Роман с продолжением

На свете живет огромное количество дураков. Однако все они просто нобелевские лауреаты по сравнению с влюбленными. Если читатель этих строк с нами не согласен, значит временное помешательство, называемое любовью, с ним еще не случилось. Посидите пока тихо, в то время как розовощекий карапуз берет очередную стрелу из своего колчанчика. Постойте прямо, не дергайтесь, задержите дыхание, дайте ему прицелиться… Есть! Эрот, хулиганистый сынок Афродиты, богини любви и красоты, сделал контрольный выстрел прямо в ваше сердце.

Теперь поговорим о любовном безумии.

Вера и Андрей встретились на юге. Любовь накрыла их с головой, как гигантская волна накрывает серфингистов. Однако экстремалы‑любители в конце концов выплывают. А наши герои остались там, внутри волны. Как и многие случайности, их встреча оказалась совсем не случайной – этих двоих как будто специально подготовили. Во всяком случае, с момента знакомства обоих не покидало ощущение неслучайности…

Андрей был уже около года официально свободен. Вера числилась замужем, но ее брак не просто трещал по швам, а уже давно расползся на лоскуты. Когда они встретились, пошловатое выражение «курортный роман» даже не пришло на ум. Просто южная ночь укутала их своим бархатным ультрамариновым одеялом, и они, как дети, укрылись им с макушкой, отгородились от всех. Любовь летела легким парусником по волнам, дни, напоенные солнцем и морем, мчались наперегонки. Желания угадывались, тела не хотели размыкаться, кровь в жилах текла одна на двоих, и казалось – это впервые.

В общем‑то, ничего особенного не произошло, если не считать рождения маленькой вселенной, недоступной для остальных, зато бесконечной для двоих. Вселенной, где нет никакого ада, а только рай, где любовь содержится во всем, в каждом прикосновении и взгляде и даже в простом вопросе «Тебе кофе или чаю?»

Но когда отпуск закончился, они словно наткнулись на препятствие. Что дальше? Мужчина не хотел об этом задумываться, ему казалось естественным продолжать встречаться. Женщина не хотела навязываться, просто физически не могла сделать первый шаг.

И вот теперь они вернулись из Феодосии, вышли на перрон. Все дальнейшее было неясным. Он к себе, и она тоже? «Будь благодарна за мелькнувшую любовь!» – думала Вера… Но, вопреки всякой логике, постепенно закипала. Понимала, что это глупо, но не могла сдержать раздражение. Ну что он сидит и молчит? Почему медлит, почему не понимает, как он ей необходим?! Ведь это первая их разлука за последнее время! Предложил бы хоть что‑то, хотя бы в кафе вечером встретиться, что ли. Поболтать. Если уж о большем сегодня и мечтать нельзя… Вот не буду руководить процессом, и точка. Из гордости.

«Неужели, собственно, это и все? – думала Вера. – А я несгибаемая и гордая. Значит, идти домой. И не дать себя поцеловать на прощание. Отмалчиваться, отсиживаться в своей комнате. Плакать тихонько. Стареть…»

– Ну что же, – приветливо, хотя и немного стесненным голосом сказала Вера, глядя прямо перед собой, в спину идущим далеко впереди дочери и зятю. – Мой мобильный телефон у тебя есть. Когда созреешь, позвони.

Андрей опешил. Как это – когда созреешь?!

– Как это – когда созреешь? – спросил он. – Я думал, ты забросишь вещи домой и мы с тобой встретимся…

Вера резко остановилась. Швырнула под ноги свою небольшую дорожную сумку, повернула к Андрею сердитое лицо.

– Что значит «я думал»?! Он думал!!! – закричала она так, что на них стали оборачиваться. – А я что, должна читать твои мысли? И сама себе назначать свидание?! Думал он, видите ли. Мыслитель! – Уголки Вериных губ обиженно опустились, глаза потемнели до синевы. – А разговаривать разучился, да? Утратил вторую сигнальную, как твои хвостатые пациенты?

Она могла бы долго еще вот так иронизировать. Но в груди у Андрея сделалось горячо. Он тоже уронил на перрон свои вещи и схватил Веру, поднял на руки, закружил.

