Москва 2006 г. н.э

«Тачки, шмотки из коттона, видеомагнитофоны, ах как было славно той весной», – орал Иван Васильевич Митрохин, развалившись на сиденье личного «Линкольна». Видный банковский деятель, обладатель крупного состояния и владелец пары нефтяных вышек в необъятных сибирских просторах, он имел в финансовых кругах репутацию бабника и гуляки. Впрочем, мнение упершихся в трудовую деятельность коллег его нисколько не заботило. Он считал, что все они ему завидуют.

И ведь было чему. Митрохин Иван Васильевич, тридцати восьми лет от роду, не женат, детей не имеет, был, что называется, счастливчиком от бога.

Все давалось ему легко, по щелчку пальцев. И состояние свое он нажил, не сильно напрягаясь.

И дело развивал, не прикладывая лишних усилий.

Иван Васильевич любил свое устоявшееся, сытое существование и видел себя вписанным в анналы человеческой памяти этаким фартовым балагуром. Впрочем, порой он казался себе человеком не только легким в общении, но и значительным, и даже – во многом уникальным.

Надо ли говорить, что окружающие воспринимали Митрохина несколько иначе. Большинство коллег и знакомых считало Ивана Васильевича личностью пренеприятной, эдаким везучим лотошником с болезненным самомнением и быдловатой манерой ко всем обращаться на «ты».

Внешностью Митрохин обладал самой отталкивающей. К тридцати годам он начал стремительно полнеть и теперь был кругл и мордат, как раскормленный американский бульдог. В одутловатом лице Ивана Васильевича отчетливо читалось презрение к окружающим и пагубное пристрастие к спиртному. Лицо его практически лежало на плечах при почти полном отсутствии шеи. Картину дополняло крепкое бочкообразное туловище и большой, нависающий над ремнем живот. Круглые голубые глазки Митрохина насмешливо смотрели на мир. Он представлялся банкиру простым и ясным, как технология производства подстаканников. Ему, черт побери, фартило по жизни, и он был уверен, что так будет продолжаться вечно.

Его немного заботил лишний вес, но не настолько, чтобы зацикливаться на этой маленькой проблеме. Пару лет назад Иван Васильевич всерьез подумывал о том, чтобы скинуть пару килограммов, и даже начал голодать по очень прогрессивной диете, вычитанной им в Интернете, но уже к вечеру второго дня понял, что добровольная пытка не для него, и обожрался до икоты пельменями.

Митрохин утешал себя тем, что, как говорится, хорошего человека должно быть много.

«Тачки, шмотки из коттона, видеомагнитофоны…»

Иван Васильевич возвращался из ночного клуба «Фламинго», куда в последнее время зачастил. Он отхлебывал «Jack Daniels» из полупустой бутылки и нещадно фальшивил, подражая хриплому голосу Розенбаума.

«Ах как было славно‑о‑о той весно‑ой!»

Ему было сейчас очень хорошо. Ночные развлечения оплачены, и у подъезда его должны дожидаться смазливые девицы – профессионалки в деле безудержного разврата и нравственного разложения. Рот банкира растянулся в масленой улыбке, он в очередной раз приложился к бутылке и прикрыл глаза, представляя сладкое продолжение вечера.

Но когда он выбрался из «Линкольна» и пошатывающейся походкой направился к дому, вместо девиц у подъезда обнаружилось два крепких молодца. Несмотря на зимнее время, одеты парни были в джинсовые куртки, потертые, явно не новые джинсы и легкие кроссовки фирмы «Adidas».

Если молодцы и замерзли, то виду не подавали.

Щеки их покрывал здоровый румянец, крупные лица не выражали ничего.

– Здравствуйте, Иван Васильевич, – поприветствовал банкира один из них.

– Здорово, пацаны, – ответил Митрохин, соболья шапка сползала на глаза и норовила лишить его зрения, – а вы кто такие? Девок моих привезли?!

– Мы из Балансовой службы, – сообщил один из незнакомых молодцов, – наверное, я вас расстрою, Иван Васильевич, но девок сегодня не будет.

– Чего?! – возмутился Митрохин. – Это что еще за ерунда?! Как это девок не будет?! Я ж все проплатил заранее. Да‑а‑авайте девок! – Он хохотнул басовито.

– Иван Васильич, – крикнул шофер, он вынимал из багажника ящик с импортным шампанским, – куда добро‑то?

– Добро? – Митрохин задумался. – Заноси домой добро, Петрович. – И обратился к молодцам:

– Так из какой, вы говорите, службы?

– Из Балансовой, – ответили хором. Ивана Васильевича такое единодушие весьма позабавило, вспомнился старый советский мультфильм «Вовка в тридевятом царстве». Это ж надо, двое из ларца, одинаковых с лица. Он развеселился.

– А я службу эскорта ждал, а вы из Балансовой, а мне Балансовая ну совсем ни к чему… Ой… – Он икнул и прикрыл рот кулаком с зажатой в нем бутылкой. – Икота. Икота. Иди на Федота. С Федота на Якова. С Якова на всякого. А я еще знаете, как говорю иногда? Работа, работа. Иди на Федота… С Федота на Якова. С Якова на… Ну это, чтобы работать поменьше. Отдыхать почаще. Поняли, да?!

Молодцы сохраняли вежливое молчание, выражение плоских лиц при этом оставалось невыразительным. Что‑то в их поведении насторожило банкира. Поза эта – общая для всех службистов мира (ноги на ширине плеч, спины слегка согнуты в направлении объекта) – была ему хорошо знакома.

Митрохин внезапно вспомнил, что в прошлом он у – обыкновенный советский человек и что сейчас, по слухам, олигархов активно прессингуют, и что вообще со службистами шутки плохи. Настроение его резко переменилось. Он даже немного протрезвел.

– А я налоги плачу регулярно, – уточнил Митрохин, вспомнив о последней финансовой афере, которую провернул с целью уклонения от налогов.

Вряд ли налоговая полиция могла так быстро докопаться до истины. Впрочем, кто его знает, что в их ведомстве творится?! Поговаривают, к примеру, что сейчас за всеми, у кого деньжата водятся, особый контроль установили…

Тут Митрохин насторожился. Нетрезвый ум принялся лихорадочно искать выход из щекотливой ситуации. Неужели все дело в налогах?! Или нет?! А если это налоговая полиция, как ему поступить в столь щекотливой ситуации?! Сейчас он вряд ли сможет вести разумный диалог…

– Знаем, что платите, – прерывая цепочку нелогичных умозаключений в беспорядке растекающихся мыслей, сообщил один из молодцов, – мы не по этой части. Мы пришли пообщаться с вами о вашей дальнейшей жизни, Иван Васильевич… Если вы согласитесь с нами сотрудничать и не будете препятствовать выполнению нашей задачи, то мы все выполним в кратчайшие сроки и без серьезных потрясений для вас. Конечно, кое‑чем вам придется поступиться, но ведь баланс превыше всего.

– Чего? – насторожился Митрохин еще больше. – Сотрудничать, говорите… Так вы что, из органов, что ли, в самом деле?! Вы давайте‑ка не очень на меня наседайте. Сейчас не тридцать седьмой год. Кончилось то время. Одна КаПеРеФе от советского времени и осталась. А я вместе со всей прогрессивной частью нашего общества строю демократию. У меня адвокат, между прочим, имеется.

К нему все свои вопросы и адресуйте. Сейчас… – Митрохин полез во внутренний карман шубы и извлек внушительный бумажник. Он порылся в его внутренностях, тщетно пытаясь найти визитку. – Вот, да его все знают. Генри Резник. Он мой адвокат.

Вот к нему и обращайтесь со всеми вопросами.

– Вы нас не правильно поняли, мы не из милиции, – сообщил Митрохину один из молодцов и широко улыбнулся, продемонстрировав такие белые и ровные зубы, что банкир невольно ему позавидовал.

– Ну ясно, что не из милиции, – выдавил он, – ФСБ, ага? Угадал?!

– Ба‑лан‑со‑вая служ‑ба, – медленно, почти по слогам, повторил здоровяк название организации, которое Митрохину ничего не говорило. – Мы не относимся к государственным и полугосударственным структурам. Наш заказчик находится даже не в этой стране.

– А где же он находится? – опешил банкир.

– Он проживает по другую сторону антропоморфного поля планеты.

– В Америке, что ли? – буркнул Митрохин.

