Бумажный кораблик Дионисия Белдо

Любовь – огонь. Испытания – вода. Если в слабый костер вылить ведро воды – он погаснет. Если же в сильный – только пшикнет, и вода станет паром.

Из дневника невернувшегося шныра

Квартира всякого человека отражает и повторяет его внутренний мир. Квартира Белдо, состоявшая из трех четко разграниченных частей, только подтверждала это правило.

Первая часть была официальная – здесь Белдо принимал магов из своего форта (слово «ведьмарь» использовали, разумеется, только шныры) и важных заезжих гостей. В длинном тоннеле без окон между четырьмя бархатными шторами стояли кожаные диваны. Между ними на черных столиках с козлиными ногами чадили душные светильники и лежали два беззубых черепа. Белдо уверял, что один из них принадлежит Вольтеру, а другой – Нострадамусу и что раз в год, при особом расположении звезд, черепа начинают переругиваться и ссорятся всю ночь.

Тут, на удобных диванах, Белдо мило шутил с гостями, решал «производственные» вопросы, сыпал предсказаниями, улыбался, очаровывал, но крайне редко кто-то из гостей первой комнаты перекочевывал во вторую.

Второй частью квартиры была большая спальня с огромными окнами и множеством цветов. Тут Белдо плакал и танцевал. Сюда заходили самые близкие его знакомые, и здесь же царили Млада и Влада. Спальня Белдо напоминала ажурную птичью клетку, в которой обитали попугайчик и две вороны.

И, наконец, в третью маленькую комнатку, почти каморку, Белдо никогда не пускал даже Младу и Владу. Дверь в нее тщательно запиралась на ключ, и в обычное время скрывалась под ковром.

1 июня старичок Белдо сидел в кровати и капризно тянул вверх худые руки. Он ощущал себя Дон Кихотом, требующим внимания своего Санчо. Млада и Влада только что стянули с него длинную ночнушку и теперь облачали его в белую шелковую рубашку.

– Устойчивость к заболеваниям у вас сегодня минус сто. Берегите здоровье! – предупреждала Млада, наклоняясь, чтобы натянуть на костистую ногу хозяина носок.

Носки Белдо носил всегда только белые, считая, что черные к смерти. Каждая пара надевалась единственный раз, после чего сжигалась в присутствии хозяина в особой печи. Такая же судьба постигала рубашки и носовые платки. Белдо знал своих сотрудников и опасался сглаза.

– Зато привлекательность – плюс сто десять! День предвещает дружескую встречу, а вечер романтическое свидание! – щебетала Влада.

Белдо посмотрел на нее и сердито задвигал верхней губой. Как опытный руководитель, он держал своих фавориток в постоянном напряжении.

Млада закончила расправлять носок. Белдо приподнял стопу и кокетливо пошевелил пальцами. Зато алый платок, который Влада вкладывала ему в карман, отшвырнул и потребовал другой.

– Немедленно сжечь! Его держал нерадостный человек с плохой энергетикой! – приказал он.

Влада задрожала, поскольку платок был совершенно новый. Торжествующе покосившись на конкурентку, Млада кинулась к шкафу и принесла хозяину другой. Белдо осмотрел его, остался доволен, но неосторожно уронил.

– Милочка, что вы застыли? Потрудитесь поднять! В моем возрасте всякое движение мучительно! – укоризненно сказал он замешкавшейся Владе.

С заваленного бумагами письменного стола зазвучал «Полет валькирий». Лицо у Белдо вытянулось. Вагнера его телефон исполнял в одном-единственном случае.

– А вот и твое романтическое свидание, будь ты проклята! Прочь! – торопливо приказал Белдо, толкая Владу коленом.

Млада и Влада метнулись к дверям, хлопая руками, как крыльями.

– Чем занимаетесь, Дионисий Тигранович? Злодействуете? – зазвенел в трубке стеклянный голос.

Белдо поспешно захихикал.

– По мере сил, – сказал он кокетливо. – По мере сил.

– Что дало ночное патрулирование?

Белдо по инерции продолжил хихикать, а сам быстро соображал. Гай явно говорит не о тех гиелах, что «чешут» небо над ШНыром. Они подчиняются только ему. Значит, речь идет о магах из первого форта, что вместе с берсерками Тилля ищут закладку. Сна Белдо никто не прерывал. Раз так, значит, поиски пока ничего не дали.

