Миф о вивисекции

Глава 3

Методы научных исследований

«Смысл этого, как я понимаю, заключается в том, что лабораторные эксперименты на животных помогают открывать фундаментальные истины, которые затем помогают нам лечить пациентов. Будучи по образованию физиологом, я позволю себе дать оценку подобному заявлению. Это сущая ерунда».

(Сэр Джордж Пикеринг,¹ профессор медицины Оксфордского университета)

В 1980 году компания «Эли Лилли» (Eli Lilly) представила миру свое новое лекарство от артрита – опрен. Оно без проблем преодолело клинические испытания на животных и готовилось к взятию рынка штурмом. Потому что опрен не был обыкновенным лекарством. Он имел явные преимущества над 23 своими конкурентами, которые в лучшем случае могли лишь снимать симптомы. опрен обладал и таким свойством, но, казалось, он действительно обещал выздоровление за счет того, что мог изменять ход течения заболевания, что было огромным преимуществом, гарантировавшим его создателям огромную долю на стомиллионном британском рынке противоартритных средств. Лекарство очень активно рекламировалось не только среди медицинских работников, но и широкой публике, с той целью, чтобы вскоре больные артритом обязательно потребовали опрен у своих лечащих врачей. И действительно, опрен на самом деле изменял ход течения заболевания – но только у лабораторных крыс.² К тому времени, когда результаты у людей опровергли данные, полученные на животных, было уже слишком поздно. опрен оказался высокотоксичным. Только в Британии поступило 3500 сообщений о вредных последствиях его применения, в том числе и о 61 смерти.³ К августу 1982 года, 22 месяца спустя после своего громкого выхода в свет, опрен был изъят из оборота.

Мысль о том, что обманчивые результаты опытов на животных могут приводить к столь опасным последствиям, не очень афишируется научным сообществом. Однако, нам известны бесчисленные примеры того, когда в ходе опытов на животных результаты получались самыми противоречивыми. Например, морфин оказывает успокоительное воздействие на человека, а на кошек – стимулирующее-4; аспирин вызывает пороки развития у мышей, но не у человека-5; воздействие талидомида оказывает с точностью противоположный эффект-6; пенициллин обладает высокой токсичностью для морских свинок и хомяков-6; обыкновенный промышленный бензол вызывает лейкемию у человека, но не у мышей-7; инсулин вызывает деформации у лабораторных животных, но не у людей-8; нитрофенол приводит к катаракте у людей, уток и цыплят, но не у других лабораторных животных-9; серотонин, естественно образующееся в теле вещество, повышает кровяное давление у собак, но понижает его у кошек10; а дозы аспирина, обычно используемые при лечении людей, являются ядом для кошек, но не оказывают никакого снижающего воздействия на высокую температуру тела у лошадей10.

Из-за того, что реакции животных отличаются от реакции человека, новые лекарственные препараты, тестируемые на животных, должны быть испытаны снова, на добровольцах и пациентах, прежде чем их можно будет считать безопасными и действенными. Приводя к ошибочным результатам, эксперименты на животных оказываются не только опасными, но и фактически замедляют процесс клинических исследований, единственный по-настоящему надежный метод. Это влечет за собой серьезные последствия для пациентов, так как животных используют не только для оценки действия и безопасности лекарств, но и пытаются с их помощью научиться понимать природу человеческих заболеваний, разрабатывать хирургические методы и получать знания в области физиологии.

Также никто не может утверждать, что это совсем новый феномен, обнаруженный недавно, в связи с ростом числа тестов на животных. Основателем экспериментальной физилогии считается Гален (Galen), живший в 131-201 г. до н.э., который действительно подверг вивисекции множество животных. Он не избежал некоторых очень серьезных ошибок, поскольку полагал, что тела как животных, так и людей функционируют одинаковым образом. В своей «Истории медицины» Д. Гатри (D.Guthrie, History of Medicine) утверждает, что анатомия Галена

«...основывалась главным образом на изучении обезьян и свиней, и он, нисколько не смущаясь, перенес свои открытия на анатомию человека, увековечив тем самым многие заблуждения».¹¹

К несчастью, догматический стиль Галена наряду с нежеланием Церкви разрешить вскрытие человеческих трупов означали, что эти ошибки не были исправлены на протяжении сотен лет.¹² Ошибки Галена перешли в современное ему преподавание наук и оставались непререкаемыми университетскими суждениями вплоть до середины 16-го века! Поэтому неудивительно, что в раннее средневековье медицина почти не продвинулась вперед.

Отличный пример Гиппократа, говорящий о том, что болезнь необходимо изучать путем тщательного осмотра пациентов, воплощен в современных более усовершенствованных научных изысканиях, как мы узнаем из Главы 6.

Но для вивисекторов этого недостаточно. Симптомы болезни искусственно вызываются у животных в надежде на то, что полученная в результате «животная модель» человеческой болезни будет иметь близкое сходство с положением дел, наблюдаемые у пациентов. Но как можно сравнить подобный грубый метод с естественно или спонтанно возникающими болезнями пациентов, особенно если учитывать комплексную природу заболевания, часто зависящую от эмоциональных, генетических и экологических факторов? Самое большее, на что мы можем надеяться, – это то, что вивисекция не повлияет негативным образом на клинические исследования, что важно для пациентов, которые уже страдают от того или иного заболевания.

Не удивительно, что многие доктора ставили под сомнение главное заблуждение о возможности воспроизведения человеческих болезней у лабораторных животных. В 1937 году сэр Лайонел Уитби (Sir Lionel Whitby), впоследствии президент Британской медицинской ассоциации (the British Medical Association), написал в журнале «Практикующий врач» (Practicioner): «...в эксперименте на животных практически невозможно воспроизвести поражение или заболевание в том виде, каком оно может присутствовать у человека».¹³

Более чем 40 лет спустя, несмотря на огромный рост числа опытов на животных, профессор Колин Доллери (Colin Dollery), в высшей степени уважаемый специалист в области медицинских наук из Королевской высшей медицинской школы (Royal Postgraduate School) в Лондоне, был вынужден признать, что «...для великого множества существующих болезней «животных моделей» или не существует, или они не вполне удовлетворительны».¹⁴ Тем не менее, подобные искусственно полученные «животные модели» стали, как ни печально, очень популярными. Были опробованы «животные модели» тревожности, артрита, атеросклероза, рака, катаракты, депрессии, диабета, эпилепсии, сердечных приступов, высокого кровяного давления, мускульной дистрофии, ожирения, инсульта, сифилиса, язв и многих других заболеваний.¹⁵ И неминуемо результаты оказывались противоречивыми. В физиологии «...печально известно, что едва уловимые различия, – пишет журнал «Ланцет»¹⁶, – делают использование результатов опытов на животных для лечения людей очень опасным». «Животные модели» старческого слабоумия оказались в высшей степени сомнительными, и один ученый, изучив 140 мозгов от 47 разных биологических видов, не обнаружил сенильных повреждений подобных тем, которые бывают у людей.¹⁷ Даже процесс старения мозга у животных, как оказывается, сильно отличается от того же процесса у человека. При изучении процесса кровообразования и его регуляции результаты, полученные в результате опытов на животных, как замечает журнал «Ланцет», «редко когда могли быть перенесены в область клинической медицины.¹⁸ Особенно это касается грызунов, чьи реакции могут «разительно отличаться» от человеческих.¹⁹ Экспериментальные модели бронхита были получены путем вынуждения крыс вдыхать дым от 25 сигарет в день в течение двух недель,²⁰ однако респираторная система человека полностью отличается от крысиной, и, согласно научному журналу «Drug Metabolism Review»,

«Крыса не считается подходящей моделью, так как ее разновидность хронического респираторного заболевания, вызывающего бронхит, демонстрирует повышенное воспаление и поражение паренхимы (основные функционирующие элементы внутреннего органа) легких».²¹

Ожирение искусственно вызывалось у мышей и крыс путем инъекций глутамат-мононатрия в первую неделю их жизни, посредством диеты, содержащей 60% сала, или через введение химического соединения золота. Не удивительно, что были замечены различия между разнообразными животными моделями, но исследователи также обнаружили, что «...ни одна из использованных моделей не адекватна» подобному патологическому состоянию у человека.²² Туберкулез у пациентов-людей и то же заболевание, искусственно вызванное у животных, «имеют явные отличия», - замечает «Ланцет»,²³ хотя оно и вызывается одним и тем же микроорганизмом. У людей это заболевание носит гораздо более сложный характер, «...и по сравнению с морскими свинками у них наблюдается совсем иная клиническая и патологическая картина».

