Всем. Всем. Всем.

Как вы, наверное, уже узнали из газет, муниципальные власти приняли решение перенести мусоросжигательный завод из нашего района на третий насыпной участок. Мусоросжигательному заводу — пятьдесят пять лет. За эти годы он ни разу не перестраивался и не совершенствовался. Мусор на заводе утилизируется самым элементарным способом, в результате чего на дома в этом районе часто падает пепел.

Перенос старого завода из городской черты на насыпной участок с современной инфраструктурой — правильное решение. И мы полностью его поддерживаем. Когда вы читали статью, вам могло показаться, что мы выступаем против, но это не так.

Все это время мы работали в ужасных условиях, но никогда не жаловались. В соответствии с рабочим контрактом, мы живем на территории завода. Летом мы задыхаемся от гниющего мусора. Зимой наши дома засыпает пеплом. Но мы не возмущаемся, не требуем справедливости.

По плану, разработанному муниципальными властями, мы должны переехать вместе с заводом и жить в типовых домах, которые будут построены рядом с заводскими корпусами. На то, чтобы добраться оттуда до ближайшего продуктового магазина и обратно, понадобится час. Дети будут добираться до школы сорок минут. К тому же на насыпном участке сейчас ведется активное строительство, и постоянно ездят грузовики, бетономешалки и прочий промышленный транспорт. Дороги там до сих пор не достроены. Нельзя допустить, чтобы в таком месте жили семьи с маленькими детьми.

Наши требования очень простые:

— Отменить систему временных контрактов и заключить постоянные договора со всеми работниками.

— Построить на освобождающейся территории бывшего завода новый жилой комплекс и предоставить там квартиры всем работникам.

Пожалуйста, поддержите нас в нашей борьбе за элементарные человеческие права на жилье и на работу.

Коллектив рабочих мусоросжигательного завода

Инициативная группа учителей начальной школы Химэмацу

К четырем "сочувствующим учителям" прибавился еще один. Ёко Эгава, молодая учительница рисования, сказала, что она тоже хочет помогать раздавать листовки. Узнав об этом, Котани-сэнсей приободрилась. "Значит, не все еще потеряно", — подумала она.

На следующий день пятеро активистов приехали в школу на полчаса раньше, чем обычно. Котани-сэнсей заранее поговорила со своими учениками и объяснила, что в ближайшие дни не сможет проверять их дневники.

— Не волнуйтесь, сэнсей. Мы все равно будем писать. А когда Тэцудзо-тян вернется в школу, вы сможете все сразу проверить.

Учителя и заводские рабочие поделились на группы и начали раздавать листовки на железнодорожной станции и автобусных остановках.

Котани-сэнсей работала в паре с Эгава-сэнсей. Было видно, что молодой учительнице немного не по себе. Она никогда раньше ничего такого не делала и поэтому стеснялась.

Примерно через пять минут после того, как они начали работать, неожиданно прибежали Джун, Мисаэ и Тэцудзо — запыхавшиеся, с раскрасневшимися лицами.

— Мы тоже хотим листовки раздавать, сэнсей.

Джун рассказал, что они у себя на "базе" посовещались и решили, что надо обязательно помочь распространить листовки.

Котани-сэнсей не знала, что делать. С одной стороны, она не видела ничего страшного в том, чтобы дети раздавали листовки. С другой — рабочих уже и так все кому не лень обвиняли в использовании детей в качестве стратегического оружия.

Пока Котани-сэнсей размышляла, Джун сказал:

— Это же в любом случае нас касается!

Котани-сэнсей наконец решилась. Она протянула Джуну пачку листовок.

Пришла электричка, и на станции сразу стало многолюдно. Люди шли потоком.

— Ничего себе! — присвистнул Джун. — Только успевай поворачиваться.

— Дяденька, вот. Прочитайте! — поначалу Мисаэ раздавала листовки, всовывая их в руки поочередно каждому пассажиру. Но скоро она освоила гораздо более эффективный метод: сопровождая свой жест коротким "Вот!", она просто прижимала листовки, одну за другой, к животам проходящих мимо людей, так что они машинально подхватывали бумажный лист — чтоб не упал, — и спешили дальше уже с листовкой в руках.

— Фу ты! Совсем забыл! — вдруг воскликнул Джун. — Тэццун, иди-ка сюда.

Мальчик развязал веревку и достал из мешка два куска картона, скрепленные резинкой. Это был костюм человека-сэндвича. Тэцудзо надел его через голову и превратился в мальчика-сэндвич.

Неумелым почерком на картонках было написано: "Я известный энтомолог, доктор мушиных наук. Я хочу продолжить свое исследование! Помогите!"

— Так. Это чья идея?

— Моя, — гордо сказал Джун.

— Ну, это уже слишком. Тэцудзо-тян, сними это сейчас же!