– Пусто! – сказал Белдо, добавив в голос уместную долю удрученности.

– Плохо работаете! Через час жду у себя! – властно сказал Гай, и старичок остался с молчащей трубкой у влажноватого уха.

Пришлось Белдо обойтись без чашечки утреннего кофе. Огорченный вынужденной аскезой, он дважды ущипнул за руку Владу и один раз неметко плюнул во Младу, потревожившую его подагру. Старичка поспешно одели и, поддерживая под локти, понесли по лестнице. Дом, в котором жил Белдо, был старый, двухэтажный и без лифта.

Белдо капризничал и проклинал 21 апреля – день, в который сорок два года назад его выгнали из хореографического училища. По его мнению, именно тогда и начались все беды.

Оказавшись на улице, Дионисий Тигранович ознакомительно посмотрел на солнце. При этом он слишком высоко задрал голову, и с нее свалился берет. Опальная Влада кинулась его поднимать, но он сердито оттолкнул ее.

– Милочка! Я все прекрасно подниму и сам!!! Я еще не так стар!.. А вот берет вам придется принести другой!

Сталкиваясь плечами, Млада и Влада кинулись в подъезд.

Оставшись в одиночестве, Белдо обозрел длинный пустой двор вплоть до детской площадки, на которой две дорогостоящие няньки катали на игрушечном мотоцикле тщедушное дитя преуспевшего чиновника. Дитя мечтало и отслеживало глазами голубей. Няньки же были утомительно бодры. Одна следила за рулем мотоцикла, другая же громко читала английские стихи, стараясь, чтобы дитя, наряду с молекулами кислорода, заглатывало бы и азы образования.

Белдо задержал на ребенке взгляд, зачем-то оглянулся и стал рыться в карманах. Вытащил записную книжку, вырвал из переплета сдвоенный лист и, ловко сделав кораблик, быстро направился к мальчику. Он шагал, имея на лице неотступную, важную и тревожащую его мысль.

– Ути, какой большой человек! – похвалил он, опускаясь на корточки. – Любишь пароходики?

«Большой человек» равнодушно посмотрел на кораблик, затем по руке добрался до локтя, плеча, лба и, наконец, заглянул Белдо в глаза. Знатный куровед заулыбался – фарфором зубов, всеми морщинами, бровями, стал невероятно сладок и сдобен. Няньки смотрели на него и, поддаваясь обаянию, не виляли хвостиками только за их отсутствием.

С ребенком дело обстояло несколько иначе. Секунды три он внимательно глядел на старичка, по примеру всех маленьких детей пытаясь определить что-то важное, центральное, затем отвернулся, и рот его начал катастрофически кривиться, готовясь к реву. Няньки поспешно сомкнулись и отгородили ребенка от Белдо.

Улыбка одеревенела на лице у старичка. Всякое умиление слетело, его сменило сильнейшее раздражение. Он в клочья разодрал кораблик, направился к своему микроавтобусу и стал сердито стучать ладонью в водительскую дверь. Внутри что-то заворочалось, запыхтело. Высунулась всклокоченная голова Птаха.

Белдо увидел заспанное толстощекое лицо, спутанную цыганскую бороду и два красных птичьих глаза. Было заметно, что в последние сутки Птах своего насеста не покидал. На коленях у него был толстый слой крошек, сверху которого громоздились смятые пластиковые стаканчики и упаковки быстрой еды.

– К Гаю! Живее! – скомандовал Белдо.

Когда Млада и Влада выбежали с береткой, от их мудрого руководителя осталось только воспоминание в виде шлейфа бензинового дыма. Красные огни автобуса, мигнув, скрылись за поворотом.

Меньше чем через час, потрескивая балетными коленками, Белдо уже поднимался по лестнице резиденции ведьмарей. Охрана сообщила ему, что Гай на самом верху, у гиел.

Гай прохаживался мимо клеток, заложив руки за спину. На запястье у него покачивался черный плоский электрошок. В стороне четыре берсерка Тилля седлали гиелу. Двое растягивали на цепях ее морду, одновременно прижимая гиелу к земле, чтобы она не могла ударить передними лапами. Один, стоя на коленях, затягивал подпруги. Гиела шипела и пыталась хлестнуть его по лицу кожистым крылом. Еще один осторожно расправлял на ладони трензель, готовясь вставить его в пасть.

