Глава 15. Если ты знаешь, чего ты не знаешь, ты знаешь гораздо больше, чем думаешь

Если ты знаешь, чего ты не знаешь, ты знаешь гораздо больше, чем думаешь.

NN

Эрика

– Гафф! Гав‑гав, – заливалась за изгородью громадная собака.

Слушая ее низкий пугающий лай с подвываниями, я мечтала о двустволке, разлегшись на постели и раздумывая, с чего начать свой первый день свободы.

О! Припоминаю, совсем недавно меня грызло неуемное любопытство: как выглядит резиденция правителей, виденная мной лишь маленьким кусочком и то с черного хода? Взыграло желание подивиться красотой расписанного Марией волшебного сада. В общем, хотелось всего и сразу.

– Ваше величество, какие у вас планы на сегодня? – шурша юбками, вошла в спальню Маша, прерывая размышления. Глаза слегка подведены черным, на голове традиционная дулька с гребнем, серое платье сидит как влитое… Молодец! Не то что вялая с недосыпу госпожа.

Я поморщилась. Опять она «великает»! Ничего, мое состояние поправимо. Хлебну кофе, оприходую парочку бутербродов, залакирую сигаретой и оживу.

Поставив поднос с завтраком на столик возле окна, камеристка уселась на кровать и преданно поедала глазами мое… хм… заспанное величество, ожидая оглашения расписания.

– Хочу выйти в белый свет! – постановила я. Откинув легкое одеяло, выбралась из кровати, не обращая внимания на внезапно расширившиеся глаза компаньонки.

А та отреагировала странно:

– Ик! – Началась тихая паника. Дроу взволнованно переспросила: – Куда?!

– В свет, – повторила, медленно одеваясь.

Решила – наверное, помощница с первого раза не расслышала. Вспомнив просьбу‑предупреждение благоверного о недопустимости разгуливать в джинсах, я, так и быть, остановила свой выбор на летнем простеньком платьице прямого силуэта, цвета слоновой кости.

– Ты уверена?.. – тихо прошептала Мария. Камеристка всхлипнула и вдруг сорвалась с места, крепко притиснув к себе за талию и оглашая окрестности криками: – Нет! Не пущу! Только со мной вместе! Или лучше – после меня!

– Маш, ты сбрендила? – прохрипела я, мучительно выкручиваясь из силового захвата. – Натощак с утреца с недовольным Повелителем переобщалась? Квасу старого хлебнула? Или белены объелась?

– Нет! – продолжала твердить как заведенная слетевшая с нарезки без очевидных причин молодая дроу.

– Слушай, – я вспомнила правила обращения с буйными сумасшедшими и постаралась как можно меньше нервировать выпучившую глаза Машеньку, – ничего страшного, понимаю… – Ласковым голосом попыталась утихомирить слегка чокнутую наперсницу: – Сколько той жизни! Если тебе влом, так и скажи. Не проблема, я сама туда пойду…

– Не‑э‑эт! – снова завопила эта скорбная рассудком и попыталась придушить законную правительницу.

Лишить меня жизни в одиночку ей показалось мало; она зазвала на голубой огонек свидетелей… или сообщников, это с какой стороны посмотреть. В смысле если смотреть – то свидетелей, а если участвовать – то уже сообщников. Сейчас проверим.

– Помогите же хоть кто‑нибудь! – задыхающимся от слез голосом аварийной сиреной надрывалась компаньонка, видимо параллельно решив подработать соковыжималкой.

– Машка! – не выдержав предельного сжатия, завопило мое смятое до конфетного фантика величество. – Зараза, отстань от меня!

В коридоре раздался многоногий топот, и в комнату ворвалась с оружием наголо бравая пятерка МЧС во главе с Айлонором. Резко затормозив, последний удивленно воззрился на нашу тесную в прямом и переносном смысле слова компашку.

– Чего стряслось‑то? – Дал свободной рукой отмашку на прекращение боевых действий.

Моя душительница давилась слезами. Интересно, это муки совести? Тоже мне, помесь Отелло с леди Макбет. Умру тебе назло, а ты до конца дней своих будешь руки с мылом мыть. Хоть какая‑то польза от меня потомкам останется.