– Да, – подтвердили «службисты», и опять почему‑то хором.

Вот тут Митрохин серьезно струхнул. Уж не киллеры ли к нему пожаловали от бывшего партнера, который, кажется, после того, как Митрохин вышвырнул его из бизнеса, осел как раз где‑то в Соединенных Штатах. А он, как последний идиот, после клуба охрану по домам отпустил. Решил проявить человечность. Пусть ребята отдохнут перед его выходными. Лучше будут работать в субботу и в воскресенье. И вот на тебе! Отдохнули! Никогда не знаешь, какая неожиданность подстерегает тебя за очередным поворотом.

– Вы это… чего вам надо‑то от меня… – Митрохин попятился к машине.

– Наш заказчик не простой человек, – пояснил службист, – он – ваш, Иван Васильевич, балансовый двойник.

– Кто‑кто? – опешил Иван Васильевич, всерьез подумывая о том, чтобы пуститься наутек.

– Соотношение удач и удовольствий регулируется по шкале равновесности всего сущего, – сообщил «киллер» в джинсовой куртке, – наш заказчик, назовем его условно Джон Смит, прислал нас для того, чтобы мы восстановили справедливость.

– Могущественный человек, наверное, да?! – сглотнул Митрохин, окончательно поверив в то, что его собираются убить.

– Безработный пьяница, – поморщился представитель Балансовой службы, – беспринципное, жалкое существо, живущее на Welfare, лично мне он отвратителен. Но вызвать нас ему порекомендовал некто осведомленный, а для нас желание клиента – закон. Баланс – превыше всего!

– Да что это за лажа такая?! – пробормотал Митрохин, чувствуя, что теряет нить беседы, он попятился к машине. – Лажа какая‑то, в самом деле… Эй, не подходите ко мне, вы, психи чертовы! – заорал он на молодцев, поскольку они двинулись за ним следом, и крикнул водителю:

– Петрович, вызывай охрану! Скажи, на меня наехал какой‑то Джон Смит из Америки!

– Решат, горячка белая, – отозвался Петрович, но послушно достал мобильник и стал набирать номер.

«Киллеры» наблюдали за происходящим, не предпринимая никаких действий, сохраняли отстраненность. А ведь могли бы запросто скрутить банкира вместе с водителем, не дожидаясь приезда охраны. Подобная пассивность убедила Митрохина в том, что службисты не опасны, и к нему вернулась былая храбрость.

– Ну вы у меня узнаете сейчас, психи чертовы! – пообещал банкир и погрозил молодцам кулаком. «Jack Daniels» выскользнул из руки и разбился об асфальт…

Представители Балансовой службы наблюдали за действиями Митрохина, не двигаясь с места, их маленькие черные глазки поблескивали тусклым светом. Ивану Васильевичу вдруг захотелось оказаться от них как можно дальше, может, даже по другую сторону антропоморфного поля планеты, или как они его там назвали.

– Вы, это, не шалите, ребята… – сказал Петрович и на всякий случай отошел за «Линкольн» от этих странных типов, одетых в такой мороз в одну только джинсу и кроссовки. В их плоских, безразличных лицах ему показалось внезапно нечто страшное и вовсе даже нечеловеческое…

* * *

Охрана примчалась через полчаса, что, учитывая глухие пробки на столичных дорогах, явилось настоящим чудом. Парни повыскакивали из машин, окружили банкира и его визави плотным кольцом.

Начальник охраны Сергей Жданов, лысый крепыш (выглядел он так, как и полагается всякому настоящему профессионалу охранного дела), оценил ситуацию как некритическую и решил, что все просто – шеф по пьяному делу умудрился поссориться с парочкой мелких бандюков и вызвал охрану. Раньше такое уже случалось. Оружия заметно не было, а визави Митрохина, хоть и были крепкими и плечистыми мужиками, впечатления опытных бойцов не производили. Лица у них были слишком плоские и простые для серьезных людей. Выглядели бандюки так, словно на днях прибыли в столицу из российской глубинки – завершили сенокос и притащились в Москву дебоширить и ругаться с богатыми банкирами.

И все же было кое‑что, что Сергею не понравилось, он заметил, что их шеф, обыкновенно наглый и крикливый, выглядит притихшим и подавленным. Не иначе как запугали его джинсовые куртки.

А когда Митрохин заговорил, начальник охраны окончательно убедился, что ситуация не так проста, как ему поначалу представлялось.

– Вот, – сказал Иван Васильевич, – Балансовая служба какая‑то… Пришли, говорят, справедливость восстанавливать. Козлы, е‑мое!

– Имена! – потребовал Сергей.

– Двести тридцать седьмой, – представился один из «провинциалов», приложил руку к груди и слегка поклонился.

«Издевается! – с удивлением подумал начальник охраны. – То ли не понимает, с кем дело имеет, то ли настолько в себе уверен».

Жданов огляделся кругом, посмотрел на крышу соседнего дома – не засел ли там снайпер с винтовкой. После Чечни его все время мучило чувство, что на каждой крыше и в каждом окне притаился снайпер. Ведь что такое снайпер? Это сука с винтовкой, которая на любом чердаке может прятаться, на любой крыше. И чтобы защититься от снайпера, надо постоянно контролировать пространство в радиусе полутора километров. А такого способа ни одна спецслужба мира пока не придумала. Даже охрана президента США честно признается, что их главный метод контрснайпинга – это вероятность отлова покушающегося в момент отхода. То есть когда президенту уже каюк настал и спешить ему совсем некуда. А задумай этот самый снайпер сначала охрану положить для верности… Случается такое, конечно, редко, обычно в объект целят. Но в Чечне и не такое бывало. Порой и не поймешь, в кого целят. Словно он всех подряд решил положить. И кто, спрашивается, сейчас поручится, что где‑нибудь неподалеку снайпер не залег с каким‑нибудь слоновым калибром? Лежит там себе тихонько, в окуляр на них пялится, джинсовых курток прикрывает. Жданов тряхнул головой, отгоняя наваждение.

– Ты! – он ткнул пальцем во второго «провинциала».

– Тринадцатый, – парень проделал тот же трюк, что и его приятель минутой раньше, – рука к груди и поклон.

– Что это за хрень такая?! – сумрачно изрек Сергей.

– Почему хрень?! – Тринадцатый нахмурился. – Это вовсе не хрень, это наши имена.

– Какие, мать твою, имена, это ж числа.

– Чем меньше число, тем выше ступень в служебной иерархии, – пояснил Двести тридцать седьмой, – назвал имя – и сразу ясно, кто перед тобой – простой служака первого года созыва или вполне зрелый балансировщик с серьезным стажем оперативной работы и повышенным до высокого ранга уровнем способностей.

– Вы из зоны, что ли? – неуверенно спросил один из охранников и пояснил:

– Ну на зоне номера на телогрейки клеят… вроде бы.

– Можно и так сказать, – подтвердил Тринадцатый, – да, мы из зоны.

– Слушайте, а может, это розыгрыш такой?! – выкрикнул Митрохин и воодушевился этой идеей. – Друзья, наверное, заказали меня разыграть.

А, парни?! Что скажете? Ведь розыгрыш это? Да?

Оба покачали головами.

– Это не розыгрыш, – заключил Двести тридцать седьмой, – вы должны согласиться сотрудничать с нами. Позволить нам выполнить заказ, произвести балансировку…

– Значит, так! – начальник охраны взялся за дело. – Вы, похоже, не туда заехали, пацаны. У меня к вам деловое предложение. Вы сейчас отваливаете по‑тихому, без вони, обратно в свой Мухосранск. Или в ту нору, откуда вы выползли. И навсегда забываете дорогу к дому Ивана Васильевича.

А если еще раз увижу вас, огребете серьезные проблемы. Ясно?! – Последнее слово Сергей произнес таким тоном, что понять должен был даже дебил.

Но «провинциалы», к его удивлению, понимания не проявили.

– Мы же по‑хорошему хотели, – протянул Тринадцатый, – произвести балансировку с согласия балансового двойника. Так всегда делается.

Многие, между прочим, соглашаются.

– Да пошел ты! – выкрикнул Иван Васильевич, окончательно утратив самообладание.

– Значит, сотрудничать не будем?! – Двести тридцать седьмой насупился.

В интонациях его голоса банкиру почудилась угроза.

