Глава третья. Эпоха Петра 1 2 page

Пламенным борцом за древнее благочестие и святую старину выступил чистый и самоотверженный служитель алтаря Христова протопоп Аввакум. Он не мог примириться с воцарившейся на русской земле неправдой и равнодушно взирать, как греческие милостыне собиратели и инославные авантюристы попирают священные для русской души древние обычаи и порушают нашу правую веру. Ни уговоры, ни угрозы, ни ссылки и заточения, ни мучения, которым подвергали бесстрашного Аввакума и его семью, ни пятнадцатилетнее безысходное томление в земляной могиле не могли поколебать убеждения Аввакума в правоте своего исповедания и отказаться от великого дела св. Макария и Иоанна Грозного, утвердивших навеки истинную веру православную.

* С. А. Князьков. Из прошлого русской земли. М.. 1907-1909. С. 657.

Аввакум не изменил земле святорусской. Он мужественно и прекрасно донес свой тяжкий крест до конца и приял мученический венец за чистое и непорочное православие - на пылающем костре в Пустозерске. В 1681 году правительство постановило учинить розыски раскольников, запретило продажу и распространение их сочинений и старых книг, учредило строгий надзор за приверженцами старины. Протесты сторонников древнего благочестия подавлялись со страшной жестокостью. Попытка старообрядцев доказать в 1682 году свою правоту закончились для них весьма плачевно: Никите (Пустосвяту) была отрублена голова, товарищи его разосланы по дальним монастырям, многие разбежались. Выступление Никиты рассматривалось как государственное преступление, и правительство прибегло к самым строгим мерам. Под давлением фаворита царевны Софьи князя Голицына, который, несомненно, был католиком, раскол был совершенно запрещен в государстве; тех, которые перекрещивают обращенных, назначено казнить смертью, хотя бы они и покаялись; за укрывательство раскольников виноватых били кнутом и налагали на них пеню. Многие из гонимых старообрядцев, спасаясь от правительственного террора, бросились за границу. Так основались в Лифляндии известные поселения старообрядцев по берегу Пейпуса; другие перешли за рубеж польский и основали Ветку и столь же славное Стародубье; иные бежали в Крым. Наконец, многие тысячи укрывались от преследования в непроходимых лесах Севера и Сибири. Наиболее же стойкие и мужественные предавались правительству и шли за веру на мученическую казнь или же сами себя сжигали в срубах. Единое православное стадо рассеялось. В момент этого раздора начинают развивать усиленную подрывную работу враги православия - паписты и протестанты-масоны.

КИЕВСКИЕ УЧЕНЫЕ. КАТОЛИКИ и ПРОТЕСТАНТЫ

В 1649 году последовал первый вызов киевских ученыхв Москву из Братского Богоявленского монастыря. Любимец царя Алексея боярин Феодор основал в Москве при церкви Св. Андрея Стратилата Преображенский монастырь, в котором находились тридцать иноков, приглашенных сюда из разных малороссийских монастырей. При монастыре было открыто Андреевское училище. Преподавателями были приглашены Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский, Дамаскин, Птицын и другие. Вызванные ученые вместе с другими составили из себя ученое братство, получившее название Ртищевского, по имени своего покровителя.

Западных ученых встретили подозрительно, опасаясь от них вреда православию. Духовенство также указывало Царю на опасность от западной науки. <Доселе, - говорило оно, - в России, несмотря на обширное пространство ее, господствовало единоверие и единоправив; если же настанет разноязычие, то поселится раздор и прежнее согласие исчезнет>. Опасения русского духовенства подтвердились полностью. Новые люди принесли новые идеи и слова, противные духу православного учения. Полоцкий в своих проповедях проводил латинские мнения о пресуществлении даров и об исхождении Св. Духа и от Сына. Епифаний Славинецкий указывал на то, что в основу своего <Венца Веры> Полоцкий принял не Никейский, а мнимо-апостольский символ веры, но это указание не было принято.

