Помехи внутри мыслительной, эмоциональной и волевой жизни

Любая совместная жизнь людей осложняется или делается невозможной, если ломаются общепризнанные «модели» взаи­модействия мышления, чувств и воли (стремлений).

В своей книге «Психиатрия и психогигиена» шведский пси­хиатр Гуннар Лундквист (Gunnar Luhdquist, «Psychiatrie und Mentalhygiene») приводит наглядные примеры нарушений, иду­щих из интеллектуальной, эмоциональной или волевой жизни и распространяющих затем свое влияние на другие психические функции.

Лундквист описывает одного молодого человека, который стал молчаливым и задумчивым и все больше отстранялся от своих знакомых. В конце концов он стал жаловаться, будто бы его коллеги плохо о нем говорят. Ему также казалось, что они с усмешкой посматривают на него, делают таинственные грима­сы и подают друг другу тайные знаки. Скоро у него появилось чувство, что один человек его гипнотизирует, правда, он не мог сказать, как это осуществляется и как он при этом себя чувст­вует. Он жил все больше в своем собственном мире и вообра­жал себе, что он в некотором роде «всемирный президент». Не­сомненно, он стал жертвой бредовых идей, расстройства мыш­ления. В процесс была втянута также эмоциональная и воле­вая жизнь. Следствие — подавленность и пассивность.

Процессы, берущие свое начало в жизни чувств, принимают другое течение. Лундквист сообщает о пожилой женщине, страдавшей тяжелой депрессией и в связи с этим обратившейся к врачу. Она вела себя спокойно и молчаливо, ее выражение лица было грустным и неподвижным. На вопросы врача она отвечала совершенно ясно, но ее описания были крайне мрач­ными. Она была убеждена в том, что ее жизнь будто бы при­ближается к концу и все бессмысленно. Кроме того, она жало­валась на боли в желудке; однако, проведенное в связи с этим обследование ничего не показало. Ее страдания были «душев­ными» и с течением времени распространились на области интеллектуальной и волевой жизни. Это привело к различным бредовым идеям, и ее дееспособность становилась все более ограниченной.

Лундквист рассказывает о другом пациенте, у которого на­рушения также исходили из эмоциональной жизни, но симптомы были совершенно противоположного рода.

Один продавец средних лет, который всегда был прилеж­ным, предприимчивым и «легко входящим в контакт с клиента­ми», становился постепенно все более деятельным и кипел идеями. Его словоохотливость заметно увеличилась, он сновал повсюду и пытался привлечь к своим проектам всевозможных друзей и знакомых. Он становился все менее целеустремлен­ным, не проявлял больше терпения, перепрыгивал от одного к другому и хотел сразу сделать все дела. Ход его мыслей ста­новился все быстрее и быстрее, потом начались скачки мыслей, одна идея мгновенно сменяла другую. В конце концов ему при­шлось отказаться от своей работы.

Самые тяжелые нарушения — это, по всей видимости, те, ко­торые исходят из волевой жизни. Они появляются либо как сте­реотипное повторение определенных слов, жестов или других действий, либо как неспособность к действиям или нежелание действовать. В обоих случаях эмоциональная и интеллектуаль­ная жизнь несут печать повышенного равнодушия.

У страдающих шизофренией пациентов очень четко можно видеть, как в той или иной степени разрушается нормальная связь между мышлением, чувствами и волей. Больной может смеяться в печальной ситуации, плакать в радостной и т. п. Бо­лезнь может зайти так далеко, что пациент не хочет есть, ни на что не отвечает, не обращает внимание на неопрятность и даже не реагирует на уколы иголкой.

Нельзя четко провести границу между состояниями, которые можно считать «нормальными» или «ненормальными». Эти со­стояния переливаются друг в друга и должны оцениваться индивидуально, с учетом культурной среды. Однако у любого человека где-то есть невидимая преграда, которую можно в не­которых случаях пробить посредством невротических или исте­рических состояний.

Но явные случаи действительного «расслоения личности» встречаются довольно редко. По данным Лундквиста, доля больных шизофренией обычно составляет приблизительно 1 % населения.

Идея, что мысли, чувства и воля, как правило, могут быть до некоторой степени связаны, основано не только на образце поведения, запечатленном в результате воспитания или иных моральных установок. Не менее значимо для этого то, что три психические силы — каждая своим особенным образом — обыч­но очень глубоко связаны с физическим организмом.