• I ' - .\i.:-.-;l.. ■ •. ' i'. re>K4;'S;,'»,,' ;..;. 6 page

Сначала по вторникам Бэндлер проводил занятия по гештальттера-пии для студенческих групп и местных жителей. Он моделировал себя по образу и подобию создателя гештальттерапии, немецкого психиат­ра Фрица Перлза. Он так далеко зашел в подражании ему, что даже отпустил бороду, стал заядлым курильщиком и начал говорить по-анг­лийски с немецким акцентом. Также по вторникам Гриндер проводил занятия с другой группой, используя вербальные и невербальные мо­дели доктора Перлза, подсмотренные и подслушанные им у Ричарда. Постепенно они начинали опускать поведенческие элементы, которые, по их мнению, были несущественными (немецкое произношение, ку­рение), пока не дошли до основной сути техник Перлза, — того, что отличало его от других, менее эффективных терапевтов. Они открыли метод Копирования Человеческого Совершенства».

(Источник: Миссия НЛП: новейшие американские психотехноло­гии. М.: Институт Общегуманитарных Исследований, 2000. С. 41-42.)

В соответствии с одним из принципов НЛП, согласно которо­му «если один человек может что-то сделать, каждый может этому

Раздел II. Индивидуальный имидж

•"—;•-•'**-,- i (И /.,',,. I Ь > ' ¹'

научиться», Ричард Бэндлер копировал поведение Ф. Перлза, со­здав себе тем самым наведенный имидж. Впоследствии он пере­стал нуждаться в точном копировании несущественных элементов имиджа известного психотерапевта. В связи с этим мы можем выд­винуть гипотезу о том, что использование наведенного имиджа является необходимым промежуточным этапом на пути создания собственного имиджа, ориентированного на самоощущение.

В следующих параграфах мы рассмотрим некоторые, наиболее важные аспекты создания имиджа. При этом в параграфе, посвя­щенном имиджу, ориентированному на самоощущение, основное внимание будет уделено тем сторонам создания имиджа, которые могут изучаться в контексте теории научения, а имидж, ориенти­рованный на восприятие, мы рассмотрим с точки зрения соци­ального влияния.

Вопросы к параграфу

1. Что такое индивидуальный имидж?

2. Какие два типа мотивации лежат в основе деятельности субъекта по созданию своего имиджа?

3. Что такое имидж, ориентированный на самоощущение?

4. Что такое имидж, ориентированный на восприятие?

5. Каковы критерии хорошего индивидуального имиджа?

6. Какие функции выполняет индивидуальный имидж?

7. Верно ли, что в некоторых состояниях имидж может отсутство­вать? Обоснуйте ответ.

8. Может ли быть у одного человека несколько имиджей?

§ 2. Имидж, ориентированный на самоощущение

Как вытекает из сказанного выше, создание имиджа, ориентиро­ванного на самоощущение, направлено на изменение Я-концепции индивида в направлении ее приближения к идеальному Я а тем самым к повышению самооценки и улучшению самоощущения индивида.

Если, как говорилось, Я-концепция должна отражать то, чем индивид является на самом деле (по крайней мере так предполага­ет сам индивид), то можно сказать, что описанным путем создает­ся ложная Я-концепция. В действительности это не совсем так.

Дело в том, что, как признают психологи, установки и пове­дение подвержены изменениям, причем изменение одного из них неизбежно ведет к изменениям другого: установки влияют на по­ведение, а поведение на установки.

В известном эксперименте, осуществленном в 1971 г. Филип­пом Зимбардо, студентам психологического факультета предло­жили «отсидеть» в импровизированной тюрьме. Путем жеребьевки Ф. Зимбардо разделил участников эксперимента на охранников и заключенных, раздал им, согласно их ролям, униформу и необхо­димые реквизиты (дубинки, наручники, свистки и т.д.), сообщил правила поведения.