– Эрика решила выйти в белый свет!!! – эмоционально, с тремя восклицательными знаками, наябедничала Машуня, страдальчески сморщив лицо, но бдительно не отцепляясь от почти сплюснутой и сипло дышащей Повелительницы.

– Э‑э‑эрика… – заморгал глазами друг, поправляя родовой медальон, в процессе бега запутавшийся в отложном воротнике белой батистовой рубашки и прихвативший цепочкой ворот длинного безрукавного камзола. Вдруг рухнул на одно колено, прижимая правую руку к сердцу и опустив голову. Глухо сказал: – Т‑твое решение поспешно, и такой шаг вряд ли понравится Повелителю…

– Да он мне сам вчера разрешил! – возмущенно прохрипела моя царственная персона, активно сражаясь за каждый глоток кислорода и постепенно схватку проигрывая (а вы что хотели, с психами шутки плохи!). – Сказал, не возражает.

После моих слов началось такое… Мамочки! У них вирус безумия передается воздушно‑капельным путем? Газы ядовитые кто распылил? Или виноваты зловредные электромагнитные излучения? По‑моему, это называется революцией. Помните ленинское определение революционной ситуации: низы не хотят – верхи не могут?

По крайней мере, раздавались шумные крики о произволе в верхах и начали выдвигаться настойчивые призывы к выяснению мотивов невиданной жестокости. Рель меня потряс: он выразил желание самоотверженно подставиться под удар, но все‑таки попробовать с глазу на глаз объяснить Повелителю ошибочность принятия подобного решения. Остальные устроили не то новгородское вече, не то казачью раду. Видела такую картину «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Кажется, мы продвигались в том же направлении. Гонцом опять‑таки подписался Рель, чем прибавил себе уважения в глазах остальных…

Все бы ничего, при условии если бы я этот театр абсурда наблюдала издалека и сидя в мягком кресле.

Когда мятежная кучка созрела и повернулась ко мне, то обомлела. И немудрено! Благодаря Машкиным стараниям мое лицо приобрело отчетливый лилово‑синюшный оттенок, а глаза вылезли из орбит.

– Повелительница, – торжественно начал Айлонор, снова преклонив колено и ошеломительно красивым жестом протягивая мне саблю на вытянутых руках (японские самураи плакали бы от зависти!), – прошу принять наши жизни в обмен на вашу и…

– Вашу ж медь, сволочи длинноухие! Вы че мелете? – оборвалось мое долготерпение. – Я теперь, чтоб вас не тревожить, всю свою жизнь взаперти сидеть должна?

В комнате повисла пауза. Все участники спонтанного саммита дружно скрипели мозгами, осмысливая мое заявление. До Айлонора дошло гораздо раньше остальных. Он вскочил на ноги и попросил Машу:

– Отпусти Повелительницу. Все в порядке!

– Что в порядке?! – возмутилась девушка, продолжая заливаться слезами и шмыгать носом. – Я ее отпущу, а она в свет уйдет?! Как я дальше жить буду с таким грузом на совести?

– Маш, не знаю, что ты там себе нафантазировала, но если ты меня не отпустишь, то я сейчас задохнусь, и твой гипотетический груз станет больше и тяжелее. Ни одна камера хранения не примет, – выдавила я на последнем издыхании длинную фразу.

Девчонка угрозу восприняла и хватку чуть ослабила, но все так же продолжала за меня цепляться.

– Рика, а что ты имела в виду под выражением «выйти в свет»? – спокойно поинтересовался Айлонор, присаживаясь в ближайшее кресло и укладывая обожаемую саблю на колени, обтянутые черными штанами.

– Что имела, то и в виду, – пробурчала обиженная и пожамканная Повелительница. Но, оглядев встревоженные лица, снизошла до объяснений: – Хотела изучить окрестности. Дворец посмотреть, по саду погулять. А вы из этого целое трагедийное шоу с прологом и эпилогом устроили! Что, жаба давит?

После этого меня почему‑то отпустили и даже отодвинулись в смущении, перестав замачивать в слезах. Что бы это значило?

– Эрика, – усмехнулся страж в ответ на мои пламенные речи, – в нашей культуре «выйти в свет» означает ритуальное самоубийство на жертвеннике богов. К тому же ты еще и оделась соответственно…

– Занавес! – ошизела я, переварив услышанное. – Вы действительно думали, что я эстетично перережу себе горло назло торжествующим врагам? Или в знак протеста в отместку за поруганную честь элегантно удавлюсь на статуе богини?