– Ура!!! – закричал он, совершенно никого не стесняясь. Плевать ему было на любопытную толпу.

– Ой! Поставь меня сейчас же на место, – попросила Вера. – Сумасшедший!

– Место! – дурашливо воскликнул Андрей, опуская любимую женщину на перронную твердь.

И она не выдержала, рассмеялась…

– Извини меня, дурака, – сказал с облегчением Андрей. Слова, облетевшие с него в поезде, как листья с дерева осенью, вдруг отыскались сами. – Не хочу с тобой расставаться ни на минуту. Я уже такое надумал, что и сказать страшно.

– Я тоже, – серьезно сказала Вера.

Он хотел поцеловать ее, приблизил лицо. Но тут они оба краем глаза увидели окружившую их толпу, улыбающиеся лица. Кто‑то вздыхал и тыкал локтем супруга под ребра: вот как встречаются после разлуки!.. Вера и Андрей только лбами соприкоснулись и оба подумали: после. Эта мысль о «после» одновременно защекотала их лбы и потекла в головы.

– Тогда встречаемся вечером, – объявил Двинятин решительно.

Подхватил свои и ее сумки, взял Веру под руку и зашагал на привокзальную площадь.

Люди по‑разному ведут себя с судьбой, которая расстилает перед ними жизни‑дороги. Идет человек, идет… И ведь чувствует – вроде не моя дорога. Но идет по ней, живет ее по инерции. А чувство неудовлетворенности – что ж, мы его поглубже запрячем, думать о постороннем не будем. И так всю жизнь. Смиряется человек. Знает, что идет не по той дороге, но других не ищет. Просто ждет. И думает: чем свою долго искать, я по пути хоть пользы побольше принесу.

Вера уходила с головой в проблемы своих пациентов и всех, кто попадал в ее поле зрения. Помогала тем, кто обращался за помощью. А неудавшуюся личную жизнь считала расплатой за свои необычные, данные только ей способности. За способность предчувствовать опасность и катастрофы, за дар предвидеть, что будет с человеком в ближайшее время. За многие другие умения, благодаря которым люди тянулись к ней.

А иного человека неудовлетворенность разъедает. Ну не хочет он не свою дорогу. Есть такие, упрямые. Свою ему подавай. Пройдет немного – и резко в сторону. И тогда окружающие недоумевают: чего он? Ведь все было хорошо.

Друзья удивлялись, когда успешный ветеринар Андрей Двинятин вдруг бросил работу и уехал на стажировку в Великобританию. А когда вернулся, развелся с женой. Тут уже и она удивлялась: как?! Оставить меня, такую красавицу‑раскрасавицу, да еще с маленькой дочерью? Ну пилила, так ведь всех мужиков жены пилят, ничего особенного. Но Андрей точно знал: не его это жизнь. Понял, какой женщина быть не должна. А какой должна, не мог четко сформулировать. Просто верил, что она когда‑нибудь найдется.

Редко встречает человек свою дорогу. Но с первого шага понимает: моя. И ничего больше не нужно ему искать, он уже нашел. Какой‑то щелчок: есть, вот оно. Размеренный ток крови, покой и надежность. Вера, как настоящая женщина, сразу узнала: мой мужчина! Хотя вначале самой не верилось. Ну вот как описать его? Среднего роста, худощавый, но не анемичный – скорее поджарый, тонок в кости, атлет. Не просто загорелый, а смуглый от природы, поэтому на лице особенно яркими кажутся синие глаза с густыми темными ресницами. Еще усы, тоже темные, но с пробивающейся первой сединой. Одет просто и удобно, похож на всех, при этом удивительным образом остается самим собой. И если бы у Веры спросили, чем же он ей так нравится, она не сразу смогла бы определить. Вот разве что бросалась в глаза естественность его движений, кошачья точная координация в пространстве.

