Часть III. Русская агентурная разведка с 1906 по 1914 год 4 page

В 1911 году генерал-квартирмейстерская часть Генерального штаба разослала всем военным агентам и штабам военных округов циркуляр, с приложением пяти регистрационных карточек на «лиц, предлагавших свои услуги по разведке или контрразведке». Вот образец такой карточки:
«Мишо, проживает в г. Льеже. Состоял негласным сотрудником у нашего военного агента в Брюсселе и Гааге. Рассчитан последним, так как давал сведения или не представляющие интереса, или не вполне военные. В настоящее время требует еще денег, угрожая разоблачить свои сношения с нашим военным агентом».
Все остальные карточки составлены в таком же духе и по такой же форме. Цель рассылки карточек — «предоставить военным агентам возможность иметь в своих делах справки о лицах, уже предлагавших свои услуги представителям русского военного ведомства».
Нечего, конечно, доказывать, что такого рода «регистрационные карточки» цели не достигали. Ведь агент мог явиться под другой фамилией, с другим паспортом и подданством, с другими сведениями и тем самым свести данные «регистрационной карточки» на нет. Русский Генеральный штаб вскоре сам понял, что «карточкой» цели не достигнешь и уже в 1913 году прекратил их рассылку.
Наконец, в августе 1912 года была введена в действие секретная «инструкция военным агентам и лицам, их заменяющим». В этой «инструкции» были суммированы все те распоряжения и директивы, которые были даны военным агентам начиная с 1905 года. Как главная обязанность, на военных агентов «инструкцией» возлагалось:
а) всестороннее изучение устройства и военного могущества тех государств, которые поручены их наблюдению;
б) сбор и обработка возможно полных, точных и современных сведений о военных силах и средствах иностранных государств согласно особо установленным программам;
в) своевременнее донесение поименованных сведений Главному управлению Генштаба.
Политических вопросов военные агенты в своих донесениях обязывались касаться лишь в пределах необходимости, поскольку эти вопросы влияли на ту или иную степень военной готовности или способствовали выяснению группировки государств в случае вооруженного столкновения их между собою или с Россией.
К 1 июня каждого года военные агенты обязывались представлять обзоры главнейших событий за истекший год в военной жизни государств, порученных их наблюдению. Военным агентам в Германии и Австро-Венгрии, кроме того, поручалось представлять немедленно по -126- выходе в свет один экземпляр всех официальных уставов или проектов их, инструкций, военных законоположений, военных и железнодорожных смет и т. д. Военные агенты в Швеции, Германии, Франции, Англии, Турции, Румынии, Болгарии, Китае и Японии обязывались высылать немедленно по выходе в свет лишь главнейшие уставы, инструкции, военные законы и сметы, причем определять, что являлось главнейшим, предоставлялось самим военным агентам. В остальных же странах военные агенты обязывались лишь присылать сообщения и рецензии на вышедшие новые уставы, инструкции и т. д., а сами уставы и инструкции имели право высылать лишь по специальному в каждом отдельном случае заказу Главного управления Генштаба.
В обязанности военных агентов также входила обязанность быть всегда в курсе всех военно-технических изобретений и новейших усовершенствований в области военной техники. Однако доносить о таковых изобретениях и усовершенствованиях военные агенты обязывались «со строгою разборчивостью и по возможности с точным разъяснением всех, даже мелочных, подробностей, составляющих суть дела». Образцы изобретений можно было высылать без предварительного запроса Генштаба лишь в том случае, если это не было сопряжено ни с какими расходами.
На военных агентов возлагалась также обязанность следить за прессой той страны, в которой они находились, и периодически представлять обзоры прессы, а военные агенты в Австро-Венгрии, Англии, Германии и Франции должны были представлять и вырезки из газет и журналов.
Военные агенты обязывались сообщать особо важные из собранных ими сведений соседним военным агентам, непосредственно в них заинтересованным.
Военные агенты обязаны были руководить деятельностью тех офицеров, которые во время заграничной командировки находились в их ведении, и следить за исполнением возложенных на них поручений.
