Глава 5. Трон для бывшего официанта

Телефон зазвонил около восьми утра — в то самое время, которое Эдя Хаврон, как добродетельный лентяй, всегда проводил в обществе подушки и одеяла. Едва Эдя поднял трубку, как из нее раздался напористый голос. Вначале Хаврону показалось, что он никогда его не слышал, и лишь несколько мгновений спустя, зацепившись за знакомое слово, узнал. Голос принадлежал Фениксу.

— Очухался, матрос? Морда лица не болит? Хочу тебя обрадовать. Мы тут с друзьями посовещались и решили, что деньги ты должен отдать не позже, чем послезавтра.

— Но мы же договаривались…

Голос в трубке стал жестким, как подошва.

— Повторяю: послезавтра! Тебе все понятно, или мне приехать растолковать?

Эдя буркнул, что ему все ясно и что утруждать себя приездом нет необходимости.

— Опять шутишь, матрос? Смотри, дошутишься! Запомни: послезавтра!

Эдя аккуратно опустил трубку на рычажки и задумался. Спать ему мгновенно расхотелось. Сон как из нагана пристрелили. Пока он соображал, что к чему, за его спиной кто‑то с чувством зевнул. Похоже, телефонный звонок разбудил не его одного. Эдя поспешно повернулся. На стуле у кровати, томно обмахиваясь веером, сидела фея.

«Ну, сколькодюймовочка она сегодня? Двух или трех?» — поспешно стал соображать Хаврон. Это было принципиально.

— Фу, как живот болит! Она опять вчера лопала, что придется. Ужасная изжога! В желудке точно полк гномов переночевал! — пожаловалась фея и махнула веером так сильно, что все журналы в комнате взлохматило внезапным порывом ветра.

Эдя едва успел вцепиться в одеяло, иначе оно тоже отправилось бы в полет.

— Прошу прощения, друг мой! Почему‑то всякий раз, когда феи говорят о сестрах, культура слетает с них, точно луковая шелуха. Закон близкородственного хамства, как я его называю! — спохватившись, продолжала фея.

«Трехдюймовочка!» — сделал вывод Хаврон.

— Ты видел вчера мою сестру? — пытливо продолжала фея.

— Да, — осторожно признал Эдя.

— И она тебя ни во что не превратила? Хм… Можешь не отвечать. Вижу, что нет.

Эдя на всякий случай промолчал.

— Странно, очень странно. Надеюсь, она не называла тебя «великанчиком»? Она называет так тех, кто ей понравился! — ревниво продолжала Трехдюймовочка.

— Меня? Пеликанчиком? Ничего подобного! — благоразумно притворяясь глухим, замотал головой Хаврон.

Трехдюймовочка хлопнула его по пальцу веером.

— Не врешь? А ну‑ка посмотри на меня!.. И ты не согласился быть её пажом?

— Я? — возмутился Хаврон. — Да за кого вы меня принимаете?

— Это хорошо! Очень хорошо! — одобрила Трехдюймовочка. — Ты меня успокоил, дружок. Значит, мне можно не превращать тебя в яблочный огрызок. И в мозоль на пятке у почтальона тоже можно не превращать.

Хаврон натянуто улыбнулся, глядя в голубые глаза феи.

— В детстве у нас с сестрой было странное отношение к любимым игрушкам друг друга.

Она обращала мои игрушки в пепел. А все почему? Потому что однажды я попала из крошечного такого боевого арбалета в ее розового зайца, который только и умел, что устраивать радугу! Это было совершенно нечаянно и всего семь стрел подряд!.. Ну не кошмар ли?

Эдя подобострастно закивал.

— А что было, когда мы выросли! Просто ужас какой‑то!

— Жуть! — сказал Эдя, решив пойти ва‑банк. — Просто жуть! Но меня не придется приканчивать ни тебе, ни твоей сестре!

— Почемув это не придется? Что‑то ты темнишь! — ревниво произнесла фея.

— За вас это сделают другие! Меня прикончат некий Феликс и его слоноподобные друзья. Они вообразили, что я должен им деньги. И если я их не отдам, то секир‑башка…

— Это он сейчас звонил по этому трескучему аппарату? — уточнила Трехдюймовочка?

