кидается как прежде с кулаками на любого обидчика. Он стал осмотрительнее, набрался выдержки. Слишком много товарищей поплатились жизнью из – за показушной гордости.

Свейн расхвалил и приукрасил приключения Дага. С его слов выходило, что Северянин чуть ли не на руках вынес драгоценного Поппо с острова. Видимо, пресвитер действительно представлял собой драгоценность, потому что Харальд слушал с удовольствием. Рассказ про богатства Рюгена конунга искренне позабавил. Под конец датчанин вскользь спросил насчет метки на голове – наверняка, ему уже успели нашептать.

– Вот как? – вторично удивился Харальд. – До меня доходили слухи о мальчишке – берсерке в свите жены опального норвежского ярла! Клянусь всеми богами сразу, – он со смехом обернулся к пресвитеру, – если метка на твоей голове приносит удачу, мы запишем тебя в лучшую дружину.

– Прошу прощения, конунг, – вежливо перебил Волчья Пасть, – но мой племянник уже состоит в моем фелаге. Кроме того, он уже не рядовой дренг, а старший смены и рулевой! Кроме того…

– Что «кроме того»? – сразу стало заметно, что Синезубый не привык к отказам. Да что там говорить! Любой мальчишка возраста Дага посчитал бы счастьем оказаться в ближней дружине датского короля.

– Мой племянник вбил себе в голову, что хочет найти своего родного отца. Он носит коготь, такой же, как некоторые твои подданные из Йомса. Он носит метку на голове, по слухам, она передалась мальчику от славянской ведуньи, последней жены… – тут Свейн замялся.

Но настроение Харальда резко переменилось. Взор его затуманился и подобрел.

– Ах, Йомс, Йомс, – пробормотал хозяин Дании. – Еще мой отец предлагал кучу золота глупым венедам за клок земли в Свиноустье. Но тогда они отвергли его. Зато позже, получив в зад жареного петуха от эстов, литвы и прочих дикарей, Мешко сам приполз ко мне! Приполз, комкая в руке свою мягкую корону, точно шапку бедняка. Он сам стал просить, чтобы мы вырубили город в скале и защитили его трусливых крестьян!.. Да если твой отец среди викингов Йомса, ты, парень, можешь им гордиться. А тебе, форинг Волчья Пасть, я вот что скажу… как только у тебя выйдет недостача в людях, поставь этого парня форингом корабля!

Северянин едва не подавился слюной, услыхав о таком внезапном повышении. Но Синезубый уже забыл про него, отвернувшись к высоким гостям. Даг готов был кусать локоть от досады. Только что он впервые встретил человека, который знал, где находится загадочный Йомс… но задать вопрос конунгу не представлялось возможным. Сейчас его окружили ярлы. Кроме того, епископ Поппо склонился к конунгу и что – то ему шептал.

– Хорошо, забудем о глупостях! – сменил тему окольничий Себьерн Лось. – Эй, почему не слышно музыкантов? Нынче мы гуляем предпоследний день, а затем я сам еду смотреть крепости! Все, на кого я укажу, едут со мной! И ты тоже бери своих людей, – Окольничий повелительно кивнул дяде Свейну. – Там в Фюркате и Троллеберге собрали немало свеев, нам надо разобраться, кто из них даром ест наш хлеб, а кто готов к подвигам!

Встреча закончилась сытным обедом, хотя сидеть с конунгом данов на одной скамье так и не пришлось. Вовсе наоборот – людей Свейна усадили в дальнем углу залы. Но накормили до отвала, а Северянину прислали от конунга чашу с вином, на дне которой он нашел золотую арабскую монету.

Последние два дня промчались в сплошном круговороте. Даг бродил по разросшемуся, веселому городу в компании взрослых товарищей и родичей, пил брагу, объедался мясом и с упоением слушал родную речь. Правда, ему показалось, что за годы его отсутствия даны стали говорить как – то иначе, приобрели новые слова и потеряли старые. Но разве это важно, когда вокруг друзья, когда звенят струны кантеле, все беды позади, и вдобавок… вдобавок хохочут красивые девушки!

В присутствии девушек Северянин почувствовал непривычную немоту и неловкость, хотя хотелось так много сказать и показать себя с лучшей стороны. Дядя Свейн в первый же вечер на суше зазвал племянника в веселый дом и сообщил собравшимся, что в этом самом месте двенадцать лет назад малыш с волчьей меткой спас его от грабителей. За прошедшие годы застроили мрачный пустырь, совсем другие женщины ублажали моряков, а в команде Свейна лишь пятеро помнили день, когда волны выкинули на берег малыша. Но это не помешало всем вместе выпить за Дага, Приносящего Удачу. Девушки обзывали парня «хорошеньким», прижимались и тянули плясать. Но Северянин плясать не умел, а уединиться с красоткой, которая была старше его лет на пять, так бы и не решился, если бы не кровник Руд. Брат и хихикающая девица подхватили Дага под руки и едва ли не силой уволокли за перегородку. Впрочем, уединиться здесь тоже было непросто. В темноте, на соседних лавках стонали и пыхтели.