Спустя короткое время (1—2 дня) после того, как участники эксперимента «вжились» в свои роли, они стали пленниками си­туации. «Охранники» начали унижать «заключенных» и издеваться над ними, некоторые из них придумали жестокие и оскорбитель­ные правила. Заключенные взбунтовались, а после «подавления» возмущения впали в апатию. Так возникло, как писал Зимбардо, «все растущее несоответствие между реальностью и иллюзией, между выполнением роли и самоидентичностью <...>. Эта тюрьма, которую мы создали, стала поглощать нас как созданий своей соб­ственной реальности» [29, 141]. Увидев опасность социальной па-

Раздел И. Индивидуальный имидж

тологии, Зимбардо был вынужден прекратить эксперимент через шесть дней, несмотря на то, что он был рассчитан на две недели. Влияние поведения на установки часто испытывают на себе актеры, играющие роли в театре и кино. «Осознанная игра может исчезнуть, как только роль захватит актера и он начнет испыты­вать истинные эмоции» [29, 141], происходит то, что называется «вживанием в роль». «Представьте себе, что вы выполняете роль раба, — пишет Д. Майерс, — и не в течение каких-нибудь шести дней, а целые недели». Если учесть, что считанные дни изменили поведение заключенных в «тюрьме» Зимбардо, представьте, какой разрушительный эффект оказывают многие недели раболепного поведения. Причем «господин» может трансформироваться силь­нее, потому что его роль предпочтительнее [49, 166]. Д. Майерс приводит рассказ бывшего раба Фредерика Дугласа о том, как происходило перерождение его хозяйки по мере того, как она вживалась в свою роль:

«Моя новая госпожа действительно была именно такой, какой она мне показалась при первой встрече, — женщиной с добрейшим серд­цем и нежнейшими чувствами. До меня у нее не было ни одного раба, а до замужества она вынуждена была зарабатывать себе на жизнь своим трудом. По профессии она была ткачихой, и постоянное занятие делом в значительной степени предохраняло ее от пагубного и развра­щающего влияния рабовладения. Я был просто потрясен ее добротой. Я едва представлял, как вести себя по отношению к ней. Она совер­шенно не походила ни на одну из тех белых женщин, с которыми мне раньше приходилось сталкиваться. Я не мог к ней подойти так, как к другим белым дамам. Мой прежний опыт был совершенно неумес­тен. Холуйское пресмыкание, обычно с таким удовольствием воспри­нимаемое другими качество раба, не подходило по отношению к ней. Этим добиться ее благосклонности было невозможно. Напротив, оно, казалось, выводило ее из состояния душевного равновесия. Она не считала дерзким или оскорбительным, если раб смотрел ей прямо в лицо. Даже самому подлому рабу позволялось вести себя непринуж­денно, и каждый после встречи с ней чувствовал себя лучше. С ее лица не сходила небесная улыбка, а голос звучал как спокойная музыка. Но увы! Недолго ее доброе сердце оставалось таковым. Губительный яд безответственной власти вскоре начал свою разрушительную работу. Веселые глаза стали наливаться кровью от ярости; голос, мелодичный чудесный голос, сменился резкими, ужасным звуками, а ангельское личико превратилось в лицо демона» [49, 166].

Так роль, через поведение, оказывает влияние на установки. Установки же, «в числе прочих факторов, определяют наше са-

§ 2. Имидж, ориентированный на самоощущение

мовосприятие» [29, 58] и, таким образом, оказывают влияние на

Я-концепцию.

Описанный механизм можно определить как механизм «вжи­вания» в имидж.

При этом происхождение роли может быть различным. В обоих приведенных примерах оно оказалось чисто внешним, предзадан-ным обстоятельствами. Но роль может стать выбором самого чело­века, связанным именно с задачей строительства имиджа.

В предыдущем параграфе был упомянут один широко распрос­траненный путь формирования имиджа, который состоит в том, что один индивид копирует в своем поведении другого индивида. Имидж, создаваемый таким путем, мы назвали наведенным имид­жем. Создание наведенных имиджей особенно распространено в детстве и подростковом возрасте. Дети, как правило, копируют своих родителей, подростки — какой-нибудь эталонный образец, признанный референтной группой.

