Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Любовник из Северного Китая 10 page





Китаец спрашивает, зачем рассказывать все это его жене? Почему именно ей, а не кому‑нибудь другому?

Девочка отвечает: «Потому что из‑за ее страданий ей будет это понятней, чем другим».

– А если не будет страданий? – спросил он еще.

– Тогда все будет забыто.

 

***

 

Он сидит на заднем сидении своего черного автомобиля, который остановился у стены портового пакгауза. Одет как обычно. В костюм из легкого шелка. Кажется спящим.

Они не смотрят друг на друга.

Но все равно друг друга видят.

 

Толпа на пристани, как всегда при отплытии парохода.

 

Из громкоговорителей, установленных на буксирах, раздается команда.

Винты начинают крутиться. Они перемалывают, месят воду реки.

Оглушительный шум.

Страшно. В такой момент нельзя не бояться. Боишься всего. Боишься больше никогда не увидеть эту неблагодарную землю. И это небо, где дуют муссоны, боишься забыть его навсегда.

Наверно, он подвинулся на заднем сидении влево. Чтобы выиграть еще несколько секунд и посмотреть на нее подольше, посмотреть последний раз и на всю оставшуюся жизнь.

Она не смотрит в его сторону. Совсем не смотрит.

Слышится модный мотив. Это «Вальс‑Отчаяние» со старой улицы. Самая подходящая музыка для отъезда – медленная, полная ностальгии, она убаюкивает боль разлуки.

И тогда даже те, что пришли просто поглазеть, а не проводить кого‑то, начинают чувствовать себя участниками трагедии – трагедии расставания, разлуки навсегда, им тоже кажется, что они предают сами себя, словно та земля, которую они теперь покидают, и была их судьбой, но они осознали это лишь в тот момент, когда покидают ее навсегда.

 

Палуба первого класса, туда он должен смотреть. Но девочку он не видит, она где‑то дальше на той же палубе, ищет Пауло. Пауло наконец‑то счастлив, уже чувствует себя путешественником. Ты – свободен, мой возлюбленный младший брат, впервые в жизни ты наконец избавился от страха…

 

Равномерный, оглушительный грохот винтов.

 

Она по‑прежнему не смотрит в его сторону. Совсем не смотрит.

Когда она открывает глаза, чтобы еще раз посмотреть на него, его уже нет. Его нет нигде. Он уехал.

Она закрывает глаза.

Она не заметила, как он уехал.

Темнота опущенных век… Она ощущает аромат шелка, легкого шелка, кожи, чая, опиума.

 

Это лишь воспоминание. О комнате. О плененных глазах, которые трепетали под ее поцелуями.

 

На пристани раздаются голоса, они выкрикивают имена. Трагедия расставания.

Видимо, он исчез как раз в тот момент, когда она искала на палубе младшего брата.

 

Мостик убран.

С адским грохотом поднят якорь. Пароход готов к отплытию. Он покачивается на воде.

Кажется, что это невозможно, совершенно невозможно.

Но вот – свершилось. Пароход отчаливает от берега.

 

Крики.

Пароход плавно качается на воде.

Ему еще понадобится помощь, его еще надо вывести на фарватер и дальше, в море.

 

Величественно, не торопясь, пароход следует указаниям, доносящимся из громкоговорителей. Он ложится на курс, его курс – скрытая от глаз, тайная дорога в открытое море.

 

Небо, оглашаемое завываниями сирен, заволакивает черным дымом. Можно подумать, что все это игра, но это не так.

Отныне на всю жизнь, в это время дня солнце будет светить для девочки снизу вверх.

 

Девочка вспоминает:

Рядом с ней, оперевшись о борт, стояла темноволосая девушка, она тоже смотрела на море и так же, как она, плакала неизвестно почему.

Девочка вспоминает то, что поначалу забыла.

Откуда‑то с кормы парохода появился молодой человек, одетый в темный пиджак, какие носят во Франции. Через плечо у него висел фотоаппарат. Он снимал палубу. Перегибался через борт и снимал нос корабля. Потом снимал только море.

