Влияние ценностей на процесс социального познания

Другой важнейший компонент социального контекста соци­ального познания — социальные ценности.

В социологии, в част­ности, предлагается понимать ценности как «общепринятые убеж­дения относительно целей, к которым человек должен стремить­ся» [87а, р. 50]; в других работах высказан ряд идей, непосредственно относящихся и к системе социально-психологического знания. Так, В. А. Ядов и А. Г. Здравомыслов метафорически называют ценности «осью сознания», полагая, что вокруг этой оси организуется вос­приятие человеком мира. Такой контекст рассмотрения проблемы ценностей достаточно приближен к психологическому подходу.

В психологии ценности рассматриваются как абстрактные цели, которые нужны человеку для того, чтобы иметь некоторую «точку отсчета» для конкретного оценивания тех или иных событий. Цен­ности выступают как регуляторы социального поведения личнос­ти и группы. Однако они не действуют непосредственно: ценнос­ти реализуются в системе ценностных ориентации человека как важнейшего элемента общей структуры диспозиций личности.

Таким образом, в психологической традиции при анализе цен­ностей высвечивается их значение для личности, прежде всего в качестве регулятора поведения и деятельности, основы для моти­вации. Это, впрочем, не означает сведения всей проблематики ценностей только к ее психологическому аспекту. Социальная при­рода ценностей очевидна, и поэтому в контексте социального по­знания ценности справедливо рассматриваются как один из эле­ментов «социальной составляющей» этого процесса.

Некоторая неоднозначность в трактовке ценностей в психоло­гии приводила к попыткам упорядочить эту проблематику. Самую существенную попытку предприняли Н. Рокич и С. Шварц [150]. Ими предложена теория универсального содержания и структуры ценностей, где ценности трактуются как представления людей о целях, которые служат руководящими принципами в жизни. Та­кой постановкой вопроса ценности неизбежно связываются с про­блемами социального познания: они есть некоторые представле­ния, т.е. категории, при помощи которых человек обозначает те или иные явления мира.

Сами по себе ценности разделяются на два класса: терминаль­ные, представляющие собой критерии выбора цели и способов ее достижения, и инструментальные— критерии, стандарты оценки модуса поведения. Таким образом, для Шварца ценности -- не свойства, присущие объекту, а именно критерии, по которым че­ловек действует, оценивает свои действия и строит свое отноше­ние к миру [150]. Ценности включают пять необходимых черт: а) они всегда есть представления или верования; б) знания о состо­яниях, которых желательно достичь; в) следы специфических си­туаций; г) содержат возможность селекции каких-то событий в жизни человека или в эволюции его поведения; д) имеют некото­рую степень важности [там же]. Выделение этих характерных черт ценностей весьма продуктивно для понимания их роли в социаль­ном познании: во-первых, потому что сами ценности трактованы как когнитивные элементы («знания», «представления»...), а во-вторых, потому что обозначен механизм их воздействия на сам процесс познания («возможность селекции каких-то событий»...).

Впоследствии проблема ценностей была и более определенно включена в контекст социального познания. А. Тэшфелу принадле­жит идея рассмотрения ценностей как одного из детерминант это­го процесса [154]. Индивид осознает мир через призму ценностей; социальный мир, естественно, рассматривается через призму со­циальных ценностей. Они могут быть разного уровня: глобальные -добро, красота, свобода и пр. и приближенные к обыденной жиз­ни — хорошая семья, благополучие, дети и т.п. Для каждого кон­кретного человека существует проблема соотнесения ценностей общества, культуры с его собственными ценностями.

МакГвайром предложено понятие «ценностное поле» личнос­ти, которым обозначается тот репертуар ценностей, который зна­чим для каждого человека

Вплетение ценностей в процесс познания социально­го мира существует на всем протяжении социализации человека, однако при некоторых условиях роль ценностей в этом процессе становится особенно значимой. Это проявляется тогда, когда сами ценности претерпевают изменения. Пока они неизменны, новая информация отбирается и интерпретируется так, чтобы «подтвер­дить» и «поддержать» структуру ценностно-нагруженных катего­рий: новая информация здесь не используется для того, чтобы что-то «исправить» в старых представлениях. Мы попросту от нее отка­зываемся, чтобы не допускать противоречий в наших суждениях.

При этом возникают два типа ошибок: «сверхвключение» и «сверхисключение». Их свойство заключается в том, что при «сверх-мключении» в категорию включаются объекты, которые на самом деле к ней не относятся. Логика здесь в том, чтобы в негативно-нагруженную категорию обязательно включить всех, кто, на наш взгляд, обладает отрицательными в терминах ценностей качества­ми. Тенденция здесь в том, чтобы как-нибудь не пропустить ни одного «плохого» представи­теля при категоризации.

Феномен «сверхвключения» был продемонстрирован в извест­ном эксперименте А. Тэшфела. В одном из классов американской школы все ученики были протестированы на выявление у них ан­тисемитской установки. Далее они были разделены на две группы: «антисемиты» и «не-антисемиты». И той и другой группе было предъявлено несколько фотографий людей с более или менее вы­раженными внешними национальными свойствами. Нужно было определить, кто из сфотографированных относится к евреям, а кто нет. В группе «антисемитов» почти всех продемонстрированных на фотографиях зачислили в «евреи», в другой группе это количе­ство зачисленных было много меньше. Для антисемитов категория «евреи» отрицательно нагружена, и они озабочены, как бы не про­пустить кого-либо, похожего на еврея, при категоризации. Т.е. в категорию включены объекты, на самом деле к ней не принадле­жащие.