Присутствующие покаянно кивнули, не сводя с меня глаз.

– Зачем мне это? – задала вопрос в недоумении.

– Ну… вдруг ты сильно обиделась, – осторожно выдвинул причину Рель.

– Или тебе неприятен Повелитель, – добавил Малик.

– Да не дождетесь! – поставила я их в известность. – Мы, бабы, сильные: и мусор вынесем, и мозг, если нужно! Так что с подобными глупостями ко мне не приставать! Сначала небо на землю рухнет, чем я себя любимую жизни лишу! И до тех пор, пока небесные осколки по углам валяться и пылиться не будут, я бы попросила без намеков!

– Эрика, не сердись! – хлюпнула носом Маша. – Я как лучше хотела.

– Угу, – согласилась я, с нежной улыбкой людоеда взирая на девушку и одергивая помятое платье, – я так и поняла. Вернее, прочувствовала… на своих ребрах. Больше так не делай! – Сменив гнев на милость, пояснила: – Поначалу спроси, а потом кидайся. Потому как во многих языках есть понятия и слова, смешно или грубо звучащие для инакоязычного индивидуума.

– Это как? – влез любознательный Малик.

– Это… – задумалась я, – например, в моем родном языке есть слово на «му», означающее неумного человека, который говорит или делает не то, что следует. Зато в другом «мудаг» переводится как «обеспокоен». На слух различить эти два слова почти невозможно. Пример грубый, но конкретный. Понятно?

Все согласились и разошлись, задумавшись и выискивая в запылившемся со временем запасе знаний похожие сравнения.

День прожит не зря! Лексикон моих друзей обогатился новыми фразеологизмами…

– И не проболтайтесь Повелителю! – крикнула я им вдогонку. После этого повернулась к Маше и зловеще потерла руки: – А ты будешь сейчас схвачена и наказана… экскурсией по дворцу и саду!

– Слушаю и повинуюсь, – уныло согласилась девушка, до которой, очевидно, дошло уже, насколько круто она влипла. Протаскаться целый день за любопытной Повелительницей – это вам не булки с вареньем трескать…

– Веди меня, мой пилигрим! – процитировала я строчку из песни «Пилигрим».

Маша расстроилась еще пуще и попросила:

– Я, безусловно, виновата! Но, может быть, ты не будешь ругать меня нехорошими словами?

– А что, разве слово «пилигрим» у вас что‑то неприличное обозначает? – удивленно приподняла брови правительница, выискивая себе платье неприметного цвета. Поскольку зеленый я уже носила без ущерба для жизни и здоровья, то и остановилась на нем.

– Оно мне незнакомо, – призналась дроу. Расшифровала: – Обычно те длинные незнакомые слова употребляются тобой в… э‑э‑э… тяжелых ситуациях. И они, как правило, оказываются непроизносимыми в приличном дамском обществе, поэтому я осмелюсь предположить…

– Не осмеливайся! Тебе не идет! – отрезала я, переоблачаясь. Напялив зеленое платье, разгладила складки и приказала: – Вперед!

И мы двинули в народ. То есть в белый свет. Тьфу ты! Ничему меня жизнь не учит. И мы пошли знакомиться с окрестностями и с обитателями.

Мария, знакомая со всеми коридорами и закоулками, быстренько привела меня в холл перед центральным входом.

Да‑а, я бы тут сама три дня плутала и все равно бы забрела не туда, куда надо! Скорей всего, меня бы лихим ветром занесло к дверям спальни супруга, потому как неприятности со времени переселения со мной на «ты» и притягивались ко мне (или к определенным частям тела) магнитом. Но я‑то точно знаю, что ТУДА мне НЕ надо!

Дроу подвела меня к солидным двустворчатым дверям, украшенным резьбой по дереву, и величественно кивнула несущим караульную службу стражам. Когда я прекратила крутить головой по сторонам, рассматривая великолепный старинный декор громадного помещения, то углядела восемь нацелившихся на меня роскошных пучков перьев.