Потом вообще перестал снимать. Смотрел на высокую темноволосую девушку, которая перестала плакать. Она лежала в шезлонге и смотрела на него, они улыбались друг другу. Девушка выжидала. Она закрыла глаза и делала вид, что спит. Молодой человек не подошел к ней. Он вновь стал прогуливаться по палубе. Тогда девушка встала и подошла к нему. Они стала разговаривать. Потом они вместе смотрели на море. А потом вместе гуляли по палубе первого класса.

Наконец они ушли.

 

Девочка уселась в шезлонг. Кажется, заснула. Но нет. Глаза ее открыты.

На палубе, на переборках, на море, следуя за движением солнца и парохода, появляются и исчезают неразборчивые письмена, составленные из теней и бликов, – хрупкая геометрия углов и треугольников, рождаемая и уничтожаемая капризной волей волн. Уничтожаемая, чтобы вновь неустанно рождаться.

 

Нет, девочка все же уснула, она просыпается, когда начинается прилив и пароход поворачивает на запад, к Сиамскому заливу.

 

В ясную погоду люди, оставшиеся на берегу, могут видеть, как пароход постепенно уменьшается в размерах и наконец совсем сливается с изломанной линией берегов реки.

 

Конечно, девочка уснула в шезлонге. Она проснулась, лишь когда пароход уже вот‑вот должен был выйти в открытое море. Проснулась и сразу заплакала.

Рядом с ней стояли два других пассажира. Они смотрели на море. И тоже плакали.

 

Пока еще очень жарко. Пароход еще не добрался до моря, только тогда наконец подует прохладный, едкий и соленый морской ветер и нагонит первые волны. Но сначала пароход должен миновать дельту, последние рисовые поля острова Жо и наконец мыс Камау, южную оконечность азиатского континента.

Палубы погрузились в темноту. На них еще много людей, бодрствующих или все еще спящих в шезлонгах. И только в баре первого класса постоянно с утра до вечера, до самой поздней ночи, а чаще всего и до утра, жизнь кипит: бар полон оживленных людей, они играют в карты и кости, громко разговаривают, смеются, и даже ссорятся, при этом непременно пьют виски с содовой, мартель‑перрье, перно, – эти игроки, все они, какой бы ни была цель их путешествия, деловая или увеселительная, и какой бы национальности ни были они сами, похожи, все одержимы одной страстью.

Этот бар первого класса – благодатное место. Место, где люди снова становятся детьми.

 

Девочка заглядывает в бар, но, конечно, не заходит туда, а идет на другую палубу. Там никого нет. Пассажиры сгрудились у левого борта, поджидая, когда же наконец подует настоящий морской ветер. С этой стороны парохода остался лишь какой‑то юноша. Он один. Стоит, облокотившись о борт. Девочка проходит мимо него. Он не поворачивается. Конечно же, он ее не видел. Но все‑таки странно, что он вообще ее не заметил.

Она тоже не смогла увидеть его лицо, и ей это кажется каким‑то упущением, словно и всему ее путешествию чего‑то недостает.

Да, конечно, она помнит, на нем был блейзер. Голубого цвета. В белую полоску. И такого же голубого цвета брюки, но однотонные.

Девочка подошла к борту. Раз уж они были совсем одни с этой стороны парохода, она бы охотно с ним поговорила. Но это у нее не получилось. Она подождала несколько минут. Он так и не обернулся. Он хотел остаться один, видимо, сейчас он больше всего на свете хотел именно этого. Девочка ушла.

Девочка не забыла этого незнакомого юношу, наверно потому, что собиралась рассказать ему историю своей любви к китайцу из Шолона.

Когда, дойдя до конца палубы, она обернулась, его уже не было.

 

Она спускается вниз. Ищет их двухместную каюту.

Внезапно отказывается от этой мысли: ведь матери там все равно нет.

Она снова поднимается на палубу.

Но матери нет и на палубе.