– Отказываюсь! – он сплюнул и сжал кулаки. – У вас что, уроды, мозги не на месте?! Вы, похоже, из местной психушки сбежали?! И теперь бегаете по улицам и народ пугаете.

– А может, их вернуть обратно, в психушку?! – засмеялся один из охранников и осекся, наткнувшись на холодный взгляд Сергея.

– У меня другое предложение, – сказал Жданов, – я вам даю ровно минуту на то, чтобы убраться отсюда! Потом ясно будет, что ошибку совершили. Может, самую серьезную в вашей жизни.

– У нас имеются инструкции, что нам надлежит делать в случае отказа от сотрудничества, – сообщил Двести тридцать седьмой, – неповиновение Балансовой службе предполагает принудительную балансировку.

– Какие еще инструкции?! – проворчал Митрохин. В присутствии охраны он всегда чувствовал себя уверенно, но сейчас ему почему‑то стало очень не по себе. Что‑то зловещее было в происходящем.

– Согласно инструкциям теперь мы можем действовать по своему усмотрению, – пояснил Двести тридцать седьмой, – ведь для нас главное, чтобы была выполнена основная задача по балансировке в заданном конкретном случае. Баланс – превыше всего!

– Нет, ну вы видите, – Митрохин обернулся к охране, – что делают, стервецы?! Продолжают на меня наезжать. Совсем страх потеряли.

– А ну вали отсюда! – начальник охраны надвинулся на Двести тридцать седьмого и толкнул его в грудь. – И чтобы я тебя не видел больше! Ты че, не понял, с кем дело имеешь, конь ты педальный?!

Двести тридцать седьмой вздохнул, бросил взгляд на Тринадцатого. Тот пожал плечами. Представители Балансовой службы, не сговариваясь, развернулись и пошли прочь. На оставшихся у подъезда людей они не оглядывались.

– Больные какие‑то, – один из охранников покрутил пальцем у виска. – Я такого и не видел никогда… Чего‑то странное несли.

– Да из деревни они какой‑нибудь, наверное, – откликнулся другой, – просто за базаром не следят. Не привыкли к московским раскладам.

– Может, и больные, может, и из деревни, но что‑то мне подсказывает, что это серьезный наезд, – задумчиво проговорил Сергей Жданов, глядя на широкие спины представителей Балансовой службы (парни шли не спеша, переваливаясь из стороны в сторону, как пара морячков, недавно сошедших на берег после долгого плавания). Начальник охраны окинул крыши соседних домов тоскливым взглядом:

– Имена не говорят, только числа у них в ие… рархии. Сдается мне, за ними стоит серьезная группа.

Митрохин побледнел:

– Сереж, так ты что думаешь, они денег хотят?

– Может, и денег, – начальник охраны вздохнул, – но, судя по подходам, они весь ваш бизнес, Иван Васильевич, к рукам собираются прибрать.

Я такое уже видел однажды. Прислали для начала самых безобидных. Якобы с тем, чтобы договориться. А на самом деле…

– Надо найти заказчика! – взвился Митрохин. – Я свой бизнес никому не отдам!

– Найдем… конечно, найдем, – в голосе Жданова прозвучало сомнение. – Вы вот что, Иван Васильевич, идите‑ка сейчас домой. Вам теперь без охраны никуда нельзя, парни у входа в квартиру подежурят. И возле подъезда тоже. А мы пока пробьем их по своим каналам. Может, что и прояснится.

– Хорошо, – дрожащим голосом ответил Митрохин. С конкурентами ему сталкиваться приходилось, но серьезный наезд на его бизнес случился впервые. Впрочем, наезд ли?! Может, начальник охраны по обыкновению сгущает краски, ожидая самого худшего. Сам Митрохин к параноидальным настроениям склонности не имел, но представители Балансовой службы почему‑то повергли его в почти священный ужас. Виной ли тому была их странная речь, множество непонятных вещей, о которых они говорили, или же их необычный облик – крепко сбитые фигуры, плоские лица, почти. бесцветные волосы и черные, маслянистые глазки – неизвестно. Но страх был. Животный страх.

Почти панический. Хотелось удариться в бега, ломиться через городские джунгли в неизвестном направлении, затеряться в лабиринте улиц, лечь на дно. Тень тревоги омрачила обычно жизнерадостное лицо банкира. Он пожевал губами, кивнул Жданову и зашагал к подъезду.

* * *

В квартире царил сумрак. Свет Митрохин решил не включать по совету начальника охраны. Да и сам опасался снайперов, видел в кино, как ловко они попадают через занавески в темный силуэт жертвы.

Ближе к двенадцати позвонил Сергей. Голос его звучал растерянно:

– Иван Васильевич… – Он помолчал. – Дело плохо, ограблен офис.

– Как?! – ахнул Митрохин и внезапно вспомнил, что большинство налички хранилось в сейфе – операция по укрывательству налогов предполагала обналичивание денег и сокрытие их до поры до времени в офисном сейфе. И вот на тебе!

– Сейф они унесли! – сообщил Сергей, подтверждая самые худшие опасения шефа.

– Ну все! – Митрохин схватился за сердце. – Я погиб! – И заорал:

– А куда охрана смотрела?!

Куда, мать твою, вы смотрели?! Я вам за что деньги плачу?!

– Большинство наших ребят в этот момент были возле вашего дома, – спокойно ответил Сергей. – В офисе дежурило только двое. Их дезактивировали. По их словам, работали профессионалы.

– Проклятье! – выдохнул Митрохин.

– Камеры зафиксировали грабителей, – сообщил начальник охраны и почему‑то опять замолчал.

– Ну и… – поторопил его Митрохин.

– Вы будете удивлены, Иван Васильевич, но это наши джинсовые парни с порядковыми номерами вместо имен.

– Вот как?! – Митрохин ощутил жгучую ярость и желание во что бы то ни стало наказать мерзавцев. – Ты должен поймать их, Сергей! И отобрать сейф! Они не смогут его так быстро вскрыть! А там вся наличка.

– Тут есть одна странность… м‑м‑м, – начальник охраны замычал, не зная, как преподнести очередную новость, – м‑м‑м, согласно таймеру на камерах офис грабили в восемь вечера… А в это время мы как раз были с ними возле вашего… подъезда…

Повисла пауза.

– Таймер сбился, – предположил Митрохин, но в голове его словно зазвонил колокол. Смутная тревога превратилась в липкий страх, потом стекающий по спине и неприятно щекочущий сердечную мышцу. В груди немедленно заколотило.

– На всех камерах сразу… сомневаюсь, – высказался Жданов.

– Чертовщина какая‑то, – Иван Васильевич зашарил рукой по груди и шумно задышал, стараясь унять сердцебиение.

– Вот и я о том же, сейчас прорабатываем версию братьев‑близнецов. Я позвоню.

– Хорошо, – откликнулся Митрохин и повторил:

– Версию братьев‑близнецов…

Да нет, чушь какая‑то! Должно же быть логическое объяснение. Ясно, что сцена у подъезда была отвлекающим маневром. Они хотели, чтобы в офисе дежурило как можно меньше охраны. Но как быстро эти негодяи успели все проделать. Как оперативно они работают… А ведь уходили спокойной морской походочкой, словно никуда не спешат.

Митрохин с тоской посмотрел на привезенное для девиц шампанское. Спиртное сейчас было ему необходимо как воздух…

Откупорил бутылку. Глотнул из горла:.. Помогло.

Сердце отпустило, дышать стало ощутимо легче.

– Семья без детей уже становится в России наследственной традицией, – вещал ровным голосом кто‑то в телевизоре…

* * *

Они пришли ночью, когда, прикончив две бутылки шампанского, банкир забылся тревожным сном. Уснул в одежде перед включенным телевизором. Тринадцатый аккуратно уложил у стены двух вырубленных охранников. Двести тридцать седьмой потряс Ивана Васильевича за плечо.

– А?! Что?! – вскинулся Митрохин, увидел, кто к нему пожаловал, и весь сжался, съежился в кресле. Ему захотелось сделаться маленьким‑маленьким, чтобы эти два страшных типа в джинсовых куртках никогда не попадались ему на жизненном пути. Но они были здесь, мрачная действительность глубокой ночи.