Еще бы чуть‑чуть – и ткнулась бы в эти пыльные метелки. Ну и обычаи! То жрец с пылесобиралкой, то эти с приветом от мясника! Смотри как свои топорики замаскировали! Ни в жисть не угадаешь! В общем‑то логично… Заходит враг, к примеру, а ему сразу вопрос под нос: угадай, дорогуша, а что у нас тут есть? И пока он прочихается, режь его тонкими дольками! Стратеги!

Ладно, не буду замечания по поводу пыли высказывать. Вдруг и вправду эта пылюка хитрый отвлекающий маневр и они ее холят и лелеют!

А тут я со своим культом чистоты им всю военную задумку вытрясу…

На всякий случай я сделала пару шагов назад и, зайдя сбоку, заглянула под металлический козырек каски ближайшего ко мне стражника. И как‑то озадачилась: что ж ему, болезному, сказать‑то? Все же меня в Смольном институте благородных девиц не обучали. Происхождения мы самого обыкновенного – пролетарско‑капиталистического. Это когда нам забесплатно и побольше, а обратно за деньги и… (да, счас, фигушки!) и тоже побольше.

Хотелось ткнуть под ребро с криком «ку‑ку!», но страшно… Вдруг заместо врага меня порубит? Нетушки! Я привыкла функционировать целым организмом и менять своих привычек не желаю!

И чего мужчина так отморозился? Может, манекенов наставили и на рабочей силе экономят? Чтоб сверхурочные не платить?

– Маша, – тихо позвала я, – мне сейчас по вашему гре… дол… великомудрому этикету какой текст полагается сказать?

– Просто поздоровайся и похвали за службу, – посоветовала девушка.

– И этого хватит? – подивилась я непритязательности служак. – И все горячее приветствие? Не проблема!

– Как бы и этого много не было, – пробурчала дроу, отодвигаясь подальше от стражи.

Длительным опытом общения с воинским составом я не обладала, потому, вооружившись знаниями из художественных и документальных фильмов, вышла на середину зала, согнула руку в локте, сжав кулак в приветствии «рот фронт», и проорала:

– Зрав! Же! Тов! Боцы!

Блямц! Дзинг! Трах! Бубух!

– Ик! – Хорошая все же у меня интуиция, далеко меня отвела от места железного побоища. Спасибо тебе, огромадное чутье мое!

Уй! Счас они свои консервные банки помнут, и кто ж их оттуда, убогих, выковыривать будет? Где взять консервный ножик такого размера? Хотя он у них наверняка есть! Ой, а вот это был дорогущий паркет! Именно что был… после того как в него пару‑тройку раз вонзились крохотные пудовые топорики, паркета просто уже нет. Пол есть, а паркета нет!

– Мальчики, – попыталась я прекратить беспорядочную свалку металлолома, – нельзя ли потише? – Проводив взглядом летящий предмет непонятного назначения, разбивший одну из чудесных ваз, констатировала: – Нельзя… Понятно!

– Эрика, ползи сюда, – позвала Маша откуда‑то из‑под завалов, – отлежимся вместе.

– Русские не сдаются! – отвергла я подобную перспективу. – Ай! – Меня чуть не сделали ниже на голову. – Что‑о? Меня‑а? Будить?! Все! – Прочистив горло и забравшись на балюстраду лестницы второго этажа, я подбоченилась, набрала в грудь воздуха и заорала: – Ти‑их‑ха‑а! Всем лечь лицом вниз, руки за голову! Выполнять команду старшего по званию!

Блямц! Блямц! И так восемь раз по ушам. Но залегли ровно, рядком, любо‑дорого смотреть!

– Молодцы! – рявкнула я. – Разрешаю встать после моего ухода! – И скомандовала Маше: – Бежим отсюда скорее, пока Дарниэль не приперся!

И мы выскочили за дверь, практически снеся ее с петель и наплевав на массивность и неприступность. И ничего удивительного! Если одну женщину выставить против восьми спящих на посту мужиков, то она их запросто сметет голосовой волной. А нечего на посту спать! Но ребят жалко…

– Повелитель уехал по делам, – пропыхтела сзади Маша, застревая в двери.

Чудненько! Значит, время есть! Выдернув из дверей девчонку, я рыкнула в закрывающуюся щель:

– Быстро все привести в порядок! Я покараулю!