Наконец она видит ее, издалека: мать спит в шезлонге, слегка повернутом к носу корабля. Девочка решает не будить ее. Она снова идет вниз. Опять уходит оттуда. Ищет Пауло. Перестает его искать. Снова спускается. И ложится на пол у двери их каюты, потому что мать забыла дать ей второй ключ. Плачет.

Засыпает.

 

В громкоговоритель объявили, что земля исчезла. Пароход вышел в открытое море. Девочка проснулась; поколебавшись, возвращается на палубу. На воде – легкая зыбь.

 

Стемнело. Все освещено: палубы, салоны, каюты. Но только не море – море погрузилось во тьму. С неба продолжает струиться голубой свет, но он не может пробиться сквозь тьму ночи и не достигает черной, ровной поверхности моря.

 

Пассажиры вновь сгрудились у борта. Они смотрят туда, где больше уже ничего не видно. Они не хотят пропустить первые настоящие волны открытого моря и вместе с ними свежесть, которую несет с собой вдруг поднявшийся морской ветер.

 

Девочка снова ищет мать. Та все еще спит в шезлонге беспокойным сном человека, у которого нет пристанища.

 

Наконец‑то наступила ночь. За несколько минут.

В громкоговоритель объявляют, что все пассажиры приглашаются в столовую, где через десять минут начнется ужин.

 

Небо такое синее, ветер так свеж, и все же люди, немного помедлив, с сожалением, идут ужинать.

 

Мать уже сидит в столовой за одним из столиков. Как всегда, одна из первых. Она все же успела побывать в каюте и теперь прямо оттуда. Она переоделась. Надела платье, которое сшила ей До, из темно‑красного шелка, в мелкую складку, но, видно, До перестаралась со складками, и потому платье висит мешком. Мать причесалась, немного попудрилась и чуть подкрасила губы. Чтобы не быть на виду, она выбрала столик на троих в углу.

Такие вот путешествия на пароходах всегда повергали мать в смятение. Именно тут, на пароходе, как она утверждала, она всякий раз снова убеждалась, что так и не восполнила недостатки своего образования, так и осталась на уровне той молоденькой крестьяночки с Севера, что пустилась в плавание по морям и океанам поглядеть, как живется людям на другом конце света.

 

Девочка навсегда запомнила этот первый вечер на пароходе.

Мать стала вполголоса ругать Пауло, говорила, что если он так и не придет на ужин, он нарушит тут весь порядок. Потом она попросила официанта немного подождать с обслуживанием. Официант сказал ей, что его смена заканчивается в девять часов, но он готов немного задержаться. Мать так его благодарила, словно он спас ей жизнь.

Они прождали более четверти часа в полном молчании.

Столовая заполнилась народом. Наконец дверь за спиной матери распахнулась и появился Пауло, младший брат. Он был не один, а с той темноволосой девушкой, которая была на палубе с фотографом, когда отплывал пароход. Пауло сразу угадал, где сидит его сестра, даже еще не успев посмотреть в ее сторону. Мать сделала вид, что ее страшно интересуют люди, обедающие в зале, и только они.

Пауло бросает умоляющий взгляд на сестру. Она понимает, что означает этот взгляд: она должна притвориться, что не знает его. Девушка тоже смотрит на нее и узнает ту очень молоденькую девушку, которую видела плачущей на палубе и которая казалась такой одинокой. Она улыбается девочке. Мать продолжает рассматривать переполненный зал. Она, как обычно, мало что понимает, выглядит изумленной и нелепой.

Когда Пауло ушел, девочка посмотрела на мать и улыбнулась ей.

Обе молчат, официант подает им ужин.

 

Именно в этот момент на них обрушилось несчастье, обрушилось молниеносно, как это обычно и случается. Внезапно раздался страшный крик. Ни единого слова, лишь крик ужаса, потом рыдания, стоны. Несчастье столь велико, что никто не решается сказать о нем словами, вслух.

