В поисках лекарства

Шлепнувшись на табурет в комнате менестреля, Мэт поморщился, когда Том снова закашлял. Проклятье, как мы продолжим поиски, когда он так расхворался, что ходить не может?

Как только Мэт об этом подумал, ему стало стыдно. Том принимал участие в поисках так же рьяно, как и он сам, заставлял себя выходить на улицу и днем, и ночью, хотя уже понимал, что болен. Охота целиком поглотила Мэта, и он слишком поздно обратил внимание на кашель своего друга. Перемена погоды от непрерывного дождя к парящей жаре не помогла Тому.

– Ладно, Том, идем, – сказал Мэт. – Лопар говорит, что тут неподалеку живет Мудрая Женщина. Так они здесь называют Мудрую – Мудрая Женщина! Найнив бы это точно не понравилось!

– Незачем мне… чтобы меня пичкали… гадкой бурдой… Ясно, парень? – В напрасной попытке остановить кашель Том прижал кулак к усам. – Ты иди пока на поиски один. Только дай мне… несколько часов… отлежаться… А потом я присоединюсь к тебе. – Жестокий надрывный кашель усилился, и Том скрючился, склонив голову почти до колен.

– Выходит, я буду один всю работу делать, а ты отдыхать завалишься? – легкомысленно съязвил Мэт. – Как я могу что‑нибудь без тебя найти? Ты добываешь большую часть сведений!

Это было не совсем верно. За игрой в кости горожане чесали языками так же свободно, как и тогда, когда они угощали кружкой вина менестреля. Даже свободнее, чем при разговоре с менестрелем, так заходящимся в кашле, что они боялись подцепить от него заразу. Но Мэт начал склоняться к мысли, что хворь Тома сама собой не пройдет. Если старый козел умрет у меня на руках, с кем же я буду играть в камни? – грубо оборвал он себя. А вслух сказал:

– Во всяком случае, от твоего проклятого кашля мне даже в соседней комнате не заснуть!

Игнорируя протесты своего беловолосого друга, Мэт поднял Тома на ноги. Мэта не на шутку удивило, каким тяжелым оказался менестрель. Несмотря на влажную жару, Том настоял на том, чтобы захватить свой лоскутный плащ. Мэт расстегнул нараспашку свою куртку и развязал все три завязки на рубашке, но все‑таки позволил «старому козлу» поступить по‑своему. Никто в общем зале даже не поднял головы, когда он почти на руках выносил Тома на грязную послеполуденную улицу.

Хозяин гостиницы объяснил все четко и просто, но когда два друга подошли к воротам и увидели грязищу Мауле, Мэт чуть было не повернул обратно, с намерением спросить о другой Мудрой Женщине. Наверняка в таком огромном городе была и другая. Но хриплое дыхание Тома остановило его. И Мэт, морщась, шагнул в липкое месиво, почти взвалив себе на плечи менестреля.

Мэт шел, следуя разъяснениям хозяина гостиницы, и ему казалось, что они с Томом вроде бы уже проходили дом Мудрой Женщины – когда направлялись в город тем первым вечером, а увидев длинный, узкий, прилегающий к мастерской гончара дом, дом, в окнах которого висели связки сушеных трав, Мэт вспомнил его. Лопар вроде говорил, что входить надо через заднюю дверь, но юноша уже по горло намесил грязи.

И запаха рыбы наглотался досыта, подумал он, хмуро глядя на босых мужчин, хлюпающих мимо него с корзинами на плечах. На улице виднелись еще следы лошадей, уже затоптанные кое‑где ногами людей и воловьими упряжками. И эти лошади везли фургон или, может быть, карету. В Тире Мэт не видел ни одной упряжной лошади, одних быков, тянущих телеги и фургоны. Знать и купцы Тира так гордились своей великолепной породой лошадей, что никогда не позволяли использовать животных даже для чего‑то похожего на работу, и Мэт не видел никаких карет с тех пор, как покинул окруженный стеной город.

Выбросив из головы лошадей и следы колес, он подтащил Тома к парадной двери и постучал в нее. Немного погодя постучал снова. Потом еще.

Мэт уже готов был плюнуть на все и вернуться в «Белый полумесяц», несмотря на нещадно кашляющего рядом Тома, когда услышал в доме шаркающие шаги.

Дверь чуть приоткрылась, и в узкую щель выглянула плотная седовласая женщина.

– Что вам нужно? – спросила она усталым голосом.