При построении экспериментальных моделей атеросклероза использовались птицы, собаки, крысы, свиньи, кролики и обезьяны, и во всех случаях наблюдались различия в реакциях между разными видами.²⁴ У людей атеросклероз развивается многие годы и является следствием жировых отложений в артериях, что в конце концов приводит к стенокардии, инфаркту миокарда и к проблемам с мускулами и почками. Если кормить кроликов неестественной для них пищей с высоким содержанием холестерина, их артерии быстро блокируются, но патологические изменения довольно сильно отличаются от наблюдаемых у человека, как по свойствам, так и по характеру распространения.²⁵ В недавно опубликованной работе «Экспериментальные модели на животных в исследовании сердечно-сосудистых заболеваний» (Animal Models in Cardiovascular Research) доктор Дэвид Гросс (Dr David Gross) объясняет, насколько «редко, чтобы у кроликов развивались такие поражения, как фиброзы, кровоизлияния, язвы и/или тромбозы, – все то, что типично для этой ситуации у людей». Несмотря на все эти различия, кролик все еще остается наиболее часто используемым животным при исследованиях атеросклероза, так как, отмечает Гросс, их «...легко кормить, и уход и обращение с ними тоже очень легкие. Кроликов легко добыть, и это не требует больших затрат».

Для построения модели инсульта патологическое состояние искусственно вызывается путем пережимания кровеносных сосудов пружинными зажимами или лигатурой или даже путем введения мелких предметов для имитации кровяного сгустка. Это все не имеет большого отношения к тому заболеванию, которое естественным образом возникает у людей, на развитие которого требуется долгое время, которое вызывается высоким кровяным давлением и атеросклерозом, который приводит к закупорке сосудов, ведущих к мозгу. К тому же, по причине фундаментальных различий в анатомии кровеносных сосудов мозга, животные не могут быть хорошей моделью для изучения этого заболевания у человека. По той же причине они гораздо менее предрасположены к инсульту. Обсуждая роль опытов на животных на конференции по сердечно-сосудистым заболеваниям, доктор Виснант (Dr Whisnant), невролог из клиники Мэйо (Mayo Clinic) в Рочестере, утверждает, что

«По большей части, эти изыскания отставали от клинических и патологоанатомических исследований и слишком часто использовались в качестве подтверждения уже после того, как клинические оценки были фактически признаны».

С самого начала очевидно, что результаты исследований с использованием лабораторных животных не могут применяться напрямую к заболеваниям человека. Нет ни одного подопытного животного с сердечно-сосудистой системой, полностью сравнимой с человеческой, и у многих из них, если не у всех, резерв мозгового кровообращения гораздо больше, чем у человека. Например, мы использовали в своих исследованиях собак, и хотя мы знаем, что как обе спинные, так и сонные артерии и их конечные ветви могут пережиматься в шее одновременно, все же 50 процентов собак выживают и почти полностью восстанавливают свои функции».²⁶

На протяжении десятилетий ученые провоцировали язвы у своих жертв-животных. Сэр Энидж Огилви (Sir Heneage Ogilvie), хирург клиники Guy's Hospital, строго осуждал эту практику, доказывая, что получаемые в таких экспериментах пептические язвы «очень слабо напоминают» подобные язвы у пациентов.²⁷ Действительно, все работы Огилви основывались на тщательных клинических наблюдениях его пациентов:

«Меня сильно беспокоит не столько безнравственность, сколько безумие этих опытов на животных как способа получения ответа именно на этот вопрос... Применение результатов опытов на собаках к этиологии и лечению пептических язв у человека является настолько же научным, как и создание курса послеродовых лекций для матерей на основе изучения материнских навыков самок кенгуру».²⁸

В 1918 году японские ученые вызвали рак на ухе зайца, закрасив его дегтем, положив тем самым начало новой эры исследований в области рака.²⁹ Вызывать рак у лабораторных животных было очень легко, но для следующих поколений больных раком это открытие стало роковым. Ему удалось не только отвлечь внимание от причин, вызывающих рак у человека, но оно также воспитало веру в то, что животные модели этой болезни вскоре помогут найти лекарство от нее. В конце концов стало ясно, что искусственно вызванные раковые поражения у животных довольно сильно отличались от спонтанных опухолей, возникающих у пациентов. В 1951 году журнал «Медицинское обозрение» (Medical Review) с грустью констатировал:

«По прошествии стольких лет рак, кажется, становится все больше распространенным. Поиски его причины пока привели лишь к очень незначительным результатам, в основном по той причине, что исследования рака проводились и проводятся на лабораторных животных... Мы полагаем, что пока исследованиями не начнут заниматься врачи-клиницисты, оставив лабораторных ученых горевать по поводу своих неудач, настоящего прогресса в этой области не будет».³⁰

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Опыты на животных в исследованиях рака

«В действительности, все наши знания о структуре, симптомах, диагностировании и лечении новообразований (рака) у человека получены от тех, кто использует непосредственные клинические методы при изучении этой проблемы. По сравнению с этими обширными знаниями вклад лабораторных экспериментаторов практически сводится к нулю».

Хастингс Гилфорд (Hastings Gilford), хирург,

«Ланцет»,1933

«От исследований, проведенных при таких неестественных условиях, нельзя ожидать, что они будут применимы к человеческому заболеванию, так как генетическая однородность восприимчивых мышиных семейств никогда не наблюдается у человека».

«Ланцет», 1951

«Интересно, как он объяснит тот факт, что опухоли у животных имеют примечательную тенденцию к спонтанной регрессии, настолько сильную, что, по мнению ведущих экспертов в области рака, на основе терапевтических экспериментов на таких животных нельзя сделать верного заключения. У человека эта тенденция оказывается гораздо менее выраженной».

Др. Ф. М. Лехманн, (Dr F.M.Lehmann)

«Британский медицинский журнал» (British Medical Journal), 1952

«Мы признаем свое разочарование в практических вопросах экспериментальных исследований рака. Мы узнали многое о злокачественных опухолях у низших животных, но это, будучи применимым к человеку, не соответствует реальному положению дел».

Medical Officer, 1952

«...несмотря на то, что у многих видов возникают опухоли легких, ни у одного лабораторного животного не развиваются спонтанные опухоли, сравнимые с плоскоклеточной карциномой или анаплазированным раком бронхов, которые встречаются у человека...

«Использование этих результатов при изучении рака легких у людей проблематично. Прежде всего, пульмонарные опухоли у мышей гистогенно отличаются от карциномы бронхов, а те опухоли, которые наиболее похожи на возникающие у человека, были получены только методами, не имеющими прямых аналогов в естественном карциногенезе».