– Ты чего ее боишься? – расхохотался Руд, стягивая штаны.

– Никого я не боюсь! – Сердце у Дага бешено заколотилось, когда он разглядел девушку совсем без одежды. Руд просто задрал ей подол и оставил голой, хотя та и делала вид, что обижена и сопротивляется. Не такая уж она оказалась и красавица, толстоногая, в синяках, и изо рта у нее не слишком приятно пахло, но разве это было главное?

– Даг, я уже заплатил, она наша, давай повеселимся! – С этими словами Руд опрокинул девчонку на лавку, укрытую мехом. Разглядев, как руки товарища беззастенчиво мнут грудь красотки, Северянин словно стряхнул с себя пелену.

– Ну что же ты, – протянула девица и, ловко приподнявшись, одним движением развязала Дагу тесемки штанов. Руд только хохотал, не в силах подняться с ложа. Где – то рядом зажгли свечу, стали разливать бражку, кто – то поднес Руду полную кружку, он поделился с девушкой. Та отхлебнула, не прекращая своих активных поисков у Северянина в штанах.

– Ого, какой горячий посох! Давай его скорее мне, пока он не высох! – С этими словами девица подставила пышный зад, и не успел Даг опомниться, как стал мужчиной. На несколько секунд пол и потолок поменялись для него местами, земля ушла из – под ног, он испытал удивительное чувство, как будто время остановилось, и это чувство испугало его. Еще больше испугало его, что минуту спустя ему хотелось сбежать из веселого дома как можно скорее, отправиться в баню и извергнуть из себя остатки бражки.

Сидя в бане, у раскаленных камней, он раздумывал, отчего так получилось. Ведь дядька не мог врать, и старшие товарищи убеждали, мол, за ночь с горячей грудастой красоткой все отдашь! Да, ему хотелось отдать все, но длилось это так недолго, а после стало страшно, что, пока время замерло, могут напасть враги…

– Ты чего сбежал? – В баню ввалился потный веселый Руд. – Ты ей так понравился, просила тебя еще привести! Что, неужели так плохо? Я же видел, она под тобой кричала, как счастливая кобылица!

– Все хорошо! – успокоил кровника Даг. – Мы еще туда вернемся.

А про себя он подумал, что если семейная жизнь состоит из таких вот радостей, то лучше никогда не жениться.

Еще одним темным пятном стала встреча с саксонским маркграфом, послом самого императора. Точнее даже – не с самим послом, а с его юными родичами. Трехэтажный дом посла был сложен из камня, между камнями белели крашеные бревна, высоко наверху разноцветно блестели узкие окошки. Кроме главного здания, на широком дворе достраивали церковь с крестом. Все здесь дышало чуждыми обычаями – иначе сложен колодец, иначе одеты хмурые солдаты с копьями, далее псы лаяли нездешние, мохнатые, длинные.

Ко двору явились гурьбой, погремели железным кольцом в воротах, дядя Свейн придирчиво осмотрел костюм племянника. На суше, особенно в подобных торжественных случаях, лихой вояка становился вдруг аккуратным и жутко щепетильным в подборе одежды и украшений. Взяли с собой и Ивана Обрубка. Тот по случаю раздобыл высокую медвежью шапку.

Ворота распахнулись. К свеям вышел напомаженный, отдохнувший епископ Поппо, и с ним – целая свита.

– Этот юный герой спас мне жизнь, – епископ указал на Дага.

Северянин приосанился. Десятки взоров устремились в его сторону. Маркграф расцветкой одежды и количеством нацепленных побрякушек был похож на редкую вазу. Компанию ему составляли такие же надутые хлыщи, с ровно выщипанными усиками, с короткими бесполезными мечами, усыпанными янтарем и сапфирами.

Заговорили на своем каркающем, похожем на исковерканный шведский. Епископа было не узнать – выбритый, завитый, в мантии и меховой накидке, он совсем не походил на изможденного пленника.

– Иисус, господь наш, указал тебе путь и вложил сверкающий меч истины в десницу твою, – туманно пробурчал другой священник, очень толстый, с тяжелым крестом на груди.