Андрей тем более не подобрал бы слов, объясняющих, что он нашел в этой женщине. Отличная фигура, руки, ноги, талия, грудь… Это все понятно. Но от нее исходили гордость и независимость. Уверенность и спокойствие. Такую же спокойную уверенность, тот же взгляд Андрей, опытный ветеринар, замечал в собаках крупных пород. Взгляд существа, не знающего, что такое поражение в схватке. И все‑таки, несмотря на подобный взгляд, почему‑то нестерпимо хотелось взять ее за руку, чтобы не споткнулась. Заслонить от всего грубого в жизни. Согреть, спрятать, рассмешить. Все это он ощутил неясным зовом еще в поезде Киев – Феодосия, на ночном полустанке, где увидел Веру впервые. Она тогда вывела на прогулку своего песика, купила у торговцев пахучую дыню. И стояла в секундном замешательстве перед крутыми ступенями тамбура, с дыней под мышкой и Паем на поводке – как подняться? Он помог. Так они познакомились.

Потом был утренний кофе и веселая болтовня в купе. Вера Алексеевна Лученко ехала в отпуск не одна, а с молодоженами: дочерью Ольгой и ее новоиспеченным мужем Кириллом. Потом было ожидание встреч, был Крым с его пронзительными запахами, слепящим песком и симфонией моря. Была надежда на то, что эта встреча не случайна… И была любовь.

Юрий Лученко ждал приезда жены дома. В их семье было не принято встречать и провожать. И хотя Вера, как обычно, везла из отпуска дары юга: персики, виноград, дыни – совесть не мучила супруга. Он рассчитывал на зятя. Кирилл – здоровенный парень, баскетболист. Есть кому тяжести донести. Правда, была некоторая закавыка… Юрий предполагал, что жена на него может быть обижена. Она позвонила из Крыма, хотела пожаловаться на проблемы. А он на нее наорал. За годы брака он уже знал, что жена всегда будет в гуще всех событий, пора бы и привыкнуть. Но не захотел сдерживаться. Выдал ей по полной программе. Дескать, он смертельно устал от нее, от того, что она во все вникает, всем помогает. Потому и не хочет ездить с ней в отпуск. И, мол, каждый покойник, который скончался в радиусе пяти километров от их дома, обязательно оказывается ее знакомым. И что ей всегда непременно нужно восстановить справедливость. И как ему надоело, что к ним в любое время дня и ночи может прийти пациент. А он хочет покоя! …Мать‑перемать – покоя!!!

Юрий Иванович Лученко напоминал морского котика. Нет, ничего морского в нем не было. Да и котикового, в общем, тоже. С морскими котиками его роднило особое устройство организма: умение получать энергию от долгого неподвижного лежания. Юрию нравилось полеживать на диване с книгой в руках. Этот коренастый мужчина с кругленьким брюшком и намечающейся лысинкой больше всего на свете любил три вещи: себя, себя и себя любимого. Более исчерпывающей характеристики Вериного супруга, пожалуй, не существовало. Как хорошо отдыхается без жены! Можно ничего не делать, не напрягаться. Мать приготовит, мать уберет. Зато он кучу брошюр и журналов перечитал. Он обожал читать все подряд, это отвлекало его от активного участия в жизни. Так других отвлекает водка. Не нужно ничего добиваться, искать себя, самоутверждаться. Можно читать и жить придуманными книжными жизнями. А потом в разговорах сыпать цитатами, информацией к месту и не к месту. И производить впечатление образованного человека. А о порядке в семейном гнезде пусть женщины пекутся. И не нагружают его всякими пустяками.

В начале своей супружеской жизни, приходя из психиатрической клиники, где она проходила интернатуру, Вера бросалась к мужу. Их тогда еще коммунальную двенадцатиметровую комнатку наполняли Верины рассказы. Она делилась историями о том или ином больном, тяжелыми или смешными случаями – в общем, всем, чем живет врач. Муж какое‑то время выслушивал ее, но однажды сказал:

– Я женился не на психушной докторше, а на женщине. Поэтому все свои больничные проблемы, уж будь добра, оставляй за порогом нашего дома. Что ты меня грузишь негативом? Тащишь в квартиру эти свои маниакальные психозы и шизоидные неврозы. Мне это ни к чему. Твоя работа – это твои проблемы. А мне для сохранения жизненного тонуса необходим покой.

С тех пор Вера никогда не разговаривала с мужем о своей работе, отчего его жизненный тонус очень повысился. Рабочих же проблем у него, программиста в полузабытом тихом институте, не существовало.

