Дар слова

ВЫП. 2. ИСКУССТВО РАЗГОВАРИВАТЬ И СПОРИТЬ (ДИАЛЕКТИКА И ЭРИСТИКА)

(1901 г.)

Г л а в а VII О споре

Когда беседа ведется между людьми, имеющими различные и твердо установившиеся воззрения на данный предмет, и когда каждый старается отстоять свое мнение, то беседа переходит в спор. Для всякого ясно, что спор может быть только о теорети­ческом вопросе, а не о факте. О фактах будущих можно только держать пари, а спор о фактах прошедших является следствием или недоразумения, или недобросовестности одного из спорящих. Пари недостойно мыслящего человека, а спор о прошедших фактах недостоин уважающего себя человека.

Есть люди, просто любящие поспорить. Они спорят ради спора, они из каждого пустяка готовы сделать слона, лишь бы иметь о чем поспорить. В жизни из них выходят отчаянные сутяги. Эти натуры вообще не из счастливых. Часто они совершенно напрасно попадают в неприятности, ибо забывают правило: не следует принимать всерьез то, что другой бросил на ветер. Многие слова, которые были чем-нибудь, стали ничем только потому, что их оставили в покое; из других же, которые были ничем, вышло очень многое только потому, что какой-нибудь сутяга принял их близко к сердцу. Вначале все легко устранить, впоследствии же исправить очень трудно.

Искусство спорить давно уже занимало мыслящее человече­ство. По дошедшим до нас сведениям искусством спорить, «эристикой», занимались Теофраст и Диоген Лаэрций, сочинения которых до нас, к сожалению, не дошли. Очень много в этой области сделал Аристотель, а также Платон. В новейшее время искусству спорить посвятил много труда Шопенгауэр, который в одном из ранних своих сочинений дал систематический обзор различных уловок, к которым прибегают спорщики в разных случаях. К концу своей жизни Шопенгауэр снова вернулся к эристике, но уже с более широким взглядом на нее. Работа Шопенгауэра несомненно самая солидная в этой области. Ее мы будем держаться при нашем изложении.

Спор, как и простой разговор, может быть очень плодотворен для обеих сторон, так как он или исправляет их взгляды и мысли, или подтверждает их, или вызывает новые. Спор — это трение или столкновение двух мировоззрений. Спор сходен с столкновением двух тел еще и в том отношении, что только слабейшая сторона при этом страдает. Ввиду такого положения вещей является необходимым, чтобы оба спорщика были, по крайней мере приблизительно, равносильны, как в смысле знаний, так и в смысле ума и ловкости. Если у одного из них не хватает знания, то до него не доходят аргументы противника; это все равно, как если бы в борьбе один из борцов находился вне «мензуры», т. е. того расстояния между противниками, от которого ни один из них не должен уклоняться. Если же у него не хватает ума и ловкости, то, при полном убеждении в своей правоте, он считает дозволенным прибегать для защиты своего мнения к разным нечестным уловкам и подходцам, а при первом указании на это отвечает грубостью. Поэтому как в фехтовальном искусстве, на турнирах, к борьбе допускаются только равносильные противники, так и в словесном споре ученый не должен дискутировать с невеждой, ибо не может употребить против него своих лучших аргументов: этот просто не поймет или не оценит их по недостатку знаний. Если же ученый пустится в тонкие разъяснения своих доводов, то он потерпит неудачу, и какое-нибудь нелепое возражение, выдвинутое его противником, легко может показаться правым в глазах столь же невежественных слушателей. Но еще хуже, когда у противника не достает ума и сообразительности. Этот сейчас же чувствует себя задетым за самое чувствительное место, и если у него нет честного стремления к истине и поучению, то противник его скоро заметит, что имеет дело не с его рассудком, а с его волей, которая озабочена только одним: во что бы то ни стало одержать победу. Поэтому его мысли направлены не на что другое, как на уловки, на хитрости и на всякого рода подвохи; когда же вы вздумаете его разобла­чить, он становится грубым, чтобы только тем или другим способом вознаградить себя за поражение и огорчить победителя. Поэтому, вот второе правило для спорящих: не спорь с дураком.

Из вышеизложенного видно, что в обществе не очень много людей, с которыми стоит вступать в спор. Большинство людей считает личным для себя оскорблением всякое несогласие с их мнением; поэтому с ними должно или соглашаться, если высказанное ими хоть несколько допускает согласие, или же должно уклоняться от всякого ответа на их суждения. Вступив же с ними в спор, вы себе наживете одни неприятности, так как будете иметь дело не только с их умственной неспособностью, но и с их нравственною испорченностью.

Глава VIII

Как вести спор?

Хитрости, уловки и всякие нечестности, к которым прибегают противники, довольно многочисленны, хотя повторяются с изве­стной правильностью. Многие из них, числом около сорока, собраны в одном юношеском произведении Шопенгауэра. Но, как признал сам Шопенгауэр во втором томе своих «Parerga und Paralipomena», в таком перечислении нет особенной надобности, если указать существенные правила, которым должен следовать спор. Всякое уклонение от этих правил, умышленное или неумышленное, должно быть строго преследуемо спорящими сторонами.