Крики множатся, кричат уже везде. На палубах, в машинном отделении, на всем пароходе, повсюду. Кажется, что крики раздаются даже на море, в ночи. Отдельные крики теперь слились воедино, превратились в общий вопль, резкий, оглушительный, устрашающий.

 

Люди мечутся, пытаются узнать, что случилось.

И плачут.

Пароход замедляет ход. Машины перестают работать.

Кто‑то требует тишины.

И тишина расползается по всему пароходу. Повсюду.

И в этой тишине чей‑то голос произносит первые слова. Снова крики, глухие, невнятные. Крики ужаса и отчаяния.

Никто не решается спросить, что же все‑таки произошло.

В тишине отчетливо слышно каждое слово:

– Пароход остановился… Слышите?.. Машины перестали работать…

Опять тишина. Появляется капитан. Он говорит в громкоговоритель:

– На нашем пароходе произошло страшное несчастье. Юноша бросился в море…

 

В столовую входят мужчина и женщина. Он – в белом костюме, она – в черном вечернем платье. Она плачет. И рассказывает всем присутствующим:

– Какой‑то мальчик бросился в море… пробежал мимо бара, и бросился за борт… Ему лет семнадцать, не больше.

Люди выходят на палубы. Столовая опустела. Все пассажиры на палубах. Крики стихают, слышатся лишь негромкие рыдания. Повсюду царит ужас, он сильнее, страшнее, чем крики.

Мать и девочка плачут, они перестали есть.

Все ушли из столовой. Люди бесцельно бродят по палубам. Женщины плачут.

Некоторые молодые люди тоже плачут. Всех маленьких детей отправили в каюты. Матери не отпускают их от себя.

В столовой осталось всего несколько человек, такие встречаются везде и повсюду: у них не пропал аппетит, они требуют ужин, с раздражением окликают официантов, считают себя в своем праве, их обязаны обслужить, у них за все заплачено. На них никто не обращает внимания.

Официанты тоже покинули столовую.

Вдалеке мужской голос командует, чтобы все отошли от борта: на воду спускают спасательные шлюпки. Люди все равно хотят все видеть.

– Семнадцать лет… сын администратора из Бьенхоа… Тут есть их близкая знакомая, она разговаривала с капитаном: в каюте мальчика ничего не нашли…, ни записки родителям, ничего… Он возвращался во Францию. Учился блестяще. Такой очаровательный мальчик…

Молчание. Потом вновь начинаются разговоры:

– Они его уже не найдут…

– Теперь он слишком далеко…

Пароход не может сразу остановиться, ему для этого нужно время.

Девочка закрывает лицо руками, говорит матери совсем тихо:

– Какое счастье, что мы только что видели Пауло… Ты представляешь, как бы мы перепугались… Все это так ужасно…

Мать тоже закрывает лицо руками.

– Надо возблагодарить Бога и испросить у него прощения за такие мысли, – говорит она шепотом и крестится.

Снова доносятся перебивающие друг друга голоса:

– …Мы поплывем дальше только на рассвете… это будет самое страшное… именно этот момент… когда не останется уже никакой надежды…

– … Пароходы должны в таких случаях ждать двенадцать часов…, хотя с восходом солнца в этом, наверное, уже не будет никакого смысла…

– Пустое море… утро… какой ужас…

– …Кошмар… мальчик отказывается жить. Страшнее ничего быть не может!

– Да, вы правы.

 

На остановившемся пароходе царит почти полная тишина..

Люди еще надеются на спасательные шлюпки. Они следят глазами за факелами, которые заливают светом поверхность моря.

Надежда еще есть, она еще не угасла окончательно, о ней говорят шепотом, но все же говорят:

– … Не надо терять надежду. Не надо. В этих местах теплое течение… А он, он долго может продержаться… он так молод…

– … Вы думаете, море не остынет за ночь…

– … Не остынет… И ветер не сильный, это тоже хорошо…

– … На Бога надо надеяться, Бог такого не допустит…

– Так‑то оно так…

Опять раздается плач. Потом стихает.