Только вчера вечером Юрий Лученко спохватился, что утром жена с дочерью и зятем приезжают из отпуска. Купил «Пражский» торт – за него Вера что хочешь простит. Он был уверен, что жена запомнила телефонный разговор и теперь будет игнорировать его с каменным лицом. Она не мстительная, но с характером. При всем исходящем от Веры ощущении миловидности, мягкости и тепла у нее имелся сильный характер, она могла поставить на место любого. Да уж, его женушка – дама с перцем, за внешностью симпатяги – стальной стержень.

Он попросил маму заварить свежего чаю, поставил на кухонный стол купленный торт. Вот теперь совесть чиста…

Они ворвались в дом горячим летним сквозняком – Оля и Кирилл, Вера и Пай.

– Теперь я всегда буду ездить в Крым! – кричала Оля с восторгом. И начала подробно объяснять бабушке и папе почему. – Я его полюбила! – добавляла она, жадно глотая воду из чашки, отфыркиваясь и пытаясь рассказать за что.

– А я? А меня? – шутливо оскорблялся Кирилл.

В доме стало шумно и беспокойно. Только Вера помалкивала, усевшись по привычке на мягкий старый стул в прихожей. Вот дом и ожил. Без них тут наверняка было неуютно и зябко, как в отсиженной ноге. Дом должен звучать ладно настроенным инструментом – смехом, веселой возней с детьми и собакой, разговорами с приятными гостями… А если в доме нет звука жизни, он остывает, ветшает, превращается в старика.

Вера вдруг остро почувствовала свою чужеродность рядом с мужем и свекровью. Словно из солнечного радостного дня она шагнула в затхлый погреб. Ей было тяжело и немного неловко. Вот они, муж и свекровь, хлопочут и демонстрируют приязнь. Может, кто другой и обманулся бы, но только не она. Вера замечала даже больше, чем ей порой хотелось. И сейчас лица родственников казались ей поделенными на две части, верхнюю и нижнюю. Рот улыбается, а глаза равнодушные, даже злые. Ишь, приехали с югов, веселые и загорелые, а мы тут сидим, по курортам не шастаем…

Свекровь Зинаида Григорьевна напоминала квадратный посылочный ящик. Посылку обшили дерюжкой, написали чернильным карандашом какой‑то адрес, но, видать, перепутали. Вот она и пылится в отделе доставки: квадратная, дерюжная, кондовая. Маленького роста, какая‑то карликовая свекровь. Всем своим видом напоминает гипсовую «пионэрку» с барабаном, какие теперь встретишь только в провинциальных городах, в запущенных парках.

– Вера, – торжественно провозгласил Юрий. – А я тебе торт купил. Твой любимый, «Пражский». Переодевайся и садись, чай будем пить. Мать, поставь чайник…

Вера проглотила застрявший в горле ком. Она думала, конечно, какими словами сообщить мужу… «Я полюбила другого человека»? Неточно: Юрия она уже давно не любила. «Я ухожу»? Уходить пока что некуда. У Андрея не те условия, надо снимать квартиру. То есть ее сначала надо найти. В общем… А он еще и «Пражский» торт позаботился купить, скотина бесчувственная, эгоист хренов. Сейчас ей не то что любимый торт – гору золотых слитков предлагать бесполезно. Поздно. Не хочется.

– Не хочется, – отказалась Вера. – Пейте без меня. Я… У меня еще дела сегодня. – Сказала и почувствовала волну гнева. Закрыла глаза, сдержалась.

– Ма, ты что, устала? – в тревоге спросила дочь.

Вокруг Веры как будто понизилась температура воздуха. Мурашки пробежали по Олиной коже. Пай сел и склонил голову набок, удивленно глядя на хозяйку. Даже Кирилл запнулся, вздрогнул. Только толстокожий Лученко с матерью ничего не заметили.

– Да. Пойду отдохну. – Вера глянула на мужа холодно, с оттенком брезгливости. Мимолетно подумала: «Интересно, врут мои глаза или не врут?» И ушла в свою комнату.

Суетившийся под ногами и всем мешавший Пай тут же последовал за ней, цокая когтями по полу.

