Глава 1. Философско-методологическое понимание свободы

Задача данной главы при помощи диалектического метода найти взаимосвязь между свободой в философии, педагогике и культуре.

Понятие «свобода» имеет многовековую историю, что отражено в научной литературе. Категория свободы менялась, наполняясь новым содержанием по мере развития общества. В контексте мирового историко-педагогического процесса свобода имеет как общефилософский, так и узко педагогический смысл.

«Свобода – универсалия, т.е. общее понятие, культуры субъективного ряда, фиксирующая возможность деятельности и поведения в условиях отсутствия внешнего целеполагания».[1] В контексте европейской культуры доминирующим является, прежде всего, понимание свободы в аспекте свободы воли. Причем, свобода интепретируется не только применительно к целеполаганию (субъектной составляющей деятельности), но и к возможности реализации этого целеполагания (объективно – предметная составляющая деятельности). Отсутствие внешнего целеполагания еще не есть гарант подлинной свободы, ибо не снимает связанностями действия условиями ее протекания. В содержании свободы заложено сознательного противостояния социальному давлению.

Итак, свобода воли понимается как способность человека к самоопределению в своих действиях. Рассмотрим эволюцию понятия в европейской культуре.

В контексте раннегреческой культуры в понятии свобода воли главным было не столько философское, сколько юридическое значение. Свободный человек — это гражданин полиса, тот, кто жи­вет на земле своих предков. Противоположность ему — во­еннопленный, увезенный на чужбину и превращенный в раба. Исток свободы личности — полис, его земля (Со­лон); свободен от рождения живущий на земле полиса, где установлен разумный закон. В гомеровском эпосе понятие свободы обнаруживает еще один смысл. Свободный человек тот, кто действует без принуждения, в силу собственной натуры. Предельно воз­можное выражение свободы — в действиях героя, преодо­левающего судьбу и тем сравнивающегося с богами. Тео­ретическая предпосылка научно-философской постановки вопроса о свободе воли складывается в мышлении софистов, проти­вопоставлявших «фюсис» (единственно возможный, по­рожденный самой природой порядок) и «номос» (порядок жизни, самостоятельно устанавливаемый каждым наро­дом)[2]. Сократ подчеркивает решающую роль знания в осу­ществлении свободы. Подлинно свободный, нравственный поступок возможен лишь на основе ясных понятий блага и доблести. Никто не может поступать дурно по доброй во­ле, человек стремится к лучшему в своих поступках, и лишь незнание, невежество толкает его на неверный путь. Тем самым уже с древнейших времен прослеживается связь понимания философского с педагогическим, воспитательным. Пла­тон связывает понятие свободы воли с бытием блага как высшей «идеи». Благо освящает порядок, действующий в мире как порядок целесообразный. Поступать свободно — значит действовать, ориентируясь на идеал блага, согласуя лич­ные устремления с общественной справедливостью. Арис­тотель рассматривает проблему свободы воли в контексте нравст­венного выбора[3]. Свобода связана со знанием особого ро­да — знанием - умением («фронесис»). Оно отлично от знания – «технэ», обеспечивающего решение задач по известно­му образцу. Нравственное знание - умение, прокладываю­щее путь свободе, ориентирует на выбор лучшего поступ­ка в контексте этического выбора. Источник такого зна­ния — специфическая нравственная интуиция, которая воспитывается у человека жизненными испытаниями. Сто­ицизм развивает свое видение свободы, признавая приори­тет провидения в жизни человека. Самостоятельное значе­ние личности стоики усматривают в соблюдении обязан­ностей и долга (Панэций). При этом провидение может рассматриваться и как закон природы, и как воля в челове­ке (Посидоний)[4]. Воля в последнем случае выступает как орудие борьбы против судьбы, и как таковая требует осо­бого воспитания.

Особый этап в постановке вопроса о свободе воли составила христианская идеология. Человек призван осу­ществить свою сущность в единстве с Божеством, учит Библия. Проблема, однако, состоит в том, чтобы соеди­нить универсализм Божией воли, с одной стороны, и нрав­ственное усилие человека, еще не достигшего (а, по сути, ни­когда и не достигающего) соединения с Божеством, — с другой. А.П. Ждановский классифицирует подходы авторов христианской литературы, по данной проблеме, по признаку акцентирования той или другой стороны этого взаимодейст­вия: «Так, Пелагий (V в.) обосновывает достаточно широкое толкование христианской идеи об участии воли человека в оформлении его судьбы, невольно принижая значение ис­купительной жертвы Христа. Идею универсальности Про­видения в полемике с этой точкой зрения защищает Авгус­тин. Осуществление добра в деятельности человека воз­можно только с помощью благодати Божией. Причем ее действие Августин не связывает с сознательным обращени­ем к ней со стороны человека. Она проявляется независимо от него. Фома Аквинский усматривает сферу свободы воли в выбо­ре целей и средств достижения блага. По его утверждению, к цели ведет лишь один верный путь. Разумное существо необходимо стремится к добру, зло же, как результат раци­онального выбора невозможно»[5].