Взаимоотношения военных агентов с чиновниками министерства иностранных дел определялись следующей редакцией соответствующих параграфов инструкции:
«Военные агенты являются полноправными членами наших дипломатических представительств. В своих служебных действиях, а равно и в отношении придворного этикета и общественных обязанностей, они обязаны руководствоваться общими указаниями дипломатических представителей, если только они не идут вразрез с особенностями их военного звания и специальными инструкциями».
Военные агенты обязаны были предварительно докладывать дипломатическим представителям все полученные ими сведения политического -127- характера, а также сообщать общие данные о военной мощи государства и все те сведения военного характера, которые могли понадобиться дипломатическому представителю.
В то же время военные агенты должны были просить дипломатических представителей ознакомить их с общим направлением русской политики в данной стране.
Во всех официальных случаях военные агенты должны были занимать место за советниками в посольствах и за первыми секретарями в миссиях.
Обращаться к иностранным военным властям за всякого рода справками военные агенты имели право лишь в том случае, если они были убеждены, что не получат отказа. Об отказах в исполнении их просьб военные агенты должны были немедленно доносить Главному управлению Генштаба.
«Инструкция» весьма подробно излагала также правила почтовой и телеграфной связи между военными агентами и Генеральным штабом. Согласно этим правилам, военные агенты в особо важных случаях должны были адресовать свои донесения непосредственно начальнику Генерального штаба, в менее важных — генерал-квартирмейстеру, менее важные, но секретные — в виде личных писем в собственные руки генерал-квартирмейстера. Все прочие донесения — в отдел генерал-квартирмейстера по соответствующему делопроизводству.
В виде исключения военным агентам разрешалось сообщать особо важные и спешные сведения непосредственно начальникам штабов тех военных округов, к которым эти сведения относились.
Свои донесения военные агенты обязывались отправлять: спешные, но несекретные — через курьеров министерства иностранных дел (за исключением военного агента в Турции, который все свои донесения был обязан отправлять по русской почте с пароходами «РОПИТа»), спешные секретные — шифрованными телеграммами. В исключительных случаях разрешалось отправлять секретные спешные донесения также заказными письмами, но непременно в зашифрованном виде, или с особо доверенными и лично известными агентам лицами, случайно проезжавшими в Петербург, а также специальными курьерами и иными способами по усмотрению военного агента. Всю свою корреспонденцию военные агенты должны были запечатывать своей гербовой сургучной печатью.
Адрес для телеграмм военным агентам был дан следующий:
«Петербург, Огенквар (отдел генерал-квартирмейстера. — К..З.)».
Эта «инструкция» отменила наконец существовавший до того порядок предварительного запрашивания разрешения на покупку тех или -128- иных секретных документов. Пункт этот в «инструкции» изложен в следующей редакции:
«В случаях необходимости произвести крупный расход, превышающий размер ассигнованных на секретные расходы сумм, военные агенты обязаны входить в Главное управление Генштаба с представлением об ассигновании необходимых для сего денежных средств...
В исключительно важных случаях военные агенты могут производить таковые расходы без предварительных сношений с Главным управлением Генштаба из своих личных средств, входя затем с представлением о возмещении им произведенных расходов».
На этом, можно сказать, и заканчиваются все те мероприятия по улучшению дела агентурной разведки в мирное время, которые предпринимались Главным управлением Генштаба.

Глава 4. Агентурная работа официальных военных агентов

Работа военного агента в Японии • Присылка газетных сведений под видом агентурных • Трудности агентурной работы в Японии • Работа военного агента в Китае
• Нелады военного агента с его помощниками • Отсутствие агентуры у военного агента в Америке • Любезность американского военного министерства • План Владивостокской крепости в американском военном министерстве • Агентурная сеть военного агента в Лондоне • Военный агент в Париже • Трудности агентурной работы военного агента в Берлине • Официальное запрещение заниматься агентурной разведкой и неофициальное требование давать секретные данные о германской армии • Содействие другим разведывательным органам • «Весенние ласточки»
• Провал полковника Базарова в 1914 году • Арест секретаря военного агента
• Дезинформация военного агента немецкой контрразведкой • Продажа фальшивой «записки о распределении германских вооруженных сил в случае войны» • Жалобы генерал-квартирмейстера на германскую и австрийскую контрразведки
• Затруднительное положение военного агента в Вене • Разведка посредством бинокля • Вербовка агентов для Генерального штаба • Агенты Генерального штаба
• Покупка планов австрийских крепостей • Как русский Генеральный штаб погубил своих агентов - австрийских полковников Редля и Яндржека • Военный агент в Италии

Вкратце остановимся на агентурной деятельности некоторых военных агентов и на результатах этой деятельности.