При этом нужно еще оговорить следующее. Законы диалектики, как и законы логики или грамматики, лежат в нас самих; мы им следуем, и до теоретического ознакомления с ними и, даже зная их, мы о них совершенно забываем на практике, в пылу спора. Они, следовательно, учат нас тому, что мы знаем и без них, но тем не менее они не только интересны, но и полезны: они дают нам возможность легко находить ошибки в мышлении — и нашем собственном и наших противников.

В споре выставляется известное положение и подвергается опровержению. Существует два вида опровержения и два пути его.

Виды следующие: опровержение, имеющее в виду вещь, т. е. самый предмет спора, опровержение ad rem и опро­вержение, имеющее в виду человека, т. е. в данном случае нашего противника, опровержение ad hominem.

В настоящем, законном споре допускается только первый вид опровержения, ибо только с его помощью можно опровергнуть абсолютную или объективную истинность какого-либо положения, так как мы доказываем, что оно не соответствует природе данной вещи. Употребляя второй вид опровержения, мы можем опро­вергнуть только относительную истинность высказанного против­ником положения, а именно: мы докажем, что оно противоречит Другим утверждениям или допущениям его, или докажем, что случайно приведенные им доводы не выдерживают критики. Но это отнюдь не дает еще нам права утверждать, что его положение неверно.

Представим себе, что идет спор о вопросе из области философии или естествоведения, и наш противник (он должен быть для этого англичанином) позволяет себе привести в качестве доводов библейские тексты. Мы вправе опровергать его доводы аргумента­ми такого же свойства; но это отнюдь не дает нам права утверждать, что его положение противоречит истине. Вопрос остается нерешенным как и раньше, ибо мы употребили опровержение ad hominem, а не опровержение ad re m.

Опровержение ad hominem имеет за собою преимуще­ство краткости, и это соблазняет очень многих, тогда как всестороннее разъяснение вещи часто слишком пространно и затруднительно.

Два пути опровержения — следующие: прямой и кос­венный. Первый берет положение за его основание, а второй имеет в виду его следствие. Первый показывает, что оно неверно, а второй, что оно не может быть верно. Рассмотрим их поближе.

Опровергая положение противника путем прямым, мы нападаем на его основание, т. е. показываем, что одна из посылок, на которых основывается это положение, неверна, или доказываем, что из данных посылок, истинность которых мы допускаем, положение противника не может вытекать, т. е. отрицаем следствием.

Например, некто рассуждает так:

Божественный закон повелевает повиноваться гражданским властям.

Епископы не принадлежат к гражданским властям.

Следовательно, божественный закон не повелевает повиновать­ся епископам.

Желая опровергнуть это положение прямым путем, мы должны опровергать или первую посылку, или вторую или же должны отрицать правильность вывода.

Опровергая положение косвенным путем, мы берем какое-нибудь следствие, вытекающее из данного положения, и доказыва­ем неверность его, дабы этим доказать неверность самого положения. При этом возможны два способа.

Первый способ состоит в том, что мы указываем на вещь или отношение, которые подходят под данное положение, но к которым оно неприменимо. Это самый простой способ опровержения.

Представим себе, что нашелся софист, рассуждающий так:

Евангелие обещает христианам спасение.

Есть порочные люди, принадлежащие к христианскому веро­исповеданию.

Следовательно, Евангелие обещает спасение порочным людям.

Стоит только указать пример порочных людей, которых Евангелие осуждает, и положение это опровергнуто.

Другой способ сложнее. Мы на время допускаем, что положение нашего противника истинно; затем мы с ним связываем другое, никем не оспариваемое положение, и из них, как из посылок, выводим заключение, с которым не может согласиться наш противник, так как оно или противоречит природе вещей, или природе данной вещи, или же другому его утверждению. Таким образом, этот способ может быть или ad hominem или ad rem. Если те истины, которым противоречит полученное нами положение, совершенно очевидны, если они — аксиомы, то мы привели противника нашего к абсурду (ad absurdum). Во всяком случае, так как приведенная нами новая посылка неоспорима, то неверность заключения указывает на неверность защищаемого нашим противником положения.

Например, некто (он должен быть или очень ограниченным человеком или антисемитом) рассуждает так:

Ограничивают в правах преступников.

В России евреи — ограничены в правах.

Следовательно, евреи — преступники.

Чтобы опровергнуть это положение вторым способом, нужно допустить на время его справедливость, затем прибавить: Спиноза (или кто-нибудь другой) — еврей, следовательно, он — преступ­ник.

Если теперь доказать, что к Спинозе понятие преступник неприменимо, мы получим опровержение ad rem; если сам говорящий отзывался с похвалой о характере и безупречной жизни Спинозы, то без всяких доказательств получим опровержение ad hominem. Если вместо Спинозы назвать еврея, безупречность которого составляет аксиому, то этим противник приведен к абсурду. Не нужно даже брать лиц непременно иудейского вероисповедания, можно брать и крещеных евреев, предваритель­но доказав, что преступность или непреступность нисколько не зависят от веры.

