Глава 10. В пятницу, субботу и воскресенье – дни, следующие за балом‑маскарадом, – Хейзелмер изо всех сил старался угодить Доротее

В пятницу, субботу и воскресенье – дни, следующие за балом‑маскарадом, – Хейзелмер изо всех сил старался угодить Доротее. Сторонний наблюдатель мог бы только подивиться тому, какие чудеса, творит с человеком любовь. Когда никого не было поблизости, леди Мерион делала ему строгие замечания о вреде чрезмерной мягкости, которые он почтительно выслушивал, но все равно поступал по‑своему. Он был очень рад, что его мать в пятницу утром уехала обратно в Хейзелмер, отказавшись от его услуг в качестве сопровождающего. С лукавой улыбкой маркиза сказала сыну, что у него и без того дел хватает.

Внимательно присматривать за Доротеей на балах и званых вечерах не составляло для Хейзелмера проблемы. Он мог без опаски оставлять ее в обществе друзей, как своих собственных, так и ее тоже. Но что она делала в промежуток времени между возвращением с дневной конной прогулки в Гайд‑парке и отправлением на вечерние приемы, оставалось для него загадкой.

В пятницу он нашел способ провести с Доротеей больше времени, пригласив ее покататься с ним в парке после обеда. Он едва не совершил грубый промах повторив это приглашение и в субботу днем, но по выражению ее лица понял, что она что‑то заподозрил Доротея без труда связала чрезмерное внимание, которым окружил ее маркиз, с происшествием на бале‑маскараде. Вернувшись в Хейзелмер‑Хаус, маркиз остаток дня потратил на изыскание способа присматривать за Доротеей так, чтобы это не слишком бросалось в глаза.

Единственным человеком, с которым он мог бы посоветоваться по этому вопросу, был Фэншоу, но у того имелись собственные проблемы. Хейзелмер пришел к некоему заключению, лишь когда в комнату вошел дворецкий, чтобы развести огонь в камине.

– Майттон, имеются ли какие‑то связи между моим особняком и Мерион‑Хаус?

Майттон, не уверенный, к чему клонит его хозяин, задавая столь странный вопрос, честно ответил:

– Молодой лакей Чарльз, милорд, ухлестывает за новой горничной мисс Дэрент.

– В самом деле? – негромко произнес Хейзелмер, поднимая глаза на своего правильного во всех отношениях и чрезвычайно проницательного дворецкого. – Майттон, велите Чарльзу выяснить для меня, каковы планы мисс Дэрент на завтра на вторую половину дня. Он может потратить на это столько времени, сколько потребуется, но информацией я должен располагать заранее. Как по‑вашему, справится он с таким заданием?

– С вашего позволения, милорд, замечу, что молодой Чарльз – парень очень способный, – серьезно произнес Майттон.

– Превосходно, – отозвался Хейзелмер, подавляя усмешку.

Вернувшись домой рано утром в субботу, он убедился, что Чарльз и в самом деле такой способный, как о нем говорил Майттон. Вызнав о планах мисс Дэрент на ближайшие два дня, маркизу не составило труда появляться там же, где и она: на традиционных конных прогулках в Гайд‑парке, на балу в субботу вечером и званом приеме в воскресенье. Именно тогда Доротея снова заподозрила неладное.

– Что же вы такое вытворяете, а? – поинтересовалась она, кружась в его объятиях во время единственного в этот вечер вальса.

– Танцую вальс, – невинным голосом ответил он. – Я тешил себя мыслью, что этот танец мне особенно хорошо удается.

Доротея посмотрела на него, как на непослушного ребенка:

– Хотите сказать, что вы всегда любили посещать невыносимо скучные приемы вроде этого?

– Вы забываете, любовь моя, что мое сердце брошено к вашим ногам. Разве вы не знали?

Именно слова Доротея так жаждала услышать, но тон голоса не оставлял сомнений в том, как ей следует ответить. Она рассмеялась:

– О нет! Вам не удастся так легко сбить меня с толку. Придется придумать гораздо более правдоподобное объяснение вашего присутствия здесь, а не где‑то еще.

– Неужели мое присутствие вам столь отвратительно? – воскликнул маркиз, изображая серьезность.

Заметив поблескивающие в глубине его глаз веселые искорки, Доротея без угрызений совести ответила:

– Что вы, нет! Полагаю, в такой компании, как эта, я обрадовалась бы даже обществу лорда Питерборо!

Маркиз рассмеялся:

– Очень ловко, дорогая. Но отчего же вы решили почтить столь скучный вечер своим очаровательным присутствием?

– Я не имею ни малейшего понятия, зачем бабушка настояла на этом, – призналась девушка. – Ей и самой неприятно здесь находиться из‑за присутствия Герберта и Марджери. К счастью, завтра они возвращаются в Дэрент‑Холл. А Сесилия и вовсе слоняется как неприкаянная, будто бы на нее небеса обрушились. – В упор посмотрев на Хейзелмера, Доротея продолжила: – Если в вас есть хоть капля сострадания, могли бы сказать лорду Фэншоу, чтобы не слишком давил на Сесилию. Теперь она расстроена, потому что он не позволяет ей поступать так, как она хочет. Но если бы он прямо сказал ей, что не потерпит подобного, она бы тут же прекратила. Она всегда подчиняется жестким приказам.

– В отличие от старшей сестры? – провокационно прошептал Хейзелмер.

– Вот именно! – согласилась Доротея.

На следующий день у Хейзелмера появилась возможность передать Фэншоу слова Доротеи. Чарльз выяснил для него, что сестры Дэрент собираются на пикник к леди Осви в сопровождении непогрешимого Ферди Ачесон‑Смита. Решив, что вполне может вверить благополучие Доротеи в умелые руки кузена, маркиз пригласил Фэншоу посмотреть кулачные бои в Клапам‑Коммон. Вечером сестры вместе с лордом и леди Эглемон должны были идти в театр, и Хейзелмер счел, что там также обойдутся без него. Они с Фэншоу вернулись домой лишь под утро, основательно потрепанные, но весьма довольные временем, проведенным вдали от суровых правил света, и тут же легли спать.