Феномен «сверхисключения» присутствует в тех случаях, когда воспринимающий имеет дело с позитивно-нагруженной категори­ей. Категория представляется настолько позитивно-нагруженной, что для субъекта восприятия кажется опасным включить в нее кого-нибудь «недостойного». Различные элитные группировки, будь то в политике или в искусстве, часто используют этот прием. Он встре­чается и в обыденной жизни, например в школьной практике, когда «отличник», да еще претендующий на медаль — настолько позитивная категория, что в нее порой, боясь ошибиться, не вклю­чают весьма сильных и перспективных учеников. Смысл механиз­ма в том, чтобы в позитивно-нагруженную категорию не попал никто лишний (так, в аристократической среде оберегают «людей своего круга», в различных молодежных группировках — «своих» и т.п.). При этом отчетливо выявляется еще одна важная функция ценностей в процессе социального позна­ния, а именно их связующая роль между познанием, т.е. когнитив­ной сферой личности, и ее потребностно-мотивационной сферой.

Не вдаваясь в общую дикуссию о том, какие механизмы управ­ляют процессом принятия группового решения, остановимся лишь на одном из них, обозначаемом как «группомыслие»'¹ («group-think»). Это явление было открыто И. Джанисом на материале анализа важ­нейших политических решений, принятых президентскими Сове­тами США (о вторжении на Кубу, о войне против Северной Ко­реи, об эскалации войны во Вьетнаме) [131]. Все эти решения при последующем анализе были признаны ошибочными, несмотря на то, что принимались весьма квалифицированными лицами при тщательном групповом обсуждении. Джанис обозначил в качестве важнейшего фактора ошибочного группового решения особый феномен «group-think», который он определил как «стиль мышле­ния людей, которые полностью включены в единую группу, где стремление к единомыслию важнее, чем реалистическая оценка возможных вариантов действий».

Возникновение такого стиля мышления во многом обусловле­но воздействием на членов группы единообразной системы оце­нок, касающихся важнейших социальных проблем. Хотя Джанис называет много различных факторов, от которых зависит возник­новение «group-think» (и высокая сплоченность группы, и иллю­зия ее неуязвимости, и ее изоляция от объективной информации, и самоцензура, и авторитарный лидер, и наличие «самозванных охранителей группового духа», и пр.), несомненен факт зависи­мости всех этих обстоятельств от жесткой привязанности членов группы определенной системе ценностей. Сохранение принятых ценностей выступает, таким образом, как причина снижения ка­чества решения.

Все сказанное позволяет сделать вывод: система социальных категорий, ассоциированных с ценностями, — важный и устой­чивый фактор социального познания; эта система сохраняется пу­тем ограждения категорий от таких объектов, которые не соответ­ствуют оценкам, представленным в ценностно-нагруженных кате­гориях. Система категорий, связанных с ценностями, обеспечивает самосохранение двумя путями: или отбором информации, реле­вантной ценностям, или достижением большей ясности катего­рий, выражающих какие-либо оценки.

Теперь умест­но сделать вывод и о возможных дисфункциях категорий, когда они не помогают действиям индивида в окружающем мире, а, напро­тив, служат помехой. Явления, только что рассмотренные, можно назвать «мисидентификацией», которая происходит на основе лож­ного отнесения к категории.

Особое значение этот факт имеет в быстро изменяющемся мире. Как заметил А. Тэшфел, в этих условиях следует быстрая интер­претация, категориальные решения принимаются на основе недо­статочно сложившегося и продуманного опыта. Легко видеть, к каким далеко идущим последствиям это может привести не только индивидов, но и целые социальные группы. Противоречие заклю­чается в том, что в некоторых обстоятельствах на определенном этапе нужны действительно «быстрые решения», когда важнее ус­тановить «краткие» различия (или сходства) между объектами или явлениями, чем выяснять исключение из правил. Иногда даже не­обходимо сохранить категорию, несмотря на наличие исключений. Но все дело в том, чтобы эта сугубо первичная, «грубая настрой­ка», во-первых, не осталась единственной, а главное, чтобы она, -если речь идет о социальных явлениях, — не повредила каждому отдельному человеку.

На чисто теоретическом уровне здесь уместно вспомнить идею Дж. Брунера о том, что, возможно, следует «обучать» категориям: с одной стороны, совершенствовать используемые — добиваться их отчетливости, ясности, большего внутреннего единства, а с другой — рефлексировать лучше свой собственный опыт в его ус­пешном, а также в неуспешном применении.

В целом же очевидно, что ценности играют огромную роль как непосредственно в процессе категоризации, так и вообще в соци­альном познании. Ценности способствуют сохранению категорий, но в случае краха ценностной категории может последовать крах и самой ценности. Именно поэтому ценностно-нагруженные категории «сопротивляются» противоречивой информации и преобразу­ют ее в непротиворечивую. Крах отдельной категории может и не привести к краху ценности как таковой, но ценности в обществе находятся в системе. И если окажется разрушенной вся система ценностей, то это может означать настоящую дезорганизацию мас­сового сознания.

Главная идея заключается в том, что инди­вид не просто познает социальный мир, но познает его, действуя в нем, взаимодействуя с другими индивидами и группами, и, сле­довательно, вся система его связей и отношений с социальным миром так или иначе вторгается в процесс его познания. Уместно вспомнить при этом афоризм Гилфорда: «Не спрашивай, что внутри твоей головы, а спрашивай, внутри чего твоя голова».