Ричард Долл,

«Британский медицинский журнал», 1953

«По той причине, что опухоли у животных не являются сходными с раковыми опухолями человека, средство, действенное в лабораторных условиях, может вполне оказаться бесполезным с клинической точки зрения».

«Ланцет», 1972

«Действительно, помимо того, что противоречивые результаты опытов на животных часто замедляли и затрудняли достижение успехов в борьбе с раком, они еще и никогда не приводили ни к каким достижениям в области предотвращения или лечения рака у людей».

Д-р Ирвин Бросс, директор Биостатистики,

Институт раковых исследований Розвелла Парка (Нью-Йорк)

/ Dr Irwin Bross, Director of Biostatistics,

Roswell Park Memorial Institute for Cancer Research, 1981

«На самом деле, когда эти (клинические) исследования только зарождались, были те, кто уже предупреждал о том, что данные опытов на животных не могут быть использованы для разработки лечения опухолей у человека».

«Британский медицинский журнал», 1982

...........................................................................................................................................................

Но эти предупреждения не были удостоены внимания, и на сегодняшний день эта болезнь так и не прекращает распространяться.³¹ Опыты на животных означают, что действительно полезные лекарства могут быть упущены, в то время как средства, излечивающие рак у мышей, показывают свою неприменимость в больничной практике. Профессор Хэддоу (Professor Haddow), бывший Директор института Честер Бьюти (the Chester Beatty Institute) в Королевской Онкологической больнице (the Royal Cancer Hospital), замечает, что благотворный лечебный эффект уретана при лечении лейкемии был обнаружен только в процессе клинических наблюдений за пациентами.

«Различные типы лейкемии у мышей и крыс были относительно устойчивыми к воздействию уретана, и его примечательное действие применительно к человеку могло бы не быть обнаружено в случае, если бы внимание было направлено лишь на животных».³²

За 25 лет Национальный институт исследований рака США (United States National Cancer Institute) исследовал 40 тысяч видов растений на противоопухолевую активность, и в результате, в процессе опытов на животных несколько из них показали себя довольно безопасными и эффективными для апробирования на человеке. К сожалению, все они оказались или неэффективными при лечении рака у человека, или слишком токсичными для какого-либо общего использования. Таким образом, за 25 лет существования этой масштабной программы не появилось ни одного противоопухолевого средства, достаточно безопасного и эффективного для лечения пациентов.³³

Более предусмотрительные исследователи сейчас предлагают использовать раковые клетки и ткани, взятые в процессе операции или после смерти, не только в качестве объекта тестирования лекарственных препаратов, но и для понимания природы заболевания как такового. В таком случае, результаты можно будет напрямую сравнивать с полученными клиническими и эпидемиологическими данными и избежать сбивающих с толку результатов опытов на животных. Уже несколько веществ, отвергнутых в результате опытов на животных, оказались в высшей степени эффективными против опухолей у человека.³⁴

Люди и животные также по-разному реагируют на телесные повреждения и шок. Клинические наблюдения пациентов показали, что людей, получивших ожоги, лучше содержать при более высокой температуре, чем обычно, чтобы преодолеть последствия шока. Но подобное лечение очень опасно для обожженной крысы³⁵, так как приводит к прямо противоположному эффекту! Профессор Стоунер (Professor Stoner), бывший до недавнего времени директором Манчестерского травматологического отделения (Manchester’s Trauma Unit), описывал то, как собаки часто использовались для изучения травматических последствий аварий в 50-е и 60-е годы. Он рассказывает, как один ученый по фамилии Вигерс, придумал метод вызывания у собак кровоизлияния, которое приводило бы к смерти. Но согласно Стоунеру, такая «модель» не имеет большого отношения к тому, что наблюдается в клинической практике:

«Такое мнение было полностью подтверждено Шумейкером (Shoemaker), который, сравнив особенности функционирования сердечно-сосудистых систем человека и собаки в модели Виггерса, не нашел в них ничего похожего. Тем не менее, огромное количество физиологов изучало эту модель. Возможно, это отражение того факта, что многие современные физиологи не занимаются практической медициной. В подобной работе нет ничего плохого, если только смириться с тем фактом, что она практически неактуальна, и я полагаю, что исследования, проводимые в такой форме, не внесли большого вклада в наше понимание посттравматических реакций».³⁵

Различия в видовой реакции также были обнаружены в животных моделях развития септического шока, вызванного инфекцией, а не травмой. У лабораторных животных септический шок вызывался путем введения бактерии, а для облегчения симптомов было предложено химическое вещество налоксон. Но такое лечение показало хорошие результаты у собак, но не у бабуинов, и отчеты обнаружили поразительные различия в реакции разных видов на лечение налоксоном.³⁶ Опять же, единственным способом проверить, помогает ли налоксон пациентам, было бы проведение тщательных клинических испытаний. Налоксон, как оказывется, ничем не лучше плацебо в плане нормализации пониженного артериального давления или повышения выживаемости пациентов с септическим шоком.³⁷

В то время, когда ученые изо всех сил пытаются получить правдоподобные модели человеческих заболеваний, ответ может быть только один – единственно подходящий объект для изучения человека – это сам человек.

С 1876 года, когда был принят Закон «О защите животных от жестокости», использование животных для отработки хирургических навыков было запрещено, тем не менее Министерство Внутренних дел давало лицензии на эксперименты по разработке новых методов, как, например, трансплантации. Люди и животные различаются как физиологически, так и анатомически, поэтому это действительно большая удача, что британские хирурги, признанные одними из лучших в мире, не практиковали на животных. В Великобритании хирургическое мастерство нарабатывается путем работы в секционных залах, затем путем наблюдения за более опытными хирургами в процессе реальных операций и наконец потом практикуется под пристальным наблюдением опытного хирурга.

До середины 19-го века прогресс хирургии тормозился боязнью боли и постоперационных инфекций. Поэтому наиболее ценились хирурги, которые работали быстрее! Но с открытием анестетиков наряду с улучшением санитарно-гигиенических условий хирургия быстро придвинулась вперед.³⁸ С ростом клинического опыта улучшались методики. И проведение до того немыслимых операций стало наконец возможным. Войны тоже оказали неоценимую услугу разработке новых методик, и во время второй мировой войны хирургические операции на органах грудной клетки и сердце стали довольно обычной процедурой, в результате чего были усовершенствованы многие фундаментальные навыки кардиохирургии ³⁹

Одним из самых блестящих хирургов конца 19-го века был Лоусон Тейт (Lawson Tait), которому мы обязаны столькими современными хирургическими методами.⁴⁰ В 1868 году, в возрасте всего 23 лет он выполнил свою первую овариотомию, а к 1872 году его имя вошло в учебники истории в виде «Операции Тейта» - удалении придатков матки при хроническом воспалении яичников; в 1877 году он начал удалять пораженные фаллопиевы трубы, а в 1878, в возрасте всего лишь 34 лет, он первым в Европе провел первую завершившуюся успешно холецистэктомию (операцию на желчном пузыре). В 1880 он впервые с успехом удалил аппендикс при остром аппендиците, что сейчас является вполне обычной операцией. В том же году он бросил вызов методу антисептики Листера, при котором использовался карболовый раствор, из-за его эффекта повреждения тканей, и стал одним из первых способствовать развитию современной асептической хирургии, основанной на абсолютной стерильности. Действительно, Тейт был известен своими настойчивыми требованиями строгой гигиены.