Тринадцатый улыбнулся и легким движением руки уронил на пол телевизор. Одна из последних моделей Sony с диагональю семьдесят два сантиметра тяжело ударилась углом, экран вспыхнул и погас – что‑то нарушилось в хрупких внутренностях телевизора. Банкир вскрикнул и тотчас обрадовался, что не успел приобрести плазменную панель – покупка была запланирована на конец месяца. Лицо Митрохина осветилось радостью и почти сразу перекосилось от страха. Таких двойственных чувств в жизни ему испытывать еще не приходилось.

– Не надо! Не трогайте меня! – закричал он, закрыв лицо руками.

Но представители Балансовой службы вовсе не собирались пытать банкира или причинять ему телесные увечья. Вместо этого парни стали методично уничтожать шикарную обстановку квартиры Митрохина. Двести тридцать седьмой извлек откуда‑то топор и с явным удовольствием взялся рубить дубовые двери и дорогущую антикварную мебель. Тяжелый вишневый шкаф, украшенный резьбою по дереву, никак не желал поддаваться ударам топора. Но Двести тридцать седьмой проявил завидное упорство. Топор раз за разом поднимался и опускался. Работал он споро, словно заядлый лесоруб или провел на лесоповале лучшие детские годы. Щепки долетали до Ивана Васильевича. Митрохин наблюдал за вандалом молча, только капли пота выступили на лбу, а глаза налились кровью праведного гнева. Но предпринимать какие‑либо действия против вооруженного топором молодчика поостерегся.

Тринадцатый занялся кухней. Микроволновая печь Samsung с грилем и шашлычницей выбила окно и полетела вниз с десятого этажа. Осколки стекла зазвенели на асфальте, послышался глухой удар и вой автомобильной сигнализации.

«Печка – дешевка, – подумал Митрохин, – ничего страшного, куплю себе новую»…

Тринадцатый тем временем присел, обхватил крепкими руками плиту и, издав звериный рык, оторвал ее от пола. Он поднял плиту на вытянутых руках, под самый потолок, а затем швырнул на пол.

Тяжеленное основание расколотило итальянскую напольную плитку, но самое главное – плита (Electrolux, эксклюзивная дизайнерская модель, стеклокерамика) словно взорвалась изнутри, стекло рассыпалось мелкой крошкой по глянцевой плиточной поверхности. Взгляд Тринадцатого уперся в широкий, вместительный холодильник светло‑голубого цвета. Lumilandia Green Line. Дверцы с обтекаемыми углами, морозильный шкаф отдельно, вынесенный наружу дисплей с терморегулятором…

Тут Митрохин не выдержал и кинулся к входной двери с криками: «Милиция! Милиция!», но получил удар под дых от Двести тридцать седьмого и осел на пол. Ему оставалось только наблюдать, как представители Балансовой службы расправляются с его собственностью, борясь за какую‑то там эфемерную высшую справедливость. Банкир подполз к дверному проему, ведущему на кухню, и затих, с ужасом представляя, что такой здоровяк может сделать с Lumilandia Green Line.

Тринадцатый ограничился тем, что уронил холодильник вместе со всем содержимым на пол и немедленно направился в ванную комнату. По пути он осторожно перешагнул через Митрохина. Тот закрыл голову руками, ожидая удара, но удара не последовало. Зато из ванной комнаты послышался ужасающий скрежет. Иван Васильевич резко развернулся на паркетном полу и посерел лицом от увиденного – даже в страшных снах ему не могло привидеться такое…

Сантехника Duravit никак не желала вырываться из стены, отчаянно цеплялась за бетон и кафель, но Тринадцатый справился с ее жалобным сопротивлением. Унитаз он разбил, орудуя пятнадцатикилограммовой гантелей (банкир иногда поднимал ее по утрам – не чаще двух раз месяц, если говорить откровенно).

– Погляди‑ка на эти полотенца, – противным голосом заявил балансировщик. Двести тридцать седьмой протопал из комнаты, отдавив по пути банкиру руку, и остановился на пороге ванной комнаты.

– Видишь эти надписи? – проговорил Тринадцатый.

Митрохин вспомнил, что на каждом из крючков написано черными маленькими буковками:

«For Face», «For Hands», «For Body». И еще один пустой крючок оповещал всякого: «For Ass&Cock».

Митрохина, помнится, очень развеселил тупой американский юмор, когда он увидел в специальном магазине этот набор. Но Тринадцатого в отличие от Ивана Васильевича позабавили вовсе не надписи на крючках. Он позвал коллегу, чтобы поделиться свежим антропологическим замечанием.

– Ты тоже видишь, что полотенца для рук и для лица отличаются по размеру? – поинтересовался балансировщик.

– Да, – кивнул Двести тридцать седьмой.

– Полотенце для лица намного больше, и это означает, что здесь живет настоящий мордулет! – заключил Тринадцатый.

Сразу за этой фразой послышался отчетливый щелчок. Это Тринадцатый хватил гантелей по надписи «For Face». Следом за первым последовали остальные крючки. «For Ass&Cock» балансировщик по какой‑то причине оставил. Возможно, потому, что на нем не висело полотенца.

Напоследок представители Балансовой службы достали баллончики с краской и принялись расписывать стены матерными словами (под покраску – нитро, спецзаказ).

Митрохин наблюдал за их действиями с ужасом, но воспротивиться все же не посмел. Да и поздно уже было строить из себя героя.

Тринадцатый дописал длинную фразу, в которой фигурировали сам Митрохин и его ближайшие родственники, затем поднял руки и дернул на себя хрустальную люстру. Творение голландского дизайнера бухнулось на пол, звеня сотней сверкающих подвесок. Тринадцатый затоптался на люстре, фыркая от радости.

Громя квартиру банкира, представители Балансовой службы то и дело заливались счастливым смехом, словно дети, играющие в забавную и увлекательную игру.

Завершив разгром квартиры (если бы в окно залетел торнадо, то и он не причинил бы такого значительного ущерба), службисты пожали друг другу руки. Двести тридцать седьмой сурово поглядел на Митрохина и сообщил:

– Баланс превыше всего!

Затем джинсовые молодцы развернулись и отправились восвояси. Дверь за ними захлопнулась с таким грохотом, что у Митрохина заложило уши.

Сквозь нескончаемый звон он услышал, как кто‑то из соседей яростно колотит по батарее.

– О, господи! – банкир всхлипнул. Он зашлепал по текущей из развороченной ванной воде, по изрубленному топором паркету, вдоль разбитой, растрескавшейся плитки, к выбитому кухонному окну…

Представители Балансовой службы вышли из подъезда. Они не спешили. Что‑то оживленно обсуждая, джинсовые куртки дошли до угла дома и свернули на соседнюю улицу. Митрохину показалось, что он знает, о чем именно они говорят. «Надо было сначала порубить шкаф, Двести тридцать седьмой, а уже потом распороть обивку дивана!»

«Ну что ты, а вот я уверен, Тринадцатый, что сначала нам следовало заняться ванной комнатой, а затем кухней, и зря ты поступил наоборот».

– Ну погодите же, выродки! – взревел Митрохин. – Это война! Война!

Он кинулся к телефону, зацепился о душевой шланг, едва не растянулся на мокром полу, схватил телефонную трубку, не услышал гудка и только сейчас обнаружил, что шнур великолепного телефона «Bang Olufsen», купленного им на прошлой неделе за семьсот зеленых, вырван из обеих розеток. Митрохин рванулся к поваленному набок стенному шкафу (дверца оторвана, висит на одной петле), нащупал в кармане заляпанной краской шубы мобильный телефон и, вбивая кнопки в аппарат, настучал номер начальника охраны.

– Жданов, они были здесь! – проорал Митрохин. – Да, эти ублюдки! Они все мне тут разгромили! Всю мою квартиру! Это война! Ты понял, Сергей, это война! Я хочу, чтобы ты нашел их!! Найди их, кем бы они ни были! Из‑под земли мне их достань! Я… Я хочу их убить!..

– Пока про них ничего не известно, – с тоской в голосе констатировал начальник охраны, дождавшись, когда истерика шефа сама собой сойдет на нет, – это не солнцевские, и не украинская диаспора. Сейчас нам известно только, что каким‑то образом пропали деньги с вашего расчетного счета…

– Что?! Деньги?! Как?! Да как такое возможно?! – вскричал Иван Васильевич.