В понедельник утром Ферди с Доротеей покинули Мерион‑Хаус, рассчитывая приятно провести время в домике Осви, находящемся на берегу Темзы в Туикнеме. Сесилия непрерывно ворчала и была всем недовольна. С одной стороны, она раскаивалась в том, что несправедливо обошлась с лордом Фэншоу, но, с другой стороны, не хотела позволять ему решать все за нее.

Наблюдая за старшей сестрой, она гадала, отчего это та, будучи гораздо более свободомыслящей девушкой, с готовностью идет на поводу у маркиза. Заметив играющую на губах у Доротеи рассеянную улыбку, когда та мечтательно смотрела в окно кареты, Сесилия решила, что та влюблена в Хейзелмера. А вот она сама, похоже, неверно поняла устремления собственного сердца. Ведь если бы она любила Фэншоу, то с радостью позволила бы ему всегда брать верх, разве нет? На бале‑маскараде Сесилия познакомилась с несколькими привлекательными молодыми людьми, но Фэншоу повел себя в этом отношении ужасно строго и старомодно. Он предупредил ее, что подобные знакомства не пойдут ей на пользу, но даже признание ею его правоты не могло улучшить ее настроения. Сесилия высадилась из кареты у Осви‑Холла, пребывая в мрачном расположении духа.

Однако прекрасный солнечный день, голубое небо над головой и легкий ветерок – восхитительная погода для пикника на поросшем колокольчиками берегу ручья – воодушевили даже Сесилию. Вскоре она присоединилась к группе девушек, рассказывающих истории о собственном опыте общения с самыми завидными светскими холостяками. Доротея, которой подобная болтовня была уже не по возрасту, расположилась рядом с одной из кузин Осви, мисс Деламер, немногословной застенчивой девушкой, приехавшей из Западного Хэмпшира, чтобы провести сезон с родственниками в Лондоне. Мисс Деламер очень обрадовалась тому, что красавица мисс Дэрент решила поговорить с ней о досуге в деревне. Доротея, многие недели не вспоминавшая о Мызе, с радостью поддерживала беседу на тему, которая прежде представлялась для нее очень важной.

На пикнике не было ни одной дуэньи, за исключением флегматичной леди Маргарет Осви. В связи с этим на пикник пригласили только джентльменов, умеющих в любых обстоятельствах держать себя в руках. Ферди был одним из них. А вот лорды Хейзелмер, Фэншоу и прочие, разумеется, отсутствовали.

Когда с едой было покончено, Ферди сопроводил двух самых юных леди посмотреть на волшебную лощину, названную так из‑за яркого ковра росших там колокольчиков, крокусов и тюльпанов. Лощина находилась в лесу, и попасть в нее можно было по тропе, отходящей от главной дороги позади дома. Вдоволь восхитившись ярким цветочным ковром, юные леди неохотно позволили Ферди взять себя за руки и увести обратно. Когда они вышли на главную дорогу, к ним подошел лакей, разыскивающий мисс Дэрент.

– Она у ручья с ее светлостью, как мне кажется, – ответил Ферди. Заметив, что лакей держит поднос с письмом, он поинтересовался: – Это для мисс Дэрент?

Лакей ответил, что так и есть, послание только что было доставлено грумом. Тогда пребывающий в благостном расположении духа Ферди предложил:

– Могу лично передать письмо мисс Дэрент, если хотите. Я ее близкий друг.

Лакей видел, что Ферди приехал вместе с сестрами Дэрент, поэтому не видел причин не доверять ему.

Молодой человек спрятал письмо во внутренний карман сюртука, так как, чтобы сопровождать своих юных спутниц, ему требовались обе руки. Вернувшись на поляну, он узнал, что мисс Дэрент ушла на прогулку с мисс Деламер. Остаток дня Ферди провел tête‑à‑tête [19]с Сесилией, нуждающейся в благодарном слушателе, которому она могла бы поверить свои невзгоды. Они затеяли длительную дискуссию, обсудив действительные и воображаемые недостатки пэра, имя которого названо не было, но с которым Ферди был хорошо знаком. Под конец Ферди почувствовал, что ему все же удалось заставить Сесилию посмотреть на случившееся глазами его светлости, а не только ее собственными.

Хотя Ферди хорошо провел время, он все же вздохнул с облегчением, когда ближе к вечеру карета леди Мерион отъехала от Осви‑Холла, направляясь в обратный путь. После утомительного разговора с Сесилией он напрочь забыл передать письмо Доротее.

Это послание снова всплыло только на следующий день. Сестры прислали Ферди записку с извинениями, что не смогут сегодня отправиться на конную прогулку. Молодой человек решил, что вчерашний вечер выдался для Сесилии очень трудным. Лорд Эглемон был убежден, что скоро она станет его снохой, поэтому не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, как непросто ей пришлось во время посещения театра.

Ферди неспешно завтракал, когда вошел его лакей Хиггинс:

– Я нашел это в кармане вашего сюртука, сэр.

Так как Ферди частенько забывал письма и записки в карманах, он привычно развернул это неподписанное послание. Пробежав его глазами, он нахмурился. Убедившись, что на обратной стороне листа ничего нет, перечитал строчки еще раз. Прислонив письмо к солонке, он продолжил его внимательное изучать, пока пил кофе. Сложив послание, он позвал лакея:

– Хиггинс, в котором из моих сюртуков вы это нашли?

– В синем, в котором вы ездили вчера на пикник к леди Осви, сэр.

– Ах. Я так и подумал.

Быстро одевшись, Ферди поспешил в Хейзелмер‑Хаус, отчаянно надеясь застать кузена дома. Ему повезло. Когда он подходил к особняку, маркиз как раз спускался по лестнице в компании Фэншоу. Запыхавшийся Ферди стал махать им рукой. Удивившись, что видят обычно безукоризненного мистера Ачесон‑Смита в таком волнении, друзья остановились.