В 1883 году он провел свою первую удачную операцию у пациентки с внематочной беременностью (когда оплодотворенная яйцеклетка развивается внутри фаллопиевой трубы). Прогноз для таких случаев при отсутствии операционного вмешательства был мрачным – из 149 случаев выжили только 4. В течение следующих 5 лет Тейт провел 40 таких операций, и смертельный исход был только в одном случае. К 1884 году Тейт опубликовал работу по данным своей первой тысячи полостных операций, в то время, когда лапаротомия была еще редкостью. Двумя годами позже он опубликовал выдающуюся работу, описывающую 139 последовательных овариотомий, без единого смертельного случая, - что было чудом хирургии того периода. Он также ратовал за доступ женщин к получению медицинских профессий на равных условиях с мужчинами, и в своем Обращении к Британскому гинекологическому обществу (British Gynaecological Society) в 1887 он убедительно призвал к равноправию в этой области.

Это всего лишь некоторые из достижений Тейта, и нет сомнения в том, что в последующие годы многие тысячи людей были обязаны своими жизнями его новаторскому гению. Тейт был высококлассным хирургом, но своими навыками он не был обязан экспериментам на животных. Совсем наоборот, он был жестким критиком вивисекции,⁴¹ которую он считал «бесполезной и не вызывающей доверия». Он считал, что «...в интересах истинной науки ее применение должно быть прекращено, дабы энергия и мастерство исследователей были направлены в лучшее и более безопасное русло.» И далее:

«Факт состоит в том, что болезни животных настолько отличаются от болезней человека, раны у животных ведут себя настолько по-разному по сравнению с человеческими, что заключения вивисекторов абсолютно ничего не стоят. Для хирургии они сделали гораздо больше плохого, чем хорошего. На самом деле, Сэр Уильям Фергюссон (Sir William Fergusson), заявлял, что вивисекция совсем ничего не сделала для хирургии, и я думаю, что его авторитетное мнение на этот счет не может быть подвергнуто сомнению».⁴²

Тейт осуждал вивисекцию не только в открытой прессе, но и перед своими коллегами. 20 апреля 1882 года он выступил с продолжительной и подробной речью перед Философским обществом Бирмингема (the Birmingham Philosophical Society) «О бесполезности вивисекции как средства научного исследования» (On the Uselessness of Vivisection upon Animals as a Method of Scientific Inquiry). Касательно овариотомии он пишет:

«Не обращая внимания на результаты опытов, Бейкер Браун (Baker Brown) показал нам, как снизить смертность при овариотомии на 10%, а в 1876 Кейт (Keith) доказал, что ее можно снизить еще больше. Эти методы могли быть открыты только при клинических испытаниях на пациентах-людях...»

«Как только результаты Кейта были признаны, абдоминальная хирургия продвинулась настолько быстро вперед, что теперь, всего 6 лет спустя, нет ни одного органа в брюшной полостина котором не было бы проведено многих успешных операций. Как известно, я сыграл некоторую роль в этом успехе, и я могу решительно заявить, что публиковавшиеся результаты опытов на животных сбивали меня с толку снова и снова, пока я полностью не отказался от их использования».⁴¹

Но Тейт не был одинок в этом. Некоторые другие хирурги также придавали важность тому, чтобы прогресс в этой сфере был основан на клиническом опыте, а не на опытах на животных.⁴³ Королевский хирург Сэр Фредерик Тривс (Sir Frederick Treves), в своей публикации в Британском медицинском журнале за 1898 год сделал предупреждение:

«Много лет назад, еще на континенте, я проводил различные операции на собачьих кишках, но различия между внутренностями человека и собаки таковы, что когда я впервые собрался оперировать человека, то обнаружил, что я в затруднительном положении, что мне надо всему учиться заново и что мои опыты не подготовили меня совсем к обращению с внутренностями человека».⁴⁴

Заключение Тейта о том, что вивисекция не только бесполезна, но и действительно вредна, не может быть отброшено как изжившее себя сотню лет спустя. Его мнение было высказано в те времена, когда хирургические методы быстро развивались, и оно одинаково применимо сейчас, когда идет речь о будущих возможностях трансплантации и других хирургических изысков. Критическим моментом здесь является наличие коренных биологических различий, которые делают подобные опыты опасными. Такие же предостережения были высказаны в 1950 году, на этот раз журналом «Ланцет».

«Желудочно-кишечный тракт человека, к сожалению, сильно отличается от желудочно-кишечного тракта у животных, поэтому результаты новых операции желудочных заболеваний нельзя предсказать, основываясь на результатах операций на собаках».

Позднее тысячи животных были использованы для разработки трансплантационных методов, но, как оказывалось впоследствии, первые операции на людях обычно заканчиваются трагически. Только значительный клинический опыт позволяет таким методам становиться успешными. Пациенты, которым проводится трансплантация, страдают еще и от отторжений, и им даются сильнодействующие препараты, позволяющие подавить естественную защиту организма. В результате у медиков возникает новая проблема, так как у пациентов серьезно повышается предрасположенность к инфекциям, а также к раку. Пациенты, перенесшие трансплантацию, имеют в 100 раз больше шансов заболеть раком, чем все остальные.⁴⁶

В 1967 году Кристиан Бернард (Christian Bernard) провел первую «успешную» пересадку сердца – пациент прожил всего 1 день⁴⁷. Хирурги-энтузиасты всего мира поспешили повторить эту операцию, но, согласно «Ланцету», результаты были «по большей части ужасными». Один из самых известных центров сердечной трансплантации находится при Стенфордском университете (Stanford University) в Калифорнии. За девятилетний период было проведено 400 операций на собаках, однако оба первых пациента-человека погибли из-за осложнений, не возникавших в ходе предварительных экспериментов. К 1980 году уже 65% пациентов, перенесших пересадку сердца в Стенфорде, оставались живы через год после операции, и это улучшение являлось полностью результатом улучшения практических навыков, использования средств против отторжения, плюс более внимательного подбора пациентов для операции.⁴⁸

То же самое справедливо и для легочных трансплантантов: из первых 39 пациентов только двое прожили больше двух месяцев.⁵⁰ Это вызвало волну смешанных операций – по пересадки сердца и легких, но опять же, первоначальные результаты были плачевными: первые три пациента умерли в течение 14 часов, 8 и 23 дней соответственно после операции.⁵⁰ В 1986 году Стенфорд сообщил о 28 операциях по пересадке сердца и легких, проведенных между мартом 1981 года и августом 1985го.⁵¹ Восемь пациентов умерли в процессе или сразу же после операции. У других десяти после операции развилось респираторное заболевание, облитерирующий бронхиолит, от чего четверо пациентов погибли, а трое стали «функционально органиченными» по причине сильной одышки. Хирурги отмечают, что «...обширный опыт использования животных моделей в этом и в других заведениях не обнаруживал серьезной опасности заболевания дыхательных путей, поэтому развитие пост-трансплантационного облитерирующего бронхиолита как самого серьезного осложнения стало большой неожиданностью.» У оставшихся десяти пациентов осложнений после пересадки не наблюдалось, однако все они получили заболевания почек, вызванные циклоспорином, лекарством для снижения отторжения трансплантантов. Через три годы всего у троих пациентов не наблюдалось никаких осложнений. Врачи при этом приписывали свой «успех» применению циклоспорина, продолжению работы программы по сердечной трансплантации и разработке опытной модели на животных!