<После смерти Епифания, - говорит граф Толстой, - Полоцкий, оставшись без соперников, начал еще резче отзываться о невежестве москвитян, держал себя заносчиво и гордо, не хотел знать ни патриарха, ни других духовных властей, даже сочинения печатал без благословения патриарха в дворцовой типографии. Патриарх Иоаким" был сильно раздражен против гордого придворного монаха, обвинил его в "хлебопоююннической ереси" (так как он учил поклоняться хлебу в евхаристии до времени его действительного пресуществления), называл его орудием иезуитов. Но Полоцкий был недоступен для патриаршей власти, потому что находил себе сильную поддержку при дворе>*. Взгляды Полоцкого развивал его ученик Сильвестр Медведев". Медведев свое мнение защищал не только устно, проповедью, но выпустил даже два своих сочинения: <Хлеб животный> и <Манна>.

Иезуиты, учитывая благоприятно сложившуюся для них обстановку, развили в Москве усиленную деятельность. Они завели в Москве свою колонию (1685 год), купили дом в Немецкой слободе, открыли школу и повели пропаганду латинства. Предприятие увенчалось успехом. Латинское мнение по вопросу об евхаристии получило широкое распространение не только в высших классах общества, но и среди простого народа. <Раскольникам>, то есть православным, рубили головы, гноили их по казематам, вынуждай скрываться в дебрях и бежать за границу только для того, чтобы открыть свободный доступ иезуитам для пропаганды в православной Руси католичества.

* Граф М. В. Толстой, почетный член Киевской Духовной академии. Рассказы из истории Русской Церкви. Кн. 5.

Брожение, начатое иезуитами, продолжалось и по смерти патриарха Иоакима в 1689 году При его преемнике Адриане эти споры опять возобновились; для более авторитетного решения спорного вопроса патриарх Адриан вступил в сношения с восточными патриархами. Восточные патриархи подтвердили православное мнение, и споры прекратились. С падением Софии враг его Сильвестр Медведев был расстрижен, обвинен в ереси и казнен. Князь В. В. Голицын, покровитель иезуитов, сослан.

Реакция против западного образования коснулась самих Лихуцов. Обвинителем их выступил Константинопольский патриарх Досифей, который сначала положительно отзывался об их деятельности и хвалил их ревность по распространению просвещения. Патриарх Досифей давно следил за успехами латинской науки в России и несколько раз писал в Москву предостережения против киевских ученых. Лихуды, отправляясь в Россию, дали патриарху Досифею обещание учить москвичей только по-гречески. Узнавши, что они не сдержали своего обещания, патриарх Досифей отправил в Москву послания Царям и патриарху, в которых решительно осуждал преподавание в академии латыни. Патриарх Адриан выступил на защиту Лихудов и в письме к Досифею указывал на прежние хорошие отзывы о них самого Досифея. Досифей отвечал Адриану: <Говорят, что я прежде хвалил их (Лихудов), зачем же теперь порицаю их. Но говорить так неблагоразумно. Христос-сердцевед избрал Иуду и сделал апостолом как доброго, а когда он стал зол, отринул его, так и наши учителя показались на вид смиренными, и мы думали, что у них сердце доброе, а оказались после злыми и лукавыми, и мы писали об их злобе и лукавстве, которые вы и сами видели, и не было нужды писать об этом много грамот, но следовало бы вам после первой же грамоты сослать их как можно дальше, чтобы они не оставались в Москве и не писали что им вздумается; они смириться не умеют и пишут сюда всякую ложь, отчего может произойти зло>. Из этого письма видно, что Лихуды тоже исповедовали латинство, но скрывали свои истинные религиозные убеждения, играли в отношении православной церкви роль предателя Иуды, вливая в православное тело тонко и осторожно яд латинства. Послания патриарха Досифея возымели свое действие. Деятельность Лихудов была признака вредной для православия. Сильный покровитель Лихудов князь В. В. Голицын потерял влияние на государственные дела. В 1701 году закончилась ученая деятельность Лихудов.