В Японии военным агентом состоял полковник Генерального штаба Самойлов. Его сведения о развитии военного дела в Японии Генштаб находил малоудовлетворительными, отрывочными, несистематичными, случайными и почерпнутыми, главным образом, из газет. Но главная беда заключалась не в этом. Всякий раз, когда на заключение военного -129- агента в Японии ставился какой-либо серьезный вопрос, Самойлов никогда не давал определенного ответа. Ответы обыкновенно получались такие, что начало заключения не согласовывалось с его концом, или, наоборот, выводы, помещенные в одном месте, сводились на нет последующими замечаниями и т. д.
5-е делопроизводство Генштаба вынуждено было неоднократно указывать военному агенту, что сведения, помещенные им в рапортах и обозначенные «секретными», были ранее известны в Генштабе из газет и притом из японских официозных органов печати.
Такое положение подрывало веру к сведениям, сообщавшимся военным агентом, к его выводам и заключениям.
Сам Самойлов в ноябре 1908 года докладывал русскому послу в Японии, что «в Японии разведка является делом особенно трудным и рискованным». К причинам таких неблагоприятных условий он причислял:
1. Патриотизм японского народа, воспитанного в строгих правилах преданности «престолу и отечеству» и в очень редких случаях идущего на измену. Но тут же следовало добавление, что «в последнее время заметен упадок нравственности в этом отношении и все чаще появляются предложения услуг иностранцам; однако к подобным предложениям приходится относиться с большой осторожностью. Предлагающие свои услуги обыкновенно бывают принуждены к этому денежными затруднениями вследствие игры или кутежей, а так как в Японии игры запрещены, то много шансов за то, что данное лицо уже находится под наблюдением полиции и за каждым шагом его следят, следовательно, он легко может попасться, что обыкновенно и бывает довольно скоро».
2. Скрытность и недоверчивость японцев. Их «никоим образом нельзя обвинить в болтливости. Многое из того, что в европейских странах является предметом обыденных разговоров офицеров и чиновников и пр., никогда не обсуждается вне присутственных мест, следовательно, уничтожается возможность кому бы то ни было услышать и воспользоваться этим для каких бы то ни было целей».
3. Широкое понимание слова «секрет». «В Японии секретными считаются многие вещи, которые в европейских странах появляются в печати и продаются для публики: большая часть карт, все учебники военных училищ, штаты и пр. секреты. Только в недавнее время опубликована дислокация японских войск, составлявшая доселе секрет. Все приказы, распоряжения и пр., кроме публикуемых в официальной газете «Кам-по», считаются секретными; никогда не объявляются сведения о формировании, передвижении частей и пр.».
4. Хорошо организованная служба жандармов и тайной полиции. «Укоренившаяся среди японцев привычка шпионить и подсматривать -130- друг за другом выработала из них отличных агентов тайной полиции. В Японии не считается позорным ремесло шпиона и доносчика. Жандармы проходят, кроме того, особую школу и, как известно, в военное время употребляются для надобностей тайной разведки.
С другой стороны, в Японии легче, чем где бы то ни было, следить за каждым иностранцем, ибо скрыться «белому» никак нельзя. На каждого иностранца, прежде всего, смотрят с предубеждением, что он шпион и сразу же его окружают надзором. Корреспонденция его прочитывается, за каждым шагом его следят, замечают всех, с кем он видится, и пр. и пр. Только по прошествии некоторого времени, когда убедятся, чем он действительно занимается, можно рассчитывать, что его сравнительно оставят в покое, но и то за ним остается надзор при помощи прислуги и т. п. Без преувеличения можно сказать, что за всеми официальными лицами, живущими в Японии, по пятам следует агент полиции. Иногда он даже не скрывается и в случае вопроса о том, зачем он неустанно следует, обыкновенно дается ответ, что это делается для безопасности и т. п. Японцы не стесняются осматривать вещи в отсутствии владельца, прочитывать письма, подслушивать и т.п.».