Трензель представлял собой тонкую металлическую пластину с острыми гранями. Даже при небольшом натяжении повода он причинял зверю сильную боль. Кроме того, по краям трензеля торчали небольшие усики, касавшиеся подбородка гиелы. Это были контакты электрошока.

Гай остановился у узкой клетки, из которой ему скалилась молодая гиела с близко посаженными глазами.

– Моя любимица! Не правда ли, красавица? – издали крикнул он Белдо.

Старичок вежливо заулыбался. Только Гай мог назвать гиел красивыми. Плоская морда. Куцый полосатый зад с коротким хвостом. Острые кривые зубы. Это если не вспоминать о запахе и о патологической страсти к падали. Несколько раз случалось, что гиелы сбрасывали наездников и улетали, и всякий раз их находили парящими над шоссе и собиравшими с обочины сбитых машинами собак и кошек.

Гай, не глядя, протянул руку. Улыбчивый молодой человек, похожий на лиса, вложил ему в ладонь кусок сырого мяса. Гай бросил его гиеле, но неудачно. Мясо ударилось о решетку. Гиела, скалясь и тявкая, тянулась за ним сквозь решетку. Гай ткнул ее электрошоком в нос. Плоская морда отдернулась.

Ведьмарь в облеченном нагруднике забрался в седло. К его левому боку был пристегнут небольшой шнеппер. К правому крепился вставленный в кольцо узкий топорик. Обычное полетное оружие берсерков. На земле они предпочитали более мощные арбалеты и массивные топоры.

Послышался предупреждающий крик. В крыше открылся прямоугольный люк. Ведьмари, держащие цепь, отцепили ее и одновременно отскочили в разные стороны. Гиела оттолкнулась короткими лапами, ударила кожистыми крыльями и прыгнула. Слышно было, как, рыча и повизгивая, она бежит над их головами и ее когти царапают плоскую крышу.

Царапанье сместилось к краю. Берсерк закричал на гиелу, ее когти еще раз царапнули крышу, и она взлетела. Те двое ведьмарей, что недавно бросили цепь, деловито отправились к следующей клетке. На крыше уже хлопали крылья уставшей патрульной гиелы, прилетевшей для кормления и отдыха.

Гай коснулся локтя Белдо и поманил его за собой. Улыбчивый молодой человек, похожий на лиса, последовал за ними, но Гай отправил его к берсеркам возиться с гиелами.

Устроившись в кресле, Гай уютно поджал ноги в белых парусиновых брюках.

– Видели? Мой новый помощник! Перебежал ко мне от Тилля. Расторопный юноша, но слишком беспринципный. Я при нем стесняюсь даже почту принимать. Я подозреваю, что он может читать письма даже через мою спину.

Белдо на секунду прикрыл веки, отметив лисьего молодого человека в своей памяти. Его мозг был цепок как капкан. Всякого он мгновенно просчитывал до самой глубины его существа, пока губы его продолжали хихикать, изящные руки порхать, а длинные миндалевидные глаза умиленно поблескивать.

– Сейчас много таких. Раньше человек совершал мерзость по необходимости и долго угрызался. Теперь он делает ее совершенно задаром, – убежденно сказал старичок. – По мне, если уж предаешь, то с разбором и однократно, чтобы хоть кто-то мог на тебя положиться.

Гай расхохотался.

– Вы типичный шныр, Дионисий! Поэтому я и сделал вас главой форта! – сказал он.

Белдо с достоинством выгнул гибкую спинку.

– Да-с! Я был шныром два года. Девяносто четыре нырка! Шестьдесят девять найденных закладок! Москва полна людей, которых я облагодетельствовал! И хоть бы одна свинья поблагодарила – никто! никогда! – сказал он с укором.

Гай понимающе кивнул.

– Я помню, перед какой закладкой вы не устояли, Белдо!

Старичок топнул ногой.

– Я пожелал любви каждого, чьей любви я пожелаю сам! Мне хотелось делать людей счастливыми, – сказал он горячо. – Прекрасное благородное намерение, но двушка перестала меня впускать! А я отдавал себя целиком! Без остатка! Я был смешон, но плевал на это! Я рвал свою душу как струны!

Гай слушал, по кругу обкусывая ногти.

– Ужасно! – сказал он с ускользающим выражением.