В теории научения указанное явление описывается как викар­ное научение — научение посредством наблюдения за определен­ными моделями поведения, их последствиями имитацией проде­монстрированного поведения [29, 61]. Викарное научение служит простейшим механизмом принятия наведенного имиджа. Рассмот­рим подробнее процесс создания индивидуального имиджа путем викарного научения.

Социально-когнитивная теория связывает викарное обучение с процессом моделирования, выполняющим информативную функ­цию [108]. Во время показа образца наблюдатели (обучаемые) при­обретают в основном символические образы моделируемой деятельности, которая служит прототипом для соответствующего и несоответствующего поведения. Обязательным условием обуче­ния через наблюдение является выделение характерных черт пове­дения модели и правильное понимание их. Иными словами, чело­веку недостаточно просто видеть модель и то, что она делает, он должен тщательно выбрать, на что следует обратить внимание, чтобы извлечь релевантную информацию для использования в имитации. Следовательно, на то, что выборочно постигается в модели, к которой человек обращается, и на то, что приобретает­ся в результате наблюдения, влияют процессы внимания. Как за­мечают Л. А. Хьелл и Д. Дж Зиглер, «любой профессор может под­твердить, что присутствие студента в классе ни в коей мере не гарантирует, что студент усваивает учебный материал. Весенняя

9 - 6675

Раздел II. Индивидуальный имидж

лихорадка, жуткий холод, духота в помещении, вечеринка нака­нуне, мечты и несметное число других факторов могут быть при­чиной того, что студент потерял ход мыслей (или даже не нахо­дил его), тем самым искажая процесс научения» [89, 382].

Сущность научения через наблюдение составляет моделирова­ние. Как показывает Альфред Бандура, среди детерминант внима­ния, влияющих на моделирование, наиболее важными являются ассоциативные модели. Люди, с которыми мы регулярно общаем­ся, определяют типы поведения, которое можно наблюдать и, сле­довательно, изучить наиболее полно [108]. Функциональная цен­ность, соответствующая поведению, представленному различны­ми моделями (т.е. получило поведение данной модели поощрение или наказание), оказывает существенное влияние на выбор тех моделей, которым человек будет подражать, и тех, которые он будет игнорировать. Внимание к модели регулируется также ее личной привлекательностью. Чаще всего люди используют моде­ли, олицетворяющие харизматические качества, тех же, кто де­монстрирует неприятные качества, обычно не замечают или от­вергают. Не случайно рекламодатели, предлагающие товар, начи­ная от обуви и кончая предметами женской гигиены, используют в своей рекламе телевизионных ведущих, спортивных звезд. Моде­ли, представленные высококомпетентными людьми, признанны­ми специалистами, знаменитостями или суперзвездами, вероят­но, привлекают большее внимание, чем модели, лишенные этих качеств. Другие переменные, которые особенно важны на этой ста­дии, — это собственные способности и мотивы наблюдателя. На­пример, если наблюдатель-мужчина обращает внимание на физи­ческую привлекательность модели-женщины, он будет особенно пристально наблюдать за тем, что она делает. По существу, любой набор характеристик, который превращает наблюдение за моделью в течение длительного времени в поощрение, увеличивает вероят­ность проявления внимания к модели и, следовательно, вероят­ность моделирования [89, 383].

Второй набор процессов, вовлеченных в научение через на­блюдение, касается запоминания модели, т.е. долговременной репрезентации в памяти того, что наблюдалось когда-то. Наблюде­ние за поведением модели не будет эффективным, если человек не запомнит ее. Действительно, не имея возможности вспомнить, что делала модель, наблюдатель едва ли продемонстрирует стой­кое изменение поведения.

