Золотой Зиги

Зигмунд Фрейд, которого с рождения и до 16 лет официально звали Сигизмунд Соломон (в честь деда по отцу) Фрейд, родился 6 мая 1856 года в городе Фрайберге в Австро-Венгрии (ныне это город Пршибор на территории Чехии) в небогатой еврейской семье. Фрейды были родом из Галиции, и их происхождение прослеживается до восемнадцатого столетия. Фамилия Фрейд (Freud) в переводе с немецкого означает «радость». Возможно, тот, кто ее себе придумал, вложил в нее свою надежду на лучшее будущее. В XVIII в.

Австрийская империя купила у Польши Галицию и в 1787 г. гали-цийским евреям было приказано сменить фамилии на немецкие. Галицийский Тизмениц (теперь польская Тисменица), маленький торговый городок в шестидесяти километрах от русской границы, был местом рождения Якоба, отца Зигмунда. Ставший торговцем скотом и тканями Якоб Фрейд женился в 17 лет на Салли Каннер и имел двух взрослых сыновей Эммануила и Филиппа, когда его жена умерла. Второй супругой стала 19-летняя Амалия Натансон, годившаяся в дочки своему 40-летнему мужу. Она родилась в Броди, несколько восточнее Тизменица, а юность частично провела в Одессе на Черном море. Якоб и Амалия снимали комнату над кузницей. Этот дом все еще стоит в Пршиборе. Амалия быстро забеременела, и в 20 лет у нее родился ребенок – мальчик – в «сорочке», приставшей к голове.

Старая крестьянка, принимавшая роды, как по наитию, сказала Амалии: «Твой сын будет великим человеком!». Ни разу в жизни мать не усомнилась в правоте этих слов. Сына она называла ласково – «мой золотой Зиги». И хотя семья Фрейдов была многодетной, другие дети – Юлиус, умерший в младенчестве, Анна, Роза, Мария, Дольфи, Паули и Александр – были всего лишь детьми. А первенец – кумиром матери. Еще ребенком он стал хозяином дома. Во всем доме только в его комнате была масляная лампа, дававшая больше света, чем свечи, которыми пользовались все остальные. К его мнению прислушивались. Именно Зигмунд посоветовал родителям назвать младшего сына в честь Александра Македонского. Его велению подчинялись. Например, когда небогатый Якоб собрал нужную сумму и купил пианино для дочерей, Зиги заявил, что звуки музыки раздражают его. Инструмент убрали, объяснив расстроенным девочкам, что музицирование мешает размышлениям брата. «Мыслителю» Фрейду в ту пору было 10 лет.

Но даже когда Амалия стала немощной старушкой, Фрейд оставался опекаемым, а не опекающим. Заботу о матери он предоставил сестре Дольфи: остальные сестры вышли замуж, а Дольфи оставалась девицей и жила с матерью, потому что так решил ее брат.

Вплоть до самой своей смерти в возрасте 95 лет Амалия была центральной фигурой в жизни сына. В столь сильной любви третий – лишний. Третьим был отец. Еще в детстве Зигмунд представлял себя то предводителем карфагенского войска Ганнибалом, то

Колумбом, то Моисеем, то Наполеоном (он прикреплял на спины своим игрушечным солдатикам бумажки с именами наполеоновских маршалов и командовал ими, как настоящий полководец). Повзрослев и создав психоанализ, Фрейд по-прежнему мнил себя героем, сражающимся с темными силами человеческого подсознания, открывающим тайны разума. А герой, по его мнению, был достоин более сильного родителя, а не слабака и неудачника.

Спустя годы Фрейд вспоминал, как он, 7-летний мальчик, вбежал среди ночи в родительскую спальню. Зиги увидел череду непонятных телодвижений, взволновавших его. Отец заметил сына и замер. И тут случилось самое драматичное! Зигмунд подбежал к матери, обнял ее и… описался. Только спустя 30 с лишним лет Фрейд понял, почему он это сделал. Он хотел отвлечь внимание матери на себя и выбрал для этого самый радикальный из доступных мальчику способов. А может быть, он симулировал то, чем занимался отец, и как бы завершил подсмотренный акт любви? И если так, значит, исходя из его последующих трактовок, Зигмунд ревновал к собственному отцу, в глубине души желал избавиться от него, чтобы занять его место и обладать матерью! Однако в сделанном открытии он почувствовал некую вторичность: все это что-то напоминало… Ну конечно! Античная драма «Царь Эдип» о фивейском царе, который, сам того не ведая, убил отца и женился на матери. Так было создано понятие «эдипов комплекс» – один из ключевых элементов психоанализа.