5. Малое знакомство иностранцев с японским языком. «Многие распоряжения, исправления, отмены и пр. редактируются, например, таким образом: «к такой строке или слову прибавить то-то». Следовательно, необходимо иметь в руках прежнее и новое распоряжение, иначе ничего понять нельзя. Шифры японцев очень хороши и часто меняются».
6. Трудность найти агентов для тайной разведки, по словам Самойлова, обусловливалась «вышеуказанными причинами, с одной стороны, а с другой — тем, что большинство живущих в Японии иностранцев обставлены так хорошо теми фирмами и учреждениями, где они служат, что редко кто из них рискнет за небольшую сумму вступить на крайне опасный путь, так как большинству из них известны трудности этого дела и они достаточно напуганы известными 2 — 3 случаями поимки европейских шпионов. Следовательно, нужны какие-либо исключительные обстоятельства или особенно крупное вознаграждение, чтобы можно было рассчитывать купить услуги европейца. Что касается агентов-японцев, то только сравнительно недавно появились подобные предложения, выступают большей частью люди неопытные, и их пока всегда ловила полиция».
7. «В Японии совершенно неприменимы некоторые общеизвестные приемы разведки, имеющие место в европейских странах: переодевание, подкуп женщин, угощение спиртными напитками и пр. Всякий, применяющий подобные способы, попадется прежде всего сам и ничего не узнает». -131-

По словам Самойлова, по этим причинам до сих пор ни одно из европейских государств не имело в Японии хорошо организованной и приносившей удовлетворительные результаты разведки. Исключение составляли китайцы. Они имели в Японии много шпионов и могли бы быть осведомлены лучше других. К сожалению, этого нет, по крайней мере в отношении разведки с военными целями. Причина этому та, что китайцы до сих пор малообразованны в военном отношении, а потому получаемые ими сведения не имеют большой цены.
Словом, впечатление от доклада военного агента таково, что в Японии никакая разведка невозможна.
Однако Самойлов делает другой вывод. Он говорит, что для организации в Японии правильной и плодотворной по результатам разведки необходимы: «1. Большие деньги. 2. Тщательный выбор агентов, причем никоим образом разведка не может быть поручена лицам, прибывающим впервые в Японию, ибо за ними-то и учреждается самый тщательный надзор; нельзя также поручать этого дела лицам, не имеющим какого-либо другого занятия, это только выдает их. 3. Учреждение какого-либо бюро вне пределов Японии, куда могли бы безопасно являться предлагающие свои услуги лица, так как в Японии их приход куда бы то ни было будет замечен после первого же посещения. 4. Необходима оценка получаемых сведений экспертом на месте, иначе будут доставляться, под видом секретных сведений, переводы из газет, вымышленные известия и т. п. Возможно также получение сведений, сфабрикованных в японском главном штабе, где для этого существует особое бюро и что имело место уже не раз».
Как видим, выводы крайне туманны и тоже склоняются к тому, что вести разведку в Японии невозможно.
В начале мы указывали, что доклад этот Самойлов почему-то представил послу. В результате, министерство иностранных дел сообщило военному министру (3 января 1909 г., № 8) о «нежелательности при настоящих условиях участия наших консульских агентов в Японии в каких-либо военных разведках». Это единственный вывод, на который было способно царское министерство иностранных дел.