Мэт натянул на лицо свою лучшую улыбку. О Свет, я сам скоро заболею от этих людей, которые поголовно говорят так, будто у них уже никакой надежды не осталось.

– Матушка Гуенна? Меня зовут Мэт Коутон. Каван Лопар сказал мне, что вы можете вылечить моего друга. Я готов хорошо заплатить.

Женщина разглядывала их некоторое время и, казалось, прислушивалась к тяжелому дыханию менестреля, потом вздохнула:

– Наверное, я еще в силах что‑то сделать. Ты тоже заходи.

Она распахнула дверь и тяжелыми шагами двинулась в глубь дома; и лишь тогда опомнившийся Мэт переступил порог. Ее выговор так походил на акцент Амерлин, что его пробирала дрожь, но он наконец пошел за ней, чуть ли не таща за собой Тома.

– Мне не… Мне это не нужно, – хрипел менестрель. – Проклятые микстуры… всегда у них такой вкус, как у… навоза!

– Заткнись, Том!

Проведя их в кухню, плотная женщина стала рыться в одном из своих шкафчиков, вытаскивая оттуда маленькие глиняные горшочки и пакетики с травами и что‑то беспрестанно бормоча.

Мэт усадил Тома на один из стульев с высокой спинкой и выглянул в ближайшее окно. Он увидел трех хороших лошадей, привязанных к ограде в глубине двора; его удивило, что у Мудрой Женщины не одна лошадь, а три, да и странно, что у нее вообще есть лошадь. В Тире Мэт не видывал, чтобы кто‑то, кроме знати и богачей, ездил верхом на лошади, да и те животные выглядели так, будто стоили владельцам немало серебра. Снова лошади… Да какое мне сейчас дело до проклятых лошадей!

Матушка Гуенна приготовила какой‑то крепкий отвар с противным запахом и силой влила его в горло Тому, зажав ему нос, когда он попробовал роптать. Мэт решил, что она не такая толстая, как ему сперва показалось, потому что она ловко и твердо придерживала голову Тома локтем, когда вливала в менестреля черную жидкость, невзирая на все его попытки остановить это действо.

Когда старая женщина убрала чашку, Том закашлялся и с силой вытер рот.

– Га‑а‑а‑х! Женщина… Я не знаю… ты хочешь… утопить меня… или убить… таким отвратительным зельем! Тебе… в самый раз… быть проклятым… коновалом!

– Будешь принимать то же самое дважды в день до тех пор, пока не пройдет твой кашель, – твердо проговорила она. – И еще у меня есть целебная мазь, которую ты будешь втирать в грудь каждый вечер. – После борьбы со строптивым больным ее голос стал не таким усталым, и, упершись кулаками в широкие бока, она сказала: – Запах у этой мази такой отвратительный, как и вкус у отвара, но ты будешь ее втирать – тщательно! – или я потащу тебя наверх, будто тощего карпа в неводе, и привяжу к постели вот этим твоим плащом! Ко мне еще ни разу не забредал менестрель, и я не позволю первому, который появился, помереть от кашля!

Том ответил сердитым взглядом и дунул, вместе с кашлем, в усы, но, кажется, угрозу воспринял всерьез. По крайней мере, он ничего не сказал, только глядел исподлобья так, словно собирался швырнуть в женщину и отвар, и мазь.

Чем больше матушка Гуенна говорила, тем сильнее она напоминала Мэту Амерлин. Глядя на кислую гримасу Тома и на ее лицо, имевшее решительное и волевое выражение, Мэт подумал, что лучше сгладить острые углы раньше, чем менестрель откажется взять лекарства. А ведь она твердо решила заставить его взять их.

– Я знавал женщину, которая разговаривала так же, как вы, – сказал Мэт. – Говорила всякое такое про рыбу, сети, да и вообще… Очень похоже она говорила, как‑то по‑вашему. Тот же самый акцент, я имею в виду. Наверное, она тайренка.

– Может быть, – сказала седая женщина с прежней усталостью, продолжая пристально смотреть в пол. – Я тоже знала девушек с выговором совсем как у тебя. Во всяком случае, две из них говорили так же. – Она тяжело вздохнула.

Мэт почувствовал, что у него будто волосы на голове зашевелились. Такого везения не бывает! Но он не поставил бы даже медяка на то, что в Тир случайно занесло двух других женщин с двуреченским выговором.

– Три девушки? Молодые женщины? По имени Эгвейн, Найнив и Илэйн? И у одной из них волосы как солнце и голубые глаза?