– Ферди! – воскликнул Хейзелмер. – Какой дьявол в тебя вселился?

– В жизни не видел, чтобы ты так быстро бегал! – добавил Фэншоу.

– Мне нужно поговорить с тобой, Марк, немедленно! – хватая ртом воздух, произнес Ферди.

Хейзелмер заметил, что кузен выглядит чрезвычайно серьезно.

– Вернемся обратно в дом, – произнес он.

Они вошли в Хейзелмер‑Хаус и направились в библиотеку. Маркиз сел за свой стол, и Фэншоу примостился рядом на краешке. Оба они выжидательно уставились на Ферди, который плюхнулся на стул напротив. Задыхаясь, он вытащил из внутреннего кармана письмо и бросил его на стол.

– Прочти это.

Хейзелмер, враз посерьезнев, повиновался, затем посмотрел на кузена непроницаемым взглядом:

– Где ты это взял?

– Я должен был доставить это послание Доротее на пикнике у леди Осви. Встретил по дороге лакея, и он попросил передать, а я положил в карман и забыл. Утром письмо нашел Хиггинс, и я, не разобравшись, что это такое, прочел его. Решил, что тебе будет небезынтересно ознакомиться.

– Доротея так и не получила письмо?

Ферди покачал головой.

Фэншоу единственный не понимал, в чем дело.

– А не соблаговолите ли объяснить мне, что здесь происходит? – взмолился он.

Не говоря ни слова, Хейзелмер передал ему записку, в которой значилось:

«Моя дорогая мисс Дэрент,

Мне трудно представить, чтобы общество на пикнике у леди Осви вы нашли столь же очаровательным, как и то, к которому уже привыкли. Отчего бы вам не встретиться со мной у белой калитки в конце ведущей через лес тропинки? Я возьму своих серых лошадей, и мы сможем покататься по аллеям, никем не замеченные. Не заставляйте меня ждать, вы же знаете, как я не люблю, когда мои лошади простаивают. Приходите к двум часам.

Хейзелмер».

Фэншоу ни секунды не сомневался, что это письмо – подделка. Угрюмо глядя на приятелей, он вымолвил всего одно слово:

– Кто?

– Хотел бы я это знать, – отозвался Хейзелмер. – Это уже вторая записка.

– Что? – в унисон воскликнули Фэншоу и Ферди.

Положив принесенное Ферди письмо на стол, Хейзелмер вынул из ящика записку, которую Доротея получила на маскараде у Брессингтонов. Склонившись над ними, Фэншоу и Ферди убедились, что их написал один и тот же человек.

– Когда было доставлено первое послание? – спросил Фэншоу.

– На маскараде. План был непогрешим, вот только я вернулся в столицу на день раньше ожидаемого. Записку передали Доротее в прихожей Брессингтон‑Холла, и она ей поверила, поэтому очень удивилась, увидев меня так рано. Оно и понятно, ведь здесь написаны такие вещи, которые я действительно мог бы сделать.

– Тебе следовало сказать мне. Мы могли бы устроить ловушку! – воскликнул Фэншоу.

– Мы в самом деле ее устроили, – с усмешкой ответил Хейзелмер. – Доротея вышла в полночь на террасу, а я притаился в тени за ее спиной. Голос, который ни один из нас не узнал, позвал ее с ведущих в сад ступеней. Но потом кто‑то из гостей открыл другую дверь из бального зала, и таинственный незнакомец обратился в бегство, оставив Доротею одну на террасе.

– И ты никого не увидел? – спросил Ферди.

Хейзелмер лишь покачан головой и углубился в изучение второго письма.

– Если бы Ферди передал ей послание, она, вероятнее всего, пошла бы к той калитке, – произнес маркиз. – Больше всего меня волнует вопрос, кем может быть этот таинственный отправитель записок?

– Кто‑то, кто хорошо тебя знает, – предположил Ферди.

– Да, – согласился Хейзелмер, – и это особенно тревожит. Поначалу я решил, что замышляется похищение.

– Сомневаюсь, что сестры Дэрент настолько богаты, – возразил Фэншоу.

– Они нет, а я – да, – пояснил маркиз.

– Верно. Об этом я как‑то не подумал.

Трое приятелей продолжили сосредоточенно изучать письма, надеясь отыскать в них какую‑то подсказку касательно загадочной личности их отправителя. Наконец, Фэншоу нарушил молчание, обратившись с вопросом к Ферди:

– С чего ты взял, что этот человек знаком с Марко. Почерк не его, но стиль очень похож. Марк действительно мог бы написать такие слова, – пояснил проницательный Ферди.

– Тогда наш незнакомец не очень‑то хорошо тебя и знает. Ты же никогда не приглашаешь молодых леди покататься, да еще и в двуколке, запряженной твоими знаменитыми серыми лошадьми, – возразил Фэншоу.

– С одним важным исключением, – поправил Хейзелмер, – коим является мисс Дэрент.

– Вот оно что, – протянул Фэншоу.

– Именно, – продолжал Хейзелмер. – Этот человек знает меня достаточно хорошо, чтобы написать письмо, которое по стилю можно принять за мое. Так же ему известно о нашей прогулке с мисс Дэрент и о серых лошадях, а также о том, что я не люблю, чтобы они простаивали. Кроме того, он знал, что я уехал из Лондона и на маскараде меня не будет.

– Следовательно, – подытожил Ферди, – это кто‑то из высшего общества. Или у него имеется там сообщник.

– Да, такой вывод напрашивается сам собой, – согласился Хейзелмер, продолжая рассматривать письма.

– И что нам теперь делать? – спросил Фэншоу.

– На Боу‑стрит[20]обращаться не имеет смысла, уверенно заявил Ферди. – Уж очень они там тяжелы на подъем. И шуму от них много. Леди Мерион это не понравится и Доротее тоже.

– И мне тоже нет, – добавил маркиз.

