Нет, — покачал головой Хэтчер, — я не видел никого похожего. По крайней мере, за последнее время

Пришлый фермер — его звали Бин Морли — кивнул, как будто и не ожидал услышать ничего другого.

Ну что ж, тогда я поехал, — закончил он разговор. — Счастливо оставаться!

Он перекинул ногу обратно через седло и вставил ее в стремя. Буланый конь тронулся дальше, как будто получил от хозяина некий сигнал к действию, а мы молча глядели вслед всаднику, пока он, наконец, не исчез в рощице тополей на самой окраине города.

Хэтчер откусил кусочек от плитки жевательного табака и перекатывал его во рту.

Если он встретится с Пайутом, — задумчиво изрек он наконец, — то у него будут большие неприятности.

Янелл сплюнул в пыль.

Думаю, он справится, — сухо заметил он. — У меня такое ощущение, что Пайут совершил большую глупость, угнав коров у этого парня.

Интересно, что теперь скажет шериф Тодд? — спросил Хэтчер.

Похоже, этот Морли, — усмехнулся Янелл, — сам себе закон. На такого парня, как этот, шерифская звезда Тодда скорее всего не произведет никакого впечатления!

Буланый конь чужака шел осторожной иноходью по тропе, уводившей в Уайт‑Хиллс — Белые холмы. Время от времени Бин Морли ненадолго останавливался, чтобы оглядеть дорогу, но теперь его задача заметно упрощалась. Он хорошо знал след большого вороного, а судя по тому, что говорилось ранее, Пайут, на мой взгляд, не ожидал неприятностей. Что же до меня, то я просто умирал от любопытства. Мой отец не уставал повторять мне, что до добра это не доведет, и все‑таки через несколько минут я спустился по ступеням веранды, направляясь туда, где на пыльной дороге у коновязи, поджав одну ногу, стоял мой серый мерин. Вскочив в седло, я отправился вслед за чужаком.

Возможно, в свое время я наслушался историй о долгих перегонах скота и ожесточенных сражениях с индейцами, о чем часто рассказывали старожилы. Стоит только начать слушать эти рассказы, как и самого тебя вскоре одолевает желание попасть в подобную переделку.

Теперь я знал о том, кто такой Пайут. Вообще‑то он был лишь полукровкой, и в его жилах вместе с индейской текла кровь кого‑то из бледнолицых, а как известно, в результате подобного смешения кровей получалась достаточно гремучая смесь. И именно по этой причине все с такой готовностью согласились с шерифом Тоддом, когда тот заявил, что сам разберется с ним именем закона. Должен заметить, что в нашем городе шериф оказался на своем месте, с обязанностями справлялся очень хорошо, пока не решил взяться за Пайута.

И удивляться здесь нечему. Этот индеец оставлял после себя не больше следов, чем змея, проползающая по каменной плите, и какие бы только подозрения ни одолевали нас, но конкретными доказательствами, свидетельствовавшими бы против него, не располагал никто. Сам шериф Тодд добрую дюжину раз нападал на его след, но всегда неизменно терял его. И поэтому я догадывался, о чем думал Янелл, так как и меня самого не оставляла в покое та же самая мысль. Тот, кому удалось выследить Пайута от самого Скво‑Крик, не станет просто издали грозить вору‑индейцу веревкой, а будет действовать довольно решительно.

Будучи попросту любознателен сверх всякой меры, я во что бы то ни стало хотел увидеть собственными глазами, что случится, когда этот чужак все же загонит в угол Пайута, рослого, сурового вида детину. Ходили слухи, что он уже отправил на тот свет с полдюжины человек, так что, разумеется, прежде тоже выискивались храбрецы, полные решимости настичь негодяя и воздать ему по заслугам, хотя больше в городе они так и не объявились, а позднее кто‑то набредал на их трупы, но и в тех случаях доказать что‑либо оказалось невозможно из‑за полного отсутствия каких бы то ни было улик. Пайут мастерски управлялся с оружием, и, когда незадолго до празднования Дня благодарения мы отправлялись на индюшиную охоту, более меткого стрелка, чем он, никто из нас не видел, — в девяти из десяти случаев он первым добывал себе индюшку, стреляя из револьвера и почти не прицеливаясь при этом. Так что представьте себе человека, который не оставляет после себя никаких следов, умеет бесшумно пробираться сквозь заросли и ступать по камнями еще так метко стреляет, и вам станет ясно, почему ни у кого не появилось особого желания с ним связываться.

