Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Мой соавтор – Франческа ГаальСправедливость превыше всего: не вмешайся она, мое письмо ему не было бы написано. В отличной статье, с упоминания о которой я начал, говорится: писатель Успенский написал его весной сорок второго года, во фронтовой землянке, куда как-то попали два романа Уэллса – "Война миров" и "Люди как боги". Тут не все точно. Мне не случалось на фронте живать в землянках. Ни одной книги Уэллса у меня не было; не было их – не знаю уж почему – и в богатых библиотеках балтийских фортов, в десятке километров от меня. Я жил романтически в описанном Н. К. Чуковским [[54]] большом кирпичном "офицерском доме" в Лебяжьем, – в доме, пустом, как Бет-Пак-Дала [[55]], и холодном, как Антарктида. Жил и работал – нет, не "как зверь", а как военные корреспонденты в те годы. Трудно вспоминаются эти месяцы – конец осени, начало зимы сорок первого года. Сводки мрачнее ночи. Враг все ближе к Москве. Сейчас не каждый поверит, но было так: мы жили тогда только глубокой, почти иррациональной уверенностью в грядущей победе. Мы знали: она не слетит с неба сама – надо работать, надо драться за нее. И вот мы работали. Времени у меня не было ни минуты: я писал, но – какие тут послания на Запад! Изо дня в день заметки для газеты района, для ленинградских, для флотских газет… Нет радиста – сам лови ночью сводку. Ослабел типографский рабочий – крути плоскую машину. Не прислали клише из города – отрывай кусок линолеума от пола и режь сам. Времени не было. И тут пришла на помощь она, Франческа. В ноябре – декабре над Финским заливом темнеет рано и глухо. В кромешной зимней тьме по поселку всюду вырубали свет. Всюду, кроме матросского клуба. Там начинались лекции, доклады, танцы и главное – кино. Перед вами – альтернатива: или сидеть, волком воя, в чернильном мраке три-четыре часа, или пойти в клуб, хотя мне, сорокалетнему командиру, не по мыслям, не по чину, не по возрасту было фокстротировать с юными краснофлотками. Я садился в зале в кресло и читал до начала фильма. До начала фильма! Обстрелы, двойная блокада, ледостав – мы были отрезаны от сокровищницы кинопроката. "Ораниенбаумская республика" жила фильмами, блокированными с нею с начала сентября. К этому времени из них сохранился, по-видимому, один – "Маленькая мама". Первые пять раз я смотрел Франческу Гааль миролюбиво. Полюбовавшись на нее в двадцатый или в двадцать седьмой раз, я изнемог. Почувствовал себя морально надломленным. Люди железной воли – работники Политотдела, редактор Женя Кириллов, секретарь редакции "Боевого залпа" Жора Можанет – мужествовали сильно. Они стояли насмерть. Они уговаривали меня: "Лев Васильевич, идемте!" Я не мог. Я оставался в редакционной тьме, ложился в черном мраке на черный топчан и – что было мне еще доступно? – думал, думал, думал… Вот в этой-то пахучей типографской черноте, в шуме высоченных сосен над крышей, в холодном свете звезд, если выйдешь наружу, в еще более холодном – мертвенном – мерцании панических фашистских ракет за фронтом немцы и привиделись мне марсианами. "Маленькая мама" вышла замуж в тридцатый или сороковой раз. Лампочка надо мной обозначилась тускло-рдяным волоском, вспыхнула, как "новая звезда", пригасла и пошла мигать и помаргивать на экономичном "режиме имени инженер-капитана Баширова": он ведал нашей тощей энергетикой. Я встал, нарезал газетной бумаги, заложил первый листок в машинку и начал: "Итак, глубокоуважаемый мистер Уэллс, катастрофа, которую вы предсказывали полстолетия назад, разразилась: марсиане вторглись в наш мир…" Книги? Не нужны мне были его книги: седоголовый интендант на лебяженском "пятачке" был когда-то тем подростком, которому Елена Валентиновна Корш обрушила на голову великую тяжесть уэллсовских фантазий. Образы Уэллса – живые, движущиеся, дышащие – все время жили у него в памяти. Он мог цитировать без книг.
|