— Это еще почему, сэнсей? Мы же живем в эпоху рекламных технологий!

— Нет, Джун-тян, на этот раз ты плохо придумал. Вот ты говоришь, что это твоя идея, но на самом-то деле ты просто пытаешься подражать взрослым, ведь так?

— Ну, наверное, так, — нехотя признал Джун. Котани-сэнсей помогла Тэцудзо снять картонки.

— Ой, дяденька "ваш покорный слуга"! — послышался голос Мисаэ. — Дяденька! Ау!

Толкая самодельную тележку, бородач приближался к железнодорожному переезду с другой стороны железной дороги. Похоже, он услышал, что Мисаэ его зовет: остановился, приветственно помахал рукой и двинулся в их сторону.

— Кто это? — с удивлением спросила Эгава-сэнсей.

— Боюсь, я не смогу этого объяснить, — извиняющимся тоном сказала Котани-сэнсей.

— Итак, чем вы изволите заниматься сегодня? — спросил бородач, оглядев всю компанию.

"И почему, интересно, каждый раз я его встречаю в каких-то диковинных обстоятельствах?" — смущенно подумала Котани-сэнсей. Но тем не менее не преминула поблагодарить бородача.

— Спасибо, в тот раз вы нам очень помогли.

— Дяденька, у нас забастовка!

— Забастовка?! — бородач удивленно посмотрел на Мисаэ. — Значит вы, барышня, не посещаете школьные занятия?

— Ну да, бастую!

— А ваши наставники, что же, бастуют вместе с вами?

Котани-сэнсей не нашлась, что ответить. От этого бородача не знаешь, чего ожидать.

— Джун-тян, расскажи, пожалуйста, в чем дело.

Джун принялся рассказывать.

Бородач с интересом слушал. Потом прочел листовку и сказал:

— Ну что ж, все понятно. Доверьтесь мне! — и он ударил себя в грудь.

"Что он учудит на этот раз?" — в ужасе подумала Котани-сэнсей.

И тут бородач звучно запел застольный гимн клана Курода из Фукуоки. Он не только пел, но и еще и подтанцовывал.

Эгава-сэнсей густо покраснела.

Вокруг бородача начали собираться люди. Они с любопытством смотрели, как он танцует. Джун, Мисаэ и Тэцудзо, воспользовавшись моментом, бойко раздавали прибывающим зрителям листовки.

На этот раз ребята вполне обошлись бы и без помощи странного бородача, но им было приятно, что он хочет им помочь. Только бедные молоденькие учительницы не знали, куда им деваться со стыда.

В тот же день, около трех часов дня, произошло еще одно событие. Тэцудзо сидел дома и рисовал в тетради глиняную фигурку, которую принесла ему Котани-сэнсей.

Вдруг его окликнули:

— Тэцудзо-тян!

Тэцудзо обернулся и увидел в дверях Такеши, Кацуичи, Бундзи и еще трех-четырех человек из своего класса.

Он растерялся. Кроме заводских к нему никогда никто не приходил. Он совсем не знал, что делать в этой ситуации.

— Тэцудзо-тян, можно войти? — спросил Такеши.

— Угу, — сказал Тэцудзо.

— Тэцудзо-тян, извини, что я тогда взял без спросу твоих мух.

— Угу, — сказал Тэцудзо, явно прощая Бундзи.

— Тэцудзо-тян, возвращайся скорее в школу. Мы волнуемся и скучаем!

— Угу.

— Это тебе Мичико-тян просила передать, — сказал Такеши и протянул Тэцудзо носовой платок, на котором был нарисован большой овод. Тэцудзо растерянно уставился на платок

— Тэцудзо-тян, как ты здорово мух рисуешь! — восхищенно сказал Кацуичи. Он, как в музее, ходил туда-сюда по комнате, разглядывая развешанные по стенам рисунки Тэцудзо. — Ну надо же! Классно!

— Слушай, а это что — тоже муха? Как она называется? — вдруг спросил он, останавливаясь возле рисунка, на котором было изображено какое-то странное насекомое.

— Самка горбатки.

— Смотри-ка, у нее крыльев нету.

— Нету крыльев, — сказал Тэцудзо. Первый раз с начала учебного года он заговорил с одноклассниками.

Самое странное, что никто из ребят не удивился. И Кацуичи, и Такеши, и Бундзи — все восприняли это как должное. Вот если бы тут была Котани-сэнсей, она бы, скорее всего, заплакала от радости и удивления. И, наверное, принялась бы размышлять о том, какие же все-таки загадочные создания эти дети.

Потом все играли в мавари сёги и в кучу-малу.

Когда дедушка Баку вернулся с работы, то не сразу вошел в дом. Некоторое время он стоял у двери, глядя на то, как весело играет с другими ребятами его внук. Потом тихо вытер набежавшую слезу.