Но надвигалась новая зараза пропаганды - лютеран и кальвинистов. Протестанты, пользуясь своим положением, развили усиленную деятельность в Москве по обработке в духе своей ереси православных. Ревностный поборник православия просвещенный иерарх патриарх Иоаким видел надвигающуюся опасность и бил тревогу. Главное зло он видел в иностранцах. По его требованию иноземные офицеры не были допущены во дворец к парадному обеду по случаю рождения царевича Алексия. Перед смертью (в марте 1690 года) Иоаким составил завещание, в котором увещевал государей не до- пускать православных христиан дружить с еретиками-иноверцами. <Какая от них православному воинству может быть помощь - только гнев Божий наводят. Когда православные молятся, тогда еретики спят, христиане просят помощи у Богородицы и всех святых, еретики над всем этим смеются, христиане постятся - еретики никогда. Начальствуют волки над агнцами. Благодатью Божией в русском царстве людей благочестивых, в ратоборстве искусных очень много. Удивляюсь царского синклита советникам платным и правителям. которые, - говорил патриарх Иоаким, - на посольствах в иных землях бывали и видели, что всякие государства свои нравы и обычаи имеют в одеждах, в поступках, свое держат, чужого не принимают, чужих вер людям никаких достоинств не дают, молитвенных храмов им строить не позволяют: в немецких государствах есть ли где церковь благочестивой веры>.

Преемник патриарха Иоакима митрополит Казанский Ддриан следовал его заветам. Патриарх Ддриан крепко стоял за старые обычаи и был ярым противником лжеумствований лютеранских. Но зараза расползалась по заболевшему телу православной Руси. В одной проповеди патриарх Адриан жаловался на то, что многие <от пипок табацких и злоглагольств лютерских, кальвинских и прочих еретиков объюродели, совратясь со стезей отцев своих, говорят: для чего же в церкви так делается. Нет в этом пользы, человек это выдумал. Едва только [уразумел] св. книги или склад словесный, и уже учит архиереев и священников, монастыри правит, устраняет чин церковный>.

При нем усилилось противодействие южнорусскому образованию. Один случай еще более утвердил иерархов в подозрительности к западным ученым. При Адриане попался в отступничестве от православия один московский дьякон, Петр Артемов, который ездил учиться в Венецию; его иезуиты довели до такого фанатизма, что по возвращении в Россию он начал горячо настаивать и проповедовать свои латинские убеждения даже с церковной кафедры. В 1698 году он был расстрижен и сослан в Соловки. Из допросов его узнали, что русские ученые отрекались на Западе от православия, писали против него сочинения на ученые степени, как иезуитское воспитание приучало их ко лжи, укрывательству своих убеждений, ложным клятвам. Вследствие этого в Москве не стали верить западным воспитанникам даже в том случае, когда они с клятвой отрекались от латинства и просили присоединения к церкви.

НЕМЕЦКАЯ СЛОБОДА В церковной смуте, именуемой церковным расколом, главную роль играют киевские ученые монахи, иностранцы, которых к этому времени было много на Руси, и <передовые русские деятели>, как, например, Ртищев, боярин Артамон Матвеев" и князь В. В. Голицын.

Политическому воспитанию русские были обязаны иностранцам, которые вели в Московии работу в интересах своих государств, то есть шпионили и осведомляли свои правительства или же просто появлялись среди <варваров> в целях наживы и обогащения.

После английской революции появились и масоны. Спасаясь от изувера и палача масона Кромвеля, поток эмигрантов, его противников, устремился в Москву, где быстро заполнили Немецкую слободу различные Друмонды, Дальциели, Грахамы, Лесли, Гордоны и другие. Они принесли свою веру, нравы и обычаи, свои идеи и принципы. А так как среди них было много масонов, то они, несомненно, принесли с собою и основы масонского учения. <Немецкая слобода, - говорит Валишевский, - стала Европой в миниатюре, где так же, как там, кипели политические страсти, а над умами господствовали идеи английской революции. Прибывшие эмигранты жили теми интересами, которые захватывали общества у них на родине. Немецкая слобода переживала приподнятое настроение. Шотландец Патрик Гордон увлекался успехами Лондонского королевского общества. Английские дамы пудами выписывали романы и поэтические произведения национальных писателей. Поддерживалась деятельная переписка с Европой>. Члены дипломатического корпуса - английские, датские, швед- ские резиденты - являлись представителями интересов протестантских государств.

