Глава 6. – Угадай, что я нашел? – крикнул П'теро, подталкивая своего гостя ко входу в кухонную пещеру

Телгар‑Вейр, холд Форт

– Угадай, что я нашел? – крикнул П'теро, подталкивая своего гостя ко входу в кухонную пещеру. – Тиша, он чуть не в ледышку превратился и оголодал до ужаса, – добавил молодой синий всадник, подтащив кого‑то закутанного в мех к ближайшему очагу и толкнув его к стулу. Мешки он положил на стол. – Кла, во имя любви к драконятам…

К ним бегом бросились две женщины – одна с кла, а другая с наполненной второпях миской супа. Тиша широкими шагами пересекла пещеру, желая узнать, что тут стряслось и кого и откуда притащил П'теро.

– Не должен человек в такую погоду выходить на улицу, – сказала она, подойдя к столу и хватая несчастного за руку, чтобы прощупать пульс. – Едва не замерз, бедняга.

Тиша размотала мех, в который кутался спасенный парень, и дала чашку ему в руки. Он не сразу начал пить, сначала повертел чашку в покрасневших пальцах и долго дул на напиток. Его то и дело бросало в дрожь.

– Я заметил на снегу «SOS». Ему повезло, что солнце стояло невысоко и можно было видеть тени, иначе я никогда бы не нашел его, – рассказывал П'теро, явно довольный собой. – Я подобрал его близ Битра‑холда…

– Бедняга, – промолвила Тиша.

– О, тут ты совершенно права, – с насмешливой горячностью подхватил П'теро, – и возвращаться туда он не хотел. Хотя он мне не все рассказал… – П'теро плюхнулся в кресло, и кто‑то принес ему чашку кла. – Он вырвался из лап Чокина целым и невредимым, – недобро усмехнулся П'теро, – и прожил три ночи в холде битранского лесника на половине чашки старой овсяной крупы…

Пока П'теро рассказывал, Тиша велела принести бутылки с горячей водой, нагретые одеяла и, повнимательнее посмотрев на пальцы спасенного, добавила к списку холодилку и мазь от обморожений.

– Не думаю, что они отморожены, – она отцепила его руку от чашки с кла, расправила пальцы и стала легонько пощипывать их кончики. – Нет, все в порядке.

– Спасибо, спасибо, – сказал несчастный, снова хватаясь за теплую чашку. – Я так замерз, вытаптывая на снегу сигнал о помощи!

– На улице, по такой погоде, да без рукавиц! – хлопотала Тиша.

– Когда я покинул цех Домэза и отправился в Битру. была всего лишь осень, – прохрипел он.

– Осень? – отозвалась Тиша. От удивления у нее глаза на лоб полезли. – Так сколько же ты проторчал в Битра‑холде?

– Семь недель, будь они прокляты! – с отвращением ответил спасенный, словно выплюнул эти слова. – Я‑то рассчитывал в худшем случае на неделю…

Тиша рассмеялась, колыхаясь всем своим большим телом.

– Что за черт тебя понес в Битру? Ты ведь художник? – добавила она.

– Откуда вы знаете? – с удивлением посмотрел на нее несчастный.

– У тебя до сих пор краска под ногтями… Иантайн посмотрел на свои руки, и его красное от холода лицо покраснело еще сильнее.

– Я не задержался, даже чтобы вымыться, – сказал он.

– Да уж, если припомнить, сколько Чокин дерет за такую роскошь, как мыло, – снова хохотнула она.

Вернулась женщина, неся все, за чем посылала Тиша. Пока они помогали парню согреться, он все цеплялся за кружку с кла. Потом – за миску с супом. Его спальный мех отнесли к очагу просушиться. С него сняли башмаки и проверили ноги, не обморозил ли, но тут ему тоже повезло, так что ноги просто обмазали мазью и завернули в теплые полотенца, а самого его закутали в нагретые одеяла. Той же мазью ему намазали лицо и руки, а уж потом позволили закончить трапезу.

– Теперь назови свое имя и скажи, кому нам сообщить, что мы тебя нашли? – спросила Тиша, когда беднягу оставили в покое.

– Меня зовут Иантайн, – сказал он и, чуть покривившись, гордо добавил: – Я портретист из цеха Домэза. Я заключил контракт с Чокином на изготовление миниатюрных портретов его детей…

– Первая твоя ошибка, – хохотнула Тиша. Иантайн вспыхнул.

– Вы правы. Но мне нужны были деньги.

– А ты хоть монетку получил? – лукаво блестя глазами, спросил П'теро.

– О, да! – с такой горячностью ответил Иантайн, что все расхохотались. – Но мне пришлось оставить одну восьмую марки у лесника в холде. У него самого мало что было, но он все же поделился со мной.

– Явно не за так.

Иантайн на мгновение задумался.