§ 2. Имидж, ориентированный на самоощущение

А. Бандура предлагает две основные внутренние репрезента­тивные системы, с помощью которых поведение модели сохраня­ется в памяти и превращается потом в действие. Первая модель — это образное кодирование. По мере того как человек наблюдает модельные стимулы, в процессе сенсорного научения возникают относительно стойкие и легко воспроизводимые образы того, что

| было увидено. Мысленные образы формируются так, что любая ссылка на события, наблюдаемые ранее, сразу вызывает живой образ или картину физических стимулов. Бандура предполагает, что это повседневный феномен, и объясняет им способность че­ловека «видеть» образ друга, с которым он обедал на прошлой неделе, или образ деятельности (езда на велосипеде, игра в гольф, плавание под парусом), которой он был занят прошлым летом. Следует отметить, что визуальные образы играют решающую роль в научении через наблюдение особенно на ранних стадиях разви­тия, когда отсутствуют лингвистические навыки, а также в науче-

j нии паттернам поведения, которые не поддаются вербальному кодированию.

Вторая репрезентативная система заключается в вербальном ко­дировании ранее наблюдаемых событий. Наблюдая модель, человек может повторять про себя, что она делает. Эти невокализованные речевые описания (коды) позже могут внутренне повторяться без

I открытого выстраивания поведения; например, человек может мыс­ленно «проговорить», что надо сделать, чтобы улучшить сложные моторные навыки (например, спуск с горы на лыжах). Фактически человек молча повторяет последовательность выполнения модели­руемой деятельности. Такие вербальные коды в значительной степе­ни способствуют научению через наблюдение, потому что они несут большую информацию, накопленную ранее.

Третий компонент научения через наблюдение — это перевод информации, символически закодированной в памяти, в соот­ветствующие действия, т.е. моторно-репродуктивные процессы. Не­смотря на то что человек тщательно формирует и сохраняет мыс­ленные образы поведения модели и повторяет в уме это поведе­ние множество раз, может оказаться, что он все-таки будет не в состоянии выстроить поведение правильно. Это особенно касает­ся сложных действий, которые требуют мастерства для их точного выполнения.

Необходимо отметить, что наблюдение используется не толь­ко в качестве способа научения при создании наведенного имид­жа, но, что гораздо важнее, уже при выборе моделей для подра-

9*

Раздел И. Индивидуальный имидж

жания. Это положение подтверждают исследования влияния теле­визионного насилия на социальное поведение детей. Начиная с лабораторных исследований, предпринятых А. Бандурой и его коллегами в 60-х годах, было собрано значительное количество данных о влиянии телевизионного насилия на социальное поведе­ние. Эти труды показывают, что длительная экспозиция насилия по телевидению может приводить к: 1) увеличению агрессивности поведения; 2) уменьшению факторов, сдерживающих агрессию; 3) притуплению чувствительности к агрессии; 4) формированию образа социальной реальности, на котором основываются многие из таких действий.

В 60-х годах Альберт Бандура провел серию классических экс­периментов, предметом которых было викарное научение агрес­сивному поведению [110]. В типичной ситуации на глазах экспери­ментальной группы младших школьников подсадной участник экс­перимента колотил надувную куклу размером с настоящего ребенка. Экспериментаторы в одних случаях хвалили «агрессора» и угощали конфетами и лимонадом, в других — ругали и шлепали, в треть­их — за избиение куклы не следовали ни награда, ни наказание. В некоторых модификациях «подсадной» мирно играл с куклой. В контрольной группе примеров для подражания не было.

В результате этих наблюдений, когда детям предлагали само­стоятельно поиграть с куклой и другими игрушками, те из них, кто был свидетелем насилия, вели себя по отношению к кукле бо­лее агрессивно, чем другие. Самыми агрессивными оказались те дети, на глазах которых «агрессор» остался безнаказанным. Примечатель­но, что дети проявили склонность к подражанию агрессивному по­ведению даже в тех случаях, когда за проявлением жестокости не следовало никакого подкрепления. Из этого был сделан вывод, ко­торый впоследствии подтвердился и другими экспериментами, что наблюдательное поведение не требует поощрения наблюдаемой модели. Достаточно, чтобы наблюдатели обратили внимание на действие, запомнили его и были способны повторить.

