В 8-ю д. л. 34 с

(1839 г.) (Рецензия)

[ СОДЕРЖАНИЕ И ЗАДАЧИ РИТОРИКИ ]

Странное дело! у нас многие нападают на то, что в учебных заведениях в числе наук не только находится русская словесность, но и еще считается одним из главнейших предметов учения. Мы никак не оправдываем этих нападков. Оставляя в стороне теорию красноречия и поэзии и вообще всякую теорию в низших учебных заведениях, после основательного и строгого изучения грамматики, полагаем даже полезным занимать учеников прак­тикою языка, чтобы они умели ясно, вразумительно, кругло,

приятно и прилично написать записку о присылке книги, приглашение на вечер, письмо к отцу, матери или другу о своих нуждах, чувствах, препровождении времени и прочих предметах, не выходящих из сферы их понятий и их жизни. Тут главное дело, чтобы приучить их к естественному, простому, но живому и правильному слогу, к легкости изложения мыслей и, главное, к сообразности с предметом сочинения. У нас, напротив, или приучали рассуждать детей о высоких или отвлеченных пред­метах, чуждых сферы их понятия, и тем заранее настраивали их к напыщенности, высокопарности, вычурности, к книжному, педантическому языку,— или приучали их писать на пошлые темы, состоящие из общих мест, не заключающих в себе никакой мысли. И все это в темных педантических формах хрии (поряд­ковой, превращенной, автонианской) или риторического рассуж­дения в известных схоластических рамах. И какие же плоды этого учения? — Бездушное резонерство, расплывающееся хо­лодной и пресной водой общих мест или высокопарных ритори­ческих украшений. И потому ученик, образованный по старой системе, напишет вам рассуждение о том, что знает, а между тем не умеет написать записки, простого письма. Это похоже на человека, который умеет ходить на манер древних героев, со всем театральным величием, а не умеет ни войти, ни стать, ни сесть в порядочном обществе. О господа, ужасная эта наука — риторика! Блажен, кто мог стряхнуть с себя ее педантическую гниль и пыль, и горе тому, кто навсегда и поневоле остался щеголять в ее мишурной порфире, в ее бумажной короне на голове и с ее деревянным кинжалом! А между тем должно учить детей писать, но только в основу этого учения должно полагать грамматику, в ее общем значении, и тесное зна­комство с духом родного языка, знакомство, приобретенное теорией и еще больше практикой. Что проще, то и истиннее и труднее (...) Конечно, талант дается природой, но мы говорим о том, что можно, по силам каждого приобрести учением; хорошая метода учения развивает талант, а дурная дает ему ложное направление. А куда же девалась наша риторика — мы говорим только о грамматике? Неужели риторику должно исключить из предметов учения? — Нисколько, но должно ввести ее в ее собственные пределы. Чтобы писать хорошо, надо запастись содержанием, а этого никакая риторика не даст,— и та, которой до сих пор у нас учат, дает только губительную способность варьировать отвлеченную мысль общими местами и растягивать пустоту в бесконечность, другими словами — пускать мыльные пузыри. (...) Стилистика — вот настоящее содержание риторики; но это не теория, а систематический, по возможности, сбор эмпирических правил, подкрепленных примерами (...)

Печатается по изданию: Белинский В. Г. Полн. собр. соч.— М., 1955.— Т. 3 — С. 260—262.

199 Ф. И. БУСЛАЕВ