Января 2009. Никон уже слишком тяжел для Инны носить его на руках, и на прогулках возле дома она его носит в кенгурятнике (не знаю

Никон уже слишком тяжел для Инны носить его на руках, и на прогулках возле дома она его носит в кенгурятнике (не знаю, как по‑русски этот девайс назвать).

Сегодня утром

А по мне так он просто невесом, и к тому же я не перевариваю колясок, и поэтому при выездах куда‑нибудь он у меня на руках порой часами проводит, и нам обоим по кайфу.

На днях чувака русского встретил в городе, не виделись, наверно, года четыре. Мы с ним занимались в спортзале, и он мне рассказывал про незаменимость мяса и что это настоящий источник силы, про грузинских долгожителей и прочий бред. А тот маленький факт, что я его на порядки сильнее и по размеру шире, он объяснял тем, что я еще не так долго живу, чтоб делать выводы, и что мне так не долго жить осталось и что я родился и вырос потому, что мама, а потом я кушали мясо.

В общем, чувачок этот за эти четыре года довольно сильно изменился, поседев почти на всю прическу (хотя младше меня), раздобрев нехило, кожа лица стала такая, как бы так сказать – бело‑красная. Когда встретились мы, а у меня Ник на руке как раз был, поговорили с ним немного, а я ему и припомнил его «учение» и спрашиваю, указывая на Ника: «А как же он родился‑то и растет на одной «траве» у родителей, уже столько лет не евших «незаменимого», да еще таким вот крепким спортивным от природы?» А он мне ответил типа: «Да знаю я уже, ну не прав был» и пр.

В общем, наверно, даже до дремучих падальщиков уже что‑то да доходить начало, и это радывает, товарисчи!

Кстати, мать у него еще тогда, помню, жуть какой букет болячек мрачных имела.