В этот же период и позднее несколько ученых провели полевые исследования по измерению влияния демонстрации насилия в раз­личные периоды времени вне лабораторных условий. Среди этих лонгитюдных статистических исследований наиболее достойна внимания работа Л. Ирона и его коллег [134]. В 1960 г. они провели обследование среди школьников третьего года обучения (875 маль­чиков и девочек) в полуаграрном городке северной части штата Нью-Йорк. Они изучили некоторые поведенческие и личностные

— § 2. Имидж, ориентированный на самоощущение

характеристики этих детей, а также собрали данные об их родите­лях и домашнем окружении. Основным открытием этого началь­ного исследования было то, что восьмилетние дети, предпочита­ющие телевизионные программы, показывающие насилие, числи­лись среди наиболее агрессивных в школе. Через десять лет ученые провели повторное обследование 427 из этих детей, чтобы изучить связь между количеством и содержанием телевизионных программ, которые они смотрели в возрасте восьми лет, и тем, насколько аг­рессивны они были теперь. Исследователи обнаружили, что частое наблюдение насилия в восьмилетнем возрасте в какой-то степени предсказало агрессивность в возрасте 18 лет. Дети, отнесенные к аг­рессивным своими восьмилетними сверстниками, оценивались как агрессивные и подростками, знавшими их в 18-летнем возрасте, т.е. наблюдалась стабильность в агрессивном поведении на протяжении 10 лет. Более того, дети, считавшиеся агрессивными в восьмилетнем возрасте, в три раза чаще привлекали внимание полиции в тече­ние последующих 10 лет, чем те, кто был неагрессивен.

Можно предположить, что именно копирование образца из­начально служило главным механизмом создания имиджа в антро­погенезе. Это было связано с групповой деятельностью в условиях высокой степени риска и ограниченным временем, отведенным на решение задачи, например на охоте, что способствовало выра­ботке поведенческих схем, ориентированных в первую очередь на быстроту решения. В наибольшей степени этому требованию отве­чало копирование типового поведения других членов группы, в первую очередь лидера.

Механизм подражания лежит в основе тотемизма. Как отмечал 3. Фрейд, «тотем должен представлять верное убежище для души, куда она прячется, чтобы избежать опасности» [86]. В первобыт­ном обществе это понималось буквально, с точки зрения вселе­ния душ в иные тела. В современном обществе отождествление с образцом, по-видимому, также выполняет функцию защитного механизма. Как всякий защитный механизм, оно может тормозить активное личностное развитие, не случайно глава в работе Фрей­да названа «Инфантильное возвращение тотема», но зато помога­ет индивиду «скрыться», избежать непереносимого внешнего дав­ления общества, противопоставив ему свой идеальный образ, что служит гарантией принятия своего Я и непременным условием самоуважения.

В целом, учитывая, что, как уже отмечалось в § 5, повышение самооценки, подкрепляющее предрасположение в пользу своего Я,

Раздел II. Индивидуальный имидж

способствует избеганию депрессивных состояний, можно сказать, что одной из главных функций индивидуального имиджа, ориен­тированного на самоощущение, является функция психической за­щиты. Она связана с тем, что имидж помогает человеку скрыть от других свои недостатки, внушить им желаемое представление о себе, а затем, получив от них подтверждение желаемого образа, присвоить его и тем самым снизить неприятные ощущения, по­рождаемые осознанием этих недостатков.