— Да.

— Нет, ну каков негодяй! Прервать мой лучший сон, который снится мне каждое утро вот уже четыреста два года подряд!.. Не волнуйся, мой суслик!.. Он тебя не убьет! Феи терпеть не могут, когда кто‑то убивает их пажей. Они любят расправляться с ними сами, — заверила его фея.

Мало‑помалу настроение у Трехдюймовочки улучшилось. Вскоре она уже мило щебетала, порхала по комнате, и ее жесткие прозрачные крылья издавали стрекозиный звук. Хаврон, обнадеженный ее обещанием разобраться с Феликсом (хотя он предпочел бы чтобы она сделала это прямо сейчас), почистил зубы и, стоя в душе, открыл внутреннюю конференцию на тему «Как использовать магию упрямой феи в своих интересах».

— Просить денег бесполезно… Не даст… Ну а если попросить, чтоб все женщины в меня влюблялись?.. Не‑а, приревнует… мол, ты мой паж и все такое… Мелкие, они самые ревнивые, — размышлял он, перебирая варианты.

Неожиданно из комнаты, где Эдя оставил фею, послышался недовольный вопль. Хаврон поспешно выключил воду и, наскоро запахнувшись в халат, выскочил из ванной. Он увидел, что Трехдюймовочка сидит на столе и колотит по нему ручкой сложенного веера.

— Ничего! Совсем ничего! Ах ты дрянь ты эдакая! — повторяла она.

— Не ломай веер! — посоветовал Хаврон. — А что случилось‑то?

— Они блокировали мою магию! Всю… БАЦ… мою… БАЦ!.. магию! БАЦ‑БАЦ‑БАЦ! — завопила вдруг фея. Каждое слово сопровождалось новым ударом.

— Они это кто?

— Они — это негодяи с Лысой Горы, которые меня ищут! Всю магию, всю до капли!!! Я знала, что они способны это сделать, но надеялась, что не пойдут на такое! Это такой долгий и занудный ритуал! Двенадцать магов должны выполнять его двенадцать часов подряд! Малейшая ошибка — и надо начинать все заново. Гунны, скифы, варвары! Никакого времени не жалко, чтобы нагадить ближнему! Думают, без магии я не смогу прожить и сдамся! Хамы! БАЦ‑БАЦ!

Хаврон застыл.

— Погоди! — сказал он непонимающе. — Давай‑ка по‑порядку! У тебя что, совсем не осталось магии?

— НЕТ!

— И у твоей сестры, выходит, магию тоже отобрали?

— Разумеется, осел! У нас же одно тело!

— И ты, значит, не можешь уже ни во что меня превратить? И Феликса отфутболить тоже не можешь? — уточнил Хаврон, мрачнея.

Трехдюймовочка прикусила язычок. Она сообразила уже, что в гневе сообщила своему пажу больше, чем стоило.

— Ну я еще могу летать! И потом, разве ты больше не мой паж? — сказала она, пытаясь улыбнуться.

Но было уже поздно.Хаврон поймал ее за крылышко и, как дохлую стрекозу, поднял к лампе.

— Ну что, трещетка? Запугивала меня? В ерш для унитаза хотела превратить? А? — поинтересрвался он хмуро.

Ты меня не так понял!.. Это было творческое сравнение!.. Отпусти меня немедленно! Ты сломаешь мне крыло! — закричала фея.

Хаврон усмехнулся и разжал пальцы.

— А‑а‑а! Ну не так же резко! — пискнула Трехдюймовочка, едва уберегаясь от чувствительного падения на стол.

— Так и быть! Выдавать тебя я не стану! — великодушно сказал Хаврон. — Учитывая, что ты занимаешь не слишком много, могу предложить тебе часть своего жизненного пространства. Только учти, я человек исключительно корыстный. Просто так кров я никому предоставлять не намерен. Ты будешь готовить. И вот еще. Как насчет генеральной уборки?

— Еще чего! Стану я убираться в твоем хлеве! — возмутилась Трехдюймовочка.

Эдя удрученно развел руками.

— Не хочешь — как хочешь! Принуждать я никого не буду. Вольному, как говорится, воля. Где тут был телефон?