<Богатый, образованный, осторожный и ловкий Ван Келлер (голландский резидент) завоевал себе исключительное положение, перед которым преклонялись даже москвичи. Каждые восемь дней он посылал курьера в Гаагу и узнавал все западные новости; отголоски великих событий, решающих политические судьбы Европы, волновали слободу>*. Английские и шотландские эмигранты имели представителей двух партий: первая партия состояла из сторонников убитого в 1648 году короля Карла Стюарта и вторая - из сторонников Вильгельма Оранского. Типичным выразителем первого течения был Патрик Гордон, католик и сторонник Стюартов, а второго - женевец Франц Лефорт, кальвинист и пламенный поклонник Вильгельма IIP*. Английские и шотландские эмигранты первые и основали в Москве свои ложи, через которые шла обработка и привлечение в масонство русских. Наконец, во второй половине XVII столетия усиленное внимание обращает на Россию Лейбниц, роль которого в петровской антиправославной и антирусской революции, к сожалению, мало исследована. Великий реформатор, рационалист и космополит, Лейбниц вместе с другими философами преследовал цель переустройства всего человечества.

* К. <Р. Валишевский. Петр Великий. М.. 1908. С. 15.

<Знаменитейший ученый того времени Лейбниц, - пишет историк Брикнер", - с неослабным вниманием следивший за успехами в России и за всеми действиями Петра, еще молодого царя, предсказывал, что все человечество от этого останется в большой прибыли>*. Лейбниц был склонен посвятить свои силы преобразованию русского государства и думал оказать этим услуги всему миру. Он говорил, что не принадлежит к тем, которые прикованы к своему отечеству, к определенной народности, он желает служить всему человеческому роду. Ему отечеством служит небо и согражданами являются все благомыслящие люди.

Лейбниц начинает интересоваться Россией и собирать о ней различные сведения с 690-х годов XIIV столетия. С этого времени Россия все больше привлекает его внимание, как видно из его пи- сем к Витзену, Лудольфу и Спарвенфельду. В 1696 году Лейбниц жалуется Лудольфу, что московитяне упорно отказывают в разрешении проезда через их страну, и продолжает: <Надобно надеяться, что они мало-помалу сделаются обходительнее. Желательно было бы, чтобы у них кто-нибудь действовал так, как ты у эфиопов. Бели бы только Московское царство склонилось к просвещенным правам Европы, то христианство получило бы величайшие плоды. Есть, однако, надежда, что московитяне выйдут из усыпления. Несомненно, что Царь Петр сознает недостатки своих подцанных и желает мало-помалу искоренить их невежество>**. В 1694 году Лейбницу удалось завести непосредственные отношения с бранденбургским гофратом Рейером, приезжавшим в Россию в качестве посланника, а этот последний просит <главного директора почт в Московии> Виниуса доставлять ему желаемые сведения. Из нижеприведенного письма Лейбница к Рейеру видно, что Лейбниц получал из России интересующие его сведения. <Известия, которые я получил от вас и которых можно ждать от вашего знакомства с Россией, для меня тем более дороги, что путь, вами открываемый, представляет единственное средство, чтобы проникнуть в страны, казавшиеся недоступными для европейской любознательности. Ваши сношения с господином Виниусом - превосходное средство, чтобы разъяснить дела>. В этом письме Лейбниц пишет: <Меня извещали, что Царь Петр намерен ввести в Московию более цивилизованные обычаи Европы> и интересуется людьми, которые <лучше возьмутся задело>. <Отец Гримальди, иезуит, прибывший из Китая, - продолжает Лейбниц, - говорил мне в Риме о московском посланнике, называвшемся, кажется, Спатаром (Сла- фария), которого он знал в Пекине. Он считает его человеком достойным. Мне рассказывали также об одном очень ловком шотландце Менезиусе, который состоит на службе при матери Царя Пет- ра. Газеты говорили еще о Ла-форте (кажется, он женевец), одном из царских генералов, который принимает участие в теперешнем походе>*.

* А. Г. Брикнер. История Петра Великого. Т. 1-3. СПб., 1882.

** В. Герье^. Отношения Лейбница к России и Петру Великому. СПб.. 1871. С. 4.

Лейбниц также был ознакомлен с положением в России благодаря исследованиям амстердамского бургомистра Витзена, который жил в России и написал сочинение о северной и восточной Татарии. Впоследствии роль эмиссара Лейбница выполнял Спафария, валахский грек, родственник господаря, изгнанный из своего отечества за политические интриги, причем ему был урезан нос. С 1672 году он находился на русской службе в Посольском приказе, принимал здесь участие в <строении>.