Однако это не первое и не последнее наводящее панику донесение Самойлова. Этот офицер Генерального штаба, вместо того чтобы обдумать, как приспособить к местным условиям разведку, жаловался, что «общеизвестные приемы разведки в Японии неприменимы». Новых же, особенных приемов разведки он не знал и, следовательно, занимался лишь обработкой газетных сведений, ничего существенного для разведки не дававших. -132- Кроме сообщений военного агента в Японии и его агентурной сети, Генштаб получал сведения по военным вопросам от своего агента № 1, но начиная со второй половины 1909 года приток сведений от этого источника прекратился. Кроме того, он доставлял Генеральному штабу не те сведения, в которых последний нуждался, а те, которые ему «угодно было доставлять», то есть не Генеральный штаб руководил агентом, а агент — Генштабом. Ценность этих сведений, понятно, была невелика. Это были преимущественно переводы из газет, снабженные многословными рассуждениями и замечаниями от себя.
По словам авторов доклада, «этот источник не мог давать что-либо существенное уже по одному тому, что был хорошо известен японцам, равно как и псевдоним «Japonicus», под которым это лицо помещало свои корреспонденции в «Новом Времени».
Относительно военной деятельности японцев на материке военная агентура давала очень мало сведений. По отдельным вопросам были даны «очень хорошие сведения командированным в Японию поручиком Панчулидзевым», из чего авторы доклада делают вывод, что «этот принцип наглядно показывает, что если бы мы имели более деятельную и энергичную военную агентуру, более подвижную, то, несомненно, наши сведения о японской армии вскоре пополнились бы весьма ценными данными».
Русское посольство в Токио и подчиненные ему лица министерства иностранных дел не дали по военным вопросам никаких сведений, заслуживавших внимания.
Военный агент в Китае полковник Корнилов имел двух помощников: одного — в Мукдене, другого — в Шанхае.
По словам 5-го делопроизводства Генштаба, сведения военной агентуры о развитии военных реформ в Китае и о различных организационных мероприятиях военного характера, предпринимавшихся китайским правительством, были вполне удовлетворительными, зачастую обширными, полными и обстоятельными. Наиболее ценные, полные и обстоятельные донесения получались от военного агента. Он давал сведения преимущественно об общих руководящих указаниях, дававшихся на места центральным правительством в Пекине. В большинстве случаев эти общие сведения сопровождались переводами указов, приказов, повелений и пр.
Мукденский помощник военного агента подполковник Афанасьев вел разведку в пределах Мукденской провинции на средства, выделявшиеся ему военным агентом. На 1910 год эти средства были ограничены ничтожной суммой в 1300 рублей. -133-

На эти деньги он содержал:
— служившего русским еще во время русско-японской войны, якобы весьма способного и испытанного агента-китайца в Андуньсяне, получавшего по 40 китайских долларов в месяц;
— агента в Дальнем, который помимо разведки в войсках занимался также сбором сведений военно-статистического характера, получая за это по 40 китайских долларов в месяц;
— агента-чиновника в штабе войск Маньчжурии, еще во время русско-японской войны работавшего с подполковником Афанасьевым и доставлявшего, кроме военных сведений также сведения о путешествовавших по Маньчжурии и Монголии японцах. Оплачивался этот агент сдельно, но не свыше 10 китайских долларов за каждое сведение или документ.
В экстренных случаях подполковник Афанасьев усиливал разведку путем посылки на места двух бывших русских агентов, которые из-за недостаточного развития не могли быть использованы ни как агенты-резиденты, ни как постоянные агенты для поручений.
В целях разведки подполковник Афанасьев использовал также французского консула в Мукдене.
Афанасьев, как и все остальные разведывательные органы на местах, занимался изучением китайской и японской печати, хотя в этом отношении ему не везло, ибо военный агент полковник Корнилов не отпускал ему средств на наем переводчиков.
Кроме того, Корнилов запретил Афанасьеву сообщать добытые сведения кому бы то ни было кроме него. Вообще Корнилов, по словам Энкеля, сильно мешал разведывательной работе Афанасьева. Так, например, бывали случаи, что полковник Корнилов внезапно предъявлял Афанасьеву требование немедленно уволить агента за его, якобы, непригодность, тогда как в действительности работа того же агента, более видная подполковнику Афанасьеву, представлялась, по его мнению, и продуктивной, и ценной.