Все способы опровержения в споре можно подвести под изложенные здесь виды.

Г л а в а IX

Уловки нечестных спорщиков

Шопенгауэр приводит в «Parerga und Paralipomena» из своего раннего произведения несколько уловок, к которым прибегают недобросовестные спорщики:

Распространение. Утверждение противника выводится за его естественные пределы, берется в более широком смысле, чем он предполагал или даже ясно высказал, дабы в таком виде удобнее было опровергать.

Например: А утверждает, что англичане превосходят в драма­тическом искусстве все другие народы. Б на это возражает, что в музыке, а следовательно и в опере, их работы незначительны.— Отсюда следует, что в споре должно строго ограничивать свои выражения, должно ясно указать разумеемый нами смысл и вообще ограничивать свои утверждения по возможности узкими пределами; чем шире ваше утверждение, тем большим нападкам оно может быть подвергнуто.

Еще уловка: фабрикация заключений. К положению противника присоединяют, часто даже не высказывая этого ясно, другое положение, которое сродни первому со стороны подлежаще­го или сказуемого. Из этих двух посылок выводят неверное, часто нелепое заключение, которое приписывают противнику.

Например: А хвалит французов за то, что они изгнали Карла X. Б тотчас же возражает: по-вашему, следовательно, и мы должны изгнать нашего короля.— Противник сфабриковал здесь новую посылку, приблизительно такого рода: все народы, изгоняющие королей, достойны похвалы.

Еще уловка: отвод. Когда во время спора становится ясным, что противник победит, то стараются отклонить это несчастие тем, что сводят спор на другой предмет, побочный, а иногда даже совершенно новый, путем более или менее замаскированного скачка. Таким образом меняется тема спора, и противник лишается верной победы, вынужденный обратиться в другую сторону. Если же, к несчастию, наш спорщик и здесь натыкается на серьезное возражение, то он снова делает скачок к другому предмету. Это можно повторить раз десять в течение одной четверти часа, если противник не потеряет терпения. Такой отвод может быть выполнен весьма искусно и незаметно, если переносить спор на родственный теме предмет и, если возможно, на другую сторону той же темы. Менее искусно выходит, когда перескакивают к другим отношени­ям того же предмета, не имеющим ничего общего с тем, о чем идет речь, например, говоря о буддизме китайцев, перейти к их чайной торговле. Если же это неисполнимо, то придираются к какому-нибудь случайно употребленному противником выражению, чтобы хоть таким образом избавиться от старой темы. Если же и к этому нет повода, то можно набраться храбрости и неожиданно перескочить на другой предмет, например так: «Позвольте, даве­ча вы утверждали, что» и т. д.

Среди всех хитростей, которыми пользуются, часто бессозна­тельно, недобросовестные противники, отвод самый любимый, самый употребительный и почти неизбежный способ, лишь только они попали в затруднение. Лишь только вы заметили упорство в возражениях, сознательное нежелание принять ваши доводы, как бы они ни были бесспорны, вы должны тотчас же прекратить спор. Ибо вы имеете полное основание ожидать, что противник ваш станет недобросовестным. Ничто так не раздражает человека, как явное нежелание понять его. С человеком, который не хочет принять хороших доводов своего противника, никогда не нужно вступать в спор уже потому, что он этим самым обнаруживает свою ограниченность.

Впрочем, чтобы быть вполне справедливым, надо сказать, что иногда будет слишком опрометчиво отказаться от своего мнения при первом удачном доводе противника. Мы чувствуем всю силу его довода, но те положения, которые опровергают этот довод, и вообще то, что может подкрепить и спасти наше положение, приходят нам в голову не сразу. Если мы тотчас же признаем нашу позицию потерянной, то может статься, что именно этим мы погрешим против истины, так как впоследствии окажется, что мы таки были правы и поддались минутному впечатлению из слабости или недостатка веры в наше дело.

Мало того, иногда доказательство, приводимое нами в защиту своего положения, может быть заведомо слабым, но оно приводится за неимением в данную минуту более сильного довода, который впоследствии может и прийти нам в голову. На этом основании иногда вполне честные и правдолюбивые люди не поддаются тотчас же хорошему доводу, а, наоборот, пробуют еще немного возражать и даже остаются некоторое время при своем положении и после того, как доводы противника поколебали его. Они в этом случае уподобляются военачальнику, который старается удержать за собою еще некоторое время позицию, хотя явно безнадежную, в надежде на какую-нибудь помощь. Таким образом, вы почти принуждаетесь к маленькой нечестности в споре, так как в последнем случае сражаетесь не за истину, а за свое положение. Таково несовершенство человеческого разума и неизве­стность истины. (...)

Печатается по изданию: Абрамов Н. Дар слова.— Вып. 2: Искусство разговаривать и спорить (Диалек­тика и эристика).—СПб., 1901.—С. 21—32.