Моему приятелю, псу Каштану

из совхоза “Чкаловский”

Ну что, дружище, жизнь собачья

И у меня, и у тебя.

Ты не скулишь, и я не плачу.

Молчим, тоскуя и скорбя.

О чём молчишь ты, когда трёшься

Своей спиной о мой сапог?

О чём ты рассказать мне хочешь?

Эх, если б говорить ты мог!

Ты б мне за кость поведал драки,

И я бы что-то рассказал,

Но человек я, ты — собака!..

Вздыхаешь? Голову поднял?

Нет, ты умеешь только слушать,

Лизаться в пониманья знак,

Но вижу я собачью душу

В твоих задумчивых глазах.

21.XII.1980. Адлер

***

Злой сарказм неуютной весны

Забил уши памяти ватой тумана

И стёкла незрячих глаз залепил

Мокрым песком несбыточности

Глупой, как молодость.

Серый день истекает водой,

Как жизнь, прожитая напрасно.

28/IV-1994. Киев

***

Не верю в судьбу, хоть о ней и трещу.

О чём тосковать или плакать?

Ничем не горжусь, ни о чём не грущу.

В роду — мужики да казаки,

Поляки и греки — кто б ни были — пусть.

В душе — ярь Перуна и Феба.

Откуда же интеллигентская грусть

Святого и хмурого неба?

Откуда?

И кровь, и порода не та,

Чтоб верить, не веря, немея,

В замученного на Голгофе Христа,

Простого, как лапоть, еврея?

С 29 на 30/VII-1993. Киев

***

От Дарвина, как от лукавого,

Открещиваемся подчас,

И как приматы давим слабого —

По сэру Чарльзу в самый раз:

Достоин жить — кто понахальнее,

Покруче,

Остальных — в расход.

Природа избранными хамами

Венчает человечий род.

Неравных нет пред ликом вечности,

Хоть князя, хоть клопа возьми.

Зачем? —

Что жить по-человечески? —

Перестаём мы быть людьми…

***

Неравных нет пред ликом вечности,

Хоть князя, хоть клопа возьми.

Зачем, что жить по-человечески,

Перестаём мы быть людьми?

Об иге ты скулишь обиженно.

А стоит повезти — тогда

Ты топчешь в грязь поглубже ближнего.

Нет выше счастья для скота.

И удовольствие, смердящее

Всё тем же хлевом, прёт пока

Из дней прошедших в настоящее —

Подсчётом взмахов канчука.

Чем мы гордимся?

Тем, кого, когда

И кто порол?

И сколько раз?

И не боимся однобокости:

Почаще б мы,

Пореже б нас.

Ещё и теоретизируем

О Слове Божьем.

И всегда

Есть доводы неоспоримые

В картинках Страшного Суда.

***

Любить бы нам друг друга хоть чуть-чуть,

Чтоб не словами, а делами,

И не тогда, когда — в последний путь,

А пока топаем ногами.

И может быть, у нас бы было всё:

Отчизна, будущее, вера.

И не кружила бы нелепым сном

Свободы призрачной химера.

И стало бы противно ворошить

Тысячелетние обиды

И Родину абстрактную любить,

Живых людей на ней не видя.

Не так уж это сложно:

Жить, любя,

Не по завету от испуга

И вовсе не как самого себя —

Легко и просто,

Как друг друга.

***

Всё меньше чистоты.

Всё больше яда.

Спаси меня, Господь, от суеты,

И это будет лучшею наградой

Из всех, что мог бы предоставить ты.

Ведь я, не мизантроп, не злопыхатель,

Хочу надежды, если не любви.

Спаси меня от пошлости, Создатель,

Или моим же ядом отрави.

***

Бегут секунды, ползут столетья,

Несутся ветры, летают птицы,

Стоят заводы, растут деревья,

Мелькают листья, мелькают лица…

Одних встречая, других теряя,

Мы всё плывём в человечьем море,

Живём, друг друга не замечая —

Чужое счастье, чужое горе.

Плывут за плечи чужие судьбы,

Мы пропускаем их без вниманья.

Лишь после в памяти отзовутся

То радость встречи, то боль прощанья.

Кружишься каплей в водовороте,

Киваешь с горечью головою —

Не раз судьба твоя для кого-то

Уж становилась чужой судьбою.

Того ты помнишь?

А ту ты знаешь?

И сколько будешь ещё кружиться?

Опять встречаешь, опять теряешь.

И снова листья. И снова лица.

***

Живу на пределе,

Что чудился слишком далёким

Три года назад,

Да пожалуй, ещё даже год.

И сердце теряет

Последние силы и соки

И жадно хватает

Разорванным ртом кислород…

Прожил пассажиром

Здоровым, но слишком беспечным,

И ехал со всеми

Туда, куда вёз тепловоз.