Весьма слабо освещался Средний Китай, порученный наблюдению помощника военного агента в Шанхае. Те сведения, которые от него получались, были недостаточно систематизированы, нерегулярны, случайны, получены преимущественно из газет. Еще менее удовлетворительными были сведения о войсках Южного Китая.
Военный агент в Америке ничего существенного по агентурной разведке не давал. Главным источником его сведений была официальная пресса. Иногда он пользовался «любезностью» американского военного министерства и получал оттуда кое-какие сведения о других армиях. -134-

Так, например, во время русско-японской войны в этом министерстве ему показали план Владивостокской крепости, якобы составленный английским капитаном Эрсом, который попал в плен к японцам и отдал им копию этого плана. По другой версии, английский коммерческий атташе Швабе купил этот план за 1200 рублей и перепродал японцам за 15000 иен. Штаб же войск Дальнего Востока сообщил, что «все планы Владивостокской крепости на месте и ни один из них не пропал». Генерал-квартирмейстер Генштаба на это резонно ответил, что «в настоящее время достаточно взять документ на 15 минут для снятия точной фотографической копии».
По сравнению с остальными довольно хорошо работал военный агент в Лондоне генерал Вогак. Сеть его состояла из следующих агентов:
1. Главный агент, по кличке «Долговязый», получавший месячное жалованье в размере 15 английских фунтов стерлингов.
2. Второстепенные агенты в министерствах иностранных дел, индийском и военном. Эти агенты оплачивались сдельно. Военный агент несколько раз возбуждал вопрос перед Генштабом об установлении им месячного жалованья «за уведомления о текущих делах», но Генштаб на это не соглашался.
Во время русско-японской войны этот военный агент «установил возможность получить копии протоколов совещаний между главными штабами Лондона и Токио по разработке общих военно-морских планов Англии и Японии в развитие пункта IV англо-японского договора, а также сущность соглашений между Англией и Японией по делам Афганистана, Китая, Персии и Турции». Все эти документы осведомитель предлагал за 35000 франков. В отпуске этой суммы Генеральным штабом было отказано с указанием, что «связь терять не следует, а предложить осведомителю обождать».
Это показывает, что военный агент в Лондоне имел довольно хорошие связи, но благодаря странной системе отпуска средств, существовавшей в Генштабе, он этих связей эксплуатировать как следует не мог. Генерала Вогака в начале 1907 года сменил генерал Ермолов, характеристику которого мы приводили выше, и все агентурные возможности «исчезли».
Военный агент в Париже фактически никакой систематической агентурной разведки не вел. По всей вероятности, русский Генеральный штаб на этом и не настаивал, так как считал Францию союзницей России. Однако если кто-либо предлагал какие-нибудь случайные сведения о Франции, русский Генштаб от них не отказывался. Так, например, в конце 1906 года военный агент сообщил, что на французских курсах Генерального -135- штаба обучаются несколько офицеров болгарской армии и что болгарский военный агент в Париже предложил ему частным образом ознакомиться со всеми академическими курсами, которые он легко может достать через указанных офицеров.
Генеральный штаб дал задание достать курсы «по тактике полевой деятельности войск, отдела сообщений, устройству тыла, статистике и военной географии».
Но таких случайных предложений документов было крайне мало. Сам же военный агент инициативы, в смысле углубления разведки, не проявлял. Как он смотрел на свое назначение, показывает следующая выдержка из его письма от 19 апреля 1913 г. на имя генерал-квартирмейстера Генштаба:
«Моя «консульская» деятельность снова началась, так как вместе с листьями на деревьях прилетели летние ласточки — бесчисленные наши генералы и офицеры, и отнимают массу времени».
Военный агент в Берлине находился в особых условиях. Работать ему вообще было крайне трудно. Контрразведка немцев была поставлена хорошо и за каждым шагом иностранных военных агентов следили весьма внимательно, а за сотрудниками собственных военных учреждений была установлена очень тщательная слежка. Официально военному агенту в германских штабах и учреждениях давали крайне мало сведений.