Авантюрист высокого полета, изъездивший всю Европу и побывавший в Китае, Спафария был связан тайной работой с Лейбницем, находился с ним в деятельной переписке и выполнял его поручения. Спафария также находился в постоянной переписке с амстердамским бургомистром Николаем Витзеном. Жертвой работы Спафарии, по-видимому, был Артамон Матвеев, который по тому времени был передовым человеком. Он много читал, имел библиотеку, физический кабинет, маленькую химическую лабораторию. Женитьба Матвеева на шотландке Гамильтон содействовала возвышению Матвеева, а женитьба Царя Алексея на Наталии Нарышкиной, воспитаннице Матвеева, сделала последнего самым близким к Царю Алексею и дала ему громадное влияние на дела государства. При Царе Феодоре Алексеевиче произошло падение Артамона Матвеева, причиной которого послужило занятие его <чернокнижием>, как тогда называли масонство. Вот что по этому поводу рассказывает историк С. М. Соловьев: <Лекарь Давид Берлов донес, что лечил он у Матвеева человека его, карлу Захара, и тот говорил ему, что болен от господских побои; однажды он заснул за печью в палате, в которой Матвеев с доктором Стефаном читали черную книгу; во время этого чтения пришло к ним множество злых духов и объявили, что есть у них в избе третий человек; Матвеев вскочил и, найдя за печью, сорвал с него шубу, поднял, ударил о землю, топтал и выкинул из палаты замертво. Берлов прибавил, что он сам видел, как Матвеев с доктором и переводчиком, греком Спафари, запершись, читали черную книгу; Спафари учил по этой книге Матвеева и сына его Андрея>**.

* В. Герье. Указ. соч. С. 6

** С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Т. XIII.

Было произведено строжайшее расследование. Захарку пытали, но он остался при своем обвинении. Матвеева на основании показания Захарки и доктора Берлова признали виновным и вместе с сыном сослали в Пустозерск. Историки утверждают, что Матвеев пострадал напрасно. Но я придерживаюсь совершенно иного мнения. В этом убеждает меня апология знаменитого масона екатерининского времени Н. И. Новикова, изложенная в его сочинении <История о невинном заточении ближняго боярина Артамона Матвеева>, - пламенная защита масоном своего брата масона. Другим передовым деятелем был князь В. В. Голицын. Он бегло говорил по-латыни, хорошо писал. Он посещал Немецкую слободу, и ее обитатели пользовались его доверием. Голицын покровительствовал иезуитам и, по всей вероятности, был католиком. Ревнителей старины Голицын ненавидел. Его общество - это иноземцы. Он приглашал к столу шотландца Гордона и лечился у немецкого медика Блументроста. Голицын состоял в переписке с амстердамским бургомистром Витзеном. Спафария был частым гостем у князя Голицына и пользовался его покровительством. Благодаря поддержке и протекции Голицына Спафария получил видное место в Посольском приказе, что давало ему возможность быть в полном курсе дел внешней политики. Голицын был покровителем швейцарца Лефорта, который после падения Голицына сделался самым приближенным человеком Петра и его другом. Такова была общественная обстановка в юные годы Петра. В 1682 году София получает регентство. Стрельцы, которые со- действовали возвышению Софии, вскоре попали в опалу. Появилось подметное письмо, что Хованский хочет убить обоих царей (Иоанна и Петра), мать Петра, правительницу Софию, патриарха и многих бояр, на патриаршее место посадить старообрядца и восстановить крестьян против господ.

Несмотря на явную клевету, Хованского и его сына казнили, стрельцы попали в положение государственных изменников. Разгром стрельцов открыл возможность иностранцам действовать за Петра и в его интересах. В решительный момент борьбы за свое положение София осталась в одиночестве. Стрельцы не высказывали особенного порыва стать на ее защиту. Фаворит Софии князь Голицын играл в эти дни какую-то странную, если не сказать - предательскую роль. Русских оттеснили. Влияние на государственные дела переходит к иностранцам. Иностранцы, благодаря расположению к ним Петра, становятся господами положения. Любовь к иностранцам внуши. Петру его первый воспитатель из иностранцев Менезиус, родом шотландец, авантюрист, бывалый человек, ловкий и умевший расположить к себе любого податливого человека.