– Извините, что не сообщил сразу. Но вы были так расстроены. В общем, им каким‑то образом удалось убедить управляющего петровским филиалом Ющенко… Кажется, они его просто запугали…

Митрохин отнял трубку от уха, чтобы перевести дух. Когда он снова смог дышать, то решил вернуться к разговору. Сергей отсутствия шефа не заметил, продолжая говорить:

–..слишком уж действуют серьезно ребята. Мы тут с нашими обмозговали ситуацию немного. Как бы не госзаказ это, Иван Васильевич…

– Чего? – не понял Митрохин.

– Госзаказ, – повторил Сергей, – по устранению олигархов, сейчас это сплошь и рядом.

– Да что ты чушь порешь?! – заорал Митрохин. – Какой я тебе олигарх?! Я банкир обыкновенный! Банкир, и все! Какие олигархи… вашу…душу… мать…?! Что у меня, нефтяных вышек сотни? Или скважен газовых туча?! Может, ты знаешь что‑нибудь про сотню вышек и скважен?! А?! Всего‑то и делов – две вышки. Да еще и малорентабельные.

– Хорошо, хорошо, – сказал Сергей, – я понял. Но нельзя списывать со счетов ни одну версию. Мы должны действовать быстро и осмотрительно. Мы же работаем, Иван Васильевич, спать никто сегодня не уходил. Так что не волнуйтесь.

Сейчас пришлю к вам усиление.

– Да что мне твое усиление?! – рявкнул Митрохин и ткнул одного из охранников ботинком. – Все твое усиление валяется тут у меня кучей мусора. Толку от них никакого…

– Ну, не скажите, Иван Васильевич, – обиделся Жданов, – у нас ребята работают достойные, просто на этот раз мы столкнулись с профи…

– А вы кто?! – разъярился Митрохин. – Вы кто такие, я вас спрашиваю?! За что только деньги вам плачу, говнюкам?! – Он в раздражении нажал на кнопку отключения и только сейчас увидел, что вода из ванной комнаты уже заливает кухню. – Проклятье! – прорычал банкир и стукнул кулаком в стену. Оказалось, зря – руку отбил, да еще весь перемазался в свежей краске, потому как угодил прямиком в сочную букву "У".

* * *

Уладив дело с представителями затопленной квартиры, в сопровождении изрядно озадаченных охранников (до этого происшествия парни были уверены, что так легко справиться с ними просто невозможно), Митрохин направился в ближайший ресторан. Там он собирался перекусить и обдумать нездоровое положение дел.

Ремонт в квартире он, конечно, сделает – не проблема, деньги вернет (пусть управляющий филиалом Ющенко пошевелится), сейф с наличкой охрана уже ищет. Но… его настораживала наглость, с которой действовали преступники. Пугала их уверенность в собственной безнаказанности. Да что они, неуязвимые, что ли, в самом деле?! А что, если бы охрана успела открыть огонь?! Или у него был пистолет, и он начал в них стрелять?! Что, если бы он оказал им сопротивление?! Они действовали так, словно были уверены – Митрохин поведет себя, как и положено беззащитной жертве, будет бегать по квартире и хвататься за сердце, пока они громят интерьер, лишая его ценного имущества и остатков нервной системы…

От воспоминаний о минувшей ночи Ивану Васильевичу стало нехорошо. Он достал из бара бутылку с минеральной водой и выпил ее большими жадными глотками…

Что он, должен был кинуться в рукопашную против двух здоровенных молодчиков, судя по всему, специально обученных для того, чтобы расправляться с людьми?! Конечно, нет.

Но откуда они взялись?! Ясно, что они – члены серьезной группировки. И, конечно, профессионалы. Кто еще мог за один только день разгромить его квартиру, ограбить офис, легко и непринужденно нейтрализовав охрану, перевести в неизвестном направлении деньги с расчетного счета?!

Впрочем, скорее всего все это – часть давней, четко спланированной операции.

А найти, откуда тянется след, между тем так до сих пор и не удалось. Не из Америки же, в самом деле… от этого, как там его, Джонни Смита…

Впрочем, за одну ночь что можно сделать?! На поиски, возможно, уйдет целая неделя. А то и полторы.

Надо бы побеседовать с сотрудниками охраны, которые в момент ограбления находились в офисе.

Как бы ни были они во всем этом замешаны. Может быть, кто‑то из них даже является прямым подельником преступной группировки, участвующей в наезде. Надо же, Балансовая служба… Что только не придумают, чтобы запугать достойного человека…

Митрохин хмыкнул и скомандовал охране:

– Стойте тут!

Он успел убедить себя в том, что это охрана виновата в большинстве его нынешних проблем, и ему не хотелось, чтобы эти увальни торчали возле стола, раздражая его своим видом и лишая аппетита…

* * *

Митрохин откинулся на спинку стула. Наконец‑то выдалась спокойная минутка среди всей этой безумной суеты и форменного безобразия.

Изящный официант в смокинге принес поросенка в яблоках. Распечатал бутылку. Налил вина в бокал. Банкир наблюдал за действиями официанта с явным удовольствием. Поесть он любил. Потянулся за вилкой…

Балансовая служба появилась внезапно. Так спецназ врывается в захваченное террористами здание. «Джинсовые куртки» промчались через зал к столу банкира. Тринадцатый схватил поросенка и принялся его с неимоверной скоростью пожирать.

Митрохину еще никогда не доводилось видеть, чтобы кто‑нибудь так работал челюстями. Двести тридцать седьмой завладел бутылкой и принялся жадно пить вино. Розовая жидкость побулькивала в горле, текла по подбородку. Потом он залпом осушил бокал. Рыгнул. И похлопал себя по толстым губам ладошкой.

Покончив с трапезой, службисты как по команде поднялись и направились к выходу.

Официант был так поражен происшедшим, что застыл, как каменное изваяние. Только рот открыл и глаза выпучил. Охранник ресторана не растерялся и кинулся нарушителям общественного порядка наперерез, но получил отличный апперкот и опрокинулся на один из столов.

– Мерзавцы! Подонки! Сволочи! – отбросив стул, Митрохин вскочил, он брызгал слюной и размахивал кулаками. Банкир побежал следом за обидчиками, не задумываясь о последствиях этого шага, движимый одной только лютой яростью. К тому моменту, как он сквозь стеклянные двери выскочил на улицу, Двести тридцать седьмой и Тринадцатый уже успели скрыться. То ли свернули за угол здания, то ли прыгнули в автомобиль.

Четырех охранников Митрохина представители Балансовой службы аккуратно сложили у входа в ресторан. Один из них уже начал приходить в себя.

Он застонал, трогая рукой ушибленный затылок…

* * *

В машине Митрохин держался отстранение. На охранников смотреть не хотелось. Те тоже чувствовали себя виноватыми, глядели по большей части в пол, а не на шефа. Один из них было начал говорить что‑то вроде «не знаю, как такое вышло», но Митрохин оборвал его резким окриком:

– А ну заткнись!

Настроение у банкира сделалось таким мрачным, что впору в петлю лезть. К тому же желудок бурчал от голода.

Это уже совсем глупость какая‑то, ребяческая выходка, рассуждал Митрохин, прийти в ресторан, сожрать моего поросенка, выпить вино. Разве стоило ради еды так рисковать. Или все же стоило?! Что они хотели продемонстрировать этим отчаянным жестом?! И кто такие на самом деле эти ребята?! То, что они отлично обученные профессионалы, не вызывает сомнений. Но кого они представляют?! Кого, черт побери, они могут представлять?!

– Иван Васильевич, – неожиданно закричал Петрович, и столько в этом крике было отчаяния и ужаса, что Митрохин понял – случилось что‑то страшное и даже более того – непоправимое, поэтому он тоже заорал в голос, а вместе с ним и перепуганные охранники…

«Линкольн» протаранил ограждение моста и рухнул в Яузу, погасив дружный вопль в мутных водах с бензиновыми разводами на поверхности.

К счастью для Митрохина, на этот раз охрана сработала грамотно. Ребята выволокли пребывавшего в полубессознательном состоянии шефа из тонущей машины и отбуксировали к берегу…

Митрохин сидел на снегу, с его длинной норковой шубы текла грязная вода, он никак не мог прийти в себя, хлопал глазами и чувствовал, что соображает сейчас очень туго, потому что при падении ударился головой о ручку дверцы.

– Кто‑то над управлением потрудился! – сказал Петрович и сплюнул. – Не иначе как вас, Иван Васильевич, убить хотят.