– Несомненно, – согласился Ферди, радуясь, что этот вопрос закрыли.

– Полагаю, единственное, что мы можем сделать, – это тщательно присматривать за Доротеей, – заключил Хейзелмер. – Мы должны проследить, чтобы нашему таинственному незнакомцу не удалось застать ее в одиночестве.

– Только мы втроем? – уточнил Ферди.

Хейзелмер задумался, и в его глазах появилось отрешенное выражение.

– На данный момент – да, – наконец ответил он. – Если потребуется, позовем подкрепление.

– Чем сестры сейчас занимаются? – поинтересовался Фэншоу.

– Отдыхают, – ответил Ферди. Заметив появившееся на лицах друзей удивленное выражение, он пояснил: – Вчера вечером они ходили в театр с твоими родителями. Результат – Сесилия сильно истощена.

– А! – с понимающей ухмылкой воскликнул Хейзелмер.

Фэншоу нахмурился.

– Во второй половине дня я отправляюсь с ними на верховую прогулку, – продолжал Ферди, – а вечером состоится дипломатический бал в Карлтон‑Хаус[21]. Ну, это просто – мы все туда приглашены.

– Что ж, Ферди, дружище, – произнес Фэншоу, поднимаясь с намерением уйти, – просто держи нас в курсе касательно того, куда хотят пойти сестры Дэрент, чтобы один из нас обязательно при этом присутствовал. Это будет несложно. Не по всему же городу они шатаются, правда?

Ферди понял, что их светлости, обычно увлеченные собственными интересами, не имеют ни малейшего понятия, сколь насыщенной событиями может быть жизнь юной девушки. Он искренне надеялся, что им недолго придется заниматься слежкой.

Спускаясь вместе с друзьями по ступеням крыльца, Ферди высказал мысль, которая крутилась у него в голове уже какое‑то время:

– Вообще‑то вам нужно просто поскорее жениться на этих девушках. Тогда Марк сможет, если потребуется, целыми днями находиться в обществе Доротеи, Сесилия перестанет слоняться как неприкаянная, а я наконец‑то вернусь к привычной тихой жизни. – Видя, что подобное предложение не находит отклика у Хейзелмера и Фэншоу, он поспешно добавил: – Нет? Ну что ж, тогда я пошел. До встречи вечером на балу!

Дипломатический бал в Карлтон‑Хаус был назван так потому, что на нем присутствовали представители всех дипломатических корпусов и делегаций, расположенных в Лондоне. Это мероприятие проходило при финансовой поддержке принца‑регента, поэтому явка всех приглашенных лиц была строго обязательной. Среди гостей значились все дебютантки сезона, большинство находящихся в Лондоне пэров и светская элита. Принцу льстила мысль, что хотя бы одну ночь в году все эти люди станут ему поклоняться. Хотя сливки общества находили эту обязанность чрезвычайно скучной, все съезжались довольно рано, чтобы своевременно засвидетельствовать принцу свое почтение.

Хейзелмер понимал, что едва ли Доротее грозит опасность быть похищенной прямо с бала, но, зная своего принца, он не мог не догадываться о нависшей над сестрами опасности иного рода. Обсудив сложившуюся ситуацию с Фэншоу, они нанесли визит в Мерион‑Хаус в то время, когда Доротея и Сесилия были на конной прогулке с Ферди. Леди Мерион оказалась дома, и молодые люди поделились с ней своими опасениями. Было решено, что на бал они поедут все вместе в большом городском экипаже Хейзелмера.

Явившийся вечером в Мерион‑Хаус Ферди очень удивился, застав там Хейзелмера с Фэншоу. Маркиз быстро сказал ему пару слов, и Ферди тут же все понял.

– Великий боже! Я даже не подумал об этом! – воскликнул он.

– О чем вы не подумали, Ферди? – поинтересовалась Доротея, ставшая свидетельницей быстрого обмена репликами. Любопытство подтолкнуло ее попытаться выведать у Ферди причину появления в доме Хейзелмера и Фэншоу.

В подобных ситуациях Ферди никогда не умел соображать быстро. Вот и сейчас ему в голову не приходило никакого остроумного ответа. Доротея знала, что, подожди она достаточно долго, наверняка вытянет из него какие‑нибудь полезные сведения. Но она не учла присутствия Хейзелмера, который тут же вмешался с очевидной ложью:

– Ферди, мне кажется, леди Мерион хочет тебе что‑то сказать.

– Что? Ах да! Пойду повидаюсь с вашей бабушкой.

С поспешностью кролика, спасающегося от змеи, он пересек комнату, направляясь к ее светлости.

Доротея наградила маркиза раздраженным взглядом.

– Все удовольствие испортили, – с укоризной произнесла она.

– Едва ли честно с вашей стороны загонять в угол беднягу Ферди. Он не вашего поля ягода. Если вы так жаждете узнать подробности, попробуйте выведать их у меня.

– Так как вы явно не намерены ничего мне говорить, боюсь, я просто потеряю время, – заявила девушка и тут же добавила: – В подобного рода вопросах я точно не вашего поля ягода.

– Верно, – ответил Хейзелмер, смутив ее своими словами, о чем красноречиво свидетельствовал устремленный на него взгляд зеленых глаз.

Подошел Ферди, и, не видя причин откладывать выезд, все разместились в большом городском экипаже Хейзелмера и тронулись в путь. Это транспортное средство было поистине роскошным; внутри было достаточно места для шестерых, несмотря даже на пышные бальные туалеты дам. В некоторой степени дипломатический бал пришел на смену более официальным церемониям прошлых лет, которые временно не проводились в связи с несчастьями, преследующими королевскую семью. Однако традиционный белый наряд для дебютанток с узким лифом и пышными юбками и, белые страусиные перья в волосах являлись неотъемлемыми атрибутами дипломатического бала принца‑регента.