— Зачем это?

— Я позвоню своему приятелю из газеты «Желтый Бульвар» и попрошу его опубликовать заметку о беглой фее. Окажу ему услугу: они там вечно сидят без материалов и печатают всякую чушь про инопланетян и женщин с двумя головами. Живой феей они наверняка заинтересуются.

— Ты негодяй! Ты этого не сделаешь! Аналитический отдел на Лысой Горе просматривает всю лопухоидную прессу! — вскакивая, воскликнула фея.

Эдя ухмыльнулся. Он ощущал себя хозяином положения.

— Возможно, и не позвоню, — великодушно сказал он. — Но только если ты немедленно возьмешся за уборку, а прежде соорудишь мне вкусный обед. Тебе предстоит пофантазировать, что можно приготовить из двух банок кильки и одной луковицы, чтобы было вкусно… Банки, так и быть, я открою сам и даже выдам наперсток, чтобы набирать воду!

Трехдюймовочка метнула в него испепеляющий взгляд.

— Когда‑нибудь я посчитаюсь с тобой, наглый тип! Ты тридцать раз пожалеешь, что так поступил со мной!.. Где твоя чертова луковица?

Десятью минутами позже Эдя сидел в кухне и, искренне блаженствуя, наблюдал, как фея наперстком таскает воду в большую кастрюлю.

Внезапно звонок в прихожей робко, почти виновато тренькнул.

— Кого это еще оса ужалила? — пробурчал Хаврон, с тревогой думая о Феликсе.

Не ожидая ничего хорошего, Эдя на всякий случай захватил топорик для разделки мяса и потащился открывать.

В дверях стоял Андрей Рихардович Моржуев, ведущий «Пророка». За его спиной, то и дело поднимаясь на цыпочки, маячил красногубый церберенок.

— Утро доброе! Утро свежее! А вы, я вижу, кулинар. Мяско готовите? — сказал Моржуев, с тревогой косясь на разделочный топорик.

— Не совсем. Жду, пока мясо само ко мне придет! — уточнил Хаврон.

Он все же спрятал топорик за спину и в награду получил для рукопожатия вельможную длань. Ладонь у Моржуева была сухая и деловитая. Вероятно, единственная упражняемая часть тела, не считая языка. Церберенок, подражая шефу, сунул Эде для свою влажную ладошку. Не обижайся за вчерашнее, друг! К нам много психов ходит! И все такие пра‑а‑ативные, я прямо не знаю! Можешь называть меня просто Максик! — сказал он.

— Сгинь, Максик, пока я тебя не придушил! — рыкнул Эдя, вспоминая часы, проведенные в милиции.

Красногубый Максик вспыхнул. Он, похоже, легко переходил от показного дружелюбия к писклявому гневу.

— Вы позволите пройти? А то на пороге как‑то неудобно… — спросил Моржуев, одаривая Хаврона экранной улыбкой, великодушно раскочегаренной ныне для одного зрителя.

Эдя задумался. Он принадлежал не к тем восторженным людям, что способны испытывать длительное благоговение перед кем бы то ни было. Благоговение же перед Моржуевым улетучилось у него еще в «Стаканкино», когда он разглядывал пуфики у него в кабинете. Все же это был шанс. Хаврон отодвинулся, загораживая спиной проход в кухню, где хозяйничала фея.

Моржуев и церберенок проследовали в комнату. Хаврон зашел за ними и торопливо закрыл дверь, надеясь, что у Трехдюймовочки хватит ума не высовываться.

— О‑у, тут очень мило! Небольшое такое сугубо мужское жилище вдали от шумного центра! Очень, очень мило! — протянул Моржуев, брезгливо озирая захламленную комнату и столик, на котором Зозо, уезжая в санаторий, разбросала какие‑то ненужные ей ватки, бальзамы и духи.

Эдя промолчал, ожидая ответа на вопрос, с какой младенческой радости Моржуев притащился в его сугубо мужское жилище?

— Вы не смотрели вчерашний выпуск «Пророка»? — спросил Андрей Рихардович, переглядываясь с церберенком.

— Не смотрел. Вообразите, я был в милиции… — сказал Эдя.