Северянин намеревался поспорить насчет десницы и указанного кем – то пути, но ему не дали открыть рот. Кроме того, дядя Свейн больно наступил на ногу. Маркграф потрогал усики, его ровная прическа напоминала серый, глубоко надвинутый на лоб шлем.

– Его преосвященство епископ Поппо является капелланом самого папы и был послан для устроения нового епископства в Шлезвиге, – перевел толмач. – Мы известим святой престол о свершившемся чуде избавления и торжестве истинной веры. В знак расположения и благодарности соизвольте принять скромные дары…

Даг уловил только конец витиеватой речи, когда дяде Свейну передали ларец с серебром.

– В Шлезвиге? – переспросил он. – Это где?

– Это они так деревню напротив Хедебю называют, – скрипнул зубами Свейн. – Ты молчи, кивай, мы тут недолго.

Чинно развернулись и отправились в трапезную. Кормили и рассаживали в доме посланника совсем не так, как при датском дворе. Маркграф не подошел запросто поболтать, а прислужники вели себя, как немые. Молча скользили вдоль стола, открытый огонь не разводили, все кушанья вносили под большими серебряными крышками. Зато стены были увешаны гобеленами, с изображениями разных видов охоты, о которых Северянин прежде не слыхал. Он вертел головой, а с тяжелых полотнищ скалились умирающие львы и леопарды. Северянина удивило, что под столами бегают и выпрашивают пищу домашние псы. Он с детства привык, что собака должна снаружи охранять дом и скотину. Но похоже, у германцев царили совсем другие обычаи. Наглые псины едва не вырывали мясо из рук пирующих.

Кушать пришлось при помощи двузубой вилки и тупого ножа. Словно в насмешку, рядом с юным викингом посадили троих ровесников. Роальд приходился послу близким родственником, он все время поправлял свою ярко – красную одежду и ненароком выставлял дорогой кинжал. Его сосед Гуго не удосужился представиться, он был старше года на два, но тоже походил на попугая, особенно своими блестящими пуговицами. А еще он постоянно рыгал. Дагу этот заносчивый тип живо напомнил придурков, с которыми приходилось драться в Свеаланде. Но самое обидное, что напротив усадили девчонку, красивую, но насмешливую. Даже во время еды она не снимала с головы дурацкий остроконечный колпак, подвязанный на подбородке. А еще – она громче всех хихикала, когда Северянин не смог управиться с вилкой и ножом.

Северянин улавливал обрывки беседы.

– Наши друзья утверждают – протяженность этого моря такова, что позволяет при попутном ветре за тридцать три дня дойти из Дании до Острогарда, – негромко вещал высокий священник. – По словам отца Бруно, ширина этого моря не больше восьмидесяти миль. А указанный вами залив между Алабургом и камнями Нормандии можно пройти за сутки…

У Дага возникло нехорошее предчувствие, будто эти зазнайки готовы делить исконные земли Северного пути.

– Однако, выйдя из Алабурга, моряк встречает снова широкую пучину и совершенно теряет ориентир, – вставил казначей маркграфа. – Причем не может получить помощь ни со стороны готов, ни со стороны вильцев, отличающихся кровожадностью.

Вилка Дагу просто – напросто мешала, а нож оказался слишком тупым и неудобным для выковыривания мяса из глубоких мисок. Особо радостный смех соседки напротив вызывали пузатые бутыли с соусами, которые Даг по ошибке слишком щедро опрокинул к себе в миску. В дому у матери и уж тем более на палубе «Золотой девы» никто не пользовался замысловатыми жидкостями для поливания готовых блюд. У Дага моментально глаза полезли из орбит, едва он хлебнул зеленого варева. Девчонка засмеялась, а Гуго слева пробубнил что – то вроде «неотесанный болван» и толкнул его под локоть. Даг схватился за пояс, но меча там не оказалось. А дядя Свейн лишь укоризненно покачал головой.

Ужин продолжался. Под стук барабана внесли длинные факелы, укрепили по углам. За стенкой кто – то запел, подыгрывая на струнном инструменте. Служанка обнесла гостей чашей для омовения рук. Роальд громко прошептал на ухо девице, что «деревенщина может есть только лапами, как медведь».

Этого Даг не мог спустить просто так.

– Давай выйдем и поговорим один на один, – предложил он.

Однако паяц в красном кафтане сделал вид, точно не расслышал.

