На память с динозавром

* * *

Мы решили завтра с утра отправиться на рыбалку за окунями. Я уже собралась и с нетерпением жду завтрашнего дня.

– С кем идёшь? – спросила бабушка.

– С дождевыми червяками! И с Васькой, – ответила я. – Ты, бабушка, пораньше меня разбуди. Если я не захочу вставать, вылей мне на голову ковшик холодной воды. Нам много нарыбачить надо. Говорят, от рыбы умнеют, потому что в ней фосфор.

– Если бы кита я съел, я бы сразу поумнел, – пошутил папа, хотя я знала, что кит вовсе не рыба, а зверь животного рода.

Я поставила будильник на шесть часов, но встала ещё раньше, когда запели первые петухи. На улице было туманно и влажно от недавнего дождя. За мной увязалась собака Мальва. Мы с ней иногда разговариваем, только она в основном помалкивает. Знает, хитренькая, что тот, кто молчит, всегда кажется умнее.

Я дошла до Васькиного дома, постучала в окно, и Васька высунулся.

– Чего так рано? Я не выспался ещё.

Под глазом у него красовался синяк.

– Это что, Васька?

– Слепая, что ли… Не видишь – синяк.

– Откуда?

– От верблюда.

Мне невыгодно на Ваську сердиться. Чего доброго, на рыбалку не возьмёт. И скоро мы пошли, то есть поплыли по туману, пробивая его головами.

Васька сказал:

– Стукни по носу, у меня руки заняты, а там комар.

Я стукнула Ваську по носу ведёрком для рыбы.

Он завопил:

– Ты что, очумела?! – бросил банку с червями, удочки и пакет с завтраком и съездил мне по шее.

Сам попросил, а сам дерётся!

– Зато я комара убила, – сказала я. И мы пошли дальше.

Дошли до речки. Над ней красиво висели клочья разорванного тумана.

У меня ещё не клевало, когда Васька показал первого окунька и крикнул:

– Масть пошла!

К завтраку оказалось, что у Васьки в ведёрке уже прилично рыбы, а у меня на дне болтается одинокий крошечный ёршик. Я его обратно в воду выбросила – пусть подрастёт. Мы поели бутерброды с колбасой. А после еды Васька подобрел и рассказал мне про синяк.

– Взрослым никогда нельзя правду говорить. Они за неё всё равно наказывают. Я не знал, что мама сливки для гостей приготовила, и почти все выпил. Мог бы на кота свалить, но признался. А папа меня за правду посадил в сарай под замóк на целый час. Я там проголодался, смотрю – варенье земляничное в кастрюльке, мама только вчера сварила. Хотел поесть, да угодил в мышеловку и разлил всю банку. Мне за это ещё хуже влетело. Папа сказал, что на охоту не возьмёт, хотя обещал…

– А синяк откуда?

– Это я о кастрюльку стукнулся.

– Когда падал?

– Не, когда папка ею в меня запустил.

– А мама что?

– Ну… кричала: «Кто из тебя вырастет?!»

– Васька, а ты, когда вырастешь, кем хочешь с тать?

– Швейцаром в гостинице. Делать ничего не надо, знай дверь открывай. И костюм дают красивый.

– Ещё деньги на чай дают.

– Зачем мне их чай? Я лучше мороженое куплю…

Мы снова принялись удить. И опять у меня не клюёт, а Васька таскает окуня за окунем. Ужасно обидно! Я и на червяка плевала, все слюни истратила, и поговорки твердила: «Ловись рыбка большая и маленькая» – а она не ловится!

– Ты слишком далеко забрасываешь, – сказал Васька. – А надо не близко и не далеко – посерёдке.

– Подальше зато щуки водятся, – возразила я и из вредности закинула удочку на всю длину лески. И вдруг мой поплавок потонул, а леска натянулась, как струна.

– Тяни осторожней, – азартно начал командовать Васька, – подводи, подводи, сорвётся! Это щука, тут, говорят, столетние водятся, огромные, как крокодилы!

Мы вместе потихоньку тянули удочку, подводя щуку ближе к берегу. Ещё чуть‑чуть… Сейчас вынырнет…

И она вынырнула! Мы, как увидели её голову, бросились наутёк. К речке шли полчаса, а обратно долетели за пять минут. По дороге к нам примкнул Павлик. Он как раз шёл к Сардане. Павлик бежал рядом, заглядывал нам в лица и с любопытством кричал:

– А чего, а? Чего скачете, а?

Когда грудь от бега у меня чуть не разорвалась, я остановилась. А Павлик всё приставал:

– Ну, скажите, чего вы?

– Чего‑чего, – наконец смог выговорить Васька. – В речке динозавр, вот чего!

– Динозавр? – не поверил Павлик. – Ну, ты врать!..