Но, даже признавшись в том, что он желал смерти отца и видел эротические сны с участием матери, Фрейд не раскрыл до конца глубины собственного подсознания. Он видел лишь сексуальную причину эдипова комплекса. Между тем его собственная привязанность к матери была куда сложнее и глубже. Зигмунд страстно желал, чтобы о нем заботились, его защищали, перед ним преклонялись, и Амалия удовлетворяла эти желания. Фрейд не просто был привязан к матери, он нуждался в ней, был зависим от нее и больше всего на свете боялся лишиться ее опеки. Подсознательный страх потерять материнскую любовь трансформировался в две фобии, которые преследовали Зигмунда всю жизнь. Во-первых, он очень боялся голода: мать ведь воспринимается еще и как кормилица. Во-вторых, Фрейд паниковал перед каждым путешествием на поезде. Он собирался в дорогу задолго до дня отъезда, загодя покупал билет, накануне уточнял расписание и приходил на вокзал как минимум за час до прибытия поезда, чтобы наверняка не опоздать. Дело в том, что путешествие Зигмунд трактовал как символ утраты материнского дома, отрыв от корней и даже смерть. (По иронии судьбы брат Зигмунда Александр служил в железнодорожном ведомстве и обожал поезда.)

Поддержку, защиту, безусловную любовь Фрейд искал не только у матери. Для всех, кто его окружал, он стремился стать любимым сыном. Был ли он мужем, отцом, другом или коллегой, по сути, он оставался все тем же «золотым Зиги».

В 1860 г. семья переехала в Вену, где Фрейд с отличием окончил гимназию, затем в 1873 г. поступил на медицинский факультет университета. В этот период Иосиф, брат Якоба, первым из семейства попал в газеты. В 1866 г. его судили за производство фальшивых денег. Он напечатал небольшое состояние в российских рублях, и его посадили в тюрьму на 10 лет. С 1876 по 1882 г. Фрейд занимался изучением гистологии нервных клеток в лаборатории Э. Брюкке. Фрейд вспоминает, что он изучал медицинские науки не всегда планомерно и систематически. Тем не менее в 1881 г. он успешно сдал выпускные экзамены и получил степень доктора медицины (аналог нашего диплома врача, не путать с отечественным доктором наук). В 1882 г. Фрейд ушел из лаборатории и начал работать врачом с целью улучшить свое финансовое положение. Фрейд вспоминает: «В течение этого периода, в связи с материальными соображениями, я начал изучать нервные болезни».

Марта Бернейс стала невестой Зигмунда Фрейда через несколько месяцев после их знакомства. Ей был 21 год, ему – 26. Свадьбу несколько раз откладывали. Мать Марты не принимала Зигмунда, считала, что для ее дочери он слишком бесперспективен и неказист (росточек всего 160 сантиметров). Она увезла Марту в Гамбург, подальше от венского жениха. Несколько раз Зигмунд едва не разорвал помолвку из-за приступов ревности. Он претендовал на безраздельное обладание всем вниманием Марты, даже в ущерб ее семье. «Отныне Вы в своей семье не более чем гость… Если же Вы не в состоянии отречься ради меня от семьи, то потеряете меня, погубите всю свою жизнь и никогда не будете иметь счастья в семейной жизни. В моей натуре есть определенная тираническая черта». Но главное, Фрейд был катастрофически беден.

Зигмунд работал по 18 часов в день. Разрывался между Венской городской больницей, собственным частным кабинетом, Институтом детских болезней, где руководил неврологическим отделением, Венским университетом, где читал лекции по анатомии спинного и головного мозга, и лабораторией, где изучал срезы мозга эмбрионов и новорожденных и писал научные статьи. Чтобы скопить деньги на свадьбу, он не ужинал по несколько дней, не нанимал извозчика и ежедневно тратил час на пешие переходы, отказался от своих любимых сигар. Фрейд даже заложил карманные золотые часы, оставив цепочку, – чтобы производить впечатление преуспевающего врача. В будущем он сполна воздаст себе за нищую юность: у него появится почти истерическая страсть к коллекционированию антиквариата. Дом профессора Фрейда будет забит предметами старины. Выходя к обеду, он будет приносить с собой одну из старинных статуэток, ставить перед собой на стол и смотреть на нее, а не на Марту, о которой так мечтал в молодости, которой писал страстные письма: «О горе тебе, принцесса, когда я приду. Я зацелую тебя до красноты… И ты увидишь, кто сильнее: маленькая милая девочка. или большой дикий мужчина с кокаином во плоти».