Кроме того, как указывает один из исследователей индивиду­ального имиджа И. А. Федоров, индивидуальный имидж выполня­ет и другие функции:

♦ функцию социального тренинга: создавая имидж, человек со­знательно или стихийно корректирует собственные прояв­ления, приспосабливая их к выполнению групповых ролей;

♦ иллюзорно-компенсаторную функцию. Она проявляется в том, что «имиджи позволяют как бы "поиграть в несбывшееся", компенсировать стереотипность обычной жизни, сохраняя тем самым личность, но не нарушая поведенческой рамки групповых ролей» [83]. Степень эксцентричности имиджа определяется конкретной ситуацией, она тем выше, чем меньше возможность верификации имиджа. Классическим примером создания фантастического имиджа, ничего об­щего не имеющего с действительностью, может служить сюжет гоголевского «Ревизора»;

♦ функцию социально-символического опознавания: посредством имиджа индивид демонстрирует членам группы свою го­товность к социальным интеракциям и выполнению соот­ветствующих ролей, со своей стороны, другие члены груп­пы благодаря имиджу опознают в индивиде потенциально­го партнера.

Исходя из данных определений, как считает И. А. Федоров, можно заключить, что возможны состояния, характеризующиеся отсутствием имиджа. К таким состояниям И. А. Федоров относит некоторые психические заболевания, несоциализированные состо­яния, такие как сон, интуитивные акты, страсти, а также про­граммированное поведение (в состоянии гипноза, внушения либо внушенное через масс-медиа массовидное поведение). Разумеется, поскольку имидж создается в процессе социального взаимодей­ствия, субъект, неспособный к социальному взаимодействию, не способен и к деятельности, направленной на создание имиджа.

§ 2. Имидж, ориентированный на самоощущение

Однако это не означает, что имидж отсутствует, например, у спя­щего человека или человека, находящегося в состоянии гипноза. Как было показано, имидж представляет собой символическую структуру, которая, будучи созданной, не может прекратить су­ществование с засыпанием субъекта-прообраза, подобно тому как портрет человека не прекращает своего существования в момент отсутствия и даже смерти модели. Например, имидж политичес­кого деятеля, воплощенный в журнальных и газетных публикаци­ях, радио- и телепередачах, книгах, фотоснимках и т.д., суще­ствующий в сознании многих людей, не может перестать суще­ствовать, когда данный политический деятель спит.

Что касается психически больных людей, то их способность к созданию своего имиджа ограничивается настолько, насколько ог­раничивается в связи с заболеванием способность участвовать в со­циальном взаимодействии. Так, психиатры отмечают в качестве од­ного из проявлений депрессии «утрату социальной роли» [88, 2Щ. Д. Хелл отмечает, что депрессивные больные «чаще, чем здоро­вые люди, чувствуют направленные на них взгляды. Глаза других, как им кажется, рассматривают их тем более внимательно и испытующе, чем подавленнее и беспомощнее они себя чувствуют. Если депрессив­ный больной чувствует на себе взгляд постороннего, который как буд­то пригвоздил его к месту, то приходит к выводу, что не только он сам критикует себя, но и подвергается критике со стороны других. Он сильнее чувствует свою отрицательную самооценку, когда она объек­тивно подтверждается другими. <...> Для некоторых больных, стра­дающих тяжелой депрессией, это чувство отчуждения является настолько угрожающим, что они пытаются с целью защиты изолироваться от окружающих». <...> 35-летняя пациентка Дж. «живет в невероятном одиночестве <...>. Дома, в своей трехкомнатной квартире, она опа­сается любого визита, зорко следит за тем, чтобы ни с кем не встре­титься в подъезде. Она вздрагивает при каждом телефонном звонке. Она старается свести до минимума все необходимые действия. Воз­можность того, что кто-то заговорит с ней, внушает страх. <...> В го­родском транспорте она чувствует, что люди разглядывают ее: "Я не могу свободно двигаться. Хуже всего то, что я не знаю, чего же от меня хотят люди, в поле зрения которых я нахожусь. Часто я бываю вынуждена выйти из автобуса на ближайшей остановке". Пациентка неоднократно отказывалась от поездки на транспорте и преодолевала пешком значительное расстояние от дома до места работы, чтобы никого не встретить, и с этой целью могла сделать большой крюк».