– Улыбка, полуулыбка – и каждый шел за мной! Мужчина, женщина, ребенок – без единственного исключения!.. – горячась, продолжал Белдо. – А сейчас не так! За мной идут или те, которым все равно за кем, или те, которым что-то от меня надо! Закладка солгала! Я разбрызгиваю свою душу, как и раньше, но получаю взамен лишь жалкий пуф!

– Ну-ну, Дионисий! – охладил его Гай. – А вы чего ждали? Благодарности? Второго шанса? Вы знаете принцип шныров: если молоток не справился с ролью молотка, маловероятно, что ему доверят роль напильника.

Острые плечи старичка опустились.

– Двушка закрыта для меня навсегда!

– Не навсегда! – внезапно сказал Гай. – Найдите мне контрзакладку – и я проложу вам путь в самое сердце двушки. За вторую гряду! К той горе со снежной шапкой, к которой нельзя прикоснуться ухом, потому что гора поет и дрожит. И даже дальше – за эту гору!

У Белдо задрожала нижняя челюсть.

– Это невозможно! – сказал он, волнуясь. – Так глубоко не нырнет ни один шныр!

– Не нырнет, потому что не осмелится! Долбушин говорит, что контрзакладка позволяет путешествовать только по нашему миру. Наивность! Контрзакладка пришла из-за второй гряды! Там же, за первой скалой, где девчонка нашла ее, она оказалась случайно. Тот, кто сольется с ней, – получит проход не только в Лабиринт ШНыра, но и на двушку!

Белдо захлебнулся.

– Вы не обманываете, Гай? Это было бы слишком жестоко!

Гай молчал. Старичок, щурясь, вглядывался в его лицо, пощипывая пальцами рукава рубашки.

– Откуда вы знаете? Кто может знать это наверняка? – бормотал он. – А-а, понимаю: ваш опекун!

С дразнящей медлительностью Гай сунул руку в карман и достал скомканный лист. На листе резкими линиями была изображена бабочка. В рисунке ощущалась лихорадочность. В нескольких местах бумага была прорвана. Белдо понял, что Гай ломал карандаш и жадно хватал новый.

– А-а! Вот в чем дело! – возбужденно сказал Белдо. – Я так и думал, только не был уверен! Тогда на Воробьевых мне чудилось, я схожу с ума: она была сразу везде. У меня кружилась голова. Потом этот болван Тилль прыгнул жирным брюхом. Я не успел ничего толком разглядеть. Как оказалось, и он тоже. Говорил потом: что-то мелькнуло в траве.

– Разве Круня вам тогда не говорила?

– Она не в себе. Совсем перестала принимать посетителей. Только рисует тех десятерых! Комкает, выкалывает глаза. Бумаги в комнате по колено, – сказал Белдо с досадой.

Узкий рот Гая пошел волной. Щеки раздулись. В скулах возникла необъяснимая асимметрия.

– Какого эльба вы вообще тогда потащились на Воробьевы? – спросил он.

– Я не знал, – поспешно стал оправдываться Белдо. – Это была обычная рутинная работа по поиску их зарядных закладок. Гиелы прочесывали Москву по квадратам. Внезапно одна из гиел начала падать. Наездник чудом удержал ее на крыле. Тилль связался со мной. Квадрата они не знали: только что над Воробьевыми. Я прибыл к нему, и мы стали прочесывать Воробьевы. Я думал: там простая зарядная закладка!

– Она там и была, – вполголоса сказал Гай.

Зарядные (они же охранные) закладки ни с чем не спутаешь. Крупные, яркие, как цветы, чем-то похожие на огромные розовые бутоны, которые вот-вот распустятся внутри камня.

Старичок протестующе зацокал языком.

– Ту закладку я почувствовал почти сразу. Они вкопали ее под бетонное основание столба…

Белдо вспомнил, как шел по высокой траве и как ныли у него виски. Голова не просто болела. Казалось, ее накачали, как шар, и она вот-вот лопнет. Где-то впереди – он точно угадывал направление – маленькое пространство, враждебное ему.

– Три квадратных метра, свободных от зла! Рядом с охранной закладкой не может находиться ни один опекающий эльб. Уроды! Всю Москву изгадили! – бормотал Белдо, вспоминая принципы ШНыра и моргая от боли. Он знал, что это не его боль, а отраженная боль его эльба, но от этого ему не становилось легче.