– Хуже всего, если он нас видит, но уже ничего не хочет.

– Ни жить. Ни умирать…

– Да, это ужасно.

–.. Если он и жив еще, то, может быть, только хочет убедиться, что ничто не может привлечь его обратно.

 

Вдруг неожиданная, как несчастье, на палубы, салоны, море обрушивается музыка. Она доносится из салона, где стоит пианино. «Наверно, тот, кто играет, ничего не знает о случившемся», – толкуют в толпе.

Кто‑то уже слышал звуки пианино еще до того, как на пароход обрушилось несчастье, только тогда они казались далекими, как будто доносились с другого парохода.

Чей‑то голос кричит, что тот, кто играет на пианино, наверняка ничего не знает, не слышал криков, надо остановить его.

 

Музыка повсюду, проникает в каюты, в машинное отделение, салоны. Она очень громкая.

 

– Надо пойти туда, пусть он перестанет…

Более ясный, молодой голос возражает:

– Почему вы хотите, чтобы он не играл?

Другой голос, плачущий:

– Наоборот, надо попросить его, чтобы он ни в коем случае не прекращал играть… ни в коем случае… это очень важно для мальчика…, ему надо это сказать… мальчик может услышать, именно эту музыку… ее слышно повсюду…

Это музыка со старой улицы, очень модная сейчас среди молодежи, в ней – безумное счастье первой любви и бесконечное, безутешное горе ее потери.

Все говорят о том, что не надо прерывать музыку.

Весь пароход слушает музыку и плачет над юношей.

Девочка бросает мать. Она ищет салон, где стоит пианино.

Весь пароход погружен в темноту.

Музыкальный салон на носу корабля. Он освещен отраженным светом факелов с моря. Дверь открыта. В сердце девочки вдруг вспыхивает надежда. Случаются же иногда ошибки. Всякое бывает, это правда, ведь все так говорят.

 

Она идет к двери. Смотрит.

Нет, у того, кто играет, темные волосы. На нем белый костюм, сшитый на заказ. И он несомненно гораздо старше.

Она все еще ждет. Опять смотрит. Нет…

 

Нет, это не он. И его уже не будет никогда, его, который захотел вдруг умереть, решил это за несколько секунд и сразу бросился за борт.

Все кончено.

 

Девочка прячется под стол, ложится лицом к стене. Тот, кто играл на пианино, не видел ее и не слышал. Он играл без нот, по памяти, в темном салоне он играл «»Вальс‑Отчаяние»» со старой улицы.

 

Свет, который проникает в салон, это отраженный свет факелов.

 

 

Музыка заполнила остановившийся пароход, море, девочку, живого мальчика, играющего на пианино, и того, кто неподвижно, с закрытыми глазами качается в тяжелых водах морских глубин.

 

***

 

Через много‑много лет, после войны, голода, утрат, лагерей, свадеб, разлук, разводов, книг, политики, коммунизма, он позвонил ей по телефону. «Это я», – сказал он. Она сразу его узнала. «Это я. Я только хотел услышать ваш голос». Она сказала: «Здравствуйте». Он был напуган, он, как и раньше, боялся всего. Когда он говорил, голос его задрожал, и она узнала северно‑китайский акцент.

Он стал рассказывать ей о ее младшем брате, сказал, что тело его так и не нашли и не предали земле. Она об этом не знала и ничего не сказала в ответ. Тогда он забеспокоился, слушает ли она его, и она сказала, что слушает и он может продолжать. Он рассказал, что ему пришлось уехать из Садека: сыновьям надо было продолжать учебу, но он вернется туда позднее, потому что очень этого хочет.

Она сама спросила его о Чанхе, не знает ли он, что с ним теперь. Он ответил, что с тех пор ни разу о нем не слышал. «Ничего?» «Ничего.» Тогда она спросила, как он считает, что случилось с Чанхом. Он сказал, что, по его мнению, Чанх решил вернуться в лес, к своей семье и, наверно, заблудился и умер там, в этом лесу.

