Алексею Крестинину. Облетела юность жёлтым листопадом,

Облетела юность жёлтым листопадом,

Как по злому умыслу чужой судьбы.

Колокол подводный Китежского града

Более не ставит душу на дыбы.

Вроде бы пристроен, вроде бы при деле,

Вроде бы построил всё, чего хотел.

Нет великолепья жизни на пределе.

Или я уже переступил предел?

12/XI-1990. Городня

***

Проплыли золотые годы

Облаками в пустую даль.

Досыхают нежные всходы,

Что посеял, да не пожал.

Забываются злые ночи,

Что прокурены до синевы.

Улетучиваются строчки

Из загаженной головы.

А от мыслей — мороз по коже:

Может, всё это было зря?

Я шагаю, морщась и ёжась,

Мимо листьев календаря.

С 28 на 29/IX-1988. Городня

***

Движенье стрелок

суррогатом времени

Очерчивает круг.

В моём вчера

остались лица нервные

И дрожь усталых рук,

Тревоги дня,

нечаянно прошедшего,

Как будто без меня,

И тихий взгляд

такой же тихой женщины,

Что без него и дня,

Пожалуй,

не случилось бы,

и может быть,

Как раз вот этот взгляд

Даёт надежду:

День, впустую прожитый —

Уже не суррогат.

***

Жизнь прошла, как надежда — мимо,

(В цель попал один алкоголь)

Невостребованно, незримо.

И осталась одна лишь боль.

В трижды проклятом Богом “шанхае”,

До которого надо долезть,

На копейки, что их не хватает,

Покупаю себе болезнь.

Пусть мне скажут, что это — глупость,

Что хватает меня лишь на прыть,

С головой окунаюсь в тупость,

Чтобы вслух от тоски не взвыть.

Всеми брошенный, даже Настей,

Разучился быть и желать,

И забыл, что такое счастье.

Замусоленная кровать

Провонялась табачным дымом

И скучна, как моя печаль.

Мне уже не бывать любимым.

Впрочем, нет — мне себя не жаль.

Жалко сил, что ушли напрасно

И рассеялись, словно дым.

Но я всё-таки был прекрасным,

Хоть на миг —

Но собой самим.

17/V-2003. Городня

Маме

Если я доставлял тебе горе,

Ты прости уж, родная моя,

Ведь в груди моей — целое море,

Хоть снаружи — словечек струя.

***