К самой закладке знатный куровед приближаться не рискнул и, остановившись метрах в пяти, послал берсерка обшарить все вокруг столба и, если потребуется, разрыть землю. Берсерки довольно долго могли находиться у охранных закладок без особого вреда для себя. Возможно, потому, что эльбы их не опекали.

И тут, грубо оттолкнув старичка, Тилль вдруг на что-то прыгнул.

– Никогда такого не видел! Она исчезла мгновенно! О слиянии я даже не говорю! Как мы сможем взять то, к чему неспособны даже прикоснуться? – сказал Белдо.

– При желании возможно все, – таинственно ответил Гай.

Он ненадолго отлучился и вернулся с предметом, завернутым в платок. Под ним угадывалось нечто прямоугольное. Там, где ткань примыкала неплотно, Белдо видел поцарапанные медные углы, прижимавшие зеленое сукно.

– Подарок вашего предшественника. Видите, как я им дорожу?

– Ужасная смерть! – вздрогнув, отозвался Белдо.

– Однако в отваге ему не откажешь: на гиеле пытаться прорваться на двушку … – продолжал Гай.

– Ужасная смерть! – попугаем повторил старичок, не сводя глаз с рук Гая.

Гай сделал резкое движение. Под платком обнаружилась шкатулка с деревянной крышкой и ручкой изящной ковки.

– Ах-ах! Неужели это… – начал Белдо, мгновенно все угадывая, но по привычке кокетничая, чтобы доставить собеседнику удовольствие.

– Перехватчик закладок! Втянет любую, которая окажется поблизости! – сухо подтвердил Гай.

Он щелкнул ногтем по крышке и вручил шкатулку Белдо. Тот вцепился в нее, ощущая, как крышка вздрагивает под пальцами. Ледяная, она одновременно была и обжигающей. То становилась невесомой, то наливалась тяжестью, и тогда Белдо едва мог ее удержать.

– Никогда не открывайте шкатулку без нужды, Дионисий! – предупредил Гай. – Если рядом не окажется живой закладки, внутри шкатулки будет ваше сердце. Скромная плата за ложный вызов.

– Так там… – пугливо начал старичок.

– Навеки прикованный эльб, – подтвердил Гай. – Ваш предшественник, не совсем покойный Клавдий, любил эксперименты. Думаю, он и сейчас в них участвует. В том или ином качестве.

Белдо поставил шкатулку на стол и снова ее взял. В его движениях читалась птичья суетливость.

– И как нам оказаться рядом с бабочкой? – спросил он.

– Проявите воображение, Белдо! Что делают все бабочки?

Старичок вытянул губы трубочкой.

– Ну как же-с? Порхают, – сказал он нежно и застенчиво.

– Порхают – да! Но где? – сказал Гай.

– На цветах, – еще застенчивее сказал Белдо.

Рот Гая сполз на щеку, что происходило, когда он был особенно доволен.

– Тепло, – отозвался он. – Даже горячо! Вы мыслитель, Дионисий!

– Но в Москве немало цветов! Поставить берсерка у каждого нереально! – замученно отозвался старичок.

– И не надо. Для этой бабочки требуются особые цветы – живые закладки с двушки. К ним она и летит в первую очередь… Что, вы думаете, она делала на Воробьевых? А сейчас наверняка сидит на другой зарядной закладке! Знать бы только, на какой!.. – Рот Гая опять пополз куда-то, а лицо провисло.

– А если использовать ту, что мы нашли у горнолыжного спуска? Установить ее, спрятать рядом шкатулку и ждать? – предложил Белдо.

Гай погладил шкатулку.

– Нечто подобное я и предлагаю. Только считаю, что вероятность следует максимально увеличить. Подарите закладку с Воробьевых подопечной Долбушина. И пусть Тилль поспешит. Если бабочка не прилетит к закладке, она прилетит к девчонке, когда ее возьмут в оборот…

Всю обратную дорогу глава второго форта молчал. Обеспокоенный Птах временами бросал взгляд в зеркальце и видел хозяина, похожего на взъерошенную больную птицу. Рядом на сиденье лежало нечто укутанное в платок. Сомнения глодали Белдо и отплевывали кровавые куски души. Возможность попасть на двушку растревожила старичка.

Дома Белдо длинным нехудожественным шипением отогнал метнувшихся к нему Младу и Владу и ушел в дальнюю комнату. Всю ночь там терзалась и плакала виолончель. Ей хотелось сказать что-то, чего никогда не говорил ее хозяин.