Травил анекдоты,

Влюблялся в соседок при встрече.

А поезд тем временем

Чуть не пошёл под откос.

Я чувствовал это

Каким-то неведомым чувством

Сквозь сонный угар

И любовей несбывшихся боль,

И липкими были

Периоды сумрачной грусти

По тем, кто ушли

И по той, от кого я ушёл.

И с мыслями не было

Ни соглашенья, ни сладу.

(Да плюс ещё качка

Вагона, везущего нас —

Что будет со мною?

А с ними, сопущими рядом?)

Скажу по секрету:

Не небыло — нет и сейчас.

Не только от дум,

Мне буквально, физически трудно,

Но, высвобождая

Из душного хаоса мысль,

Любуюсь глазами

Великого вечного чуда

С названьем простым

И доверчиво-радостным:

«Жизнь».

***

Чем больше чар в мистическом тумане

Бесплотных грёз успеешь обрести,

Тем больше горьких разочарований

В конце пути приходится нести.

Плати, плати.

За веру.

За надежды.

За любопытство.

За любовь.

За всё.

За всё ты должен расплатиться, прежде

Чем хрустнет век под жизни колесом.

Подходит срок.

И всё как будто ясно,

Ведь взгляд не застит «убеждений» дым,

И ты осознаёшь, что жизнь прекрасна

Самим

Существованием

Своим.

***

И снова эти мысли в пустоту,

Безадресны и в общем невесомы,

Проникнув из какой-то хромосомы,

Пытаются нащупать красоту

В среде, слышны в которой за версту

Лишь лозунги, набившие оскому,

Что жить зовут сограждан по-другому,

Но лишь разнообразят суету.

Как безобразен этот «глас народа».

Но снова осень дышит над землёй.

Благословенна матушка-природа

И времени виток очередной,

Что возвращает жизни год от года

Гармонию, утраченную мной.

***

Я давно уже всех безнадёжно

простил.

Может быть, вера предков взыграла.

Отче наш…

нам прости…

как прощаем…

Забыл.

В полсудьбы, в полдуши, вполнакала.

Как-то жил — не дожил

и грешил не сполна,

И на память нельзя опереться.

Но горит небосклон и поёт тишина

Где-то там, между мозгом и сердцем.

И вполголоса крик, и вода вполглотка,

И любовь — как-то так — без ответа,

Но —

вполвечности миг,

И надежда — сладка,

И кому-то спасибо за это.

Отец

Я с детства рос, не зная

отчей ласки,

Вернее, не успев познать, забыл.

Тебя я встретил, став уж

взрослым парнем,

Но сразу же узнал и полюбил.

Я все три года жил

шальной от счастья,

И на глазах помолодела мать...

Судьба, судьба, зачем тебе мешаться,

Чтоб вновь тебя уже навек отнять.

Хоть в паспорте моём

и написали

Фамилию подонка, подлеца,

Прекраснее тебя людей

не знал я,

Родней у меня не было отца!

Отец, прости, что боль

тебе доставил,

Когда б ты знал, как у меня болит!

Ты не умрёшь, я верю,

вижу, знаю!

Ты должен жить, и значит —

будешь жить.

21.V.1980. Приозерск

***

Не белокрылым франтом

Мне быть

И не в огне.

Я буду эмигрантом

В загробной стороне.

И, мучим ностальгией,

Не чёртом за грехи,

Я буду вам, живые,

Нашёптывать стихи.

И экс-супруга — квочка

Меня не помянёт.

Забудет даже дочка,

А прочие — не в счёт.

Пока креплюсь и тужусь,

Чтоб маму пережить,

Поскольку это ужас —

Потомков хоронить.

26/XII-2002. Городня

***

Впереди — неизведанный путь.

Вот опять я стою на пороге.

Я зашёл лишь на миг, отдохнуть,

Но пора собираться в дорогу.

Жизнь струится вокруг, как вода,

Не пройти не замеченно боком,

Не сбежать от неё никуда,

Заслонившись стекляшками окон.

Распахну все четыре окна,

Пусть врываются грозы и ветры,

Миллионов людей кутерьма,

Все надежды и боли планеты.

5-6.IV.81 г. Городня

***

Я — безумец,

Я — враг,

Я — крамольник,

Коротающий век понемножку, —

Вместо веры в Христа,

Что за стольник,

Я поверил

В бездомную кошку…

***

Темнота-а-а-а-а-а-а…

Темнота.

И безумие мыслей впивается в каждую клетку.

И так хочется спать,

Но как будто бы кто-то во мне

Тихо шепчет:

— Не смей.

И не смею.

Кто-то смотрит в меня из меня.

Это сам я

Не могу разобраться в своей трижды проклятой жизни

И придумал себе темноту

За спиной,

И она то неслышно хохочет, то плачет неслышно

Надо мной.

***