Сесилия в белом платье казалась совершенно волшебным созданием, и Доротея тоже была божественно хороша в белом, с которым отлично контрастировали ее зеленые глаза и темные волосы. С помощью глубокого выреза декольте и слегка смещенной линии талии Селестина мастерски подчеркнула все достоинства фигуры Доротеи. Едва войдя в Мерион‑Хаус и увидев ее, Хейзелмер понял, что его опасения касательно бала в Карлтон‑Хаус не напрасны.

До лондонской резиденции принца‑регента они доехали за десять минут, но из‑за большого количества гостей еще час пришлось ждать своей очереди подняться на верхнюю площадку лестницы и войти в бальный зал после того, как объявят их имена. Так как его высочество панически боялся сквозняков и простуд, комнаты были очень сильно протоплены. Доротея порадовалась, что не взяла с собой шаль, а Хейзелмер, бросив на нее взгляд украдкой, наоборот, сильно пожалел об этом упущении.

С Сесилией в сопровождении Фэншоу и леди Мерион под руку с Ферди они прохаживались по бальному залу, останавливаясь время от времени, чтобы поболтать со знакомыми. Было решено, что приветствовать принца‑регента сестрам Дэрент безопаснее всего будет в окружении светской элиты, то есть леди Джерси и прочих покровительниц «Олмака», а также друзей его светлости. В такой августейшей компании шансы Доротеи получить от принца‑регента непристойное предложение сводились к минимуму.

Они находились в самой гуще толпы, приветствуя друзей, когда возбужденный шепот присутствующих возвестил о прибытии его светлости. Тучный принц в сопровождении двух советников стал обходить зал, и джентльмены склонялись перед ним в поклоне, а леди приседали в глубоком реверансе. Это движение волной прокатилось по длинному залу, время от времени замирая, когда его высочество останавливался, чтобы обменяться парой слов со своими фаворитами или, чаще всего, чтобы полюбоваться на красивых женщин. Наблюдавшая за ним Доротея решила, что едва ли подобное поведение пристало человеку его возраста и статуса. Большинство людей вокруг с нею бы согласились.

Когда волна реверансов докатилась до нее, Доротея вместе с другими дебютантками почтительно присела и склонила голову, как ее учили. В такой позе нужно было оставаться до тех пор, пока его высочество не пройдет. Замерев в неподвижности и выжидая, Доротея вдруг осознала, что его ступни в кричащих ярко‑красных бальных туфлях с огромными золотыми пряжками – единственная часть его тела, доступная ее взору, – остановились неподалеку от того места, где стояла она. Бросив на принца осторожный взгляд из‑под опущенных ресниц, она заметила, что его бледно‑голубые глаза смотрят на нее. Игриво усмехнувшись, он взял ее за руку и разрешил встать.

Люди вокруг тоже оставили свои подобострастные позы, и тут Доротея отчетливо ощутила присутствие Хейзелмера рядом справа. Он легонько приобнял ее за талию. Слева вплотную протиснулась миссис Драммонд‑Беррелл. Это почти незаметное движение отвлекло принца, который понял, что Доротея не одна. Когда его высочество встретился взглядом с Хейзелмером, похотливый огонь в его глазах тут же погас.

Принц мысленно чертыхнулся. Ему сообщили, что мисс Дэрент – самая красивая дебютантка сезона, но приглашать ее в свои личные покои будет неумно, потому что в обществе она считается почти что невестой маркиза Хейзелмера. Принц мог позволить себе проигнорировать некоторых пэров, но только не Хейзелмера. Однако, увидев присевшую перед ним в низком реверансе роскошную темноволосую красавицу, он напрочь забыл о предупреждении, и лишь пронзительный взгляд миссис Драммонд‑Беррелл и холодный Хейзелмера вернул его к действительности. Поэтому принц не стал говорить тех слов, какие намеревался. Одарив Доротею очаровательной улыбкой, он заметил лишь:

– Вы действительно прекрасны, моя дорогая.

Кивнув, он отпустил ее руку и отправился дальше.

Окружающие Доротею люди заметно расслабились. Принц продолжил свое шествие по бальному залу, приветствуя подданных, а Доротея повернулась к Хейзелмеру и, не зная, как лучше задать вопрос, просто вопросительно посмотрела на негр.

– Да, это было именно то, что вы подумали, – заверил маркиз, с улыбкой предлагая ей свою руку. – Вы отлично справились, любовь моя.

Не обратив внимания на намеренно провокационное обращение к себе, Доротея спросила:

– Отчего вы не предупредили меня, что он может быть таким… вот таким?

– Потому что этого нельзя предугадать заранее.

– Именно по этой причине я стояла с вами, а не с бабушкой?

– Иногда его высочество делает дамам предложения, которые вы сочли бы совершенно неприемлемыми.

– Понимаю. Принц ничего не сказал, потому что вы были рядом, но мог бы, если бы я находилась в обществе бабушки?

Хейзелмер, который предпочел бы, чтобы Доротея вообще не говорила на эту тему, кивнул. Очень скоро она догадается о причинах его покровительственного поведения, подумал он. Одного взгляда на ее задумчивое лицо хватило, чтобы немедленно отвести девушку на площадку, отведенную в большом бальном зале для танцев.

Правила света, незыблемые в любом другом месте, в Карлтон‑Хаус не соблюдались столь ревностно. Светские львицы подвергали резкой критике установленные принцем‑регентом порядки. Раньше Хейзелмер полагал такое попустительство очень полезным, но теперь опасался, что Доротея по неведению может попасть в затруднительное положение.

Услышав, что музыканты заиграли, маркиз, не говоря ни слова, обнял Доротею и закружил в вихре вальса. Танцевальные карты в Карлтон‑Хаус были не приняты, а вальс являлся единственным разрешенным танцем. Хейзелмер очень сожалел об отсутствии здесь безлюдной оранжереи. Сначала Доротея хранила молчание и была крайне напряжена, но постепенно расслабилась в его руках. Хейзелмер отметил, что они привлекли внимание нескольких джентльменов, вообще не удостаивающих светские приемы своим присутствием, и решил вернуть Доротею леди Мерион сразу по окончании вальса. Глядя в спокойное лицо девушки, Хейзелмер вдруг поразился мысли, что понятия не имеет, о чем она думает. Обычно Доротея была с ним полностью откровенна, и ему в голову не приходило, что когда‑нибудь она так замкнется в себе. Впервые в жизни не зная, как лучше поступить, Хейзелмер тоже не произносил ни слова.