Согласно официальной инструкции, военный агент в Берлине не должен был заниматься агентурной разведкой, но Генеральный штаб неофициально требовал от него представления именно секретных сведений. Больше того, Генштаб требовал от военного агента направления шпионов в пограничные пункты и устройства там конспиративных квартир для свиданий с офицерами разведки пограничных военных округов и Генерального штаба.
Несмотря на то, что Берлин представлял из себя действительно весьма важный и интересный центр военной мысли, работа военного агента, особенно в первое время, обычно заключалась, главным образом, в приеме и устройстве разных «весенних ласточек» — бесконечного количества русских военных сановников, приезжавших в Берлин на лето «сбавлять жир», и т. д. Правда, не все военные агенты занимались только этим. Бывали и такие, которые, помимо своих прямых обязанностей, ухитрялись часть времени уделять и агентурной разведке. Но это всецело зависело от личных качеств военного агента, от его любви к делу разведки и от умения работать.
Например, военный агент в июне 1909 года доносил в Генштаб, что ему удалось «негласным путем» достать на несколько дней «Kriegs-besoldungs-Vorschrift» с приложениями «Gebiihren-Nachweisungen». Он -136- пробовал их сфотографировать, но испортил массу фотографического материала, не получив «годных результатов». Книги были взяты из неприкосновенного запаса одной из частей берлинского гарнизона. Через два дня ожидалась проверка в этой части, и книги к этому времени должны были быть на месте. Военный агент сел сам, посадил секретаря и свою жену и в течение двух суток они втроем эти книги переписали...
Последний русский военный агент в Берлине перед войной 1914 — 1918 гг. — полковник Базаров — так увлекся агентурной разведкой, что провалился и 22 июня 1914 г. вынужден был покинуть пределы Германии. Провал этот произошел следующим образом. Базаров завербовал чертежника германского главного инженерного управления Поля. Последний только что женился, сильно нуждался в деньгах и продал Базарову план крепости Пихлау за... 20 марок, а план крепости Летцен — за 400 марок. Базаров вел с ним переговоры о покупке еще кое-каких секретных документов. После одной такой встречи с Базаровым Поль на обратном пути встретил своего сослуживца и, разговорившись с ним, раскрыл свою связь о Базаровым. Тот предложил работать совместно, а потом выдал Поля. Суд приговорил его к 10 годам каторги. Узнав об этом, Базаров спешно выехал в Петербург, а вечером после его отъезда в берлинских газетах появился чистосердечный рассказ Поля с подробным описанием всех обстоятельств его преступления и с указанием на Базарова.
Заместителем Базарова по агентуре остался его секретарь некий Глом-биевский. Немцы арестовали его 20 июля 1914 г. на улице в тот момент, когда он садился в экипаж с секретарем генерал-консула Субботиным. В кармане у Гломбиевского находились три последних шифрованных телеграммы из русского Генерального штаба, которые он, однако, успел передать Субботину. Продержав Гломбиевского под арестом полтора часа, немцы его освободили ².
Такой же участи, как Базаров, подвергся и его предшественник — полковник Михельсон.
Иногда германская контрразведка использовала русского военного агента в целях дезинформации. Так, например, в 1908 году она передала русскому военному агенту фальшивую «записку о распределении германских вооруженных сил в случае войны».
В конце 1910 года генерал-квартирмейстер представил начальнику Генерального штаба доклад, в котором жаловался на германскую и австрийскую контрразведки, не дававшие возможности русским военным агентам в этих странах заниматься агентурной разведкой. -137-

Он писал, что «элемент болезненной раздражительности и крайней подозрительности, внесенный событиями 1908 года во взаимоотношения России, с одной стороны, и Австрии и Германии — с другой, с особенной силой развился, как того и следовало ожидать, на столь благодатной почве, какую представляет собой разведывательная деятельность названных государств. Органическое недоверие к России за границей в этой области за последнее время вспыхнуло с такой силой, что наши соседи склонны в каждом появляющемся в их пределах русском подданном видеть прежде всего военного шпиона, из категории которых, конечно, не исключены и наши официальные военные агенты...
