Жалоба моего отца

– Бесполезно долее, – сказал отец, обращаясь столько же к проклятию Эрнудьфа, лежавшему в углу на полке камина, – сколько и к дяде Тоби, который под камином сидел, – бесполезно долее, – сказал отец стонущим, до жути монотонным голосом, – бесполезно долее бороться, как делал я, с этим безотраднейшим из человеческих убеждений, – я теперь ясно вижу, что, за мои ли грехи, брат Тоби, или же за грехи и безрассудства семейства Шенди, небу угодно было пустить в ход против меня самую тяжелую свою артиллерию и что точкой, на которую направлена вся сила ее огня, является благополучие моего сына. – Такая канонада, брат Шенди, разнесла бы в прах вселенную, – сказал дядя Тоби, – если бы ее открыть. – Несчастный Тристрам! дитя гнева! дитя немощности! помехи! ошибки! и неудовольствия! Есть ли какое-нибудь несчастье или бедствие в книге зародышевых зол, способное расшатать твой скелет или спутать волокна твоего тела, которое не свалилось бы тебе на голову еще прежде, чем ты появился на свет? – А сколько бед по дороге туда! – сколько бед потом! – зачатый на склоне дней твоего отца – когда силы его воображения, а также силы телесные шли на убыль – – – когда первичная теплота и первичная влага, элементы, которым надлежало упорядочить твой телесный состав, остывали и высыхали, так что для закладки основ твоего бытия не оставалось ничего, кроме величин отрицательных, – – – плачевно это, брат Тоби, когда так требовались все виды маленькой помощи, которую могли подать забота и внимание с той и другой стороны! Потерпеть такое поражение! Вы знаете, как было дело, брат Тоби, – слишком грустная это история, чтобы ее повторять сейчас – когда немногочисленные жизненные духи, которыми я еще располагал и с которыми должна была быть переправлена память, фантазия и живость ума, – были все рассеяны, приведены в замешательство, расстроены, разогнаны и посланы к черту. —

– Тут, казалось бы, пора положить конец этому преследованию несчастного – и хотя бы в виде опыта испробовать – не может ли поправить дело спокойное и ровное расположение духа вашей невестки в течение девятимесячной беременности вместе с должным вниманием, брат Тоби, к опорожнениям и наполнениям и прочим ее non naturalia. – Но и этого лишен был мой ребенок! Сколько хлопот и неприятностей причинила она себе, а стало быть, и своему плоду, нелепым желанием: рожать непременно в Лондоне! – А мне казалось, что моя невестка с величайшим терпением подчинилась, – возразил дядя Тоби, – – – я не слышал от нее ни одного гневного слова по этому поводу. – Зато все у нее кипело внутри, – воскликнул отец, – а это, позвольте вам сказать, братец, было еще в десять раз хуже для ребенка, – и кроме того, сколько мне пришлось выдержать схваток с ней, сколько было бурь из-за повивальной бабки! – Она таким образом давала выход своим чувствам, – заметил дядя Тоби. – Выход! – воскликнул отец, возведя глаза к небу. – —

– Но что все это, дорогой Тоби, по сравнению с огорчением, которое нам причинило появление ребенка на свет головой вперед, когда я так горячо желал спасти из этого страшного кораблекрушения хотя бы его головную коробку в неповрежденном и сохранном виде. —

– Несмотря на все мои предосторожности, теория моя самым жалким образом была опрокинута вверх дном вместе с ребенком в утробе матери! Голова его попала во власть грубой руки и подверглась давлению четырехсот семидесяти коммерческих фунтов, а когда такая тяжесть действует отвесно на темя – мы только на девяносто процентов можем быть уверены, что нежная мозговая ткань не лопнет и не разорвется в клочки.

– Все-таки мы могли еще выпутаться. – – Дурак, хлыщ, ветрогон – дайте ему только нос – калека, карлик, сопляк, простофиля – (наделяйте его какими угодно недостатками) двери Фортуны перед ним отворены. – О Лицетус! Лицетус! пошли мне небо недоноска в пять с половиной дюймов длины, вроде тебя, – я мог бы бросить вызов судьбе.

– Но даже и в этом случае для нашего ребенка оставался еще один счастливый выход. – О Тристрам! Тристрам! Тристрам!

Надо будет послать за мистером Йориком, – сказал дядя Тоби.

– Можете посылать за кем угодно, – отвечал отец.