Когда вальс закончился, он, как обычно, поцеловал ей руку, от чего в ее огромных зеленых глазах вспыхнул огонь. Улыбнувшись, он положил ее ладонь себе на сгиб локтя, и они отправились искать леди Мерион. Он вернул внучку бабушке с искренним сожалением и очень обрадовался, заметив, что Элвенли пригласил ее на следующий танец. Хейзелмер подумал, что, окружив Доротею повышенным вниманием, он лишь рассердит ее, поэтому решил больше не танцевать с ней и пошел искать своих друзей.

Доротея пребывала в таком смятении, что едва могла поддерживать вежливый светский разговор. По мере того как одна неделя сменялась другой, она не теряла надежды, что они с Хейзелмером когда‑нибудь все же придут к взаимному пониманию. Теперь же выходило, что ее вообще лишили права голоса! Все вокруг, даже принц‑регент, знали, что она станет женой Хейзелмера!

Доротея очень разозлилась, почувствовав себя беспомощной марионеткой, которую маркиз дергает за веревочки. Она отчаянно влюбилась в него и пыталась угадать, испытывает ли и он к ней схожие чувства, а он тем временем ухитрился убедить весь свет, что она принадлежит ему. Как он посмел воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся?

Доротея внутренне распалялась все больше, лишенная возможности высказать маркизу все, что о нем думает. Нужно дать ему понять, что она вовсе не безвольная барышня, которой можно вертеть как вздумается.

Танцуя по очереди со всеми друзьями Хейзелмера, Доротея вдруг осознала, что они относятся к ней как к супруге их друга, что ничуть не способствовало улучшению ее настроения. При этом ей удавалось поддерживать видимость привычного хладнокровия и безмятежности, так что ни один из ее партнеров не догадался о ее истинном состоянии, Лорд Десборо только что вернул Доротею бабушке после очередного танца и удалился, когда к ней подошел обходительный француз, граф де Ване, чтобы пригласить на следующий тур вальса. Леди Мерион дала разрешение.

Граф сообщил Доротее, что недавно прибыл из Парижа. Уверенно скользя в танце, он без труда поддерживал светскую беседу, но Доротея его почти не слушала. До тех пор, пока ее внимание не привлекло упоминание имени Хейзелмера.

Не колеблясь ни секунду, она перебила его:

– Прошу прощения, граф, боюсь, я задумалась и не услышала ваших последних слов.

– Ах, мадемуазель, я всего лишь говорил, что вполне в духе маркиза выбирать себе любовниц из числа самых красивых женщин. Таких, например, как леди Уолфорд. Она стоит вон там, разговаривает с его светлостью.

Доротея посмотрела в ту сторону, куда он указывал, и заметила Хейзелмера, поглощенного разговором с леди Уолфорд. Он низко склонился к ее белокурой головке, внимательно слушая. Доротее его поза показалась очень развязной. У нее упало сердце. Пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы встретить взгляд графа с привычным спокойствием. Однако молодой человек почувствовал, как она напряглась, и очень порадовался достигнутому им успеху. Будучи человеком прозорливым, граф не стал углубляться в эту тему, а перевел разговор на другую.

Его слова задели Доротею гораздо больше, чем он мог надеяться. Если прежде она была смущена, то теперь и вовсе с головой погрузилась в пучину отчаяния и боли. Перед ее мысленным взором неотступно стоял образ Хейзелмера, погруженного в интимную беседу с леди Уолфорд.

В прошлое воскресенье, незадолго до отбытия в Дэрент‑Холл, Марджери Дэрент явилась к Доротее с визитом, чтобы, как она сказала, исполнить свой долг.

– Так как Герберт является твоим опекуном, а я его жена, – тщательно подбирая слова, начала она, – я считаю своей обязанностью поставить тебя в известность, что лорд Хейзелмер играет твоими чувствами. Мне сказали, что точно так же он поступал и прежде со многими другими достойными юными леди. Мне жаль это говорить, но твое сопротивление его чарам лишь сильнее раззадоривает его. Ни я, ни Герберт не хотим порицать твою бабушку, но нам невыносимо больно видеть, что такому человеку, как маркиз, удалось заманить тебя в ловушку.

Доротея терпеливо выслушивала слова Марджери, пребывая в полной уверенности, что все это ложь. Марджери представления не имеет об истинных чувствах Хейзелмера, думала она. Да и леди Мерион ни за что бы не стала привечать джентльмена, чьи намерения далеки от благородных.

Марджери продолжала перечислять многочисленные пороки маркиза: любовь к азартным играм, скачкам, кулачным боям и иным недостойным видам спортивных состязаний. Наконец, она добралась до главной цели своего визита:

– Я обязана говорить с тобой совершенно откровенно, моя дорогая. Леди Мерион, очевидно, не желает отравлять подобными грязными разговорами умы юных невинных девушек, но я считаю, что при данных обстоятельствах должна поведать тебе все. Предупрежден – значит, вооружен, сама знаешь.

Богатое воображение Доротеи тут же заработало. Она сгорала от нетерпения узнать, какие еще страшные тайны Марджери собиралась приписать Хейзелмеру. Но правда оказалась такой обыденной, что Доротее едва удалось сдержаться, чтобы не рассмеяться.

– Дорогая, этот мужчина – распутник! Высокородный распутник, согласна, но суть от этого не меняется. До меня доходили слухи о его многочисленных интрижках с дамами столь же высокого положения, что и наше с тобой. Все они поразительно красивы, совсем как ты, моя дорогая.