– Мне повезло, что я нашел убежище, в котором мог переждать буран. И он поделился со мной… – Он вздрогнул и уныло вздохнул. – Как бы то ни было, именно он предложил сделать знак на снегу, чтобы привлечь внимание всадника. Мне повезло, что меня заметили, – он благодарно кивнул П'теро.

– Да ладно, – весело отмахнулся синий всадник. – Я рад, что успел прийти на помощь. – Он перегнулся через стол к Тише. – Наутро он замерз бы насмерть.

– Ты долго ждал?

– Два дня после бурана, но ночевал я у старого Фендлера. Когда проголодаешься, так и пещерная змея сойдет, – добавил Иантайн. Когда же в последний раз он ел что‑то пристойное?

– Ах, бедняжка, – сказала Тиша и приказала немедленно принести двойную порцию жаркого, хлеба и сладкого, а еще фруктов из Исты.

Когда Иантайн закончил есть, он ощутил, что наверстал упущенное за все четыре дня. Руки и ноги покалывало, несмотря на холодилку и мазь. Когда он встал, чтобы выйти в туалет, его так шатнуло, что он вцепился в спинку кресла.

– Осторожно, парень. Набить живот – лишь половина дела, – сказала Тиша, бросившись ему на помощь куда живее, чем можно было ждать, глядя на ее тучное тело. Она знаком велела П'теро подать ему руку.

– Мне бы… – начал было Иантайн.

– А, так это в сторону спальных пещер, – сказала Тиша и завела его руку себе на плечо. Она не уступала ему ростом.

П'теро подхватил багаж, и они повели парня в туалет. А потом уложили в постель в свободной комнате Тиша еще раз осмотрела его ноги, еще раз смазала холодилкой и на цыпочках вышла прочь. Иантайн проверил, на месте ли мешки – и драгоценная плата за работу, – и глубоко заснул.

Пока он спал, о нем сообщили в цех Домэза, холд и Бенден‑Вейр, поскольку номинально Иантайн принадлежал к Бенден‑холду. Хотя обошлось без увечий, М'шалл признал, что налицо еще один факт недопустимого поведения Чокина. Ирена составила объемистый список злоупотреблений и нарушений в сделках, совершенных Чокином, – как правило, с людьми, которые никакие могли противостоять произволу лорда. В Битре не было суда, в котором можно было бы уладить разногласия, как не было и беспристрастных судей.

Крупные торговцы обходили Битру стороной, прекрасно осведомленные о множестве нечестных сделок, заключенных с тех пор, как пятнадцать лет назад Чокин принял власть в Битре. Немногочисленные мелкие торговцы, заходившие в Битру, предпочитали больше туда не возвращаться.

Поскольку Общее Собрание готовилось сместить Чокина, М'шалл разослал всадников по всем малым холдам, чтобы узнать, оповестил ли Чокин, как положено, своих холдеров о неизбежности Прохождения. Оказалось, никто ничего не знал, хотя Чокин увеличил десятину с каждого дыма. То, как он собирал эту десятину, позволяло предположить, что он просто кладет лишнее себе в карман, а не запасает для холда. Людям, живущим в отдаленных уголках, будет трудно запастись даже самым необходимым.

Словом, Чокин самым возмутительным образом постоянно манкировал своими обязанностями лорда‑холдера.

Когда Поулин прочел отчет М'шалла, он спросил, будут ли холдеры Чокина свидетельствовать против него. М'шаллу пришлось указать в отчете, что при осмотре малых холдов было обнаружено чудовищное пренебрежение исполнением гражданского долга. Чокин так запугал своих людей, что никто не посмеет его обвинять – особенно перед самым Прохождением, – поскольку у него все еще остается право вышвырнуть несогласных из их холдов.

– Они переменят мнение, как только начнется Первое Падение, – заметил К'вин Зулайе.

– Тогда будет слишком поздно готовиться.

К'вин пожал плечами.

– Это не наша забота, чему я очень рад. Хотя бы Иантайна спасли.

Зулайя криво усмехнулась.

– Бедняга. Начать профессиональную карьеру в Битре! Не лучшее место.

– Может, ему больше не на что было надеяться? – спросил К'вин.

– Только не выпускнику цеха Домэза, – едко ответила Зулайя. – Интересно, сколько понадобится времени, чтобы у него руки выздоровели?

– Думаешь о новом портрете? – с улыбкой спросил К'вин.

– Ну, ведь он потерял восьмушку из той суммы, что ему нужна, – ответила она.

К'вин посмотрел на нее, широко раскрыв глаза.

– Но ты же…

– Конечно, – сказала она с металлом в голосе. – Ему нужны собственные деньги. Я восхищаюсь человеком, который выдержал семь недель в Битре. А Иантайн – честный парень, ведь он хочет выплатить пошлину за родителей.