Разнообразие позиций проявляется и в эпоху Реформации, Эразм Роттердамский защищает идею свободы воли. Против нее выступает Лютер, настаи­вая на буквальном прочтении догмата о Божественном предопределении. Бог изначально призвал одних людей к спасению, других приговорил к вечным мукам. Будущая судьба человека остается, однако, неизвестной ему самому. Лютер при этом указывал на особую сферу бытия, «испы­тывая» которую личность в состоянии рассмотреть про­ступающие в ней знаки избранности. Речь идет о сфере че­ловеческой повседневности и, прежде всего, о профессио­нальной деятельности, успешное осуществление которой есть признак состоятельности (избранности) личности пе­ред лицом мира и Бога. Аналогичную позицию занимает и Кальвин, считающий, что воля Божия всецело программи­рует бытие человека. Протестантизм практически низводит свободу воли к минимальному значению. «Фундаментальный парадокс протестантской этики состоит, однако, в том, что, постулируя пассивность человеческой воли в осуществлении Божией благодати, она, заставляя человека разыскивать «шифры» избранничества, тем самым сумела воспитать акти­вистский тип личности».[6] По сути, идеи Кальвина и Лютера — человек волен выбирать не между добром и злом, а лишь между различными видами гре­ха.

Тема свободы воли обнаружи­вает себя и в философии Нового времени. Для Гоббса свобода воли оз­начает, прежде всего, отсутствие физического принуждения. Свобода интерпретируется им в индивидуально-естествен­ном измерении: человек тем более свободен, чем больше возможностей для саморазвития открывается перед ним. Свобода гражданина и «свобода» раба различаются только количественно: первый не обладает абсолютной свободой, о втором нельзя сказать, что он совершенно несвободен. Согласно Спинозе, свободен только Бог, т.к. только его действия детерминированы внутренней закономерностью, человек же как часть природы несвободен. Тем не менее, он стремится к свободе, переводя неотчет­ливые идеи в отчетливые, аффекты — в рациональную любовь к Богу. Разум умножает свободу, страдания со­кращают ее, — считает Лейбниц, различая свободу нега­тивную (свободу от...) и позитивную (свободу для...). Для Локка понятие свободы равнозначно свободе действия; свобода — это способность действовать в соответствии с сознательным выбором. Именно свобода воли, противопоставля­емая разуму, выступает фундаментальным определением человека, — таков взгляд Руссо. Переход от естественной свободы, ограниченный силами самого индивида, к «мо­ральной свободе» возможен через использование зако­нов, которые люди предписывают сами себе. Согласно Канту, свобода воли возможна лишь в сфере нравственной законо­мерности, противополагающей себя закономерности при­роды. Для Фихте свобода — это инструмент осуществле­ния нравственного закона. Шеллинг находит свое реше­ние проблемы свободы, считая действия свободными, если они проистекают из «внутренней необходимости сущности», свобода человека стоит на перепутье между Богом и природой, бытием и небытием. Согласно Гегелю, христи­анство вносит в сознание европейского человека идею о том, что история — это процесс в осознании свободы. Ницше считает всю историю морали — историей заблуж­дений относительно свободы. Самоосуще­ствление воли к власти предполагает ее очищение от мо­ральных идей свободы и ответственности. Марксистская философия видела условие свободного развития в том, что ассоциированные производители оказываются в со­стоянии рационально регулировать обмен веществ между обществом и природой. Рост производительных сил об­щества создает материальные предпосылки для свободно­го развития индивидов. Царство подлинной свободы мыслилось в марксизме как коммунизм, уничтожающий частную собственность, эксплуатацию, а тем самым и са­му основу принуждения. Свобода воли — одно из центральных по­нятий фундаментальной онтологии Хайдеггера. Свобо­да — самое глубокое определение бытия, «основа основ», помещающая экзистенцию в перманентную ситуацию вы­бора. Аналогичным образом и для Сартра свобода — не качество индивида или его действий, это скорее сверхис­торическое определение родовой сущности человека. Свобода, выбор и временность суть одно и то же, считает философ. В русской философии проблема свободы, специально разрабатывалась Бердяевым. Миру объектов, где царят страдания и зло, противостоит творчество, при­званное преодолеть консервативные формы объектива­ции. Результаты творчества неизбежно будут объективи­рованы, но сам творческий акт столь же неизбежно явля­ется свободным. Пожалуй, доминирующей тенденцией в трактовках свободы ХХ в. выступает точка зре­ния, согласно которой человек всегда достоин того, что с ним случается.

Таким образом, свобода большинством понимается как связанная с индивидуальным бытием личности, и тем самым, она концентрирует на себе субъективную систему ценностей. Взаимосвязь свободы в философии, культуре и педагогике при рассмотрении эволюции понимания данной категории очевидна. Педагогика как наука о закономерностях воспитания подрастающего поколения неизбежно опирается на философское понимание свободы, которое является общепризнанным в историческом контексте развития культуры определенного общества на определенном этапе. «Культура понимается как универсальный способ самореализации человека через полагание смысла, стремление вскрыть и утвердить смысл человеческой жизни в соотнесенности его со смыслом сущего».[7] В процессе этой самореализации формируется характерное для каждой эпохи понимание свободы и потребность в свободе как в возможности деятельности человека, его способности к самоопределению.