Матушка Гуенна хмуро посмотрела на Мэта.

– Они назвались другими именами, – произнесла она медленно, – однако я подозревала, что они не сказали мне свои настоящие имена. Но я догадалась, что у них на то были свои причины. Одна из девушек – очень хорошенькая, с живыми голубыми глазами и золотисто‑рыжими волосами до плеч. – Потом женщина описала Найнив с ее косой до талии и Эгвейн с ее большими, темными глазами и готовой вспыхнуть в любой момент улыбкой. Три хорошенькие женщины, и так друг на друга не похожие. – Вижу, это именно те, кого ты знаешь, – закончила она. – Мне очень жаль, мальчик.

– О чем вы жалеете? Я столько дней их искал!

Свет! Я прошел тем первым вечером как раз мимо этого дома! Как раз мимо них! Я полагался на случай. Что может быть случайнее, чем пристать к берегу в дождливую ночь и поглядеть в окно во время вспышки проклятой молнии? Чтоб мне сгореть! Сгореть дотла!

– Скажите мне, где они, матушка Гуенна, – попросил Мэт.

Седая женщина устало смотрела на плиту, где пыхтел паром из носика чайник. Ее губы шевелились, но она молчала.

– Где они? – Мэт уже требовал ответа. – Эта очень важно! Если я их не найду – им грозит страшная опасность!

– Ты не понимаешь, – тихо произнесла она. – Ты из другой страны. Благородные Лорды…

– Мне наплевать на любого… – Мэт моргнул и посмотрел на Тома. Менестрель вроде бы помрачнел, но было не понять, хмурится он или морщится в приступе кашля. – Какое отношение имеют Благородные Лорды к моим друзьям?

– Ты не…

– Не говорите мне, что я не понимаю! Я готов вам заплатить, только скажите!

Матушка Гуенна угрюмо взглянула на него.

– Я не возьму денег за… – Лицо ее перекосилось. – Ты просишь рассказать то, о чем мне запретили говорить, Знаешь, что со мной будет, если я проговорюсь, а ты выдашь мое имя? Для начала я лишусь языка. Потом потеряю другие части тела, до того как Благородные Лорды подвесят все, что от меня останется, чтобы я кричала последние часы моей жизни, напоминая всем остальным, что надо повиноваться. И это ничем не поможет тем молодым женщинам – ни то, что я расскажу, ни моя смерть!

– Я обещаю, что никому ни за что не скажу вашего имени. Клянусь! – И я сдержу свою клятву, почтенная женщина, только скажите, где, будь все проклято, они находятся! – Пожалуйста! Они в опасности!

Женщина очень долго изучала его, и у Мэта возникло ощущение, что она в конце концов узнала о нем все, каждую мелочь.

– Ну, раз ты так клянешься… Я тебе скажу… Я… мне они нравились. Но ты ничего не сможешь поделать. Ты опоздал, ты слишком опоздал, Мэт Коутон. Опоздал почти что на три часа. Их увезли в Твердыню. Благородный Лорд Самон послал за ними. – Она озабоченно покачала головой, явно чего‑то не понимая. – Он послал… женщин, которые… могут направлять Силу. Сама я ничего не имею против Айз Седай, но это не по закону! Это наперекор закону, который установили сами Благородные Лорды! Ладно, они нарушают все прочие законы, но этот закон они никогда бы не нарушили. Почему один из Благородных Лордов послал со своим поручением Айз Седай? Почему вообще ему вдруг понадобились эти девушки?

Мэт чуть было не рассмеялся:

– Айз Седай? О матушка Гуенна, у меня чуть сердце из груди не выскочило, а в печенку будто нож всадили! Уф! Если за ними пришли Айз Седай, то не о чем и беспокоиться! Они, все трое, сами собираются стать Айз Седай. Мне это не очень‑то по душе, но ведь они…

Его ухмылка пропала после того, как старая женщина тяжело покачала головой:

– Юноша, эти девушки сражались подобно попавшим в сети рыбам‑львам. Собираются они стать Айз Седай или нет, а только те, что их забрали, обращались с ними как с распоследней трюмной швалью. Друзья не оставляют синяков, какие наставили девушкам они.

Мэт почувствовал, как вытягивается его лицо. Айз Седай их били? Что делается в Свете? Проклятая Твердыня! По сравнению с ней авантюра во дворце в Кэймлине выглядит прогулкой на скотный двор! Чтоб мне сгореть! Я стоял прямо перед этим домом под дождем и смотрел на него! Чтоб мне сгореть за то, что я проклятый, ослепленный Светом дурак!