– Когда будешь ему позировать, надень то красное платье, в котором ты была на Рождении, – сказал К'вин. Затем поскреб подбородок. – Знаешь ли, а ведь я тоже могу попросить его написать мой портрет.

Зулайя одарила его долгим взглядом.

– Мальчику может показаться, что из Телгар‑Вейра вырваться не легче, чем из Битра‑холда.

– Но зато с куда более толстым кошельком и без всяких вычетов за проживание…

– И сколько угодно мыла, горячей воды и хорошей еды, – сказала Зулайя. – Тиша говорит, его надо подкормить. Он прямо кожа да кости.

Иантайн проснулся от пения. Сначала он не мог понять, где находится. Ведь в Битра‑холде никто никогда не пел! И еще ему было тепло. В воздухе витал аромат хорошей еды. Он сел. Руки, ноги и лицо были жесткими, но жжения уже не ощущалось. И он был голоден как волк.

Занавесь ниши отдернулась, и из‑за нее высунулась мальчишечья голова.

– Вы проснулись, художник Иантайн? – спросил парнишка.

– Да. – Иантайн огляделся. Кто‑то его раздел, а одежду унес. Рядом, на стуле, было сложено белье.

– Если вам одеться надо, я принесу, – сказал мальчик, еще глубже проникая за занавесь. – Тиша приготовила свежую. – Он сморщил свой короткий носик. – Ваша‑то больно вонючая была, так она сказала.

Иантайн хихикнул.

– Наверняка. У меня все мыло вышло еще три недели назад.

– Вы в Битре были. Они там за все деньги дерут. – Мальчишка с отвращением развел руками. – Я Леополь, – добавил он. Затем взял мягкие шлепанцы. – Тиша сказала, что пока вам лучше поносить их, а не в башмаках ходить. И сначала надо еще мазью… – Он показал на горшок, закрытый крышкой. – Кстати, обед готов. – Леополь облизнулся.

– А тебе, стало быть, придется ждать своего обеда, пока я не оденусь?

Леополь серьезно кивнул, затем усмехнулся.

– Да мне все равно. Поскольку я жду, мне больше достанется.

– А что, в этом Вейре с едой туговато? – шутливо спросил Иантайн, начиная одеваться в чистое. Странно, как много значат порой простые вещи, вроде чистого белья.

Леополь помог ему смазать ноги мазью. Они еще пока болезненно отзывались на прикосновение. Даже от мази начиналось жжение. К счастью, холодилка, или что там еще, смягчала зуд и боль.

Когда он еще раз сходил в туалет и осторожно вымыл лицо и руки, они с Леополем пошли в нижние пещеры, где готовилась вечерняя еда.

Паренек подвел его к боковому столу на двоих у очага. Тут же появились повара, щедро наполнили тарелки, налили горячего вина Иантайну и кла Леополю.

– Ешьте, художник, – сказал повар, с довольным видом наблюдая, как Иантайн набросился на жареное мясо. – А потом предводители Вейра желают поговорить с вами, если вы не слишком устали.

Иантайн пробормотал слова благодарности и снова принялся за еду. Он съел бы и добавку, но желудок взбунтовался – наверное, сказалось слишком большое количество хорошей еды после нескольких дней, проведенных впроголодь. Леополь принес ему побольше сладкого, но он не смог съесть все, поскольку у него все еще болело горло. Он бы с удовольствием вернулся в постель но увидел, что предводители Вейра направляются к нему. Леополь тихонечко смылся, ободряюще улыбнувшись на прощание. Иантайн попытался встать, но пошатнулся и снова плюхнулся в кресло.

– Мы тут не особенно носимся с церемониями, – сказала Зулайя, жестом разрешив ему сидеть.

К'вин придвинул для нее кресло, принес бурдюк с вином и наполнил стаканы. Иантайн из вежливости попробовал – это было хорошее молодое вино, – но пить не смог.

– Мы послали сообщение о том, что спасли тебя, и получили уведомление о получении, – сказал К'вин, усмехнувшись на слове «спасли». – Мастер Домэз уже начал беспокоиться, так что мы сэкономили ему посланника в Битру.

– Большое вам спасибо, Зулайя, К'вин, – сказал Иантайн, радуясь тому, что в курс обучения у Домэза входили имена глав всех Вейров, холдов и цехов. – Я очень благодарен П'теро за спасение.

Зулайя усмехнулась.

– Он теперь будет хвастаться до конца года. Зато мы лишний раз убедились, что патрулирование нельзя прекращать даже во время Интервала.

– А вы знаете, – взорвался Иантайн, – что лорд Чокин не верит, что будет Прохождение?

– Конечно, – просто ответил К'вин. – Ему это неудобно. Бриджли и М'шалл хотели бы выслушать твой полный отчет, раз уж ты сюда попал.