В 1966 году в Лондонском Вестминстерском госпитале (Westminster Hospital) было проведено 20 операций по пересадке почек, но только трое пациентов прожили больше 66 дней.⁵² Это несмотря на то, что хирурги, под началом Роя Кална (Roy Calne), в настоящее время практикующего в Кембридже, до этого сообщали об «обнадеживающих результатах» экспериментов на собаках.⁵³ Тем не менее, по мере развития клинического опыта ситуация улучшалась, хотя к 1980 году 44% почек все еще отказывали через год после пересадки. Недавний выпуск в обращение нового лекарства, циклоспорина А, позволил немного решить проблему отторжения, но по иронии судьбы одним из его самых серьезных побочных эффектов является как раз повреждение почек. В 1984 году Группа по трансплантации сердца в Стенфорде сообщила о серьезных почечных проблемах у 17 из 32 пациентов, которым давали циклоспорин больше года, причем перед двумя из этих пациентов встала острая необходимость применения искусственных почек, так как их собственные отказали.⁵⁴ Несмотря на то, что вызванные применением циклоспорина поражения почек представляют собой реальную опасность для пациентов, этот побочный эффект не был замечен у лабораторных животных при введении им терапевтических доз, за исключением Киото – одного необычного, специально выведенного типа крыс с пониженным кровяным давлением.⁵⁵ Однако, недавние сравнения с циклоспорином Г, возможной альтернативой циклоспорину А, заставило Кална и его коллег предположить, что

«...существуют различия как между видами, так и между штаммами, в абсорбции, метаболизме и выведении этих двух циклоспоринов и эти различия влияют на нефротоксичность (повреждение почек)».⁵⁶

Одна из причин, по которой опыты на животных приводят к неверным результатам, состоит в различии тканей у животных и у людей. Джон Фабр (John Fabre) из Наффилдского хирургического отделения в Оксфорде (Oxford’s Nuffield Department of Surgery) описывает то, как положительные результаты опытов на животных в 60-е годы позволял надеяться на важные сдвиги в трансплантации, и тем самым вызвали волну дальнейших исследований в области пересадки сердца и легких – у крыс.⁵⁷ Но различия между тканями животных и людей означали, что опыты на животных снова оказались вводящими в заблуждение:

«Многие обнадеживающие результаты порождали надежды на то, что успехи в области супрессии иммунного ответа при трансплантации уже не за горами, но теперь эти надежды угасли, и ничто из того огромного объема работ так и не было перенесено в клиническую практику».⁵⁷

Несколько исследователей из Университета штата Юта (University of Utah), недовольных шумихой вокруг феномена трансплантации, разработали искусственное сердце для замены больного сердца одного из пациентов. Искусственное сердце Джарвик⁷, названное так в честь своего изобретателя Роберта Джарвика (Robert Jarvick), было испытано на животных, причем одно из животных прожило почти целых 9 месяцев после операции.⁵⁸ За этими опытами последовало первое испытание на человеке - в 1982 году, начало этому было положено, когда Барни Кларк (Barney Clark), 61-летний дантист с пороком сердца, вызвался добровольцем в качестве подопытной морской свинки. Прожил он всего лишь каких-то 112 дней. Когда он лежал на больничной койке, двухметровые трубки приковывали его к внешнему воздушному компрессору, который приводил в действие его искусственное сердце. Это устройство весом в 170 килограммов устанавливалось на тележку, и его приходилось возить вслед за Кларком. Но тот так никогда и не обрел вновь ни способность двигаться, ни сил самостоятельно передвигать тележку. К тому же он мучался от целого ряда проблем со здоровьем – от постоянного кровотечения из носа до отказа почек. Почечный кризис, от которого Кларк в итоге умер, был седьмым за все время его пребывания в больнице.⁵⁹

Но зачем останавливаться на искусственном сердце? Имя доктора Леонарда Бейли (Dr Leonard Baily) из Медицинского центра Лома Линда (Loma Linda Medical Centre) в Калифорнии попало в газетные заголовки в 1984 году, после того как тому удалось пересадить сердце бабуина двухлетней девочке с пороком сердца. Малышка Фэй, под таким именем ее запомнили, умерла 21 день спустя. Во время операции сообщалось, что у Бэйли практически не было опыта по пересадке человеческого сердца, зато он провел свыше 160 межвидовых трансплантаций за предыдущие 7 лет, в основном у овец и коз.⁶⁰

За исключением одного случая трансплантации между двумя близкородственными подвидами коз, ни одно животное не прожило дольше 6 месяцев – сомнительное достижение. И, по словам доктора Мартина Раффа (Dr Martin Ruff), иммунолога из Университетского колледжа (University College) в Лондоне, отторжение сердца бабуина было неизбежно, так как у бабуинов и людей отсутствуют сходные антигены.⁶⁰ Антигены определяют, будет ли орган отторгнут, и присутствие антигенов, в результате неизменно приводит к отторжению. Последующие сообщения говорили о том, что Бэйли был решительно настроен на продолжение испытаний на людях, потому как попыток найти сердце человека для пересадки малышке Фэй не предпринималось.⁶¹

А потом был американский хирург доктор Роберт Уайт (Dr Robert White), чьи жуткие эксперименты по пересадке голов обезьян были даже осуждены Британской и Американской медицинскими ассоциациями.⁶² В результате опытов Уайта животные оставались парализованными ниже шеи, так как он был не в состоянии снова соединить позвоночник...

Если животные модели заболеваний и травм часто приводят к противоречивым выводам, то живой иллюстрацией опасности такой деятельности является тестирование новых лекарств на безопасность. Обычным оправданием тестов на животных является то, что они якобы оберегают нас от опасных лекарств, но действительно ли это так?

Известно, что неблагоприятное действие лекарств сильно умалчивается однако государственная статистика за 1977 год свидетельствует о том, что в Великобритании 120366 пациентов лечились в больницах или погибли в результате побочных действий медицинских препаратов.⁶³ В обычной практике до 40% пациентов могут испытывать пагубное действие своих лекарств в результате их приема.⁶³ Медицинский учебник «Ятрогенные заболевания» (Iatrogenic Diseases) отмечает, что

«...Очевидно, что побочные реакции становятся все более серьезной проблемой медикаментозного лечения. В Британии около 5% больничных коек заняты пациентами, ставших жертвами своего лечения. В США по разным оценкам одна из семи коек занята пациентом, лечащимся от побочных реакции, вызванных лекарствами».⁶⁴

Итак, опыты на животных плохо справляются со своей задачей. На самом деле, доверие опытам на животных может дезориентировать, и даже усугубить проблему ятрогенных заболеваний. У животных просто нет возможности предсказывать самые распространенные или угрожающие жизни побочные эффекты.⁶⁵ Например, животные не могут сказать, мучают ли их насморк, головная боль, провалы в памяти, депрессия или другие психологические проблемы, и несмотря на то, что это всего лишь примеры несильных побочных эффектов, они могут причинять сильное беспокойство пациентам.

Мыши, крысы и кролики – обычные лабораторные животные – физиологически не в состоянии извергать рвотные массы, а это как раз один из самых распространенных побочных эффектов. Для его определения используют собак. Аллергические реакции (часто оказывающиеся фатальными как в случае с зомаксом, выведенным из оборота лекарством от артрита), некоторые болезни крови, повреждения кожи и многие изменения в центральной нервной системе являются примерами гораздо большей опасности, которую, опять же, нельзя обнаружить с помощью лабораторных животных.