Я проехал шесть миль, когда, наконец, увидел издали чужака. Его буланый конь шел легкой рысью — при взгляде со стороны вроде бы ничего особенного, но его продвижение вперед казалось довольно быстрым.

Уже перевалило за полдень, и я старался держаться зарослей, не зная, как Морли отнесется к тому, что я увязался за ним. Затем я увидел, что он вдруг свернул с дороги и, резко осадив коня, соскочил на землю. Он на минуту задержался там, и, подъехав поближе, я увидел, что он склонился над телом человека, лежащего на земле. Потом снова вскочил в седло и выехал на дорогу.

Выждав, пока он скроется за ближайшим бугром, я направил своего коня вниз по склону. И еще не доехав до места, уже знал имя убитого. Его конь лежал на земле поодаль, среди разросшихся кактусов. Лишь один‑единственный человек во всей округе ездил на гнедом с белой отметиной на лопатке — это шериф Тодд.

На земле остались следы, и мне хватило даже беглого взгляда, чтобы понять, что произошло. Шериф Тодд совершенно внезапно наткнулся на Пайута и в первый раз за все время застал его на месте преступления со стадом ворованного скота. Но только судя по всему, для самого Тодда эта встреча оказалась тоже полнейшей неожиданностью. Он сумел выхватить револьвер, но так и не успел выстрелить, сам получив две пули в живот.

Глядя на тело, я почувствовал, как что‑то во мне меняется. Я знал уже тогда, что как бы там ни сложились дела у чужака, но только теперь у меня появилась собственная причина для того, чтобы ехать дальше, присоединившись к погоне на свой страх и риск. Потому что когда шериф Тодд упал на землю, он все еще был жив, и тогда чертов Пайут склонился над ним, приставил к виску револьвер и снес ему выстрелом полголовы! На коже виска вокруг отверстия, проделанного пулей, виднелись пороховые ожоги. Хладнокровное, жестокое убийство!

Вскочив в седло, я снова отправился в путь, но тут вдруг подумал об оружии и, повернув назад, подобрал револьвер, выпавший из руки шерифа Тодда. Я также забрал его винтовку, вытащив ее из седельной кобуры, после чего, ориентируясь по следу, оставленному чужаком, двинулся дальше.

Я с трудом пробирался вперед. Пайут знал о том, что в случае поимки ему несдобровать, и умело уничтожал следы, так что если бы не Морли, сам бы я никогда не выследил его и до половины пути.

Мы успели проехать несколько миль, когда мне пришла в голову ужасная мысль, и я почувствовал, как внутри у меня все похолодело. Пайут повернул у Биг‑Джошуа и теперь направлялся по дороге, ведущей к Райс‑Флэтс!

Это не на шутку встревожило меня, так как именно на Райс‑Флэтс в одинокой хижине и жила моя девушка вместе со своей матерью и младшим братом. Они жили одни с тех пор, как ее отец однажды заснул по дороге домой и сорвался в каньон вместе с повозкой. Пайут уже давно рыскал в том районе, заставляя волноваться Джули, и мне кажется, что удерживало его от появления там лишь пристальное внимание со стороны шерифа Тодда.

Теперь же, когда шериф погиб, у Пайута развязались руки, хотя он не мог не понимать, что это убийство наверняка станет последней каплей, которая неминуемо переполнит чашу всеобщего долготерпения. И ему придется побыстрее смотаться из этих мест, поскольку в конце концов его все равно поймают и вздернут на виселице.

Мой мерин был быстрым конем, и я пришпорил его. Передернув затвор шерифского карабина, я дослал патрон в патронник и уже почти даже не вспоминал о чужаке. Но добравшись до хижины, затерявшейся среди равнин, я с ужасом увидел, что опоздал.

Мой серый влетел во двор на полном скаку, и я тут же соскочил на землю и бросился к дому. В комнате царил страшный беспорядок. Матушка Фрэнк лежала на кровати, и на голове у нее зияла огромная кровоточившая ссадина, но она была в сознании.