– А разве с ним что‑нибудь можно сделать? – удивился Иантайн. Лорды‑холдеры были абсолютно независимы в границах своего холда. Или – нет?

– Он сам с собой все сделает, – мрачно ухмыльнулась Зулайя.

– Это было бы замечательно, – сказал Иантайн. – Только, – честность вынудила его признаться, – мне‑то он ничего не сделал.

– Наш художник еще не закончил обучение, – сказал К'вин, – но Вайн сказал, что семь недель на четыре миниатюры – это уж слишком…

– На самом деле я написал двадцать две, чтобы в конце концов четыре его удовлетворили, – сказал Иантайн, мрачно прокашлявшись. – Крючком в этом контракте было слово «удовлетворительный».

– А‑а! – хором сказали Зулайя и К'вин.

– У меня кончились краски и холст, поскольку я привез с собой только то, что мне, на мой взгляд, могло понадобиться… – Он потер руки, поскольку снова почувствовал зуд. – Затем дети подхватили корь, и, чтобы из обещанной платы ничего не вычли за содержание и жилье, я согласился подновить их фрески… только у меня не было красок для стенной живописи, и мне пришлось изготовить их самому…

– А он, небось, взял с тебя деньги за использование утвари? – к изумлению Иантайна, спросила Зулайя.

– Откуда вы знаете? – Когда она просто рассмеялась в ответ и махнула рукой, чтобы он продолжал, Иантайн продолжил: – Я нашел нужные емкости на помойке.

– Надо же… – всплеснула руками Зулайя: показания независимого свидетеля были весьма кстати.

– К счастью, большую часть сырья мне удалось добьггь. Надо ведь только найти их и сделать краски. Все Равно ведь как‑то пришлось бы их доставать. Мастер Домэз учил нас очень хорошо. Наконец я заставил лорда принять миниатюры, хотя по размеру они были уже совсем не миниатюрами. Это случилось как раз перед первым бураном. – Иантайн вспыхнул. Он казался себе полнейшим дураком. – И пришлось заключить второй контракт.

– Ну? И как ты с ним договорился? – Зулайя многозначительно смотрела на К'вина.

– Я поумнел к тому времени. Или мне так казалось, – поморщился он и в деталях рассказал им о втором договоре.

– Так он поселил тебя вместе с чернорабочими? – ужаснулась Зулайя. – А у тебя есть диплом художника? Я бы протестовала! Есть определенные правила вежливости по отношению к мастерам, и тем более художникам, их придерживаются во всех холдах, цехах и Вейрах!

– Короче, когда лорд Чокин в конце концов принял портрет, я сделал оттуда ноги как можно быстрее.

К'вин хлопнул его по плечу, улыбнувшись горячности Иантайна.

– Не могу сказать, что жизнь моя стала от этого лучше, – быстро добавил Иантайн, затем ухмыльнулся, – но потом меня нашел П'теро. – У него все время першило в горле, и он опять был вынужден прокашляться. – Я очень вам благодарен. Надеюсь, я не отвлек его от важных дел.

– Нет‑нет, – сказал К'вин. – Понимаешь, я не знаю, почему его понесло к Битре, но очень рад, что он там оказался.

– Как твои руки? – спросила Зулайя, глядя на то, как он потирает зудящие руки.

– Мне не надо чесаться, да?

Зулайя бросила через плечо:

– Леополь, принеси‑ка Иантайну холодилки, будь добр.

Молодой художник был рад, что ему не придется возвращаться за мазью в свою комнатку.

– Это они просто от холода отходят, – сказал он, посмотрев на пальцы и заметив, как и говорила Тиша, краску под ногтями. Он сжал кулаки, стыдясь, что сидит за столом Вейра с грязными ногтями. По спине его прошла дрожь.

– Я хотела бы узнать, Иантайн, – начала Зулайя, – не можешь ли ты написать еще пару портретов? Вейр заплатит по обычным расценкам, от тебя никаких дополнительных расходов никто не потребует.

Иантайн воспротивился было.

– Я с удовольствием напишу ваш портрет, госпожа! Вы ведь о себе говорите, правда? – Снова приступ дрожи. Он постарался не показать виду.

– Ты будешь писать его только за достойную плату, юноша, – твердо сказала Зулайя.

– Но…

– Никаких «но», – вмешался К'вин. – Пока мы готовились к Прохождению, у нас с Зулайей не было ни минуты свободного времени, чтобы заказать хороший портрет. Но раз уж ты здесь… напишешь?

– Конечно, конечно, но вы ведь не видели моих работ, и я ведь только‑только получил квалификацию…

Зулайя схватила его за руки, поскольку он начал размахивать ими, пытаясь замаскировать новый приступ дрожи.

– Подмастерье Иантайн, если ты умудрился написать четыре миниатюры, два официальных портрета и подновить стенные росписи для Чокина, то ты более чем квалифицированный художник. Разве ты не знаешь, что Макартор битых пять месяцев проторчал в Битре, пока писал свадебный портрет Чокина?