За дверью замельтешило и забрякало…

Поправив прическу и по‑акульи широко улыбнувшись стоящим снаружи ошалевшим парням, кокетливо призналась:

– Вот… погулять захотелось…

Они вытянулись во фрунт, стукнув алебардами, и кто‑то, похоже, сделал отвращающий беду жест. Будем считать – привиделось. Постояв на бескрайнем мраморном крыльце, вдохнула столь желанный воздух свободы и танцующей походкой поскакала вниз по ступенькам, желая рассмотреть владения в перспективе.

Квадрат внутреннего двора, образованный п‑образными крыльями здания, и разбегающиеся во все стороны парка дорожки давным‑давно замостили прочной терракотовой плиткой, благодаря которой многочисленные обитатели дворца в непогоду не месили грязь, а в жару не дышали пылью.

За четкой, уставленной скамьями границей дворика шел парк, организованный по старинным принципам Средневековья. На многочисленных террасах ровными квадратами высились фруктовые деревья, между которыми вместо традиционного изумрудного газона на грядках росли овощи и различные лекарственные, пряные или экзотические травы.

Остановившись на отделанной разноцветным камнем террасе, огляделась… Наиболее распространенной защитой грядкам служили виноград, яблони и груши, подрезанные ветви которых образовали своеобразные шпалеры. В декоративных овощных посадках преобладали репа, горох, капуста, свекла, морковь и салат‑латук. Овощи выглядели на редкость нарядно, словно чудесные цветочки.

В низине, где было теплее, под ветвями сакуры, персиков и слив зеленели экзотические лекарственные и пряные травки. Чуть в сторонке, на противоположной центральному двору части сада, там, где низина из подножия плавно переходила в новый холм, высились теплицы. В них дозревали цитрусовые и некоторые другие виды теплолюбивых растений.

На средине холма, между кустарниками сирени и дрока, круглый год буйствовали яркими клумбами всевозможные однолетники и многолетники под срезку на букеты.

Поливная система, нечто наподобие помеси римских акведуков и азиатских арыков, надежно снабжала водой флору сада. Подозреваю, вместо насосов движителями работали магические источники, но утверждать не могу. Не разбираюсь.

Налазившись с Машкой по саду до посинения, перенюхав сотню‑другую цветов и прогоняв рысью не один десяток километров, я свалилась на близлежащей к дворцу лужайке без сил.

– Маш, как же у вас красиво! – призналась, подставляя лицо ласковому теплому ветерку.

– А у вас? – немного ядовито поинтересовалась дроу, должно быть болезненно переживая за испорченное дворцовое имущество и подсчитывая убытки.

– «А у нас в квартире газ!»[26]– парировала я, находясь в благодушном настроении и любя целый свет, исключая собственного мужа. (Его мне любить не хотелось, больно шустрый. Токо расслабишься – сразу орущий портрет в пеленках заполучишь и пинком на кухню полетишь – обед готовить!)

Солнце, до того нежно гревшее кожу, начало ощутимо припекать. Мне захотелось в уютный полумрак спальни. Кряхтя и постанывая, собрала расплывшиеся мощи и поплелась к входу, сопровождаемая унылой компаньонкой, непрерывно бурчащей себе под нос.

– Маш, ты тезисы для предвыборной речи готовишь, да? – полюбопытствовала Повелительница, с натугой поднимаясь по ступенькам и остатками прежней иномирянской души пламенно мечтая о лифте.

– Нет, – простонала наперсница, утомленно полузакрыв свои глазки, – составляю последнюю волю!

– Зачем? – изумилась я, забыв про усталость. – Для тебя эта небольшая миленькая прогулка настолько тяжела и непосильна, что ты собралась с ходу окочуриться?

– Для меня эта небольшая миленькая прогулка с источником неприятностей и стихийных бедствий, скорее всего, станет последней, – высказалась дроу, сверля мою спину яростным взглядом. – Когда Повелитель увидит последствия своего неосторожного решения, я буду казнена с чрезвычайной жестокостью и конфискацией родового имущества!

– НЕ‑А! Он не только тебя не накажет, а даже очень обрадуется! – заверила я ее, пыхтя из последних сил, словно паровоз, но упорно приближаясь к цели.

– Да? – Маша даже остановилась. – Почему?

– Потому! – уверенно пожала плечами я. – Все могло быть намного хуже!