– Если ты сломаешь себе руку, – услышал он голос матушки Гуенны, – я наложу на нее шину и сделаю припарку, но если ты пробьешь мою стену, я сдеру с тебя шкуру, как с морского окуня!

Мэт заморгал, тряхнул головой и посмотрел на свой кулак, на ободранные костяшки пальцев. Он даже не помнил, как ударил кулаком в стену.

Полная женщина крепко схватила его за руку, но пальцы, которыми она ощупывала кости, были удивительно нежными.

– Все цело, – проворчала она через несколько мгновений. Ее глаза, когда она изучала лицо Мэта, тоже светились нежностью. – Мне кажется, ты беспокоишься о них. По крайней мере, об одной из них. Так, по‑моему. Я очень сожалею, Мэт Коутон.

– Не надо, – ответил он. – По крайней мере, теперь я знаю, где они. Все, что мне нужно сделать, – это вызволить их оттуда. – Он достал две последние свои андорские золотые кроны и положил их в руку старой женщине: – За лечение Тома и за то, что вы рассказали мне о девушках. – Он порывисто поцеловал матушку Гуенну в щеку и улыбнулся: – А это за меня!

Изумленная, она прикоснулась к своей щеке и, казалось, не знала, на монеты смотреть или на него самого.

– Вызволить их, говоришь? Вот так! Из Твердыни! – Внезапно она ткнула его пальцем под ребро так сильно, будто дубовым суком. – Ты напоминаешь моего мужа, Мэт Коутон. Он был таким же безрассудным дураком и мог отплыть, хохоча, прямо в пасть урагану. Еще немного, и я поверю, что тебе удастся твоя затея. – Матушка Гуенна вдруг взглянула на его грязные сапоги, очевидно, в первый раз. – Шесть месяцев я учила его не таскать грязь в мой дом. Если ты спасешь этих девушек, той, на которую ты глаз положил, предстоит тяжеленькая работенка: научить тебя всему, чтоб в дом не стыдно было впустить!

– Вы единственная женщина, которая сможет это сделать, – ответил Мэт с доброй усмешкой, которая превратилась под ее взглядом в широкую улыбку. Вызволить их! Вот что мне нужно сделать. Вытащить их из самой Твердыни этого проклятого Тира! Том снова закашлялся. В таком состоянии он до Твердыни не доковыляет. Только как мне его остановить? – Матушка Гуенна, могу я оставить у вас моего друга? Думаю, он слишком болен, чтобы возвращаться в гостиницу.

– Что? – сердито взвился Том. Он изо всех сил старался встать со стула, при этом так кашляя, что едва мог говорить. – Я не настолько… плох, парень! Думаешь… отправиться в Твердыню… все равно что… прогуляться на кухню твоей матери? Думаешь, ты… сумеешь… хотя бы до ворот добраться… без меня? – Он повис на спинке стула, хрипы в груди и кашель не позволяли ему даже привстать.

Матушка Гуенна положила руку на плечо менестрелю и усадила его обратно на стул – легко, как ребенка. Менестрель удивленно посмотрел на нее.

– Я позабочусь о нем, Мэт Коутон, – успокоила она юношу.

– Нет! – вскрикнул Том. – Ты не можешь… так со мной обойтись! Ты не можешь… бросить меня… с этой старой… – Только рука седовласой женщины на его плече не позволила менестрелю согнуться в три погибели.

Мэт ухмыльнулся другу:

– Я был очень рад знакомству с тобой, Том!

Поспешно выскочив на улицу, Мэт сам удивился только что сказанным словам. Он ведь не умрет. Эта женщина убережет его от смерти. Она вернет Тома к жизни, даже если ей придется вытаскивать его из могилы за усы! И ведь вытащит, как бы тот ни вопил и ни брыкался! М‑да, но кто убережет от смерти меня?

Впереди него над городом темной громадой нависала Тирская Твердыня, неприступная крепость, которую осаждали сотни раз, твердый орешек, о который обломали зубы сотни армий. И Мэту нужно было каким‑то образом попасть в нее. И вызволить оттуда трех женщин. Но как?!

Со смешком, который заставил унылых прохожих даже оглянуться на него, Мэт направился обратно в «Белый полумесяц», уже не обращая внимания ни на грязь, ни на влажную жару. Он будто чувствовал, как катались у него в голове игральные кости.