Намек, явно прозвучавший в ее последних словах, вывел Доротею из равновесия. При нелепой мысли о том, что Хейзелмер предложит ей стать его любовницей, она едва не рассмеялась вслух. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы не разрушить в глазах Марджери свой образ внимательной слушательницы. Марджери же сдержанно вздохнула, тем самым давая понять, как она относится к вероломству его светлости.

Закончила она свой монолог заявлением, что ни она сама, ни Герберт не намерены в будущем поддерживать какие‑либо отношения с маркизом. Доротея, с трудом держащая себя в руках, напомнила себе, что в Лондоне она находится под опекой бабушки, а не кузена и его ужасной жены.

Как только Марджери ушла, Доротея выбросила ее слова из головы, гак как полагала их не более чем нелепыми выдумками. Теперь же ей показалось, что впервые в жизни кузина оказалась права. Доротея задалась вопросом, насколько хорошо она в действительности знает Хейзелмера.

Она допускала, что раньше в его жизни было много женщин – едва ли ему удалось бы получить столь обширный опыт общения с противоположным полом без практики. Но ей всегда казалось, что то были дамы полусвета, которые остались в прошлом и не станут омрачать собой его нынешнюю жизнь. Леди Уолфорд, напротив, принадлежала к высшему обществу и, несомненно, являлась для Хейзелмера частью его настоящего.

Из дальнейшей болтовни графа Доротея не услышала ни единого слова. Незадолго до окончания вальса она заметила, что Сесилия, весело сверкая глазами, танцует с Фэншоу. Значит, они помирились. Когда его светлость повернул голову и заметил Доротею, на его лице отразилось изумление, причину которого она узнать не успела, так как их пары разошлись в разные стороны, исполняя фигуры танца. По окончании вальса граф педантично вернул Доротею бабушке и немедленно покинул их, растворившись в толпе. Причиной такой поспешности стало то, что он тоже заметил взгляд Фэншоу, но, в отличие от Доротеи, прекрасно понял его значение.

Как граф и предполагал, Хейзелмер очень скоро оказался подле Доротеи. При виде неестественного выражения ее лица он не стал допытываться о причинах, а вместо этого предложил леди Мерион отправиться домой. Принц‑регент уже удалился на покой, поэтому они могли безнаказанно это сделать. Кроме того, пожилой даме была не по вкусу царившая в Карлтон‑Хаус свободная атмосфера. Мгновение спустя к ним присоединились Фэншоу с Сесилией. Оставалось лишь отыскать Ферди. Это не составило труда, и вскоре все шестеро покинули бальный зал Карлтон‑Хаус.

Сидя в экипаже напротив Доротеи, Хейзелмер отчаянно пытался понять, что ее так взволновало. Тони сказал ему, что она танцевала с одним из французских дипломатов, человеком сомнительной репутации. Все же маркиз считал маловероятным, чтобы болтовня этого француза могла ее так расстроить. Доротея пыталась сохранять внешнюю невозмутимость, хотя на самом деле была близка к тому, чтобы разрыдаться. Маркиз представления не имел, с чем это может быть связано. Зная, что у него не будет возможности ни спросить ее об этом, ни утешить, он и сам испытывал дискомфорт.

Экипаж остановился перед Мерион‑Хаус, и джентльмены проводили леди в дом. Ферди ушел пешком, и Хейзелмер с Фэншоу, отослав экипаж, тоже решили прогуляться через площадь. Половину пути Фэншоу восторженно распространялся о радостях, даруемых любовью. Воспользовавшись советом Доротеи, он позаимствовал также и толику высокомерия у Хейзелмера, что оказалось самым верным решением.

Осознав, наконец, что его друг ничего не отвечает, и заметив серьезное выражение его лица, Фэншоу воскликнул:

– Только не говори, что вы поссорились.

Хейзелмер усмехнулся:

– Честно говоря, я и сам этого не знаю.

– Святые небеса! Да вы еще хуже нас!

– К несчастью, это так.

– Почему бы тебе в таком случае также не воспользоваться советом, который дела мне Доротея?

– Как мне известно из достоверного источника, на старшую сестру Дэрент жесткий подход не подействует, – едва заметно улыбаясь, ответил маркиз.

– Что означает совершенно противоположное, – заключил Фэншоу, все еще пребывающий в романтическом настроении.

– Ты и сам не подозреваешь, как ты прав, – произнес Хейзелмер, прощаясь с приятелем на ступенях Хейзелмер‑Хаус.

Не будучи столь наблюдательными, как Хейзелмер, ни леди Мерион, ни Сесилия не заметили подавленного состояния Доротеи. Ее светлость, мучимая головной болью, поспешила лечь в постель, а Сесилия была до краев переполнена собственным счастьем и потому не обратила внимания на бледность сестры. Доротея была рада возможности уединиться в своей комнате, избежав необходимости отвечать на бесконечные каверзные вопросы.

Несколько часов она лежала в постели без сна, невидящим взором глядя в окно. Ее сердце отказывалось принять то, что было известно разуму. В то самое время, когда Хейзелмер ухаживал за ней, влюбив в себя своим легким обращением и нежными ласками, он наслаждался гораздо более близкими отношениями с прекрасной леди Уолфорд. Все более погружаясь в пучину отчаяния, Доротея сочла это свидетельством того, что он вообще не испытывает к ней никаких чувств!

Ей потребовалось много времени, чтобы разобраться в его поступках, но теперь она точно знала – маркизу нужно жениться, и он решил, что не холодная и отстраненная мисс Банттон, но наивная деревенская девушка вроде нее вполне ему подойдет. Она неуверенно чувствует себя в обществе, но из нее получится очень милая, всем довольная и на все согласная жена, которой он сможет манипулировать, которая станет рожать ему наследников и присматривать за хозяйством, в то время как сам он продолжит купаться в изощренных ласках дам вроде леди Уолфорд. Скорее всего, маркиза привлекла в Доротее именно ее сдержанность. Она бросила ему вызов, стала крепостью, которую требовалось покорить.