Иногда генетические факторы обуславливают повышенную чувствительность у отдельных пациентов, и животные модели традиционных тестов на токсичность, как пишет бывший директор Исследовательских лабораторий Уэлком (Wellcome Research Laboratories), «…не дают основания для столь точных предсказаний».⁶⁷ «…Большинство негативных побочных реакций у человека невозможно продемонстрировать, предвидеть или избежать посредством рутинных исследований на подострую или хроническую токсичность», – утверждает Герхардт Збинден (Professor Gerhardt Zbinden), профессор из Цюрихского института токсикологии (Zurich’s Institute of Toxicology), один из самых известных в мире токсикологов.⁶⁸ Збинден показал, что только три из сорока пяти наиболее часто встречающихся побочных эффектов медикаментов могут быть предсказаны на основе использования животных.⁶⁹ Что касается остальных 42-х, «…их удается предсказать с помощью рутинных токсикологических исследований только в исключительных случаях».⁶⁹ Таким образом, полагаться на негативные результаты тестов на животных в качестве меры безопасности лекарств для человека было бы большой ошибкой.

Даже если мы исключим те эффекты, которые не могут быть продемонстрированы на животных, тесты на токсичность при использовании разных видов животных приводят к самым противоречивым результатам. В 1962 году сравнили побочные действия шести различных лекарственных средств, обнаруженные в процессе лечения пациентов, с эффектами, ранее наблюдавшимися у крыс и собак.⁷⁰ Из 78 побочных эффектов, наблюдавшихся у пациентов, только 26 (одна треть) также встречались и у крыс, и у собак, в то время как 42 из них были замечены только у людей. Итак, в большинстве случаев прогнозы, сделанные на основе тестов на животных, оказались недостоверными. Но даже тогда сопоставления были ограничены только теми побочными эффектами, которые в принципе могут быть предсказаны на основе тестов на животных – при этом не учитывались такие эффекты, как тошнота, головная боль и психологические расстройства, - все те, на что могли бы пожаловаться только люди. У одного из лекарств было отмечено 14 таких симптомов.

Другое исследование, результаты которого были опубликованы в 1978 году, показало, что в лучшем случае один из четырех побочных эффектов, предсказанных с помощью животных, в действительности встретился у человека.⁷¹ В любом случае, невозможно заключить, какие прогнозы являются верными, до того, как будут проведены клинические испытания на добровольцах. Более того, этот доклад подтвердил тот факт, что многие побочные эффекты у пациентов и вовсе невозможно предсказать с помощью тестов на животных: например, тошнота, головная боль, головокружение, сухость во рту, повышенное потоотделение, колики и, в некоторых случаях, поражения кожи и понижение артериального давления.

Поэтому неудивительно, что многие прошедшие проверку на животных лекарства впоследствии были изъяты из обращения после того, как у пациентов возникали неожиданные и даже фатальные реакции на них. Лекарство эралдин, выпущенное на рынок компанией ICI (Imperial Chemical Industries ) в 1970 году для лечения болезней сердца, как было впоследствии обнаружено, вызывало серьезные повреждения зрения, а также стало причиной 23-х смертельных случаев.⁷² Эралдин был протестирован самым тщательным образом, но тесты на животных не выказали ни малейшего намека на возможность будущей трагедии.⁷³ Даже после того, как этот препарат был изъят из продажи, воспроизвести подобные побочные эффекты в лабораторных условиях не удалось.⁶⁷

Антибиотик хлорамфеникол, успешно прошедший лабораторное тестирование, как обнаружилось позднее, вызывал апластическую анемию - заболевание крови, часто приводящее к смерти. По данным «Британского медицинского журнала», данные препарат подвергался «тщательному тестированию» на животных, и приводил, в худшем случае, к временной анемии у собак при периодической инъекции его в течение длительного времени. В случае орального приема препарата никаких подобных эффектов не наблюдалось.⁷⁴ Тем не менее, только в Британии⁷² за период между 1964 и 1980 годами умерло 42 пациента, и в настоящее время показания к применению хлорамфеникола строго ограничены очень серьезными инфекциями.

Как мы уже отметили, противоартритный препарат опрен был изъят из продаж в 1982 году после 3500 сообщений о побочных эффектах (в том числе о 61 смертельном исходе³), в основном выражавшихся в повреждениях печени у пациентов преклонного возраста. Согласно исследованию, проведенному программой «Мир в действии» телекомпании «Granada TV», компания «Эли Лилли» настаивала на том, что у них не было никаких причин думать, что опрен мог стать причиной проблем у пожилых людей, до того, как препарат был запущен на рынок. ⁶⁷ Продолжительные испытания на макаках-резус (которые обычно считаются наиболее близкими человеку), в которых животные получали дозы, до семи раз превышающие максимально допустимую среднегодовую дозу для человека, не обнаружили никаких признаков токсичности.⁷⁵ также, очевидно, что тесты на животных не смогли предостеречь от возможных реакций у пациентов с повышенной чувствительностью кожи, – от того, что мучило пациентов на протяжении краткой 22-месячной истории препарата.⁷⁶

Некоторые другие противоартритные препараты, в том числе алклофенак, ибуфенак, флосинт, осмосин и зомакс также были изъяты после обнаружения неожиданных, часто фатальных, побочных эффектов – ибуфенак продержался всего два года до своего изъятия в 1968 году после 12 смертельных случаев, в основном из-за поражений печени, то есть, того эффекта, который тесты на животных оказались не в состоянии предсказать.⁷⁷ А флосинт, выпущенный компанией «Фармиталия Карла Эрба» (Farmitalia Carlo Erba), продержался какие-то 12 месяцев, в течение которых Британский комитет по безопасности лекарственных средств (Britain’s Committee on Safety of Medicines) получил 217 сообщений о побочных реакциях. Было 8 смертельных случаев.⁷⁸ Продолжительные тесты на крысах показали «прекрасную сопротивляемость», а флосинт «…хорошо переносился также собаками и обезьянами в процессе среднесрочных токсикологических исследований». Более того, тесты не показали «никаких признаков токсичности у обоих видов и при долговременных испытаниях».⁷⁸

В 1982 году «Астра» выпустила новый антидепрессант зелмид, но год спустя Комитет по безопасности лекарственных средств получил свыше 300 сообщений о побочных реакциях.63 60 случаев были серьезными, в том числе конвульсии, поражения печени, нейропатии и 8 случаев развития синдрома Гийена-Барре, который никогда раньше не возникал как побочный эффект приема лекарственных препаратов. Было зарегистрировано 7 случаев со смертельным исходом. В сентябре 1983 года зельмид был изъят из продажи. При всем этом, первоначальные эксперименты на крысах и собаках не обнаружили признаков токсичности при дозах, в пять раз превышающих лечебные дозы для человека.⁸⁰

В 60-х гг. 20-го века Япония пережила эпидемию заболеваний, вызванных клиохинолом – основным ингредиентом противодиарейных препаратов энтеровиоформ и мексаформ компании Сиба Гейги (Ciba Geigy). Как минимум 10000, но скорее не меньше 30000 человек стали жертвами подострой миелооптической нейропатии, абсолютно неизвестного ранее заболевания, выражающегося в онемении, слабости в ногах, параличе и глазных проблемах, в том числе в слепоте.⁸¹ Эти последствия вызываются повреждением нервов. Однако, тесты на животных, проведенные компанией и описанные в журнале «Ланцет»,⁸² «не обнаружили признаков того, что клиохинол токсичен». Тесты проводились на крысах, кошках, биглях и кроликах. В 1970 году японское Министерство здравоохранения и социального обеспечения (Japan’s Minisrty of Health and Welfare) запретило препарат,⁸³ а позже, в 1982 году, Сиба Гейги решила убрать энтеровиоформ и мексаформ с мирового рынка.

Часто, несмотря на неожиданные вредные последствия для пациентов, потенциально действенным лекарствам разрешают оставаться в обращении, при этом Комитет по безопасности лекарственных средств делает специальные предупреждения для врачей. Оральные контрацептивы впервые стали применяться в Великобритании в 1963 году, но с течением времени стали возникать непредвиденные опасности. Тщательные обследования женщин, принимающих эти таблетки, показали повышенные риски появления тромбов, приводящих к сердечным приступам, болезням легких и инсультам. За период между 1964 и 1980 гг. только в Британии стало известно о 404-х случаях смерти⁷², и после этого содержание эстрогена в таблетках было уменьшено. Тесты на животных не только не смогли определить источник опасности: у некоторых видов оральные контрацептивы вызывали полностью противоположный эффект, усложняя процесс свертывания крови! Профессор Бриггс (Professor Briggs) из Университета Дикин (Deakin University) в Австралии утверждает:

«Было проведено много экспериментальных анализов контрацептивных эстрогенов на токсичность, в сочетании с прогестеронами или без. В количествах, равных обычной дозе для человека, не было обнаружено никакого негативного эффекта на свертываемость крови у мышей, крыс, собак и нечеловекообразных обезьян. На самом деле, в отличие от повышенной коагуляции крови, большие дозы эстрогена у собак и крыс замедляли тромбообразование. Следовательно, не существует подходящей животной модели исследования изменений коагуляции, которые случаются у женщин, принимающих оральные контрацептивы».⁸⁴

В 1976 году и затем снова в 1979 врачей предупредили об опасности клиндамицина, антибиотика широкого действия, который вызывал часто фатальное желудочно-кишечное заболевание, известное как псевдомембранозный колит.⁶³ Препарат был выпущен на британский рынок в 1968 году, а к 1980 было уже 36 сообщения о смертельных случаях.⁷² Несмотря на это, крысы и собаки, которым давали клиндамицин каждый день на протяжении почти целого года, могли выдерживать дозы, в 20 раз превышающие максимально допустимые для человека.⁸⁵ Другой пример – противогрибковый препарат кетоконазол («Низорал») фирмы Янссен. В 1985 году Комитет по безопасности лекарственных средств выпустил специальное предостережение, касающееся серьезных повреждений печени, где упоминались 82 случая, включая 2 смертельных.⁸⁶ В первоначальных тестах на животных не было обнаружено никакого признака печеночной токсичности.⁸⁷

Еще один подобный случай – с анестетиком галотаном. В 1986 году Комитет по безопасности лекарственных средств получил поддержку производителей в плане усиления предупреждений о печеночной токсичности – препарат вызвал 150 смертей⁷² за период между 1964 и 1980 годами, в то время как первичные тесты на животных не обнаружили признаков печеночной токсичности.⁹⁷

Возможно, вы задаетесь вопросом, почему сейчас мы не наблюдаем еще больше бед, связанных с приемом лекарств, и все возрастающей доли побочных эффектов. Этому существует две простые причины: Первая заключается в том, что о побочных эффектах очень мало сообщается, так как медики не очень стремятся это делать. Сведения о негативных реакциях берутся из медицинских журналов (0,5%), свидетельств о смерти (2,4%), переписки (7,5%) и от фармацевтических фирм (13,6%), и в большей степени из специальных «желтых карточек»(76%), которые докторов просят заполнить в случае обнаружения каких-либо вредных последствий.⁸⁹ К сожалению, подобная система позволяет обнаружить лишь 1-10 процентов побочных действий препаратов и уже показала свою несостоятельность уже в 1976 году в трагической истории с эралдином.

Эралдин прописывали на протяжении более 4х лет, пока врачи не обнаружили, что он вызывает серьезные повреждения зрения. Тогда, в течение нескольких недель со дня опубликования первого отчета об этом, хлынули сообщения о еще 200 случаях. Свыше 1000 пациентов получили компенсацию за вред, нанесенный эралдином.¹⁶⁴ Хуже того, докторами было сообщено всего о 12 из 3 500 смертей, связанных с ингаляцией аэрозольного изопреналина.⁸⁹ И из числа всех фатальных реакций на противовоспалительные препараты фенилбутазон и оксифенбутазон было сообщено только об 11 процентах случаев.⁸⁹

Таким образом, наиболее вероятно, что указанные выше данные по смертям, вызванным употреблением лекарственных препаратов, на самом деле отражают лишь малую часть реального их количества. По одной из оценок⁹⁰, число подобных смертей в Британии за год колеблется в интервале от 10 000 до 15 000, что в 4-5 раз больше официально объявленных 2000 и примерно в 2 раза превышает число смертей в случае дорожно-транспортных происшествий.⁷⁹ К этим оценкам стоит отнестись более чем серьезно, если учесть хотя бы недавние исследования всего лишь одной категории препаратов, а именно нестероидных противовоспалительных лекарств. Эти средства обычно применяются при лечении артрита и сходных заболеваний, однако, согласно передовице в медицинском журнале «Gut» они, возможно, связаны с более чем 4000 смертельными исходами от желудочно-кишечных осложнений, наблюдаемыми каждый год в Великобритании. Примечательно, что по оценкам британской фармацевтической индустрии, в целом лекарственные препараты являются причиной четырех сотен летальных случаев в год. Врачи не сообщают о побочных эффектах по многим причинам, в том числе из-за тщеславия, незнания, и, возможно, чувства вины из-за того, что выписанное ими лекарство нанесло непоправимый вред.

Помимо того, что доктора не сообщают о всех побочных эффектах лекарств, важен еще тот факт, что клинические испытания с участием здоровых добровольцев и пациентов помогают устранить большую часть вредоносных и неэффективных препаратов еще до того, как эти препараты попадут на рынок. По оценкам фармацевтической компании Сиба Гейги, из каждых 20 химических соединений, которые оказались безопасными и терапевтически эффективными в рамках тестов на животных, только одно когда-либо становится официально выписываемым лекарственным препаратом! Это почти неудивительно, потому что, как мы уже отметили, животные модели человеческих болезней обычно довольно плохие, и большинство негативных последствий невозможно предсказать, исходя из тестов на животных. Клинические испытания – это первый по-настоящему достоверный тест нового препарата на безопасность и эффективность, и по их результатам отбраковывается 95 процентов препаратов, прошедших испытания на животных.

Подобные испытания обычно широко не афишируются, но в качестве одного из примеров можно привести случай с Myalex(fenclozic acid), препаратом, который выпустившая его компания ICI надеялась продавать как противоартритное средство.⁹² Тесты на крысах, мышах, собаках и обезьянах не показали ничего, указывающего на возможные повреждения печени, однако при клинических испытаниях у некоторых пациентов наблюдалось токсическое воздействие на печень. Лекарство прекратили применять, и пациенты поправились в течение нескольких дней. Не будучи довольной результатами испытаний на людях, компания ICI решила повторить лабораторные тесты с привлечением большего количества разных видов. Кролики, морские свинки, хорьки, кошки, свиньи, лошади, новорожденные крысы и мыши, наряду с некоторыми различными штаммами крыс, были подвергнуты тестированию, но все же никаких признаков повреждений печени обнаружено не было.

Другой пример – препарат митоксантрон, синтезированный в надежде обеспечить эффективное лечение рака без возникновения побочных осложнений на сердце.⁹³ тесты на собаках породы бигль «не обнаружили развития сердечной патологии», но при клинических испытаниях у нескольких пациентов возникали побочные эффекты, в том числе сердечная недостаточность. К счастью, пациенты вылечились. Другое потенциальное противораковое средство, азаурасил, хорошо переносилось собаками и обезьянами и не показало токсичности по отношению к нервной системе.⁶ При испытаниях с использованием одной двадцатой части той дозы почти у всех пациентов развились нарушения центральной нервной системы, включая летаргию, ухудшение памяти, судороги, мышечную слабость и галлюцинации.

Но даже в таком случае, в клинических испытаниях принимает участие не так много людей, поэтому многие негативные эффекты проявляются только после того, как препарат появляется на рынке и начинает широко использоваться. И даже тогда, когда обнаружены серьезные неожиданные эффекты, как мы уже видели, лекарства еще могут оставаться в обращении. Предполагается, что врачи должны понимать опасность и соответственно выписывать препарат. Таким образом, недостоверные тесты на животных могут приводить к изъятию лекарства или, как это часто происходит, к поспешным предупреждениям и сообщениям в медицинской прессе о неожиданной токсичности. Например, зипперол, средство против кашля, как выяснилось, при высоких дозах приводило к серьезным неврологическим проблемам, в том числе к неврологическому дефициту и коме, но тесты на животных не смогли обнаружить эту опасность.⁹⁴ Кожные проявления и проблемы с почками от использования каптоприла, применявшегося при лечении высокого кровяного давления, не были предсказаны на основе тестов на животных.⁹⁵ Каптоприл также связывали с возникновением агранулоцитоза, очень серьезного заболевания крови, но в этом случае исходные тесты на животных оказались еще более запутывающими. Подавление спинного мозга было замечено у биглей, а у крыс, мышей и обезьян - нет, поэтому экспериментаторы были уверены в безопасности препарата, ошибочно, как это оказалось впоследствии.⁹⁶

В 60-х гг. 20-го века в Великобритании случилась катастрофа, когда как минимум 3500 астматиков юного возраста умерли вследствие ингаляционного применения изопреналина в аэрозольной форме.⁸⁹ Изопреналин – это сильнодействующий противоастматический препарат, и о смертях сообщалось в странах, где использовалась особенно концентрированная форма аэрозоля, содержащая 0,4 мг лекарства на флакон^.98 тесты на животных показали, что большие дозы изопреналина повышали частоту сердцебиения, но не настолько, чтобы убить животное – кошки могли переносить дозу, в 175 раз большую, чем та, которая оказалась опасной для астматиков.⁹⁹ Очевидно, препарат считался безопасным и его можно было получить в аптеках без рецепта. Начиная с 1968 года, после эпидемии смертей, вызванных использованием лекарственных препаратов, его можно получить только по рецепту врача. Даже после того случая воспроизвести негативный эффект препарата у животных оказалось сложным. Исследователи из Нью-Йоркской лаборатории исследований пищевых продуктов и лекарственных препаратов (New York’s Food and Drug Research Laboratory) продолжили исследования на животных по оценке изопреналиновых аэрозолей. В 1971 году они сообщили о том, что:

«Тщательные токсикологические тесты на крысах, морских свинках, собаках и обезьянах с использованием доз, многократно превышающих значения для дозированных препаратов, доступных на рынке... не выявили сходных негативных эффектов».¹⁰⁰

Ученые из Белфастского королевского университета (Belfast’s Queen’s University) вводили увеличенные дозы изопреналина собакам через интервалы в 5-10 минут, вплоть до достижения двадцатикратной предельно допустимой дозы для человека, но тем не менее животные не погибали.¹⁰¹ Но достаточное количество любого вещества может в конце концов привести к смерти, и одна из собак умерла, получив дозу в 50 раз больше предельной. В других случаях было отмечено, что хотя животные не умирали, высокие дозы изопреналина все же вызывали пороки сердца у крыс и хомяков, но ни у собак, ни у крыс подобного не наблюдалось.¹⁰² По мере накопления подобных материалов становится все труднее понять, как именно опыты на животных могут защитить общество от потенциально опасных лекарств. В чем же причины подобных кардинальных различий между разными видами? В процессе внутреннего приема препаратов можно выделить пять основных этапов: всасывание в кровь, распространение к «месту назначения», механизм непосредственного действия, метаболизм и экскреция. И помня о том, что люди разных возрастов, обоих полов, отличающиеся по состояний здоровья и с разным набором генов могут иметь различные реакции, неудивительно то, что другие виды также часто реагируют совсем по-другому. На самом деле, даже небольшие отличия, повторяясь на каждом этапе, могут накапливаться, приводя к значительно измененным последствиям.

Одним из самых важных факторов является скорость и модель метаболизма, или то, каким образом лекарство расщепляется в организме. Научные доклады свидетельствуют о том, что различия в метаболизме лекарственных препаратов между разными видами являются скорее правилом, чем исключением. ¹⁰³ На таблице (внизу) показано, насколько огромными могут быть такие различия.

Токсический эффект лекарств, не определенный в рамках опытов на животных, можно наблюдать у людей в случае, если их обмен веществ замедлен, что приводит к более длительному воздействию. Печально известные противовоспалительные препараты фенилбутазон и оксифенбутазон ответственны примерно за 10 000 смертей по всему миру¹⁰⁵, и их использование наконец-то было строго ограничено. Шансы того, что негативный эффект проявится у людей гораздо выше по сравнению с лабораторными животными, так как пациентам требуется значительно больше времени на то, чтобы метаболизировать лекарства. Людям необходимо 72 часа, чтобы разложить одну дозу фенилбутазона, но макакам-резус, собакам, крысам и кроликам на это требуется всего восемь, шесть, шесть и три часа соответственно.¹⁰⁴ Для метаболизации оксифенбутазона людям требуется 72 часа, а собакам – всего 30 минут.⁶ Пожилым пациентам требовалось гораздо больше времени для того, чтобы опрен был полностью выведен из кровообращения, нежели лабораторным животным.¹⁰⁶

Токсический эффект может также возникать в случае, если у пациента образуется токсичный продукт метаболизма, который не наблюдался у основного вида, использованного для опытов. Это часто происходит по той причине, что разные виды метаболизируют лекарства абсолютно по-разному, не только с разной скоростью, и это представляет собой серьезное затруднение для тех, кто полагается на результаты тестов на животных. Сравнительное исследование 23 химических веществ показало, что их метаболизм у людей и у крыс проходил одинаково только в четырех случаях.¹⁰⁷

Один из примеров – это амфетамин, который метаболизируется одинаковым образом у людей, собак и мышей (хотя у мышей этот процесс идет быстрее), но у крыс этот процесс протекает по-другому, а у морских свинок – еще одним отличным от них способом.¹⁰⁴ Тромексан (см. таблицу выше), противосвертывающее средство, метаболизируется гораздо быстрее у человека, чем у собаки, хотя процесс в целом похож. У кролика процесс метаболизма тромексана происходит с той же скоростью, однако механизм его полностью отличается.

Усложняется это тем, что лекарство или продукты его метаболизма могут реагировать с тем, что пациент принимает помимо них в то же самое время. В одном из случаев, серьезные побочные эффекты и несколько смертей стали следствием приема пациентами в пищу некоторых сортов сыра. Эти лекарства подавляли метаболизм тирамина, одного из ингредиентов сыра, и привели к тому, что обычно безопасное вещество превратилось в очень опасное.¹⁰⁴

Различия в межвидовых реакциях обнаруживаются не только в процессе рутинных тестов на подострую и хроническую токсичность, в которых животным ввозятся дозы препаратов на протяжении недель, месяцев и даже лет, но также и в более специализированных областях, таких как ЛД50, тестах на раздражение кожи и глаз, тестах на канцерогенность и исследованиях пороков развития.