Древнейшая устная поэзия на Руси

Задолго до возникновения на Руси книжной литературы восточ­ные славяне обладали широко развитой устной поэзией в разнооб­разных её видах и жанрах, зародившейся ещё в дофеодальный период, в пору общинного родового строя. «От глубокой древно­сти,— писал А. М. Горький,— фольклор неотступно и своеобразно сопутствует истории»². Непосредственных данных, характеризую­щих эту поэзию, мы не имеем, так как записи произведений устного творчества датируются не ранее, чем XVII веком, когда в связи с общим усилением светских элементов в русской литературе она особенно тесно сближается с фольклором; притом записи эти до­шли до нас в очень небольшом количестве. Фольклорные записи умножились во второй половине XVIII в. и систематически стали производиться лишь в последующее время.

0 характере древнейшей устной поэзии на Руси у нас имеются косвенные данные, извлекаемые нами из письменных памятников, больше всего — из летописи и «Слова о полку Игореве», а также из свидетельств иностранных путешественников и историков. Лето­писные тексты содержат в себе пословицы, поговорки, загадки, исторические предания и легенды, следы заговоров и заклинаний, отзвуки эпических песен, сказочных мотивов, похоронных плачей, мифологических верований. «Слово о полку Игореве» не только по своему материалу, но и по стилю стоит в самой тесной связи с тра­дицией устной поэзии. Оно содержит в себе также упоминание о выдающемся певце Бояне, воспевавшем подвиги князей и вдох­новлявшем автора «Слова». Бонн был одним из тех высокоодарён­ных певцов и сказителей, которых выделяла из своей среды народ­ная масса и которые стали профессионалами в области народного поэтического искусства. К ним примыкали скоморохи—бродячие актёры, бывшие в основном исполнителями разнообразных жанров народного творчества.

Ещё в доклассовом обществе, кроме заговоров, пословиц, пого­ворок, волшебных сказок и сказок о животных, широко распро­странена была у нас обрядовая поэзия, в частности обрядовая песня, связанная с сельскохозяйственным календарём и с бытовы­ми условиями жизни народа. Сведения об обрядовой поэзии мы извлекаем из обличительных «слов» и проповедей церковных дея­телей, боровшихся с народным обрядовым творчеством, поскольку оно в изобилии заключало в себе языческие пережитки, а также с творчеством сказочным («баснями»). Хранителями обрядового фольклора в значительной мере являлись приверженцы неизжитого ещё язычества — жрецы и волхвы, стоявшие в оппозиции к раз­вивавшемуся феодальному строю, разрушавшему старый родовой уклад. О глубокой древности восточнославянского фольклора сви­детельствуют и архаические его элементы, прослеживаемые нами в позднейших записях его текстов.

В самых своих истоках фольклор, как и вся вообше духовная деятельность людей, связан был с практическими потребностями человека. «Производство идей, представлений, сознания первона­чально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образование представлений, мышление, духовное общение людей являют­ся здесь ещё непосредственным порождением материального от­ношения людей» '.

Рост общественного сознания в пору сложения Киевского го­сударства вызвал к жизни самое драгоценное достояние старинного русского фольклора — былевой эпос, отразивший исторические события эпохи, героическую борьбу русского народа с его внешни­ми врагами, а также отдельные эпизоды из жизни киевских князей и их дружины. Нет сомнения в том, что уже в X в. былевой эпос существовал, в дальнейшем обогащаясь новыми темами и сюжета­ми. Уже давно Л. Н. Майков совершенно справедливо указал, что «народный эпос по своему первоначальному образованию всегда современен или воспеваемому событию или, по крайней мере, живому впечатлению этого события на народ» ². Былины, в которых фигурирует Владимир Красное солнышко, должны были возник­нуть при его жизни или, во всяком случае, немногим позже, потому что последующие исторические события и исторические деятели вытеснили бы из народной памяти то, что связано было со време­нем Владимира.

Как генезис былевой поэзии, так и её сюжеты и трактовка исторических лиц и событий убеждают в том, что былины, отражая чаяния и ожидания трудового народа, возникли в народной среде, а не в аристократической верхушке. Так, отдавая должное Влади­миру как строителю Киевского государства, былины далеко не всегда идеализируют его личность, подчёркивают в нём отрица­тельные черты характера и в качестве защитников народных инте­ресов выдвигают богатырей, стойких и бескорыстных защитников Русской земли, сберегателей её границ от вражеских нападений, усмирителей разбойничьих шаек.

В эпоху Киевской Руси зародился основной круг былинных тем и сюжетов, оформившихся в пору татарского ига. По словам Л. Н. Майкова, «содержание былин Владимирова цикла выраба­тывалось в продолжение X, XI и XII веков, т. е. в первой половине удельно-вечевого периода, а устанавливалось не позже времени татарского владычества, и даже именно той его эпохи, когда Москва ещё не сосредоточивала в себе всю государственную силу Руси и в народе свежа была память о первенствующем значении Киева» ³.