Свейн толкнул Дага под локоть, указывая вверх. Двое слуг залезли под потолок, что – то там сделали, и вдруг… прямо с несущей балки развернулся и повис в воздухе ковер. Он был очень большой, закрывал собой полстены. Не сразу до Северянина дошло, что на ковре… изображена карта. Даг перестал есть, моментально забыл про глупых обидчиков. Карты юный кормчий видел и прежде, но никогда не встречал такой большой и подробной. Опытный мореплаватель отдал бы гору серебра за такое сокровище! Здесь угадывался Большой и Малый Бельт, извилистые линии рек, колючие уступы норвежских фиордов и россыпь таких знакомых островов у датского побережья. Серой шерстью была вышита далекая Англия и манящие сладкие берега Исландии. А на юге… на юге огромный массив суши пересекала надпись на латыни.

– Там сказано – «Священная римская империя», – величественно перевел отец Бруно.

– Вот как? Римская? – язвительно приподнял бровь Свейн.

– Отныне все германские города и марки считают себя наследниками тысячелетнего рейха Цезарей, – вежливо пояснил епископ Поппо. – И наш величайший император Отто, и его сын принимали венец и порфиру из рук римских пап.

Даг удивился, но ничего не сказал. По отзывам морских товарищей, весь громадный континент ну никак не мог быть владением старика Оттона. Фризы что было сил цеплялись за свои прибрежные земли, полабы неустанно жгли то Гамбург, то Бранденбург, а чешские князья не признавали папских нунциев. Кроме того, дядя Свейн шепнул под большим секретом, – об этом не стоило напоминать в доме посланника, – на юге Италии вообще хозяйничали сарацины.

Тем временем отец Поппо поднялся на скамью, чтобы лучше объяснять присутствующим, что находится на карте. Но первые его слова принесли Дагу большой вред.

– Я считаю, ваша светлость должны вдвойне отблагодарить этого мальчика, поскольку он не только спас меня, он спас это сокровище, – клирик указал на свисавшую с потолка карту. – Мне удалось завернуть карту, спрятать ее под одежду и вырвать из рук грешников!

– А что он спрятал под одеждой? – прыснула девица.

– Да, что ты припрятал в своих вонючих кожаных штанах? – ощерил гнилые зубы Гуго.

Даг незаметно взвесил в руке деревянную вилку. Одним точным ударом, перегнувшись через стол, он мог бы выбить мерзавцу зубы.

– Вдоль залива живут даны и свей, которых мы называем норманнами, – увлеченно продолжал пресвитер. – На южном же берегу моря живут полудикие склавены, вильцы и прочие. Те племена, что обитают за Данией, римляне звали гипербореями, впрочем, слава их давно угасла, и нынче лишь свет христианства может вернуть их на истинный путь…

– Не стоит забывать, ваше преосвященство, что гамбургское архиепископство уже достигло светом знаний вплоть до реки Одера, – добавил маркграф. – Вполне вероятно, что мы доживем до времени, когда длань папского престола облагодетельствует не только померанов и поланов, но и русичей.

– Что ты еще намотал себе под штанами? – нарочито громким шепотом, чтобы услышала девушка, осведомился у Дага Роальд.

– Я тебе покажу, – улыбнулся Северянин. – После обеда приходи за ваш дровяной склад.

Когда вышли во двор, отец Поппо сердечно распрощался с Дагом, Свейном и Иваном Обрубком. Посол и его свита заспешили в дом, аудиенция закончилась.

– Мне они не нравятся, – поделился со спутниками Северянин.

– Мне тоже, – согласился херсир. – Но это не наш город и не наши гости.

За высокими воротами Даг хлопнул себя по лбу и заявил, что скоро догонит остальных.

Чавкая в грязи, парень свернул за угол, к высокому дровяному сараю. Роальд приперся не один, прихватил Уродца Гуго и еще одного долговязого дурня. Тот сидел на втором этаже склада и помахивал тяжелой двухсторонней секирой. Таких широких изогнутых полумесяцами лезвий Даг давно не встречал. Парень этот Дагу сразу не понравился. Гуго и Роальд слишком громко пыхтели, раздували груди, брызгали слюной. Такие обычно не опасны, несмотря на острые ножи. А вот молчаливый тощий парень в зеленой куртке мог доставить немало неприятностей.

Даг неторопливо извлек из – за спины оба меча. Слава Водану, за пределами посольства ему вернули оружие. За забором спокойно бродили люди, никто не догадывался, что здесь готовятся к схватке.

– Эй, Гуго, этот волчонок думает, что умеет махать двумя корягами сразу, – заржал Роальд. – Боевые мечи тут запрещены, ты в городе, а не в лесу.

– Хорошо. – Даг воткнул оба меча в щель забора. – Тогда чем же мне драться?

– Лови! – хохотнул Роальд, едва ли не в лицо Дагу запустив двумя нестругаными палками. Северянин не обиделся. Одна палка была слишком легка и суховата, зато вторая представляла собой обломок оглобли.

