Деформация системы смыслов

Рассмотрим, что может произойти, если эмоциональный контроль все-таки потеряет свою ведущую роль и на первый план выступят интересы сильного третьего уровня. Основной адаптационной задачей становится организация экспансии - выхода в неизведанное и установление господства во все новых и новых областях жизни, и все другие уровни начинают обслуживать ее выполнение.

Для первого уровня это означает не просто потерю "чувства края", а активное движение выйти "за край", для второго - не только невнимание к качеству и независимость от привычных форм жизни, но и активное стремление разрушать стандарты и стереотипы, а для четвертого - желание нарушать правила, ограничения, нормы общей жизни, жить, как "беззаконная комета в кругу рассчитанных светил". Самооценка здесь опирается не на эмоциональное качество, а на силу: важно быть самым сильным, а не хорошим, доминировать, а не жертвовать.

Деформированная смысловая иерархия тем не менее остается управляемой системой. Возможно, субъект в этом случае становится даже более удачлив в преследовании целей экспансии, чем человек с акцентуированным третьим уровнем, которого отчасти сдерживают механизмы низших уровней сознания и которому продолжает мешать, "толкать под локоть" уровень эмоционального контроля. Однако, как мы уже отмечали, упрощение системы, лишение ее внутренних противовесов, создает другую опасность.

Огромное удовольствие от переживания риска, от игры с обстоятельствами стимулирует появление бесконтрольного влечения к опасности, которое конкретизируется в формах, задаваемых разными уровнями. Это может быть стремление к впечатлениям, рискованным с точки зрения первого уровня, - тяга к переживанию опасности высоты, глубины; могут очертиться устойчивые влечения к необычным, "острым" (опасным) способам удовлетворения телесных потребностей. Четвертый уровень предоставляет огромные возможности для эпатажа, постоянного обострения отношений, опасной игры с людьми, походя разрушающей судьбы.

Этот человеческий тип вызывает в памяти толстовского Долохова, одну из обаятельнейших и страшных фигур "Войны и мира" с его тягой к риску, возможностью все потерять, проиграть и азартно начать сначала, с неизменной удачливостью игрока и бретера. Этот образ тоже ассоциируется с незрелой, инфантильной личностью, хотя скорее он связан с заостренной подростковой направленностью на утверждение себя, выявление границ своих возможностей, тонизирование рискованными впечатлениями.

Развитие отдельных очерченных влечений к опасности рождает зависимость от них, а это ставит под угрозу сохранение адекватных отношений между адаптацией и аутостимуляцией. И снова мы видим, как при нарушении этого баланса происходит распад всей смысловой системы сознания.