– Куда уж хуже? – простонала несчастная девушка, подползая ближе.

Я снисходительно посмотрела на Фому неверующего, перевела орлиный взгляд на дворец и после паузы индифферентно заметила:

– Он мог лишиться дома.

– …! – плюхнулась дроу на ступеньки, видимо осознавая масштаб миновавшей Повелителя (и ее саму) катастрофы. – Спасибо!

– Всегда обращайся! – проявила я вежливость.

При виде двух хрупких, маленьких дам мальчики отчетливо задребезжали металлическими частями костюма и попытались прикрыться щитами: типа они мне честь отдают. Хм… а мне нужна их честь? Вроде своей хватает… Не‑а, чужого не возьму – вдруг испортится и завоняет.

– Вольно! – скомандовала я. – Маш, ты как хошь, я – домой!

Вояки тревожно переглянулись. Два самых смелых и отважных парня робкими, неуверенными жестами потянули на себя створки дверей, открывая мне проход.

– Мерси, – учтиво поблагодарила неожиданно галантных кавалеров и вползла внутрь, непринужденно волоча на прицепе камеристку под всеобщий вздох облегчения.

Вот так и учат Родину любить!

Внутри кипела приятная моему хозяйственному глазу работа. Сновали лакеи в ливреях, работали краснодеревщики, стояла навытяжку бодрствующая стража.

– Занимайтесь‑занимайтесь, – пробормотала я, пытаясь незаметно просочиться в коридоры, а дальше в свою комнату.

При звуках моего ангельского голоска все присутствующие замерли, боясь вздохнуть. Что это с ними? Мгновенная магическая заморозка? Или всеобщий тяжелый паралич?

– Ваше величество, прошу вас, постойте! – подлетел ко мне представительный мужчина средних лет и склонился в глубоком поклоне.

– Это кто? – негромко спросила я Машу, не желая оконфузиться.

– Дворецкий Тасканиэль, – беззвучным шепотом ответила она.

Ух ты! Вот это имечко! Или прозвище? А может, специально такого для соответствия подбирали? Типа указующей таблички: «Пру!» (надеюсь, в меру и с умом).

– Чем обязана? – фыркнула я, старательно сдерживая рвущийся наружу хохот.

– Ваше величество! Позвольте вашему ничтожному слуге представить вам дворцовую челядь! – торжественно произнес мужчина с говорящим именем, не прерывая угодливого поклона и метя косой пол.

Я с интересом пронаблюдала, как кончик его пегой косы приближается к краю разломанной дыры.

– В другой раз.

– Но, ваше величество, а как же этикет? – попытался выдвинуть весомый, с его точки зрения, довод мистер Потаскун, ой – господин Тасканиэль, чем разозлил уставшее величество до глубины тонкой, ранимой души.

Сделав шаг в сторону и заставив его шагнуть за мной, я все‑таки дождалась, когда коса попадет в разлом и зацепится за острый выступ.

– Мы не в настроении, – выдвинула свою отмазку.

Но эта усатая холера, выеденная этикетом до спинного мозга, легко отмела возражение как жалкое и несущественное, продолжая настаивать:

– Ваше величество, так полагается!

– Кому? – сыграла я в «дурочку».

– Вам!

– Зачем? – продолжала я свою игру, тактически отступая в направлении убежища, надежно прикрываемая Машей с тыла.

– Так положено, – не мог угомониться дворецкий, двигаясь за мной. Коса потихоньку натягивалась.

– Кем? – Спасительный коридор был уже близко.

– Этикетом, – преследовал меня ненормальный.

– Зачем? – пошла я на второй круг под тихий хохот Машки за спиной.

– Положено! – рванулся ко мне мужик и был отброшен назад.

Да, да! Си! Йес! Зер гут!

– Кем положено, тот пусть и возьмет! – хохоча, сбежала я от знатока этикетов и бесчисленной вереницы челяди.

На наше счастье, Дарниэль приехал лишь через пару дней и не застал устроенной мной разрухи. Если ему кто‑то и наябедничал, то супруг тактично промолчал в надежде завоевать мою благосклонность. Впрочем, наивной я никогда не была и проследила за каждым участником моей первой прогулки: никто не пострадал, но и стража на посту больше не спала!