Еще одна легенда

Пока "Балтиец" сокрушал врага своими "сотками", зимой 1941/42 года в Ораниенбаумском порту стояла на приколе краснознаменная "Аврора". Вряд ли кто-либо из нас, завидев над невысокими домиками и портовыми сооружениями Ораниенбаума – матросского "Тамбова" – с юности знакомые три прямые серые трубы крейсера, не сжимал еще раз зубы – "Нет, не возьмете у нас этого!", – не чувствовал, как сердце обливается горячим: "Аврора!" Фашисты – в десяти километрах от "Авроры". И она – на приколе!

Но все-таки участие в боях на Ораниенбаумском "пятачке" "Аврора" несомненно принимала. С революционного крейсера были сняты его орудия и переданы сражавшимся на суше флотским подразделениям. Одно из них досталось "Балтийцу".

Инженеры форта "Ф" (мне теперь вспоминаются только две фамилии – Зверев и Плаксин) спроектировали и создали необходимую для работы этой дальнобойной "стотридцатки" платформу. Она была снабжена особыми домкратами-"лапами". Стоя на "усу", она упиралась этими "лапами" в кромку насыпи; они принимали на себя чудовищную отдачу могучей пушки, давая возможность обычной платформе выдержать титанический толчок отката.

Я прекрасно помню, как в крепко-морозный январский день, там, за береговой деревушкой Черная Лахта, экипаж бронепоезда производил придирчивые испытания орудия, на разных углах возвышения, под разными азимутами. Помню, как я сидел в свирепой стуже и следил, как уносятся на север, куда-то туда через залив, к Териокам, к финнам, тяжелые шестидюймовые снаряды, и думая о странности обычаев и судеб войны. Что думают там, за заливом, финских береговых постов часовые, их офицеры? Никто много месяцев по ним не стрелял, жили тихо, спокойно, и вдруг – снаряд, другой, третий… Что случилось с русскими? Что рассердило их? Что они заподозрили?

А это ведь было не более чем "испытание орудия"!

На бронепоезде факт передачи ему пушки с прославленного крейсера был воспринят как почет и награда. Об этом говорили много. Об этом писали в газете ИУРа, – писали и в прозе, и даже в стихах. Спустя несколько дней после испытания "стотридцатка" достала далеко в немецком тылу фашистские части, до которых никогда еще не долетали наши тяжелые снаряды.

Откликнулись тяжелым вздохом горы,

Метнулись отгулы и замерли в снегу:

Среди лесов орудие "Авроры"

Отныне бьет врага на берегу…

Казалось бы, чего уж больше? Но бойцам этого показалось недостаточно. Им хотелось еще связать в один узел подвиг детей с подвигом отцов.

– Ну, что у вас нового на "Балтийце"? – спросил я еще перед испытанием встретившегося мне на дороге старшину с бронепоезда.

– Большие новости, товарищ полковник! – с удовольствием ответил он. – Знаете, какую нам пушку придали? С "Авроры" пушка! То самое орудие, которое в семнадцатом по Зимнему огонь вело… Вот идем ему проверочку дать…

Это было не так. В Октябрьские дни на "Авроре" стояли старые стопятидесятимиллиметровые пушки "Канэ". Перед войной, когда крейсер был сделан учебным кораблем, их заменили другими, "стотридцатками". Теперь на площадке бронепоезда, укрытое брезентами, стояло именно одно из этих новых орудий, "стотридцатка". Я знал это, и осторожно намекнул, что, может быть, все же…

– Да что вы, товарищ интендант третьего ранга! – свысока ответил мне старшина. – Это только так, слух пускают, чтобы до фрицев не дошло, какой тут у нас ценный трофей есть. Они бы как черти сюда полезли, такое орудие захватить! А наши матросики узнавали стороной: точно, то самое орудие!

Я не стал спорить; думаю, и не надо было. Воинская часть может обрастать легендами; воинской части следует обрастать легендами. И чем их больше, чем они возвышенней, тем лучше.

А истину пусть потом раскрывают историки. Она никуда не денется. Она за плечом легенды стоит на карауле у дверей прошлого…