— О‑у!.. Мне очень жаль. Ну, может, оно и к лучшему. Я сказал там несколько слов по поводу картины «Мальчик с саблей». Мы, по правде говоря, назвали его самым нелепым пророчеством вчерашнего дня. И что же вы думаете? Сегодня утром в «Новостях» передали, что картина действительно похищена! Чудеса! Не правда ли? — сообщил Моржуев.

Хаврон сглотнул.

— Хм… слушать надо было, когда вам говорят! «Мальчик с саблей» похищен! А я вам что говорил? Деньги вы, надеюсь, принесли? — поинтересовался он.

Моржуев рассеянно похлопал себя по карманам:

— Увы, друг мой, увы…

— Как это «увы»? Что, совсем ничего?

— Видите ли, это шоу. Здесь все средства выделяют рекламодатели. Возможно, вам заплатят, позднее. Пока же меня интересуют новые пророчества! Вы должны доказать нам, что это было не случайное совпадение! Новые удачи — вот что нам нужно! — заявил Андрей Рихардович.

— Ага… Нечто подобное я и подозревал. Меня заставят предсказывать землетрясения и состав‑Кигяте, расписание летающих тарелок! А вместо денег — фиг с маслом! — насмешливо заявил Эдя.

Спиной он ощущал подозрительное дрожаниие двери. Похоже, Трехдюймовочка колотила в нее кулаками, желая любой ценой попасть в комнату. Эдя нарочито громко закашлялся, намекая упрямой фее, что не надо барабанить и лучше вести себя потише.

— У «Пророка» никогда не было таких точных пророчеств! Это же чудо! Понимаете, чудо! Украденная картина «Мальчик с саблей» — сенсация! — Стонал Моржуев.

Красногубый Макс, похоже, не разделял восторженный оптимизм шефа. Он давно уже шнырял глазками по комнате, в тайной надежде уличить Эдю в воровстве картины. Не обнаружив ничего, что позволило бы упечь Хаврона далеко и надолго, церберенок приготовился разразиться абстрактной тирадой, но неожиданно лицо его приобрело баранье выражение.

Проследив направление его взгаяда, Хаврон увидел, как через распахнутую форточку в комнату влетает фея, гневная, как тысяча рассерженных ос.

— Не верю своим ушам! Картина «Мальчик с саблей» похищена! И об этом орут на весь лопухоидный мир! Кто проболтался? Ты? — завопила она и, обозрев всех троих мужчин, выбрала своей жертвой Моржуева.

Вцепившись ведущему «Пророка» в лацканы пиджака, она попыталась потрясти его, но, учитывая разницу в весе, потерпела фиаско. То есть тряслась она сама, а Моржуев изумленно моргал, точно солдат, вытянув руки по стойке смирно.

— И это звучало по зудильнику? Говори, звучало? — крикнула фея, хлопая его по щеке бесполезным веером.

— Не‑е‑е‑ет! По те‑ле‑ти‑ти‑ти… визору! — выпалил Моржуев, обнаруживая скрытую склонность к заиканию.

— О, небо! Значит, на Лысой Горе уже знают! Кто‑нибудь догадается связать эти два события! Кто ее стащил? Кто?

— Не знаю! Это он мне сказал про картину! Он! — наябедничал Моржуев, показывая пальцем на Эдю.

Трехдюймовочка перестала колотить его веером и кинулась к Хаврону.

— Спокойно! Я личность нервная и нравственно контуженная! Не посмотрю, что фея — могу прихлопнуть! — предупредил тот, поспешно вооружаясь свернутым в трубку журналом.

— Кто проболтался про картину? Отвечай, нечестивый паж! Или, не знаю как и не знаю когда, но я превращу тебя в навозную муху! — крикнула Трехдюймовочка, нарезая вокруг Эди гнёвные круги.

Крылья ее трещали.

— Ладно, ладно… Спокойно!.. Твоя сестра сказала! — признался Хаврон.

— Зачем?

— Ну… в общем, я попросил ее погадать. Трехдюймовочка ревниво прищурилаеь.

— Ты попросил, и она послушалась? И после этого ты будешь утверждать, что не согласился стать ее великанчиком? Негодяйка, ехидна, змея подколодная! Это она специально проболталась, чтобы досадить мне! Она вынюхала, что Мировуд… — спохватившись, фея осеклась.