Кокаин – отдельная история в жизни Фрейда. Он принимал кокаин сам, давал его своим друзьям, сестре Розе и даже Марте. Фрейд занялся исследованием кокаина, которое вылилось в многочисленные публикации: «О коке» (1884) (ряд авторов утверждают, что именно эта статья частично ответственна за ту повальную эпидемию увлечения кокаином в Европе и США, которая продолжалась вплоть до 20-х гг. XX в. Его обвиняли в том, что он выпустил джинна из бутылки, создал новую чуму. До конца жизни Фрейд старался избавиться от любых напоминаний об этих событиях. Он даже не указывал работы, посвященные использованию кокаина, в своих библиографических списках), «К вопросу об изучении действия кокаина» и «Об общем воздействии кокаина» (1885), «Кокаиномания и кокаинофобия» (1887). Его энтузиазм достигает почти священной страсти, когда он пишет 2 июня 1884 г. Марте: «Во время последнего сильного приступа депрессии я вновь принял коки, и небольшая доза меня прекрасно взбодрила. В настоящее время я собираю все, что написано об этом волшебном веществе, чтобы написать поэму в его честь». В тот период жизни он рекомендует принимать кокаин всем своим знакомым для снятия усталости и состояния депрессии, проча роль кокаину едва ли не панацеи. Как он полагал, именно кокаин мог принести ему столь желанную славу и известность.

Но наркотическое опьянение прошло, как прошла его страсть к Марте. Через 4 года после помолвки 30-летний Фрейд наконец надел обручальное кольцо на ее палец. «После брачной церемонии меня одолеет привычка», – говорил Зигмунд невесте задолго до свадьбы и оказался прав. Он по-прежнему много работал. Выходные предпочитал проводить с матерью или коллегами, отпуск – с братом Александром или сестрой Марты Минной, которая, отказавшись от собственной личной жизни, перебралась к Фрейдам и заботилась об их детях. В письмах к друзьям Зигмунд практически не упоминал о жене, писал только о своей работе, утверждая, что именно она дает ему удовлетворение и счастье. Ну а Марте оставалось одно – превратиться в заботливую «мать» своему мужу и любить его не за какие-то достоинства, не за его любовь, а просто потому, что он ее «сын».

Интимная жизнь Фрейда была скудной. За первые 9 лет супружества Марта – его первая и единственная женщина – родила шестерых детей: Матильду, Мартина, Оливера, Эрнста, Софию и Анну. Когда появилась самая младшая дочь, супруги решили, что это будет их последний ребенок. Уже через 2 года после рождения Анны 41-летний Фрейд писал: «Сексуальное возбуждение для лиц вроде меня более не нужно». «Я появилась на свет лишь благодаря нелюбви моего отца к контрацепции», – признавалась Анна. Зигмунд Фрейд считал, что все существующие на тот момент методы предохранения вызывают неврозы и вредны для человека. В результате за 8 лет – шестеро детей. Решив, что это уж слишком, Зигмунд избрал наиболее надежный контрацептив – полное воздержание.

Его научно-интеллектуальные интересы были сильнее эроса, а психоаналитические работы по сексуальности стали замещением реального опыта любви. Более того, пуританин Фрейд вряд ли смог бы писать и говорить о сексе столь откровенно, не будь он уверен, что сам в этом смысле «порядочен». Сам он, несмотря на заблуждение широких масс населения, никогда не ратовал за ослабление половых запретов или сексуальную свободу. Как раз наоборот, его собственная позиция заключалась в том, что вытеснение сексуальности необходимо для развития цивилизации.

Но неспособность Зигмунда к любви не ограничивалась его сексуальной жизнью. Он вообще мало любил людей. Его теоретические воззрения подтверждают это. Фрейд писал: «.требование культурного общества. возлюби ближнего своего, как самого себя. Почему, собственно говоря, мы должны ему следовать?… Моя любовь есть для меня нечто безусловно ценное, я не могу безответственно ею разбрасываться… Если я люблю кого-то другого, он должен хоть как-то заслуживать моей любви. Если же я должен его любить. просто потому, что он населяет землю – подобно насекомому, дождевому червю или ужу, – то я боюсь, что любви на его долю выпадет немного».