– На удочку попался, – выдохнула я.

– Пойдём посмотрим? – обрадовался Павлик.

– Сам иди! У него морда – как шкаф. Сожрёт и не почешется!

Тут я ахнула:

– Мальву забыли! – и припустила обратно, а мальчишки за мной. По пути нам встретился дядя Сеня. Он, оказывается, за нами на рыбалку пошёл. Мы ему крикнули на ходу про динозавра, и он тоже побежал.

Мальва как ни в чём не бывало сидела на берегу и стерегла наши вещи. Голова динозавра всё так же выглядывала из воды. Дядя Сеня к ней присмотрелся и давай хохотать! Мы с Васькой расстроились: вот ведь у страха глаза велики! Никакой это оказался не динозавр, а большая коряга с наростом, который мы приняли за голову. Мы эту корягу вытащили.

– Динозавр за нос укусил? – подмигнул дядя Сеня Ваське.

– Комар, – насупился тот.

– А синяк?

– С кастрюлей прилетел…

– Чего ты, дядя Сеня, к Ваське привязался, – вступилась я. – И так настроение плохое.

– Ваша коряга, ребята, и впрямь на динозавра походит, – примирительно сказал дядя Сеня. – Чуть‑чуть подправить, и будет вылитый ящер! Вы пока тут посидите, а я домой сгоняю за фотоаппаратом. Отличные снимки получатся!

Хвост «динозавра» спускался в речку. Он был гладкий, без веток и коры. Павлик по нему проехался:

– Глядите, как по перилам!

Мы обмазали хвост глиной, чтобы лучше катилось, и как с горки – бух в воду! Это было здóрово! Когда вернулся дядя Сеня, а за ним примчалась Сардана, они нас не узнали: рядом с доисторическим зверем мы прыгали, как грязные доисторические люди. Сардана, конечно, тут же скинула платье, бултыхнулась с хвоста и тоже стала чумазая и счастливая. А дядя Сеня посадил нас на корягу, сделал снимки и рассказал про Дáрвина: как тот придумал, что человек произошёл от обезьяны.

Мы построили вокруг коряги глиняную страну, которую назвали Страной динозавров, вылепили динозаврят и вырыли для них пещерки. А ещё сделали лабиринт и пустили гулять по нему Минозáвра – такое имя дал ему дядя Сеня. Минозавр присматривал за малышами, чтобы они не шалили. Дядя Сеня помогал нам строить и рассказывал о птеродáктилях, диплодóках и других ящерах.

– А почему они вымерли?

– Точно неизвестно. Предполагают, что тогда на земле было постоянное лето, но вдруг наступила зима. Динозавры не смогли приспособиться к холодам.

Дядя Сеня еще немного посидел с нами, взял с нас обещание не заплывать далеко и ушёл.

– Я знаю, как было на самом деле, – вдруг сказал Павлик. – Динозавры не вымерли. Когда листья опали, они начали выкапывать ногами из‑под снега ветки и корни. Шеи у них сделались короче, чтобы не мёрзнуть, а туловища покрылись шерстью и стали меньше. Потом появился добрый волшебник Гудвин… то есть Дарвин. Он увидел, как динозавры стараются выжить, пожалел и заколдовал их. Ходячих ящеров превратил в обезьян, летучих – в птиц, плавучих – в рыб, а уж обезьяны сами додумались и стали людьми.

– Выходит, мы все – бывшие ящеры? – растерялся Васька.

– Да, мы их потомки и должны помнить об этом – так завещал великий Дарвин, – заключил Павлик.

– Зато мы сфотографировались на память с динозавром! – порадовалась я.

– Ой, не знаю, хорошо ли я получилась, – заволновалась Сардана. – Я ведь такая нефотогигиеническая!

– Скоро наступит осень, и дожди смоют нашу Страну, – сказала я.

– У нас дома есть клей для дерева, – оживился Васька. – Клеит как бешеный. После него такая крепость, что пушкой не пробьёшь. Если мы Страну клеем смажем, она не развалится и целую вечность будет стоять как новенькая.

Он очень быстро принес тюбик, и мы выдавили бешеный клей на динозавровое государство. На солнце оно мгновенно отвердело. Наши пальцы тоже слиплись, а колени покрылись каменной коркой грязи.

Дома опять попало. Взрослые пробовали содрать клей вместе и поодиночке, но он прирос, будто шкура.

Перед сном я сказала маме:

– А знаешь, ты когда‑то была динозавром.

Мне хотелось поделиться нашим открытием, а она обиделась. Я испугалась и сказала:

– Нет, мама, я пошутила, ты была обезьяной!

Она молча ушла. Я немножко расстроилась, но меня утешило, что сегодняшняя фотография будет самой интересной из тех, которые я, как волшебник Дарвин, завещаю своим потомкам.