– Б…а‑a‑a‑a‑a! – закричал Митрохин, в этом крике были заключены и ярость, и отчаяние, и тоска обезумевшего разума, в котором никак (ну никак) не может уместиться осознание того, как столько бед может свалиться на одного человека в течение единственных суток…

* * *

Службисты нагрянули в тот час, когда их никто не ждал. В сопровождении верного Жданова и двух парней из охраны Митрохин направлялся к офису.

Их остановили. В нос Ивану Васильевичу ткнули открытым удостоверением. Он успел заметить только сумрачное выражение лица на фотографии, и в следующее мгновение его взяли под руки.

– В чем дело? – запротестовал он, уже предчувствуя серьезные неприятности.

Жданов дернулся к кобуре, но мрачный тип пресек перестрелку, схватив начальника охраны за руку.

– Не советую, – сказал он, пристально глядя в глаза Жданова. – Могут быть неприятности. Оно тебе надо?

От такого напора начальник охраны оробел.

Проводил глазами шефа, которого посадили в девятку «Жигулей» и увезли. На лице Ивана Васильевича застыло растерянное и даже детское выражение.

Не успели они отъехать от офиса, как на запястьях у него защелкнули наручники.

– Что происходит? – пролепетал Иван Васильевич.

– Прокуратура выдвинула против вас обвинения, – ответил службист. – Мы едем к следователю. В связи с неявкой он выдал ордер на ваш арест.

– Но я не получал никаких повесток, – запротестовал Митрохин.

– Следователь разберется.

Иван Васильевич поглядел на руки, скованные наручниками, и подумал, что легко мог бы освободиться. В двадцать лет он выбил большой палец, и, хотя травма прошла, при желании он мог сместить сустав и выдернуть руку из железного кольца.

Раньше Митрохин неоднократно заключал пари и на спор освобождался из наручников. Для него подобная операция не составляла труда, если, конечно, они не были сильно затянуты. Разумеется, об этом его умении службистам было неизвестно.

Банкир посмотрел на их крепкие, скуластые лица и решил попыток освободиться пока не предпринимать. Кто их знает, что им на ум придет. Говорят, при ФСБ имеется специальное подразделение, устраняющее неугодных. А ну как теперь он, Иван Васильевич Митрохин, сделался для власти лишним членом общества. Нет, лучше держаться с ними вежливо. Тогда, возможно, они разрешат воспользоваться услугами адвоката. Уж он‑то его вытащит на свободу. Не таких, говорят, вытаскивал.

После ночи, проведенной в камере, на Митрохина нашла странная апатия. Он все больше погружался в себя. Первоначальная злоба сменилась крайним удивлением. Неужели это еще не все? Неужели теперь его осудят, отправят по этапу? И даже Генри Резник не поможет. Да не может этого быть!

Иван Васильевич вскочил и зашагал из угла в угол.

Нет, он этого так не оставит. Он выведет негодяев на чистую воду. Только бы выяснилось, откуда они взялись, что столько всего успели провернуть. Не иначе как его враг обретается где‑нибудь в высших сферах. Как бы не возле самого президента. Нет, нет. О таком и подумать страшно. Но он и из такой ситуации выкарабкается. Если это кто‑то из окружения, можно будет его убрать. Шума, конечно, будет – проблем не оберешься. Но разве есть у него другой выход? Теперь, когда он под столь жестким прессингом.

Щелкнул замок. Звякнули ключи. Железная дверь открылась. Два конвоира проводили Ивана Васильевича в кабинет следователя. Оставили стоять посередине. В дальнем углу, загроможденном горшками с неуместной зеленью, сидел человечек с тусклым взглядом в потрепанной одежде, требующей, как отметил для себя Митрохин, не только хорошей чистки, но и починки. Одна из пуговиц пиджака болталась на нитке, а рукав у плеча был надорван. Человечек приподнял голову, мельком глянул на Митрохина и снова уставился в стол.

– Садитесь, – предложил бесцветно.

Иван Васильевич придвинул стул поближе, уселся нога на ногу.

– По какому праву меня задерживают?

– Шуметь будете?! – человечек потер виски. – Напрасно. Голова болит. Не надо.

– Что происходит? Кто вы в конце концов такой?

– Я?! – искренне удивился собеседник банкира. – Следователь прокуратуры. Джинкин.

– Как?! – переспросил Митрохин.

– Меня зовут Павел Олегович Джинкин. Значит, так, вы обвиняетесь, гражданин Ми… Ми… Как вас там?..

– Митрохин, – ледяным тоном отозвался Иван Васильевич. Происходящее начинало его злить.

Этот кретин в потертом костюме не мог даже запомнить его имени. Смешно, в самом деле. Что за дурень?! А туда же. Следователь прокуратуры. Всякая шваль так рвется в начальники. А потом творится в стране черт знает что.

– Вот‑вот, гражданин Митрохин. По вашему делу проходит также ваш американский компаньон, с которым вы вместе в девяносто восьмом году устроили дефолт. А народные средства…

– Что такое?! – поразился Иван Васильевич, разом теряя весь боевой настрой. – Кто дефолт устроил? Я дефолт устроил?! Да вы что, с ума сошли?!

– Мы‑то не сошли, – забормотал невыразительно Джинкин, – у нас все записано. Разумеется, не вы один. Вы и ваши подельники у власти.

Вы‑то, гражданин Митрохин, в тени были. Чистеньким хотели остаться. Делали все руками других людей. Но не выйдет… Не выйдет у вас ничего…

Так вот…

– Тебя купили! – констатировал Иван Васильевич. – Иначе с чего бы ты такую чушь стал нести.

Они купили! Эти. Которые кое‑кому служат. Я даже не знаю, за сколько купили. Но думаю, что дешево. Слушай ты, следователь прокуратуры Джинкин. Прокуратор доморощенный. Немедленно пиши приказ о моем освобождении из‑под стражи.

Иначе мой адвокат Генри Резник из твоей спины ремней понаделает. А я их потом носить буду.

– Красиво излагаете, господин маньяк, – забормотал опять Джинкин, – ремней он из меня понарежет. Ишь какой! – Глянул на подследственного всего на мгновение по‑рыбьи. Митрохину этого взгляда хватило, чтобы понять – шутки шутить этот человечек в потрепанном костюме не станет. Кровавые палачи и наделенные властью самодуры иногда выглядят очень неказисто. А действуют не думая, решительно и бесповоротно. Уж чему‑чему, а этому жизнь Ивана Васильевича научила.

Очень о многом ему сказал этот рыбий взгляд. Например, о том, что, если захочет следователь Джинкин – уже завтра не будет его, Митрохина, на этой грешной земле.

– Факты – вещь упрямая, – продолжил страшный следователь. – Ничего у вас не выйдет…

Не выйдет… Не выйдет… Вот заявление господина Резника, в котором он отказывается от вашей защиты, потому что, цитирую, «не имею морального права защищать преступника, поставившего под угрозу жизнь целого народа»… Вам все ясно, господин Митрохин?

Иван Васильевич потянулся к бумаге, но следователь сунул документ в ящик стола и резко его захлопнул.

– Это далеко не все пункты обвинения, – сообщил он, – также нам известно о неуплате налогов, перекачивании денежных средств за рубеж, продаже оружия…

– Оружия?! – вскричал Митрохин. – Да я пацифист со студенческой скамьи.

– А боевиков поддерживаете. Нехорошо изменять своим убеждениям.

– Это… это, – банкир даже не нашелся что ответить.

– Против допроса на полиграфе вы, конечно, протестуете?

– Конечно! – выпалил Митрохин.

– Почему‑то я в этом не сомневался, – Джинкин скривился.

– Мой адвокат…

– У тебя нет адвоката! – заорал следователь, хлопнув рукой по столу. – Что ты мне мозги паришь?! Думаешь, все и всех купить можно?! Думаешь, страну засрать можно?! И в роскоши купаться, как на испанской Ривьере?

– Ривьера во Франции, – машинально поправил Митрохин.

– Наши люди на Ривьере не отдыхают, – отрезал Джинкин, – будь она хоть на Северном полюсе.

Один звонок. Опасаясь, что никто не откликнется, Митрохин поспешно набрал номер на мобильном телефоне. Охранник с безразличным видом стоял неподалеку.

– Алло, Сергей.

– Да, – Жданов включился молниеносно, – вы где?! Что мне делать?!

– Адвоката найти. Резник, говорят, отказался.

