На берегу Галилейского моря

Зной целодневный угас; промелькнул бледно‑матовый вечер,

И на страну каменистую, всю раскаленную зноем,

Ночь опускает покров освежающий, светлый, широкий…

Тихо; на яркое небо, как будто на доброго друга,

Смотрит задумчиво око страны – Галилейское море.

Дружно его обступили высокие старые горы,

Словно бы вместе с ним думают крепкую, долгую думу,

Вместе сличают судьбу настоящую с прежнею долей.

Словно тоскуя о днях благодатных, навеки минувших,

К небу безмолвно они поднимают вершины,

Будто желают проникнуть, куда же незримо сокрылся

Тот, Кто любил их когда‑то, на них восходил помолиться!..

Тягостно жить лишь прошедшим, но горы угрюмо‑безмолвны;

Только лишь на море стонут чуть слышно и мечутся волны:

Пусты лежат берега их прекрасные, пусты, печальны;

Все города их – в развалинах жалких, заросших, забытых.

Нет и следов, что здесь жил, и учил, и спасал человека

Кроткий, сладчайший Учитель, неслыханный миром от века!

Больше, чем где‑либо, здесь утешал Он страдальца земного

Всей благодатию слова и всею любовью сердца.

Тихо растроганный, я погружаюсь в минувшее время;

Здесь и доныне как будто бы веет незримо былое:

Много видений святых, умиляющих сердце, проходит,

Ярче ж всего мне рисуется утро из дней Воскресенья.

Свет едва брезжится: прячутся звезды; восток уж алеет;

Вдруг, по‑над берегом, Он восиял, и с любовью нежной

Смотрит на озеро; там его братия в горе житейском:

Целую ночь они семеро заняты рыбною ловлей;

Целую ночь они всюду искали удобного места;

Ночь уж проходит, а лов безуспешен: ловцы приуныли.

Тяжко уставшие к утру, споря со сном предрассветным,

Не узнают Его с лодки и думают – путник случайный…

«Дети! – зовет их Любовь сама. – Есть ли у вас с собой пища?»

Нет! – отвечают, усталые, с грустью, заметною слуху.

Снова к ним голос: «Закиньте по правую сторону сети!»

Звуки таинственно дышут на них ободряющей силой:

Сети закинуты вправо – и вдруг наполняются рыбой!

Трудно тянуть, оживилися руки, не дремлет и сердце:

«Это Господь!» – прошептал Иоанн, смотря зоркой любовью;

Пламенный Петр его слышит – и быстро бросается в море.

Что ему воды глубокие! он не боится их ныне:

Видя вдали пред собою Иисуса, он все забывает –

Труд целой ночи, и холод, и ловлю, и братью – выходит,

Молча глядит он на Господа, ждет Его первого слова…

Вот приплывают другие; все смотрят на береги, видят –

Там пламенеет огонь и готова уж рыба и хлебы:

То, в подкрепление сил, изнуренных работой ночною,

Сам Он таинственно им приготовил! И, чудо увидя,

Все узнают Его, молча приветствуют взором и сердцем.

Дружно готовится трапеза; быстро считается ловля;

Сам он зовет их к обеду, он хлеб раздает им и рыбу,

Сам Он, Возлюбленный, наземь садится, обедает с ними.

Ах, покажитесь дрожащему сердцу яснее, яснее,

Светлая трапеза, радостный берег, святейшие лица!

Хоть на минуту б увидеть те лица, послушать их речи,

Воздуху каплю вдохнуть бы, где дышит любовь всесвятая!

Там она светит и греет им ярче и радостней солнца,

Дышит в сердцах их, сияет в глазах, раздается в беседе;

Трижды о ней лишь одной говорит Само Божие Слово:

«Симон Ионин!.. любишь ли ты Меня более их?..»

Ах, это слово порой и в мою проторгается душу!

Ныне ж с большею силой зовет, чем когда – либо прежде;

Словно стучит оно в грешное сердце мне: «любишь ли ты Меня?..»

Страшно мне!.. Светлое слово меня в содроганье приводит:

Что я скажу, что отвечу у сердца стоящему Слову?!.

Разве лишь брошусь во прах и всю душу, рыдая, раскрою:

«Господи! я лишь слыхал о Тебе, но Тебя я не знаю;

Многое в мире люблю, а Тебя я любить не умею:

О, появись, позови и любить научи меня, Господи!..»

Май 1873