Февраля 1966. Собрание сочинений,

издание XVI, стр. 45–7

На мгновение я теряю внимание, и мысль… принимает и создает образ.

Собеседник: Для уничтожения механизмов создания образов должна ли заканчиваться и мысль? Одно подразумевается в другом? Является ли «конец создания образа» действительно основой, на которой можно начать поиск, что есть любовь и правда? Или она обрывает саму сущность правды и любви?

Кришнамурти: Мы живем образами, созданными мышлением, мыслью. Эти образы непрерывно добавляются и убираются. Вы имеете свой собственный образ о самом себе. Если вы – автор, то имеете образ о себе как об авторе. Если вы – жена или муж, каждый из вас создал образ о себе. Это начинается с детства, через сравнение, через советы, когда навязывается мнение, что вы должны быть столь же хорошим, как другой парень, что вы не должны делать или что должны. Так что постепенно этот процесс накапливается. И в наших отношениях, личных и других, всегда есть образы. Пока будет существовать образ, вы будете и ранимыми, и оскорбленными, и обиженными. А сам образ предотвращает развитие любых фактических отношений с другим человеком.

Собеседник: Может ли это когда‑нибудь закончиться, существует ли что‑то, с чем мы должны жить бесконечно? В самом конце образа заканчивается ли мысль? Взаимосвязаны ли образ и мысль? Когда разрушается механизм создания образа подходит к окончанию, является ли это самым существенным для любви и правды?

Вы когда‑либо фактически заканчивали образ добровольно, легко, без какого‑либо принуждения, без повода? Нет, «я должен заканчивать образ, обладая собой, и я не буду травмирован». Возьмите один образ и войдите в него. Войдя, вы обнаружите целую динамику создания образа. В этом образе вы начинаете обнаруживать, что есть опасение, беспокойство, есть ощущение изоляции. И если вы испуганы, вы говорите: «Намного лучше держать то, что я знаю, чем то, чего не знаю». Это мысль? Является ли эона естественным ответом, естественной реакцией, защитой себя в физическом и психологическом отношении? Человек может понять естественный ответ на физическую защиту – как иметь пищу, приют, одежду, избежать возможности быть сбитым автобусом, и так далее. Это – естественный, здоровый, интеллектуальный ответ. В нем нет никакого образа. Но в психологическом отношении внутри мы создали этот образ, который является результатом ряда инцидентов, несчастных случаев, повреждений, раздражений.

Действительно ли психологическое создание образа является движением мысли? Мы знаем, что мысли нет, возможно, из‑за высокой температуры, и работает самозащитная физическая реакция. Но психологическое создание образа – результат постоянного невнимания, которое является самой сущностью мысли. Мысль сама по себе невнимательна. Внимание не имеет никакого центра, не имеет никакого смысла, точки сосредоточения, как в концентрации. Когда есть полное внимание, нет никакого движения мысли. Это единственное для мышления, являющегося невнимательным, чтобы возникали мысли.

Мысль – это вопрос. Мысль – это результат памяти. Память – результат опыта. И все это должно всегда частично ограничиваться. Память и знания никогда не могут быть полными, они являются всегда частичными, а потому и невнимательными.

Итак, когда есть внимание, нет никакого создания образа, нет никакого конфликта. Вы видите факт. Если вы оскорбите меня или будете льстить, а я полностью внимателен, то это не будет означать чего‑либо. Но в момент, когда я теряю внимание, мысль, которая является невнимательной сама по себе, принимает и создает образ.

Собеседник: Действительно ли окончание создания образа – сущность правды и любви? Не совсем. Любовь желания? Любовь удовольствия? Большинство желаний нашей жизни направлено к удовольствиям в различных формах, и когда это движение удовольствия, секса, и т. п., возникает, мы называем его любовью. Может ли быть любовь, когда есть конфликт, когда мысль затронута проблемами – проблемами небес, проблемами размышлений, проблемами между мужчиной и женщиной? Когда мысль живет в проблемах, которые есть у большинства наших умов, может ли быть там любовь?

Может ли возникать любовь, когда есть большое страдание, являющееся физиологическим так же, как и психологическим? Действительно ли правда является сущностью умозаключения, сущностью мысли, философов, богословов, тех, кто так глубоко верит в догму и ритуалы, являющиеся полностью искусственными? Может ли мысль, столь обусловленная, знать, какова же правда? Правда может быть только тогда, когда мысль полностью свободна от всего этого беспорядка. Философы и другие никогда не смотрят на свои собственные жизни. Они уходят в небольшой метафизический или психологический мир, о котором начинают писать, издаются и становятся известными. Правда, это что‑то, что требует необычной ясности мысли, не имеющей никаких проблем вообще – физических или психологических – мысли, не знающей конфликта. Даже память о конфликте должна заканчиваться. С бременем памяти мы не можем найти правду. Это невозможно. Правда может только прийти к мысли, являющейся удивительно свободной от всего, что искусственно.

Эти слова были не обо мне – вы понимаете? Если бы это не было чем‑то фактическим, я не говорил бы об этом, я был бы нечестен по отношению к себе. Если бы это не было бы фактом, я был бы ужасным лицемером. Это требует огромной честности.

Вопросы и ответы,

стр. 31–3