Купили Резника. Как?! Как?! Почем я знаю? Найди мне кого‑нибудь. Да понапористей. Пусть будет циник прожженный. Циник, я говорю…

* * *

В одиночной камере, куда определили банкира, царил спартанский порядок – жесткие нары со свернутым на них трубочкой одеялом и подушкой, серые стены все в надписях, ржавая раковина в углу и видавший виды унитаз. Митрохин впервые попал в тюрьму и теперь озирался с самым несчастным видом.

Как там говорят – от сумы и от тюрьмы не зарекайся?! И почему у него всегда было предчувствие, что финансовыми делами в этой стране ворочать не стоит – сиди себе на грязной кухне, опрокидывай рюмки, и никто не придет за тобой, чтобы поинтересоваться, откуда нечестно нажитые капиталы взялись. Наследие красного прошлого будоражило умы и влияло на развитие бизнеса в России.

Иван Васильевич присел на нары, на противоположной стене заметил размашистую надпись, сделанную явно совсем недавно – она перекрывала многие полустершиеся автографы прежних обитателей одиночки. «Баланс превыше всего! Тринадцатый». А рядом несколько непонятных иероглифов. Митрохина след, оставленный Балансовой службой, не удивил, только вызвал глухую тоску и утвердил в мысли, что они и следователь Джинкин работают в тандеме. Значит, его решили натурально затравить. Как бы не пришлось бежать за кордон. «Как бы там оно ни было, а Россию не брошу!» – решил Иван Васильевич со свойственной ему в самые ответственные моменты храбростью.

Ему мучительно захотелось пить, он поднялся, подошел к ржавой раковине, покрутил вентиль, но вода не полилась, вместо этого послышался громкий свист – кран активно втягивал воздух. Рядом с мойкой стояла пустая пластиковая бутылка. Митрохин, недолго думая, нацепил ее на кран. Бутылку мгновенно перекорежило.

«Неужели кто‑то там так сильно хочет пить?» – подумал Иван Васильевич. Ему представилось, как, припав к крану, с шумом втягивает воду, стараясь добраться до вожделенной влаги, Тринадцатый.

Затем Митрохину пришло на ум, что балансировщики собираются откачать из камеры весь воздух, оставив его биться на голом бетонном полу, как выброшенную на берег рыбу. Он поспешно закрутил кран. Бутылка упала, гремя в железной раковине. А Иван Васильевич безжизненной грудой осел на нарах, соображая, что бы ему такое предпринять, чтобы выбраться как можно скорее из этой чудовищной переделки. В голову, как назло, ничего путного не приходило. Только одолевала легкая паника и лезла всякая чепуха. Хотелось кричать – следственный произвол, здесь попирают права человека, долой узурпаторов, свобода, равенство, братство, и еще кучу всякой всячины, которая откуда‑то взялась в голове и теперь безостановочно вращалась, не давая четко мыслить и изобрести действительно стоящий план освобождения.

* * *

Звякнули ключи, проскрежетал что‑то нечленораздельное старый тюремный замок, тяжелая металлическая дверь нехотя окрылась, и в камеру уверенной походкой вошел молодой человек, в хорошем костюме, с кожаным портфелем в руке. Пожал Митрохину руку, широко улыбнулся:

– Чрезвычайно рад познакомиться с таким человеком!

– Угу, – откликнулся Иван Васильевич, которого длительное пребывание за решеткой тяготило все больше. Проведенная в камере ночь оставила самые неприятные впечатления – ночью из матраса выбрались клопы и вцепились в белое тело банкира, непривычное к пребыванию в подобных местах. Митрохин ворочался, чесался, то и дело вскакивал и вытряхивал матрас. Зуд немного стихал, но, едва ему стоило лечь, все начиналось по новой.

Он, может, и уснул бы, но сразу после полуночи заработал тюремный телеграф – по трубам застучали, передавая послания из камеры в камеру.

Ивану Васильевичу от этих новостей не было ни жарко ни холодно, он все равно ни слова не мог разобрать, только отчаянно разболелась голова.

Бум‑бум‑бум, бамс – уже через пару часов он ощущал себя тарелкой в джазбанде, вздрагивая после каждого очередного «бамса».

Утром Митрохин вид имел мрачный и помятый.

Красные от бессонной ночи глаза с тяжелыми отечными веками смотрели на адвоката с надеждой. Вытащи меня отсюда, родной, читалось во взгляде банкира.

– Итак, – молодой человек поставил портфель на привинченный к полу стол, извлек белый лист бумаги, положил на него карандаш и присел на стул.

Митрохин нахмурился. Начало оптимизма не внушало. У Генри Резника бумажек сроду не было – всю информацию он предпочитал держать в голове.

– В чем вас обвиняют?

– Говорят, что я дефолт устроил.

– Простите, что… Хм, извините… – молодой человек поправил галстук, задумчиво глядя в зарешеченное окно. За окном чирикали воробьи, и громыхал по рельсам трамвай. – Извините, – повторил адвокат с грустным видом, отрываясь от заоконного пейзажа. – Но я не возьмусь.

– Почему? – поинтересовался Иван Васильевич.

– Слишком сложное дело. Я не справлюсь.

Молодой человек снова извинился, положил белый лист бумаги и карандаш в портфель, поднялся.

– Передай Сергею, – сказал Митрохин, – я им недоволен. Пусть больше не присылает сопливых юнцов.

– Хорошо, – послушно ответил молодой человек и стукнул в дверь. – Выпустите меня!

* * *

Новый адвокат показался Ивану Васильевичу еще бесперспективнее прежнего. Тот хотя бы источал оптимизм и служебное рвение, пока не узнал, с чем ему придется столкнуться. Этот же вошел, шаркая ногами, схватился за грудь и немедленно бухнулся на нары рядом с Митрохиным. Так что банкир даже отпрыгнул, подозревая в адвокате какого‑нибудь опасного провокатора. Но тот покашлял немного, посидел, качая головой, и заговорил дребезжащим голосом:

– Не волнуйтесь, голубчик, защиту мы организуем по высшему разряду. Будете довольны…

Все это время Митрохин следил с отвращением, как двигается его кадык на тощей шее – то подпрыгивает к подбородку, то совсем исчезает под тугим узлом галстука. Больше всего Ивана Васильевича угнетал не внешний вид адвоката, а тупость Жданова.

«Где он его нашел?! – думал Митрохин. – Не иначе облазил все дома престарелых в окрестностях».

– Вас что‑то смущает? – спросил старичок.

– С чего вы взяли.

– Дело в том, голубчик, кхе‑кхе, что вы все время молчите.

– Это потому, что я слушаю вас.

– Но я ничего не говорю.

– Да?

– Да. А между тем нам следовало бы обсудить подробности вашего дела… – Тут адвокат затих, склонил голову, разглядывая что‑то на коленке.

Митрохин приблизился, но ничего интересного там не заметил. Зато он услышал тихое похрапывание и понял, что старик прикорнул.

«А если он так в зале суда заснет», – ужаснулся Иван Васильевич и решил поговорить со Ждановым по душам, когда тот ему попадется. – Однако надо будить старика. Другого адвоката он может и не найти. Этот хотя бы с большим опытом. Наверное, защищал кого‑нибудь еще до Октябрьской революции".

– Как вы сказали?! – поинтересовался старичок, и Митрохин вздрогнул от неожиданности. – Как вы сказали?! – повторил адвокат. – В чем вас…

– Обвиняют, – подхватил банкир с воодушевлением. – Мне шьют дефолт. Ясно?

– Де‑эфолт?

– Да, де‑эфолт, – не удержался Митрохин от того, чтобы поддразнить старика. – И дело серьезное. Похоже, этих кретинов наверху купили с потрохами. И они готовы все сделать, чтобы меня засадить. А в это время кто‑то приберет к рукам мой бизнес. Смекаешь, юрист?

– Что ж, это вполне возможно, – отозвался адвокат. – Обвинение явно дутое.

– Разумеется. Кто бы спорил.

– Полагаю, мы попробуем прийти к соглашению.

– Что?

– Договоримся с тем, кто всех купил.

– И о чем же я буду с ним договариваться? – поразился Иван Васильевич.

– Не вы, а я, – снова удивил его адвокат. – Я поговорю с ним о хорошем гонораре за то, чтобы вас защищать.

– Не понял… Как это мне… Ты что, старик?! – вскричал Митрохин. – Шутки вздумал шутить?!

Засадить меня хочешь?