Сверстники Петра также были заражены увлечением всем иностранным. Самым влиятельным человеком в этом отношении был князь Борис Алексеевич Голицын, двоюродный брат князя В. В. Голицына. Князь Борис хотя по общим отзывам и был феноменальным пьяницей, но все же это был человек умный, образованный, знавший латинский язык и друживший с иностранцами, -словом, не русский, не москвич, а европеец. Вторым сверстником Петра был Андрей Матвеев, сын знаменитого Артамона Матвеева, умный и образованный человек, имевший особенное расположение к иностранцам. В доме своего отца он получил заботливое воспитание, знал иностранные языки - перевел с латинского книгу Барония. Он был настолько образован, что удостоился похвального отзыва от таких двух матерых масонов, как Лейбниц и Монтескье.

Самым близким и необходимым после переворота 1689 года становится Патрик Гордон, с которым Петр виделся ежедневно. Патрик Гордон родился в Шотландии. В Немецкой слободе он имел большое значение как представитель иностранной колонии, состоявшей преимущественно из англо-шотландских эмигрантов, при- верженцев Стюартов. Ревностный католик и роялист и враг Вильгельма III, он находился в сношении со всеми иезуитами, готовый принять личное участие в пропаганде католицизма. Гордон был прекрасно осведомлен о событиях в других государствах, с очень многими лицами состоял в переписке. Несмотря на то что Гордон нена- видел Россию и мечтал вернуться в Шотландию, где у него было недвижимое имущество, он оставался в России в видах английской политики. По требованию королей Карла II** и Якова II Гордон приезжал из России, делал доклады и получал соответствующие инструкции для своей деятельности в России в интересах Англии. Совершенно не прав Ключевский, называя Гордона <нанятой саблей>: в лице Гордона мы видим вдумчивого, осторожного и знающего политика, который знает, что он делает и куда стремится. Как англичанин, он действовал в интересах Англии; как масон, он обязан был пропагандировать масонские идеалы. Встречи Петра и постоянное общение не могли не оставить известных следов и не оказать на Петра влияние. Не без основания поэтому историки масонства указывают, что Гордон и Петр принадлежали к одной масонской ложе, причем Гордон был первым надзирателем, а Петр - которым. В 1690 году происходя сближение Петра с Лефортом. Не обладав "с^ючительными талантами, Лефорт имел хороший У^ " Способность оказывать на других свое влияние. Никто не умел так подойти к Петру, как Лефорт. Влияние Лефорта на Петра безгранично. <Царь собственноручно при свидетелях дал несколько тяжеловесных пощечин своему двоюродному брату Абраму Феодоровичу Лопухину за то, что он в драке испортил парик фавориту. Он писал ему нежные, почти страстные письма. Лефорт отвечал в малопочтительном, бесцеремонно-фамильярном тоне>*.

* К. Ф. Валишевский. Петр Велики.

И если Лефорт действительно выполнял чужое задание, то он мог сделать с Петром все, что угодно. Лейбниц искал знакомства с Лефортом не потому, что он <пьет как герой>, а потому, что через Лефорта можно было влиять на Петра и обработать последнего в известном духе.

Через Лефорта Петр с обитателями Немецкой слободы заводит близкое и дружеское знакомство. <Он (Петр), - пишет историк С. Ф. Платонов, - ездил к ним в слободу, бывал в их домах и церквах (кирках). Он у них учился и веселился; танцевал на их вечеринках, пировал на их пирушках>. Там господствовал самый широкий разгул: пили вино до безобразия, плясали до упаду. <Иногда по два, по три дня пировали без устали, не ложась спать. Женщины участвовали в этих кутежах, придавая им своим присутствием живость и разнообразие>. <Разгульная жизнь Петра отразилась и на его семейных отношениях. Лефорт сблизил Петра с семейством Монсов - Петру сильно приглянулась Анна. С этих пор он невзлюбил жены своей, чуждался домашнего очага, но принужден был сдерживать себя, пока жива была его мать>*. <Под влиянием друзей-немцев молодой Царь стал явно отставать от стародавних обычаев московской жизни, "обасурманел", как говорили про него москвичи. Про него говорили, что он "уклонился в потехи, оставя лучшее, начал творити всем печальное и плачевное". - "Не честь он, Государь, делает, - бесчестье себе", - прибавляли другие, осуждая поведение Петра>**.