Былины создавались на всём пространстве обширного Киев­ского государства не только в Киеве, но и в Новгороде и в Галиц-ко-Волынском княжестве. Частично мотивы и сюжеты отдельных былин, оформившихся в классовом обществе, возникли, нужно ду­мать, ещё в обществе доклассовом. Это можно сказать о некоторых мотивах и сюжетах, которые мы встречаем в былинах о князе-ку­деснике Вольге, о крестьянине-землепашце Микуле Селяниновиче, превосходящем своей силой и сноровкой князя Вольгу и его дру­жину, о Святогоре, обладающем громадной силой, но побеждаемом «тягой земной», с которой он не в состоянии совладать. К Киеву должны быть приурочены былины о Добрыне-свате, Добрыне и змее, Алёше и Тугарине, Иване Гостином сыне, Михаиле Поты-ке, Иване Даниловиче, Соловье Будимировиче, Сухане, частично об Илье Муромце и др. С Новгородом связаны былины о Василии Буслаевиче, Садке Богатом госте, Ставре Годиновиче. Возникно­вение этих былин можно относить к XII в. В конце XII — начале XIII в. в Галицко-Волынской земле сложились былина о Дюке Степановиче и, видимо, былина о Чуриле Пленковиче.

Былины Киевского цикла группируют богатырей вокруг князя Владимира Святославича, образ которого частично осложнился чертами, характеризующими личность Владимира Мономаха.

В былине о Добрыне-свате нашло своё отражение летописное сказание о том, как Добрыня, дядя Владимира, отправляется в Полоцк, чтобы просватать за своего князя полоцкую княжну Рогнеду (в былине вместо Рогнеды фигурирует королевична Апракса). В былине о Добрыне и змее рассказывается о купанье Добрыни в Пучай-реке, о победе его над змеем и об освобождении племянницы Владимира Забавы Путятишны, похищенной змеем. Борьба Добрыни со змеем символизирует его борьбу со степ­няками. Отчество племянницы Владимира — Путятишна — свя­зывается с именем воеводы Путяты. В былинах о Добрыне, как и в летописных упоминаниях о нём, он является ближайшим по­мощником Владимира, выполняющим его поручения, и отважным воином.

В былине об Алёше и Тугарине нашла отражение борьба рус­ских с половцами. Былинный Алёша Попович ведёт своё проис­хождение от летописного Александра Поповича; образ Тугарина Змеевича связан в своём возникновении с половецким ханом Ту-горканом.

Во главе русских богатырей стоит Илья Муромец, «крестьян-* ский сын», происхождение которого старшие былинные тексты ведут из города Моровийска в Черниговском княжестве. Поздней­шее приурочение Ильи Муромца к северо-восточному Мурому и к другим русским областям явилось результатом того, что он стал общерусским богатырём, приобретшим широчайшую популяр­ность на всём пространстве Русской земли. В былинном освещении Илья Муромец является воплощением идеальных черт русского народа, его нравственной и физической мощи: он не только верный и неустрашимый страж родной земли, но и защитник слабых и угнетённых, вдов и сирот. Не только его физическая сила, но и высокий нравственный авторитет выделяют его среди других богатырей, стоящих на «заставе богатырской». Будучи на службе укнязя Владимира, он не всегда ладит и с ним и с его боярами и сражается с врагами

Не ради князя Владимира

И княгини Апраксы-королевичны...

А ради матушки-свято-Русь земли.

Остальные былины, которые можно приурочить к киевскому циклу,— преимущественно бытового характера. То же нужно ска­зать и о большинстве былин новгородского и галицко-волынского происхождения. Из них особенно выделяются былины о Садке и о Василии Буслаевиче, имена которых фигурируют в летописных известиях второй половины XII в. Наделённый чудодейственной силой музыкального искусства, гусляр Садко при помощи своей игры добывает несметные богатства и выступает один против нов­городского купечества, но терпит поражение и должен склониться перед силой и богатством Великого Новгорода. Василий Буслае-вич—богатырь непомерной удали, которую он растрачивает попу­сту, проявляя своё молодечество ради молодечества, не верящий «ни в сон, ни в чох», дерзко нарушающий установленные традиции и наказанный смертью за пренебрежение к веками нажитым по­рядкам.

Таков был в самых общих чертах объём и характер древнерус­ского фольклора во время его зарождения и создания в Киевской Руси ранних древнерусских литературных памятников. В дальней­шем, живя в устах народа, он продолжал пополняться, видоизме­няться и варьироваться в соответствии с исторической обстановкой и с классовой борьбой, определявшей ход исторических событий. В классовом обществе устное народное творчество не было единым в идейном отношении: оно, как и письменное творчество, отражало столкновение противоречивых интересов различных классовых групп, использовавших его в своих целях. Идейное содержание пословиц, поговорок, народных преданий, легенд и даже былин не было однородным и последовательным, поскольку не было одно­родным и последовательным мировоззрение трудовой народной массы, основного творца фольклора. Сама она нередко поддавалась влиянию идеологии господствующих классов, которые в свою оче­редь приспособляли народное творчество к своим интересам и к сво­ей идеологии.

Нет сомнения в том, что и богатые образные средства русского фольклора, особенно былинного, и языковые и стилистические его особенности, и идейное содержание, а также реалистические элементы благотворно воздействовали на нашу старинную литера­туру и что содержание и стиль письменных памятников в свою очередь оказывали влияние на наш старинный фольклор. Таким образом, устное и письменное творчество в старину находилось у нас во многих случаях в состоянии органического взаимодействия и взаимопроникновения. Следует, однако, иметь в виду, что и книжная литература и фольклор могли совпадать в способах и приёмах словесного выражения в результате не только взаимо­влияния, но и потому, что и книжное и устное творчество пользо­валось одинаково средствами живого, достигшего большого разви­тия языка и сходно отражало историческую действительность '.