Глава XIV. Вернемся теперь к ****** – – в предыдущей главе

Вернемся теперь к ****** – – в предыдущей главе. Замечательная уловка красноречия состоит (по крайней мере, состояла в то время, когда красноречие процветало в Афинах и в Риме, и состояла бы доныне, если бы ораторы носили мантии) в том, чтобы не называть вещь, если вещь эту вы держите при себе in petto[149]и готовы вдруг предъявить ее, когда понадобится. Шрам, топор, меч, продырявленную нижнюю одежду, заржавленный шлем, полтора фунта золы в урне или трехкопеечный горшочек рассола – но превыше всего по-царски разодетого грудного ребенка. – Впрочем, если ребенок бывал слишком юн, а речь такой длины, как вторая филиппика Туллия, – он, разумеется, пачкал мантию оратора. – – А с другой стороны, будучи переростком, – – оказывался слишком громоздким и стеснял движения оратора – – так что последний почти столько же терял от него, сколько выигрывал. – – Когда же государственный муж нападал на нужный возраст точка в точку – – когда он так ловко запрятывал своего Bambino в складках мантии, что ни один смертный не мог его учуять, – предъявлял его так своевременно, что ни одна душа не могла сказать, появился ли он головой и плечами… – – О государи мои, это делало чудеса! – – – Это открывало шлюзы, кружило головы, потрясало основы и сворачивало с налаженных путей политику половины нации.

Такие штуки можно, однако, проделывать только в тех государствах, повторяю, и в те эпохи, когда ораторы носят мантии – и притом довольно просторные, братья мои, требующие ярдов двадцать или двадцать пять хорошего пурпура, отменно тонкого и вполне доброкачественного – – с широкими развевающимися складками, образующими рисунок благородного стиля. – – – Все это ясно показывает, с позволения ваших милостей, что нынешний упадок красноречия и малая от него польза как в частной, так и в общественной жизни проистекают не от чего иного, как от короткого платья и выхода из употребления просторных штанов. – – Ведь под нашими нельзя спрятать, мадам, ничего, что стоило бы показать.