– Но у вас всегда есть возможность меня перекупить, – сообщил адвокат. – Собственно говоря, сумму я всегда обсуждаю в первую очередь.

– Ax ты подонок! Да я тебя своими руками зарою!

Для человека столь почтенного возраста старичок проявил поразительную прыть. В считаные секунды оказался у двери и заколотил в нее.

– Выпустите! Убивают!

Продажного адвоката буквально вырвали из рук Митрохина. Банкир успел оторвать ему карман пиджака и стащить с головы седой парик. Старик оказался лыс, как девичья коленка. Уже оказавшись в безопасности, за дверью, он кричал, комкая парик в кулаке:

– Вы за это ответите, клянусь! Не будь я сам Павловский!

К вечеру того же дня Иван Васильевич узнал, что другой кандидатуры не предвидится, и вредный старикашка зарегестрирован в качестве его официального адвоката. Митрохин попробовал оторвать стол, намереваясь запустить им в стену.

Немного попинал нары, пребольно ушибив ногу, рухнул на жесткое дерево и разрыдался.

Жизнь дала трещину. В этот момент для него стал очевиден обрушившийся на него, как из рога изобилия, поток черной энергетики. Он никогда не считал, что мистике есть место в реальной жизни, но сейчас готов был поверить в то, что его кто‑то проклял. А иначе откуда все эти неприятности?! Ну откуда?!

* * *

За Митрохиным пришли ночью. Спал он в местных условиях чутко. Проснулся, услышав звук шагов. Привычно уже звякнули ключи, щелкнул замок. В дверном проеме возник силуэт конвоира.

Он поманил арестованного рукой.

«На расстрел?» – мелькнуло в голове. Митрохин поднялся и, заложив руки за спину, вышел из камеры.

– Пошли, – скомандовал конвоир.

Наручники щелкнули на запястьях Митрохина.

По пути конвоир отмыкал решетчатые двери. Пропускал Ивана Васильевича вперед. Миновали последнее помещение и блокпост. Здесь дежурили несколько милиционеров. Провожатый Митрохина кивнул им и вывел банкира на улицу. Иван Васильевич с наслаждением вдохнул свежий после недельного заточения воздух. За воротами их уже ждали. Сергей и несколько охранников.

– Иван Васильевич! – Жданов открыл дверцу «Мерседеса», приглашая шефа садиться. Митрохин сердито посмотрел на начальника охраны, решил разговор об адвокатах отложить на потом, обернулся:

– Ключи! – показал скованные руки.

– Ах ты, забыл, – конвоир хлопнул себя по лбу. – Сейчас сбегаю, принесу.

– Не трудись, – буркнул Митрохин и забрался в машину.

Здесь он ухватил себя за большой палец и с хрустом вывернул его из сустава. Поморщился, вытаскивая руку из наручников. Поставил палец на место.

Больно. Хорошо, что Сергей догадался захватить переносной бар. Отщелкнув крышку, Митрохин извлек бутылку коньяку, хотя всегда предпочитал виски, покрутил в руках и положил на место. Надо сохранить трезвость рассудка, чтобы вычислить тех негодяев наверняка и уничтожить. В поле культурных растений сорнякам не место.

– Как вы меня вытащили? – хмуро поинтересовался Иван Васильевич.

– Пришлось забашлять, – ответил Жданов. – Со следователем было не договориться, но я вышел на его начальство. Генеральный прокурор – мужик что надо. Но и берет немало.

– А следователь еще порыпается.

– Это точно. Упертый. Такие не успокоятся, пока не упокоятся, – Жданов хмыкнул.

– Обойдемся без мокрухи, – сказал Митрохин. – Скажи лучше, что за клоунов ты ко мне подсылал? Я таких мерзавцев в жизни не видел.

– Ах, эти, – Сергей скривился, – самые дешевые адвокаты в Москве. Надо было протянуть время. Джинкин подозревал, что мы что‑то затеваем, чтобы вас вытащить. Вот я и нанимал кого ни попадя. Чтобы его пустить по ложному следу. Я что подумал. Пусть лучше Джинкин думает, что мы надеемся на адвоката.

– Ха, – Митрохин почесал подбородок, – молодец. Не ожидал.

– Недооцениваете вы нас, Иван Васильевич, – улыбнулся Жданов, – а я, между прочим, еще не то могу. Вот увидите.

– Ладно, продемонстрируешь как‑нибудь при случае. Сейчас главное до офиса добраться, – сказал Митрохин. И сглазил…

На одном из перекрестков в «Мерседес» влетел «КамАЗ» со щебенкой. Банкир успел увидеть испуганную физиономию солдата за лобовым стеклом, прежде чем мгновение спустя вся задняя часть автомобиля представительского класса превратилась в кусок годного только в переплавку металла.

«Мерседес» закрутился на асфальте, как брошенная на лед игрушечная машинка, ударился правым крылом о фонарный столб и остановился.

Митрохин отлепился от бара – ручка дверцы отпечаталась у него на лбу, ударил дверь ногой – раз и еще раз, – пока она не распахнулась, выбрался из машины и, шатаясь, побрел по асфальту.

Упал и остался лежать в нескольких шагах от «Мерседеса». Сознание его помутилось.

Жданов очнулся чуть позже, покрутил головой. в поисках банкира, тряхнул за плечо водителя, тот, лежа на руле, слабо застонал. Начальник охраны открыл дверь, кинулся к шефу.

– Иван Васильевич…

Митрохин приподнял голову. Увидел Сергея.

– Плохо мне, Сережа.

– Сейчас, сейчас… «Скорую» вызовем. Все сделаем, – засуетился Жданов. – Все будет в порядке.

Я вас не оставлю.

Охранники подбежали, обступили лежащего на асфальте банкира.

– Где он?! – заорал Жданов в ярости. – Где эта падла?!

– Как все случилось, он из кабины выскочил и убежал.

– Куда убежал?

– Вон туда, – показал охранник, – по проспекту.

– Догнать, привести… Стой, куда?! Не все сразу. Вы двое останетесь. Поможете загрузить шефа в «Скорую».

– Ублюдки‑и‑и! – прохрипел Митрохин с асфальта. – Я знаю, это они‑и‑и! Они‑и‑и‑и!

* * *

По счастью, обошлось. Ни одного перелома.

Только ушибы. Да и те средней степени тяжести.

Через пару дней Митрохина выписали из больницы. И хотя подобная удача – он жив и даже не покалечен, должна была бы, по идее, внушить ему некоторый оптимизм и надежды на счастливое разрешение конфликта, Иван Васильевич впал в депрессивный настрой. Прежней легкости, которую он обычно ощущал, относясь к жизни, как к празднику, который всегда с тобой, больше не чувствовалось. Митрохин ходил по офису, вжав голову в плечи, пребывая в глубочайшей подавленности.

Сейчас он был готов ко всему. Что еще придумают представители этой проклятой Балансовой службы?!

Начальник охраны сидел в кресле и теребил застежку на кобуре. Поскольку рядовые сотрудники явно не справлялись со своими обязанностями, он принял решение охранять шефа лично.

– Сегодня утром в новостях передали, – сказал Сергей, странно посмотрев на Митрохина. – Какой‑то парень в Штатах выиграл в лотерею двадцать миллионов долларов. Бинго…

– Что бинго? – не понял Митрохин.

– Лотерея так называется – бинго. Вот я и думаю…

– А ты не думай! – взорвался Иван Васильевич, схватил пресс‑папье и запустил его в стену. – Хочешь сказать, мои миллионы он выиграл?! Да?

Хочешь сказать, это Джонни Смит, будь он неладен?!

– Не зна‑а‑аю, – протянул Сергей, – я вообще‑то в мистику не верю…

– Но здесь особый случай, так, что ли?! – накинулся на него Митрохин.

– Да не знаю я! – отступил Сергей. – Сами решайте!

– Ладно, сделай тогда вот что, – Митрохин забарабанил пальцами по поверхности стола, – найди мне бронежилет. Да понадежнее.

– Не поможет, – откликнулся Жданов, – нас в Чечне так учили. От пистолета бронежилет защитит, а если из «калаша» духи шмалять начнут, пули только в теле застрянут. Да и двигаться в нем не так удобно. Особенно, хе‑хе, человеку, нашпигованному пулями.

– Да ты что говоришь?! – вскричал Митрохин. – Кто же им по городу с «калашами» даст разгуливать?! Мы все‑таки в правовом государстве живем, а не при анархии, прости