– Ты нас позвал – так говори, если такой смелый, – поддакнул Гуго. – Или забыл свой язык дома? Или проглотил его от голода?

Парень с секирой молча наблюдал за происходящим. Рядом с долговязым появилась вдруг та насмешливая девчонка.

– Никто не будет безнаказанно смеяться надо мной, – спокойно заявил Северянин.

– Вот как? Ты уверен?

– Мне нет дела до вашего Белого бога, но я спасался вместе с отцом Поппо, потому что он смелый и честный человек. А с вами обоими я не встал бы биться в одном строю.

– Это еще почему? – ощерился Роальд.

– Даг, где ты, Даг? – послышались издалека тревожные крики Свейна. – Нам срочно надо на «Быка»!

– Потому что вы трусы. Вы задираете меня, лишь бы понравиться этой девчонке.

– Эй, постерегись, – нахмурился Гуго. – Это тебе не девчонка, а Карлен, дочь самого посланника и основателя Шлезвигской марки.

– Сестра, уходи отсюда, – коротко бросил девушке долговязый. На его шее Даг заметил три ровных шрама.

– Какой еще основатель? – сплюнул Даг. – Основатели этой земли – короли из древних династий Инглингов, а потомки их – дети гордого Готфрида.

В этот миг Гуго и Роальд разом кинулись на него. Гуго использовал хитрый прием – из – за спины, прямо из – за плаща, ударил по ногам секирой на очень длинной ручке. Хлестанул, разворачиваясь всем телом, так что деревянным серпом могло запросто переломать колени. Учебной секирой ничего не стоило убить человека. Роальд обманно кинулся в ноги, в последнюю секунду разогнулся с бичом в руке. Даг подпрыгнул, уклоняясь от секиры, но бич не успел парировать, жгучая боль обожгла щеку. Германцы захохотали.

Даг кувыркнулся влево, толкнулся обеими ногами от забора, секира снова просвистела мимо. Парни охнули от изумления. Видимо, им не приходилось встречать людей, свободно бегающих по вертикальным стенкам. Северянин не без злорадства успел заметить изумленную физиономию Гуго, когда грязная коряга ткнулась ему в подбородок. Коряга тут же сломалась, но Гуго не удержался на ногах, упал, ударился затылком.

Девчонка на верхотуре взвизгнула. Ее брат не пошевелился. Роальд сцепил бич в кольцо и набросил его на Дага сзади. Северянин послушно вывернулся ему навстречу, со всего маху угодил в ухо врагу толстым краем оглобли.

Роальд скривился. Из уха потекла кровь. Он однако устоял на ногах и еще туже дернул на себя скрученный бич. Даг понял их тактику – драться как настоящие воины в поле они не хотели и не умели, но во всем полагались на взаимопомощь.

Само собой, Гуго уже был на ногах. Северянин расслышал позади свист деревянной секиры, Даг оторвал ноги от земли, вынуждая Роальда падать вместе с ним. Тощий парень в зеленом спрыгнул с крыши сарая, поливая своих друзей проклятиями. Девчонка спрыгнуть боялась, металась наверху. Где – то близко снова послышался взволнованный голос дяди Свейна. За забором замелькали факелы, это уже спешили люди маркграфа.

Роальд не удержал веса Северянина, плюхнулся на колени. Секира Гуго должна была отбить Дагу печень, но вместо этого впилась в многострадальное ухо Роальда. Кривое полено в руках Северянина безошибочно вошло Гуго между ног. Даг даже не обернулся, бил, не глядя назад, вкладывая всю силу. Юный викинг не ошибся – обоих драчунов никто толком не учил сражаться. Обеими руками схватил Даг Роальда за уши и впился ему зубами в нос. Роальд заорал, привалившись уцелевшей стороной головы к обледенелому забору. Гуго ползал по кругу, выплевывая ужин и загребая рукавами снег.

Даг не успел отдышаться. Прямо перед ним стоял новый противник. Долговязый угрюмый парень с шрамами на шее, в зеленом расстегнутом плаще. Секиру он небрежно откинул в сторону.

– Не дерись с ним, – произнес очень знакомый голос сзади.

– Не дерись с ним, – как эхо повторил хриплый голос за спиной противника. Долговязый послушно склонился перед отцом. У маркграфа играли желваки на скулах. Волчья Пасть как бы невзначай сунул руку под плащ.

– Как тебя зовут? – спросил сынок маркграфа.

– Даг. Меня зовут Даг Северянин. А тебя?

Долговязый сплюнул краем рта.

– Мы еще поболтаем, северное полено.

Глава двенадцатая,