Положение последних при таких обстоятельствах ныне представляется тем более трудным, что, не ограничиваясь вполне законными и лояльными мерами предосторожности, германские государства, — избравшие, по-видимому, борьбу с военным шпионством щитом, из-за которого они с успехом и без риска могут наносить укол за уколом русскому самолюбию, — в последнее время стали в широких размерах пользоваться для сего провокацией...
При таких условиях представляется совершенно необходимым освободить наших военных агентов в Австро-Венгрии и Германии, хотя бы на время, от выполнения каких бы то ни было негласных поручений по разведке и предложить им впредь уклоняться от сношений с лицами, обращающимися к ним с предложениями указанного характера».
В заключение генерал-квартирмейстер предлагал ввести как правило, что разведка против Австрии и Германии и покупка секретных документов этих стран должны возлагаться в виде основной обязанности на военных агентов в Бельгии и Швейцарии, «в соответствии с чем должен производиться выбор лиц на означенные должности».
Начальник Генерального штаба, однако, нашел, что проектируемые мероприятия не оградят военных агентов от попыток их скомпрометировать, и дело осталось в прежнем положении.
Военный агент в Вене находился в аналогичном положении с берлинским. Еще в сентябре 1906 года полковник Марченко писал генерал-квартирмейстеру, что «вследствие письма вашего от 12 сентября, докладываю, что приложу все усилия и умение, дабы исполнить желание начальника Генерального штаба по сбору сведений о крепостных маневрах...
Считаю, однако, нравственным долгом доложить, что я лишен почти совершенно орудий действий...
Честолюбие и корыстолюбие являются теми человеческими слабостями, на которых агент может строить систему своей разведки. Орден и рубль являются главными факторами реальной добычи материалов. Один дает, считая не позорным и удобным приобрести орден -138- и сохранить свой внешний престиж (это обыкновенно наиболее ценный источник), другой просто берет, как купец. Причем в этом последнем случае он или хронический, постоянный, или мимо прошедший, случайный сбытчик...
Я осенью прошлого года докладывал о желании одного, крайне ценного лица, у источника дел стоящего, за определенную месячную сумму открыть тайны оперативных секретов Австро-Венгрии. Это предложение было отклонено. Лицо это, по моим сведениям, теперь работает за счет Италии».
Далее он пишет, что денег ему отпускают на агентурную разведку крайне мало, до того мало, что он не имеет возможности содержать даже одного постоянного агента. Поэтому он решил работать при помощи русских орденов. Но и здесь Марченко постигла неудача — в выдаче этих орденов ему было отказано. Марченко особенно волновался по поводу отказа наградить русским орденом адъютанта военного министра Австро-Венгрии майора Клингспора и поручика артиллерийского полка 27-й дивизии Квойко, оказавших ему ценные услуги.
В октябре 1911 года военный агент полковник Занкевич, сменивший Марченко, телеграфировал генерал-квартирмейстеру, что для получения определенных и вполне точных сведений о военных приготовлениях Австро-Венгрии необходимо «прибегнуть к содействию негласной разведки, к организации которой и приступаю. Считаю нужным доложить, что подвергаюсь опасности быть скомпрометированным».
Генерал-квартирмейстер генерал Данилов счел возможным поддержать это паническое настроение Занкевича, ответив ему, что начальник Генерального штаба, признавая необходимым возможное усиление наблюдения за происходящим в Австро-Венгрии, «рекомендует, однако, вам полную осторожность».
Понятно, что, получив такой «добрый совет» начальства, военный агент пошел по пути «наименьшего сопротивления». Но и здесь было больше неудач, чем удач. Так, в том же 1911 году Занкевич писал генерал-квартирмейстеру, что на больших австрийских маневрах «участвовало довольно много батарей с разобранными орудиями», приспособленными «для перевозки в гористой местности и по дурным дорогам». Однако «подробно ознакомиться с устройством приспособлений для перевозки орудий в разобранном виде не удалось: состоящие при военных агентах австрийские офицеры принимали все меры, чтобы не допускать нас близко к этим батареям.
Тем не менее удалось рассмотреть в бинокль такую батарею на походе и получить довольно ясное представление о способах перевозки орудий в разобранном виде». -139-