— Миро… кто‑кто? — переспросил Эдя.

Но Трехдюймовочка, спохватившись, замолчала.

— Неважно, — сказала она высокомерно. — Прочь от меня! Я должна поразмыслить, что делать дальше. У вас, лопухоиды, воображения не хватит представить, какую кашу вы заварили! Вам повезло, что моя магия временно иссякла. В мире стало бы тремя крысами больше.

Она круто развернулась и вылетела в форточку — хорошенькая в своем целеустремленном гневе. Постукивая журналом себя по колену, Хаврон опустился на стул и задумался. Моржуев и красногубый Макс таинственно шептались в углу комнаты. Затем церберенок прокрался к Хаврону и, присев на корточки, вкрадчиво сказал:

— Ку‑ку, это я!

— Ку‑ку! — мрачно передразнил Эдя. Макс улыбнулся с томной нежностью маньяка, устроившегося работать в детский сад.

— Эта психопатка ведь фея, не так ли? Фея, которая предсказывает будущее? Мы, телевизионщики, люди широких взглядов и не падаем в обморок, столкнувшись с потусторонним!

— Рад за вас. Купите себе медальку! — буркнул Эдя.

Красногубый Максик пропустил его совет мимо ушей.

— Ты должен помочь нам заполучить ее! Если мы снимем ее в «Пророке» — это будет нечто! Где она живет? Она часто прилетает?

— Представления не имею! — сказал Эдя, от души радуясь, что фея и появилась, и исчезла через окно. Это дало Моржуеву основание думать, что она живет где‑то в другом месте.

— Но ты ведь известишь нас, когда она появится? Уговоришь ее сняться хотя бы в одной передаче?

— А если нет? — поинтересовалея Хаврон.

— Не «нет», а «да»! Другие варианты не рассматриваются!.. И не шути с нами, мальчик! Мы вполне можем настучать, что картину украл ты! Охрана «Стаканкино» слышала, как ты говорил о ней! Или ты уговариваешь фею сотрудничать с нами или… фьють!.. отправляешься за решетку! — внезапно рявкнул Моржуев.

Его подержанное желтоватое лицо отвердело. Сквозь мешковатую оболочку проступил на миг таимый демон.

— Держи телефон! Здесь студийные и мой прямой! Жду звонка! — сказал Моржуев, роняя на тени Эди визитную карточку.

— А деньги? — сказал Хаврон. — Без расписки не согласен! А то фею доставлю, а мне опять шиш в сметане и старым валенком по голове! Нет уж!

Натянуто улыбаясь, Моржуев взял карточку и, склонившись над столиком Зозо, размашисто написал:

«Обязуюсъ выдать 3000$ Э.Хаврону, если он притащит мне за крылышко фею. А Моржуев».

Оценив деловой стиль расписки, Эдя сунул карточку в карман.

— Корыстный вы, однако. Ну зачем вам фея? Что вы с ней будете делать? Вымогать у нее информацию? — поинтересовался он.

— Плевать! Успешная передача — много новых зрителей. Новые зрители — больше возможностей, больше известности, больше денег. Так что не шути с нами, парень!.. Или фея или пойдешь в тюрьму высиживать украденную картину! — цинично заявил Моржуев.

Красногубый церберенок согласно тявкнул.

— Гадкие вы типы! Тухло с вами! — сказал Эдя.

Моржуев посмотрел на него пустым взглядом. Он уже сел в поезд бесконечного зарабатывания денег, поезд, который идет в один конец и с которого невозможно спрыгнуть.

В прихожей хлопнула дверь. Квартира опустела. Знаменитый телеведущий и его визгливый спутник ушли, не удостоив бывшего работника сферы питания вельможных рукопожатий.

— Ну и ладно! Меньше ладошек — меньше микробов! — утешая себя, сказал Хаврон.

Однако спокойнее ему не стало. Не в силах сдерживаться, он подскочил к дверям и, пока визитеры ждали лифта, крикнул в щель:

— Эй вы, меньшинства!

— От большинств слышу! — находчиво возразили с площадки.