А потом он сказал, что для него, – и это удивительно, – их история так и осталась неприкосновенной, что он до сих пор любит ее и, пока жив, уже не сможет не любить. Он будет любить ее до самой смерти.

Он услышал по телефону, как она заплакала.

Какое‑то время он еще слышал, как она плакала, где‑то далеко, возможно, в своей спальне, она отошла от телефона, но трубку не положила. Ему хотелось слушать ее как можно дольше. Но потом все стихло. Она стала бесплотной, недосягаемой. И тогда он заплакал сам. Очень громко. Навзрыд.

 

***

 

Предлагаемые ниже кадры могли бы выполнить роль знаков препинания в фильме, снятом по этой книге. Ни в коем случае эти кадры не должны пояснять текст, дополнять его или иллюстрировать. Режиссер по собственному разумению включит их в фильм, где они никак не должны влиять на сюжет. Предлагаемые кадры могут быть сняты в любой момент: ночью, днем, в сухое время года, в сезон дождей и т. д.

Примеры подобных кадров:

Синее небо, испещренное блестящими звездами.

Пустынная, необъятная река в полумраке не четко выраженной, смутной ночи.

Восход над рекой. Над рисовыми полями. Над прямыми, белыми дорогами, которые пересекают шелковистое пространство рисовых полей.

Снова река во всю ширь. Неподвижны лишь зеленые очертания берегов. Зажатая этими берегами, река течет к морю. Она бесконечна, БЕЗМЕРНА.

Дороги французского Индокитая в 1930:

Прямые и белые линии дорог, по ним передвигаются повозки с буйволами, которых погоняют дети.

Вид реки сверху. Она протекает по бескрайней равнине Камау. Грязь.

Рассвет, гаснущие на небе ночные светила.

Еще один рассвет, встающий в синем, постепенно бледнеющем небе.

Между небом и рекой пароход. Плывет вдоль берегов, покрытых бескрайной зеленью рисовых полей.

Стена дождя – муссон, обрушившаяся на пароход, затершийся в затопленных пространствах рисовых полей.

Прямая стена дождя и больше ничего, в кадре только этот дождь. Прямая, как будто выверенная по отвесу.

Темная река, ближний план. Поверхность реки. В пустоте лунной ночи.

Дождь. Над рисовыми полями. Над рекой. Над селеньями с соломенными хижинами. Над тысячелетними лесами. Над цепочками гор по краям Сиама. Над запрокинутыми лицами детей, которые пьют дождевую воду.

Аннамский, Тонкинский и Сиамский заливы, вид сверху.

Дождь перестает, небо очищается. Оно становится совершенно прозрачным и чистым. Прозрачное небо.

Дети и желтые собаки, собаки спят прямо на солнце возле соломенных хижин, которые стерегут.

Автомобили американских миллиардеров, которые, проезжая по этим поселкам, сбавляют скорость, чтобы не задавить детей.

Дети остановились, смотрят, не понимая.

Джонки. Ночь.

Рассвет. Утро. Дождь.

Крестьяне, шествующие босиком друг за дружкой по насыпи. Как тысячу лет назад.

Дети играют с желтыми собаками. Вперемешку. В их единстве столько прелести.

Десятилетние девочки, с трогательной грациозностью выпрашивающие мелочь на базарах.

Возможны и речевые пометки, которые прозвучат за кадром:

Общие фразы, не связанные с сюжетом фильма, о запахе реки, постоянных вспышках чумы, радости детей, собак, деревенских жителей. См. стр. 81.{1}

Обязательно должны быть спеты вьетнамские песни (несколько раз каждая, чтобы можно было запомнить), переводить их не надо. Точно также, как в «Индия Сонг» не переводилась песня лаоской нищей. Ни одна из песен не должна быть использована в качестве аккомпанемента (ночные бары должны выглядеть на западный манер).

Маргерит Дюрас

 

Date: 2015-10-19; view: 310; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию