Макс Зингер

Назавтра, едва я пришел на службу, – звонок. Югов.

– Явился? В самый раз. Будем говорить с Невядомским. Взяли его на Казанском. Хочу его о Зингере расспросить.

– Зингер… Зингер… Что‑то знакомое… Убей – не вспоминается…

Югов сказал с сожалением:

– Везет мне на работничков. У одного с сообразительностью неважно, у другого – с памятью…

То ли это его ехидное сожаление меня задело, то ли все само собой выплыло, но только я уже знал, что ответить Югову.

– Я вспомнил, кто такой Макс Зингер, Иван Сергеевич. Протокол показаний Бука. Кажется, кто‑то из штаба нашей дивизии под Наро‑Фоминском. Даже воевал у нас, не скрывая своей немецкой фамилии.

Югов неодобрительно пожевал губами.

– Почему раньше не вспомнил?

– Вы не давали никаких заданий по этому имени. Я был убежден, что вы сами выясните его судьбу в штабе той же дивизии.

– Без вести пропал, когда мы отходили от Наро‑Фоминска. Таковы официальные сведения. Я лично думаю, что ему нужно было попасть в Москву. Видимо, пропавший без вести Зингер и нашелся в Москве. Думаю также, что в этой абверовской шайке хозяин – он, а не Михельс…

Допрашиваем Невядомского днем. Вопросы задаю я. Югов только присутствует.

– Как будем именовать вас в протоколе допроса. Невядомским или Вадбальским?

– Честно?

– У нас с вами разные понятия о чести. Я говорю об имени в протоколе допроса.

– Поскольку Вадбальский юридически уже умер, остается Невядомский. Спрашивайте. Может быть, еще и уйду от вышки.

Князь знал точно, что, если он поможет нам в розыске обоих агентов, высшую меру наказания ему могут и не дать. Какой‑то шанс на житие есть. Значит, прикрывать Михельса с Зингером он не будет. Но здесь уже другая игра пойдет: придется ли нам прикрывать его от них? И Михельс и Зингер теперь в какой‑то мере будут зависеть от его показаний. Ему известно, конечно, далеко не все, связанное с предстоящими операциями. Но кое‑что, несомненно, известно. Так не проще ли заткнуть ему рот таким же воровским способом, каким была передана записка? Но прикрыть его мы, конечно, прикроем. Пусть только решит, что ему выгоднее: быть честным с нами или с абвером?

Все это я последовательно излагаю Князю. Он ни о чем не спрашивает, только на губах блуждает этакая понимающая усмешка.

– Я уже догадываюсь, что меня ждет до заседания трибунала или военной коллегии соответственной судебной инстанции. Значит, одиночка, одиночные прогулки на тюремном дворе. Может быть, даже пасьянсы дадите возможность раскладывать?

Я смотрю на Югова, он улыбается.

– У нас это не принято, – говорит он.

Допрос продолжается. И опять его веду я.

– Вы давно знали, что Зингер – тоже агент абвера?

– Знал…

– Какие у него намерения?

– Подготовить с блатными крупный диверсионный акт.

– Где именно?

– Ну, скажем, взрыв на продовольственных складах в Сокольниках.

– Предложенный план акции был Зингером уже подготовлен в деталях или предлагалось это продумать вам?

– Предлагалось продумать мне с участием Михельса.

– Значит, резидентом стал Зингер?

– Нет, после удачной акции он намерен вернуться в абверовский центр на Западном фронте.

– Вы подписывали какой‑либо документ как агент абвера?

– Нет.

– Ну а теперь адреса, явки, квартиры. Что помните. На этом пока и закончим.

– Снегиря, который меня из тюремной больницы вывез и у себя поселил, я вам не выдам. Его дела с Михельсом – только мой побег. А немцев ищите в пустующих квартирах на Таганке. Поближе к бывшей шашлычной. Где‑то там скверик есть, на котором они околачиваются. А со мной, что ж? Зовите конвойных. Оревуар, как прощались когда‑то в хороших барских квартирах.