– И ему еще пришлось занимать у инженера, чтобы Уплатить остаток своего «долга»! – добавил К'вин. – А вот и Ванн. Но ты не начнешь работать, пока не поправишься окончательно.

– О, я уже здоров, здоров! – несмотря на то что его вновь заколотило, Иантайн вскочил, когда встали предводители Вейра.

Они представили его низенькому человеку, Ванну перешли к другим столам, за которыми отдыхали жители Вейра. В одном углу пели под гитару, порой сквозь обычный гул разговоров прорывался смех. Музыка смех, вечерний отдых – всего этого в Битре тоже не было.

– Я слышал, ты обдурил Чокина? – спросил Вайн и положил на стол стопку больших бумажных листов, аккуратно перевязанных, и пучок карандашей. – Думаю, они тебе пригодятся, – робко сказал он. – Я слышал, что ты поиздержался в Битре.

– Спасибо, – ответил Иантайн, благодарно поглаживая гладкие листы. Карандаши были разные по твердости. – Сколько я вам должен?

Вайн рассмеялся, показав щербатые зубы.

– Долго же ты проторчал в Битре. У меня и краски есть, но немного. Я разве что основные цвета умею делать.

– Тогда разрешите, я сделаю вам краски, – с благодарностью сказал Иантайн, стиснув зубы, чтобы не дрожать. – Вы мне покажете, где найти сырье, а я научу вас делать разные оттенки.

Вайн снова расплылся в щербатой улыбке.

– Хорошая сделка. – Он протянул руку и чуть не сломал Иантайну пальцы в энергичном пожатии. И уловил приступ дрожи, который Иантайн не сумел сдержать.

– Э, парень, да тебя трясет!

– Никак не могу перестать дрожать, хотя мне так жарко, словно в костре горю, – признался Иантайн и расслабился.

– Тиша!

Вайн так взревел, что Иантайн перепугался, но, когда его, как мешок, потащили в комнату, сопротивляться не стал. Позвали врачей, Тиша приказала принести еще мехов, бутылок с горячей водой, ароматических масел – их смешали с горячей водой, чтобы облегчить ему дыхание. Он принимал все с покорностью, поскольку у него начала болеть голова. И кости заныли.

Последнее, что он запомнил, прежде чем погрузиться в беспокойный сон, были слова врача Мараниса, обращенные к Тише:

– Чтоб они в Битре все подцепили ту же заразу, которой наградили его!

Гораздо позже Леополь рассказал ему, что Тиша три ночи не отходила от его постели, пока он метался в горной лихорадке, которую он подцепил в холде и усугубил тем, что провел несколько дней на морозе. Маранис предположил, что и старый лесник мог оказаться разносчиком заразы, хотя сам был иммунным к ней.

Очнувшись, Иантайн с изумлением обнаружил возле себя мать. Глаза ее были красны, и она не сумела удержаться от слез, увидев, что он уже не бредит. Леополь сказал, что это Тиша настояла на том, чтобы ее вызвали, поскольку он уж очень долго метался в горячке.

К изумлению Иантайна, она не слишком‑то обрадовалась, получив от него деньги.

– Не стоит платить за деньги своей жизнью, – сказала она ему в конце концов, когда он уже испугался, что ее недовольство вызвано тем, что ему пришлось‑таки заплатить леснику. – Он ведь чуть не убил тебя за эту восьмушку.

– Ваш сын – славный парень, – сказала Тиша с металлом в голосе. – Он упорно трудился, чтобы выбить эти деньги у Чокина.

– О, да, – торопливо согласилась мать, осознав надо все же проявить благодарность. – Хотя как ты сумел ублажить этого старого живодера – выше моего понимания.

– Я получил с него сполна, – ответил Иантайн слабым голосом.

– Не переживай так, Иан, – утешала его Тиша, когда мать уехала обратно в свой пастушеский холд. – Она куда больше волновалась за тебя, чем за эти чертовы марки. А значит, любит она тебя, все в порядке. Знаешь когда люди волнуются за кого‑то, они ведут себя странно. – Она погладила Иантайна по плечу. – Она хотела забрать тебя домой и ухаживать за тобой, – тепло продолжала она, – но я не могла позволить подвергать твои легкие холоду Промежутка. Думаю, ей не нравится, что за тобой ухаживаем мы! – Она усмехнулась – Понимаешь ли, матери никогда не доверяют чужим.

Иантайн изобразил ответную улыбку.

– Догадываюсь.

Но успокоил душу Иантайна Леополь.

– У тебя такая мама! – говорил он, сидя на краешке постели. – Так волновалась, что ей аж худо стало, но П'теро пообещал снова ее привезти, если тебе опять похужеет. Она ведь никогда раньше не летала на драконе.