Впервые с тех пор, как приехала в Лондон, Доротея с тоской подумала о Мызе, жизнь на которой была гораздо более простой и понятной. Там не было властных пэров, которые, имея красавицу любовницу, влюбляли в себя невинных девушек из эгоистических соображений. Лишь на рассвете Доротее удалось забыться тревожным сном.

Придя домой, Хейзелмер сразу отправился в библиотеку. Налив себе большой стакан бренди, он сел в кресло и стал смотреть на догорающий огонь в камине.

Решив просить руки Доротеи в конце сезона, он явно не учел запутанного характера их отношений. Случившееся сегодня до сих пор оставалось для него загадкой, и он не имел права требовать объяснений. Раньше она сама обо всем бы ему поведала, но сегодня поняла, насколько публичными стали их отношения, и ей это явно не понравилось. Одному Богу известно, что бы она сказала, если бы узнала, что все только и ждут объявления об их свадьбе! Хейзелмер усмехнулся, представляя, как Доротея разозлится. Но он ни секунды не сожалел о своем поведении. После их встречи в лесу Мортон‑Парка и на постоялом дворе она ни за что не поверила бы, вздумай он притворяться кротким и податливым. Если бы он предоставил ей самой право выбирать себе мужа, она непременно вышла бы замуж за какого‑нибудь невыносимо скучного и глупого типа, не способного держать ее под контролем. А ей непременно требовался кто‑то, кто стал бы ее контролировать, присматривать за ней, заботиться, лелеять – маркиз содрогнулся, подумав о том, в какие неприятные истории она могла попасть, не будь он рядом, чтобы снова и снова ее выручать. Очень часто Доротея вообще не распознавала опасности, даже столкнувшись с ней лицом к лицу. Как во время встречи с ним в лесу, например…

Это обстоятельство не переставало удивлять Хейзелмера. Почувствовала же она угрозу, исходящую от Питерборо или Уолсингэма. А вот его самого она никогда не боялась, даже в их первую встречу в Мортон‑Парке, когда он обнял ее и поцеловал так, как никто до этого. Это была еще одна из ее причуд, которой Хейзелмер очень радовался.

Маркиз подозревал, что нелюбовь Доротеи к его властности проистекала из привычки во всем поступать по‑своему и командовать людьми вроде Сесилии, леди Мерион и Ферди, заставляя их делать то, что ей хочется. Ее отказ от попытки выведать у него объяснение его присутствию в Мерион‑Хаус тем вечером подразумевал, что она понимала тщетность попыток улестить его или оказать на него влияние. В этом она не ошиблась. Хейзелмер не намеревался позволять ей помыкать собой, хотя, подумал он с легкой улыбкой, если бы ей вздумалось попытаться, он не стал бы возражать.

Вздохнув, он усилием воли заставил себя сосредоточиться на более насущных проблемах. Доротея отдалилась от него. При обычных обстоятельствах он не усомнился бы в своей способности убедить ее изменить мнение, но случившиеся в последнее время необъяснимые события не давали ему расслабиться. Он посмотрел на свой стол, в выдвижном ящике которого хранились две загадочные записки. Кто‑то ведет свою игру, и Хейзелмеру до сих пор было неизвестно, кто именно.

Из данной ситуации имелся только один выход. Управляющий его поместьем давно просит приехать в Лестершир, чтобы лично разобраться с делами. Путь туда лежал через графство Нортгемптоншир, в котором находился Дэрент‑Холл. Мысленно пробежавшись по списку своих приглашений на завтра, он вспомнил, что приглашен на обед. Что ж, можно отправиться в Лестершир сразу после этого, а ужасному Герберту нанести визит уже на обратной дороге. Также, рассудил маркиз, нужно сообщить обо всем матери, а это означало, что один вечер он проведет в Хейзелмере. Итого семь дней. В Лондон он должен вернуться к следующему вторнику.

Маркизу не хотелось оставлять Доротею одну, но, не имея представления о том, будут ли неизвестным автором записок предприняты новые попытки, он счел самым правильным как можно скорее жениться на ней. Похитить маркизу Хейзелмер будет гораздо труднее, чем мисс Дэрент. Он лично позаботится о том, чтобы это стало совершенно невыполнимой задачей. Одним глотком допив оставшийся в стакане бренди, Хейзелмер отправился спать.

С удобством устроившись на мягких простынях, он прислушивался к звуку шагов Мургатройда, постепенно замирающему в коридоре. Их с Доротеей интерлюдия в оранжерее Ричмонд‑Хаус не оставила сомнений касательно ее чувств к нему. Своими действиями, хотя и невольно, она укрепила его надежды. Она любит его. Осознание этого пробивалось через окружающую его пелену разочарования, являясь неиссякаемым источником радости и ожидания чуда. Вместе с ними пришло терпение, подсказывающее, что нужно довести игру до конца, позволив Доротее до окончания сезона наслаждаться своей независимостью, а уж потом сделать ее своей женой. Помимо всего прочего ему очень нравилось оказываемое ею энергичное сопротивление и становящиеся со временем все менее и менее энергичными попытки скрыть свои чувства к нему. Хейзелмер вздохнул. На счастье или на беду, его время заканчивалось. Во вторник вечером игре будет положен конец, который одновременно станет началом чего‑то гораздо большего.

Хейзелмер потянулся, размышляя о сокрытом в нем мощном желании. Ему вообще не следовало целовать Доротею, потому что теперь всякий раз, стоило ему лишь увидеть ее, как ему хотелось сделать это снова. А когда он уступал этой настоятельной потребности, то неизменно хотел немедленно уложить ее в постель. Ее мягкие волосы, теплота гладкой кожи, нежность губ и дразнящий взгляд зеленых глаз были столь манящими, что впервые в жизни он не находил в себе сил совладать с этим желанием. Скорая женитьба на Доротее положит конец этой пытке. Устроившись поудобнее, он заснул, думая о ее изумрудных глазах.