По замечанию князя Бориса Куракина, уже в 1690-1691 годах вследствие небрежения Петра начал рушиться исконный чин московской дворцовой жизни, <церемоний придворных>. Куракин о них говорит: <Уже в то время начало самое настало им иссякнуть, а наивпервых выходы в соборную церковь оставлены были, и един Царь Иоанн Алексеевич начал ходить; также и одеяние царское оставлено и в простом платье Петр холит. Также публичные авдиенции многим -иставлвиы^как было даваны авдиенции приезжим архиереям, посланникам гетманским, для которых бывали выходы парадные, но уже оным даваны были авдиеншщ при выходах просто)>***. В 1691 году Петр надевает немецкое платье. Петр стал в это же время пренебрегать болью и Кремлевским дворцом, переселился в Преображенское и зачастил в Немецую слободу.

* Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Т. 1-3. СПб., 1873-1888.

** С. Ф. Платонов. Москва и Запад в XVI- XVII веках. Л., 1925. С. 147.

*** С. Ф. Платонов. Петр Великий. Л.. 1926. С. 73.

Преображенское стало его новой столицей. Немецкая слобода колыбелью его духовного развития. Петр ежедневно посещает Лефорта, который пишет в своем письме, что Царь со свитой <оказывает мне честь своими более нежели частыми посещениями; даже когда меня не бывает дома, они не преминут покурить и попить у меня, как будто я не отлучался>. Так как для многолюдных собраний небольшой дом Лефорта не годился, то Петр приказал пристроить к нему большую залу и роскошно обставил ее серебряной посудой, картинами, зеркалами, коврами. В этой зале собиралась разнородная компания Петра, справлялись торжества и устраивались шумные пирушки. На этих попойках Лефорт поднимал тосты за короля Вильгельма III. По предложению Лефорта пили за процветание Женевской Республики и за Генеральные Штаты.

ВСЕШУТЕЙШИЙ СОБОР В этой же обстановке зародился и вырос <Всешутейший собор> с <неусыпною обителью> шутов и дураков. Друзья-протестанты во главе с Лефортом настраивают Петра против православия.

Петр охладевает к своей религии, <все симпатии переносит к протестантам>. <Всешутейший собор> был попыткой организовать ритуал пьяных оргий в виде мистерий Бахуса. Пьяницы составляли правильную компанию, служившую Бахусу под главенством <патриарха>. Первым <патриархом> был Нарышкин, <муж глупый, старый и пьяный>, по словам князя Куракина. Он умер в 1692 году и после него <патриархом> стал Зотов. <Всешутейший собор> имел весьма сложную организацию и, конечно, был создан не русской головой. Идею собора и его организацию дали протестанты-масоны. Русские лишь были добросовестные исполнители. Это была грубая пародия сначала на католическое, а потом и на православное архиерейство. Указание историков, что идея <Всепьянейшего собора> зароди- лась у Петра с целью высмеять православное духовенство, которое якобы противодействовало его реформам, не может заслуживать никакого внимания. <Наше духовенство, - говорит историк Карамзин, - никогда не противоборствовало мирской власти, ни княжеской, ни царской>. Всешутейший собор был создан тогда, когда Петр ни о каких реформах не думал, а проводил время в марсовых потехах и в кутежах со своей компанией.

Наконец, это не было временным явлением, вызванным к жизни каким-нибудь обстоятельством, нет, это было постоянным убеждением Петра и признанием его необходимости. Яростные нападки на церковь и глумление над обрядами православной церкви, доходившие до открытого кощунства, Петр сохранил до самой смерти. Главою <Всешутейшего собора> был Никита Зотов - <всешутейший отец Иоанникит, Пресбургекий, Кокуйский и Всеяузский патриарх>; его сотоварищи носили название митрополитов, архиереев, дьяконов; Петр также был возведен в сан <диакона>. Придумано было и соответствующее одеяние: <патриарх> носил на голове жестяную митру с изображением Бахуса верхом на бочке; его платье было обшито игральными картами; глиняная фляга с колокольчи- ками изображала панагию, а <евангелием> служил ящик в форме книги, внутри которой вмещалось несколько склянок с водкой. В Вербное воскресенье в потешном городе Пресбурге после обеда отправлялась церемония <шествия на осляти>: <патриарха> садили на верблюда и вели в сад, что разбит был у реки Москвы, к погребу, где хранились фряжские вина; следовало обильное возлияние, и, только окончив попойку, расходились по домам. Поставленис в патриарший и архиерейский сан совершалось в том же Пресбурге в форме крайнего глумления и неприличия.