Иантайн засмеялся.

– Нет, вряд ли. Наверное, испугалась?

– Да не очень, – ответил Леополь и погрозил художнику грязноватым пальцем. – Ее больше пугало то, что ты скапустишься и придется снова посылать за ней. Но она сказала П'теро, что твой отец будет просто счастлив получить эти деньги. По‑настоящему счастлив. И она почти оглушила П'теро, когда закричала, что все да знала, что ты добьешься успеха, и что выбить из Чокина все обещанные деньги – великое достижение.

– Правда? – ожил Иантайн. Неужто мать хвалила его?

– Да, да! – сказал Леополь, горячо кивая головой.

Похоже, Леополь знал почти обо всем, что творилось Вейре. И никогда не отказывался сбегать по какому‑нибудь поручению, пока Иантайн медленно выздоравливал.

Мастер Домэз тоже приезжал навестить его. И именно Леополь рассказал, почему мастер решил нанести этот визит.

– Этот самый Чокин прислал мастеру Домэзу жалобу будто бы ты сбежал из холда, даже не попрощавшись, и что он серьезно подумывает о том, чтобы потребовать назад часть твоего вознаграждения, поскольку ты явно новичок, а такая плата положена опытному художнику, а не зеленому юнцу. – Леополь усмехнулся, глядя на взбешенного Иантайна. – Да ты не беспокойся. Твой мастер не вчера родился. М'шалл сам отвез его в Битру, и они засвидетельствовали, что ни в одной из тех работ, что ты сделал для лорда Чокина, нет ни единого изъяна. Леополь склонил голову набок и оценивающе посмотрел на Иантайна. – Слушай, похоже, многие хотят заказать тебе портреты. Ты знаешь?

Иантайн покачал головой, переваривая несправедливые обвинения Чокина. От злости он лишился дара речи. Леополь снова рассмеялся.

– Да ты не напрягайся, Иантайн. Это пусть Чокин трясется, раз так с тобой обошелся. Твой мастер и предводитель Бенден‑Вейра так и сказали лорду‑холдеру. Ты достаточно компетентен в своем деле и имеешь право на услуги, которых в Битре тебе не оказывали. Хорошо, что ты не свалился больным прежде, чем Зулайя с К'вином выслушали твой рассказ. Чокину все равно никто не поверит, что бы он там ни говорил. Ты знаешь, что в Битра‑холд даже лодки не плавают?

Выздоровление от легочной болезни затянулось Иантайн просто бесился от собственной слабости.

– Я все время засыпаю, – пожаловался он Тип когда она как‑то раз утром пришла к нему с лекарством. – Сколько мне еще принимать эту отраву?

– Пока Маранис не услышит, что легкие у тебя очистились, – сказала она непререкаемым тоном. Затем подала бумагу для набросков и карандаши, которые подарил ему Вайн в первый вечер пребывания в Вейре. – Восстанавливай руку. По крайней мере хоть посидишь смирно.

Было очень приятно снова взять в руки карандаш. Еще приятнее было осматривать нижние пещеры и делать зарисовки, особенно когда модель не замечала, что ее рисуют. Глаз его не утратил остроты, и, хотя пальцы то и дело сводило судорогой от слабости, сила постепенно к ним возвращалась. Он перестал замечать ход времени и не обращал внимания на людей, которые потихоньку подходили к нему сзади, чтобы посмотреть, как он рисует.

Приходил Вайн со ступкой, пестиком, маслом, яйцами и кобальтом, чтобы сделать синюю краску. До сих пор Вайн пользовался технологией, частично изобретенной самостоятельно, но все это было несравнимо с тем систематическим образованием, которое получил Иантайн. Некогда он ни во что не ставил практические занятия, но теперь осознал, что получается, если сам не можешь сделать себе краски.

Зима уже набрала силу, но в первый же солнечный день Тиша приказала завернуть его в меха, словно кокон, и усадить в чаше кратера, чтобы он подышал свежим воздухом. Как раз в это время купали дракончиков. Иантайн был очарован ими и стал понимать, как трудно их выращивать. Дракончиков он видел впервые в жизни. Он видел изящество и силу взрослых драконов, их грозную красоту. А сейчас он видел их детенышей – хулиганистых, даже вредничающих (один из них даже сбросил своего всадника в озеро) и бесконечно изобретательных. Никто из дракончиков последней кладки еще не был готов к полету, но те, что постарше, уже учились выполнять обязанности взрослых. Иантайн наблюдал их совсем близко и в подробностях изучил их далеко не всегда милый облик.

На второй день в центре внимания собравшихся молодых всадников оказались П'теро и его синий Ормонт'. На этом занятии под руководством наставника Т'дама присутствовали не только молодые всадники с драконами из трех последних кладок, но и самые младшие, лет двенадцати. Ормонт' вытянул крыло и рассеянно смотрел на него, словно никогда прежде не видел. Такой взгляд Иантайн просто не мог не запечатлеть. Он быстро раскрыл альбом и набросал всю сценку. П'теро заметил его, но отвлечься не мог. Класс слушал наставника с огромным вниманием. До Иантайна, погруженного в работу, с трудом доходило то, что говорил Т'дам.

– Записи говорят нам, что больше всего страдают концы крыльев, особенно когда Нити падают клубками, а дракон с всадником не очень увертливы. Дракон может лететь, даже когда треть мембраны повреждена… – Т'дам пробежал пальцами по краю Ормонт'ова крыла. – Однако, – Т'дам посмотрел на Ормонт'а, – если ты немного сложишь крылья, – синий дракон повиновался. – Спасибо. – Т'дам поднялся на цыпочки, чтобы коснуться внутренней стороны крыла. – Вот если рана придется сюда, то дело будет куда серьезнее. Нить, в зависимости от угла падения, может прожечь крыло и пройти в тело. А здесь, – он поднырнул под крыло и постучал по боку дракона, – расположены легкие, и ранение может оказаться… смертельным.

Ученики, сидевшие полукругом, хором вздохнули ужаса.

– Вот почему во время полета вы каждое мгновение должны быть начеку. Каждый раз, как вам хотя бы покажется, что сейчас вас заденет, – уходите в Промежуток…

– Но откуда нам знать? – спросил кто‑то.

– Ха! – Т'дам сунул кулаки за толстый кожаный пояс и замолк. – Драконы – очень отважные существа если учесть, чего мы от них требуем. Но, – он, словно извиняясь, погладил Ормонт'а, – они слишком быстро реагируют… в особенности на боль. Да вы сами видели. – Он опять помолчал. – Кто‑нибудь из вас видел как Миссат'а сломала направляющую кость крыла? – Он обвел группу взглядом, увидел, что несколько учеников подняли руки. – Помните, как она кричала?

– Прямо, как пила по кости, – сказал рослый парнишка и невольно содрогнулся.

– Она закричала в то самое мгновение, когда потеряла равновесие, причем еще до того, как сломала кость. Она заранее знала, что ей будет больно. Во время Падения у вас не будет такой быстрой реакции на боль, поскольку все вы будете под адреналином, но вы должны это знать. Здесь мы подходим к пункту, который мы в учебном процессе всегда, всегда, ВСЕГДА вбиваем в ваши голову. Во время Падения мы должны быть единым Вейром, – он обвел всех рукой, даже тех, кто не стал всадником, – и быть готовыми в любой момент прийти на помощь. Не делайте ошибки и не летайте слишком низко. Уходите в Промежуток – это не даст Нитям вгрызться в тело вашего дракона… – В ответ послышался приглушенный хор полных брезгливого страх голосов. – Тогда вы сможете приземлиться настоль гладко, насколько позволит ранение. Чего надо из гать, так это грубой посадки, иначе это лишь усугубит вред от ожога Нитей. Как только ощутите, что вашего дракона зацепило, подбадривайте его. Конечно, и вас может задеть, я не сбрасываю этого со счетов, но вы – всадники, и вы должны справляться с болью, успокаивая своего дракона. Помните: в вашей паре он – важнейшее звено. Без него вы – не всадники. Итак, начнем тренировку. – Он снова окинул взглядом учеников. – Будем учиться смазывать драконов. – Он взял широкую щетку и начал смазывать крыло Ормонт'а – судя по каплям, это была вода. Синий наблюдал за этой операцией, слегка вращая глазами. – Мажем, мажем, мажем… – С каждым словом Т'дам проводил щеткой по крылу. – Не надо накладывать слишком много холодилки на рану дракона. – Он усмехнулся зеленым всадницам. – Через три секунды она перестанет болеть. По крайней мере, открытая рана. Мази нужно проникнуть сквозь эпидермис в более глубокие слои шкуры. После чего вы сможете убедить дракона, что он ранен не так уж и сильно, как ему кажется. Вашему дракону нужно любое утешение, какое вы только сможете ему дать. Не важно, как страшна рана с виду, не передавайте этих мыслей дракону. Говорите ему – или ей: ты отважный дракон, холодилка уже действует, боль сейчас уйдет… Далее, если Нить проникла в кость…

– Ой, П'теро – прям как живой, – восхищенно прошептал кто‑то прямо на ухо Иантайну. Он быстро оглянулся и увидел высокого юношу, остановившегося У него за спиной. Это был М'ленг, всадник зеленой Сит'ы и ближайший друг П'теро. В обеденной пещере Иантайн видел этих всадников всегда вместе. – А можно мне как‑нибудь заполучить этот кусочек бумаги? – М'ленг потрогал тот участок листа, где были нарисованы П'теро и Ормонт'.

Зеленый всадник был красивым юношей с миндалевыми зелеными глазами на скуластом лице. Легкий ветерок прошел по чаше и взъерошил его густые темно‑каштановые кудри.

– Я обязан П'теро жизнью, так что для вас я сделаю набросок побольше…

– О, огромное спасибо! – Улыбка осветила обычно печальное лицо М'ленга. – Давай договоримся о цене У меня хватит марок, чтобы заплатить тебе получше чем этот Чокин. – Он сунул было руку в поясной кошель.

Иантайн начал протестовать.

– Тер просто выполнил свой долг, – сказал М'ленг с некоторой резкостью. – Но я, и правда, хотел бы получить настоящий его портрет. Ты сам знаешь, что во время Падения что угодно может случиться, и я хотел бы получить что‑нибудь… – М'ленг осекся, судорожно глотнул, затем снова заговорил.

– Я договорился с предводителями Вейра, что напишу их портреты, – сказал Иантайн.

– Только? – удивленно спросил М'ленг. – Я‑то думал, что все в Вейре нацелились на тебя…

Иантайн улыбнулся.

– Тиша еще не освободила меня от своей опеки.

– О, – отмахнулся М'ленг, – она порой чересчур хлопочет. Но у тебя такая рука и такой глаз! П'теро стоит, опираясь на Ормонт'а, – ну, прямо как живой!

От комплимента Иантайн воспрянул духом, тем более что набросок был действительно хорош – куда лучше тех рисунков, что он делал в Битра‑холде. Его до сих пор передергивало, когда он вспоминал, как вопреки своим принципам писал лживые льстивые портреты. Он надеялся, что больше никогда в таком положении не окажется, и замечание М'ленга ему было как бальзам н душу.

– Я могу и получше…

– Но мне нравится поза. Можешь просто вот так оставить? То есть, – он огляделся по сторонам, – я хотел бы, чтобы П'теро не знал… ну, я…

– Это будет сюрприз для него?

– Нет, для меня! – дерзко ткнул себя в грудь М'ленг. – Так что будет он у меня…

Иантайн даже растерялся от такой горячности и быстро согласился, боясь, что М'ленг раздухарится еще больше. Глаза М'ленга сузились, он упрямо сжимал губы.

– Конечно, но, если бы он попозировал мне, было бы лучше…

– О, это я могу устроить, и знать он не будет. Ты же все время рисуешь.

Он говорил почти обвиняюще. Иантайн, который только что прослушал лекцию Т'дама, теперь куда лучше понимал, с какой опасностью предстоит вскоре встретиться драконам и их всадникам. И если М'ленг будет счастлив, получив портрет друга, – это самое меньшее, что он может для него сделать.

– Сегодня вечером, – продолжал М'ленг, думая лишь о своем, – я постараюсь, чтобы мы сидели поближе к обычному твоему месту. Я заставлю его надеть лучшую куртку, чтобы ты нарисовал его во всей красе.

– Но, предположим, – начал было Иантайн, недоумевая, как же сделать, чтобы П'теро ничего не заметил.

– Ты рисуй, – сказал М'ленг, похлопав Иантайна по плечу, предупреждая все возражения. – А П'теро – моя забота. Пока он мой, – добавил он еле слышно.

От этих слов у Иантайна горло перехватило. Неужели М'ленг уверен, что П'теро обязательно погибнет?

– Я сделаю все как можно лучше, М'ленг, будьте уверены!

– Я уверен. – М'ленг тряхнул головой, откинув с лица кудри. Криво усмехнулся Иантайну. – Понимаешь ли, я видел, как ты работаешь. – Он протянул руку, мягкую от масла, которым всадники смазывали драконов. Иантайн принял ее, изумленный силой ответного пожатия зеленого всадника. – Вайн сказал, что хорошая миниатюра, которую я хотел бы, – он провел линию поперек груди, – вот такая, хорошей работы, стоит четыре марки. Это верно?

Иантайн кивнул, потому что в горле у него стоял комок и говорить он не мог. Конечно, М'ленг излишне драматизировал ситуацию. Или нет? В ушах у Иантайна все еще звучал голос Т'дама, рассказывавшего о типах и тяжести ранений и о том, какую первую помощь следует оказывать в каждом случае.

Странная, жестокая лекция – и для таких молодых! Но разве, спохватился он, не милосерднее сказать им правду сейчас – и облегчить столкновение с тем, что предстоит им в будущем?

– Итак, вечером? – твердо спросил М'ленг.

– Сегодня вечером, М'ленг, – кивнул Иантайн.

Когда зеленый всадник ушел, художник еще некоторое время никак не мог опомниться и снова приняться за наброски.

Да, этим он сможет отплатить Вейру за доброту и гостеприимство. Он создаст галерею графических портретов всех, кто сейчас живет здесь, в Телгар‑Вейре.