Подобные трудности, в такой же или несколько менее тяжелой форме, испытывает большинство депрессивных больных. С другой сто­роны, люди, которым приходится общаться с депрессивными больны-

Раздел II. Индивидуальный имидж

§ 2. Имидж, ориентированный на самоощущение

ми, тоже испытывают дискомфорт. Д. Хелл пишет, что «у большин­ства собеседников депрессивных лиц тем или иным образом выража­ется неуверенность. Многие чувствуют, что "не могут достучаться", что им чего-то на хватает, что они "не доходят" до депрессивного собеседника. Многие друзья и родственники депрессивного больного хотели бы "встряхнуть" его, "пробудить от спячки". <...> Такие же фазы неуверенности в себе характерны для повседневной практики психотерапевтов (лечащих врачей), которые близко соприкасаются с депрессивными пациентами. Это чувство пустоты я не раз пережил сам во время продолжительных сеансов психотерапии, которые про­водил с депрессивными больными. В отдельные моменты я чувствовал, что мой интерес к пациенту угасал. Я ловил себя на том, что не знаю, о чем говорил больному минуту назад. В других случаях я ощущал, как меня охватывает беспокойство, которое сопровождалось чувством бессмысленности того, что я делаю».

(Источник: Хелл Д. Ландшафт депрессии. М.: Алетейа, 1999. С. 55-62.)

Что касается больных шизофренией, то у них процесс созда­ния имиджей затруднен вследствие искаженного восприятия дей­ствительности в психотическом состоянии. Как отмечают Д. Хелл и М. Фишер-Фельтен, «переживания больными жизненных реаль­ностей во время болезни настолько видоизменены, что не идут ни в какое сравнение с нашими повседневными "нормальными" пе­реживаниями. Они "перевернуты" и "повернуты". Больной шизо­френией выходит за пределы считающегося здоровым восприятия и общепонятного языка, он вступает не в осознанную "жизнь грез", а в неведомую, чуждую сферу, которую познает более или менее сознательно». Это состояние одна больная описала так:

«Здоровый человек может представить себе легкое изменение сознания, сравнивая его, к примеру, с психическим отсутствием. Это состояние испытывал каждый, кто недосыпал, переутомлялся, с голо­вой погружался в какую-то работу или сильно влюблялся. Если в такую минуту кто-то обращается к нему с банальным вопросом, то наступа­ет "короткое замыкание". После затянувшейся паузы вы отвечаете невпопад или даже просите повторить вопрос, так как обращение про­сто не дошло до вас. Во время шизофренного состояния постоянно пребываешь в состоянии подобного "короткого замыкания", психичес­кого отсутствия».

При этом больные шизофренией почти всегда болезненно воспри­нимают столкновение воспринимаемой ими действительности с дей­ствительностью в восприятии других. «Они страдают от непонимания близких, чувствуют себя отстраненными, уязвленными, отвергнутыми.

Вследствие "иных" переживаний близкие им люди становятся чужими. Некоторые больные ощущают себя как бы находящимися за стеклян­ной стеной, видимыми, но недосягаемыми. Часто на их настроении отражаются чувства "неслыханной исключительности" и одиночества, а также непонимание близкими или навязывание ими разных мер. Мно­гие чувствуют себя "поставленными под сомнение", испытывают лич­ную угрозу». Даже после излечения или в состоянии ремиссии боль­ные шизофренией еще долго продолжают испытывать трудности в общении. «Даже готовые к диалогу больные шизофренией чувствуют себя после излечения в своего рода вакууме, который поддерживает в них чувство неуверенности».

(Источник: Хелл Д., Фишер-Фельтен М. Шизофрении: Основы понимания и помощь в ориентировке. М.: Алетейа, 1998. С. 37-42.)

Противоположным состоянием, которое также характеризует­ся если не полным отсутствием имиджа, то по крайней мере су­щественным ослаблением активности по его созданию, является то, что А. Маслоу называл вершинными переживаниями (peak experience), а также состоянием самоактуализации. Вершинным переживанием называется состояние сильного возбуждения или, напротив, умиротворения. Такое состояние часто сопровождается ощущением силы и уверенности, чувством, что нет ничего тако­го, «чего нельзя выполнить или кем стать».