– Ну и хорошо, сами съедим, – довольно сказала Зинаида Григорьевна.

Удивленный муж пожал круглыми плечами и сел за стол.

– А мы? – спросил у своей юной жены Кирилл, потирая руки.

Оля помолчала мгновение. Женская солидарность требовала гордо отказаться. Но торт манил и быстро пересилил минутное колебание.

– Закусим, пожалуй, – решила она.

Стоя под душем и намыливая загорелую кожу душистым гелем, Вера пыталась прощупать на прочность последние ниточки‑связи с постылой жизнью в семействе Лученко. Разглядывая себя обнаженную в большом зеркале на стене ванной, она удивилась: тело, смуглое и подтянутое, словно уже не принадлежало ей прежней. Да и в глазах прыгало новое, непривычное, свободное… «Моя семейная жизнь накрылась медным тазиком!» – радостно подумала женщина и рассмеялась. От этой мысли она не испытала никаких угрызений совести.

Как‑то одна пациентка, делясь домашними проблемами, сказала: «Если пара распалась, это означает, что сильный бросил слабого».

– Неправда, – прошептала Вера. – Это значит, что уходящего уже по‑настоящему достало. Терпение лопнуло и растеклось мокрой лужицей. Как сказала какая‑то писательница: «Гирька до полу дошла».

Она надела махровый халат. Так, теперь нанесем на лицо увлажняющий крем… Мысли продолжали кружиться и лопаться, как мыльные пузыри. «Почему так и не сложилась моя личная жизнь? Да потому. Представь, милая, что ты пришла к психотерапевту. Как к тебе за годы твоей врачебной практики приходили десятки и сотни людей с подобными проблемами. Что б ты высказала специалисту? На что бы ты пожаловалась? На мужа. Предъявила бы длинный список претензий. В начале списка стояло бы непонимание, равнодушие к твоему плохому настроению, к твоим обидам. Главное, к ожиданию утешения».

Присказка «сапожник без сапог» тут срабатывала на все сто. То, что она виртуозно объясняла другим, в ее собственной личной жизни не помогало. Она, спасшая от краха множество семей, безучастно наблюдала, как ее семейный «Титаник» отправляется в свое прощальное плаванье. И ничего не могла с этим поделать. Ну не хватало ей в браке чувств, эмоций. А для мужа, Юрия Ивановича Лученко, чувства – китайская грамота. Супруги говорили на разных языках. И ей постоянно нужно было каждое движение своей души переводить на его язык.

Она вновь прислушалась к своим ощущениям… Нет никакого раскаяния. Казалось бы, после страстного романа на юге замужняя женщина должна попасть в трудное положение. Особенно с точки зрения этики практического психолога, которая «основывается на общечеловеческих моральных и нравственных ценностях». Однако психотерапевт разрешила себе быть женщиной. Ведь муж давным‑давно от нее отдалился. Когда‑то Вера честно предупредила его: такая семейная жизнь, без любви, перспективы не имеет. Тот лишь равнодушно покивал в ответ.

И вот теперь он получит то, что заслужил. Вот только когда сказать мужу, что она уходит?.. Неожиданно явилась замечательная хулиганская мысль. Сделать то, чего она обычно никогда не делала – взять и наскандалить! Тихая ненависть накопила в организме вредную коллекцию обид, мстительности, раздраженности и прочих шлаков – в общем, всего, что так и норовит накапливаться. Вредная коллекция, собранная Верой, обязательно будет экспонироваться в Музее Напрасно Прожитых Лет… Вот если наорать на мужа так, чтобы задрожали оконные стекла! Эх! Любимые свекровкины чашки и общепитовские тарелки вдребезги, любимая Зинаидина хрустальная ваза – бзыньк, удочка Юркина бамбуковая, ненаглядная – хрясь!..

Одна только мысль о громком спектакле‑скандале, пусть пока и не осуществленном, создавала хорошее настроение. Отбросив от себя все мысли о муже, душой и телом она уже устремилась к Андрею.

О Дарье Николаевне Сотниковой, хозяйке и директоре рекламного агентства, можно сказать коротко: она была клинической трудоголичкой. И к ее жизненному кредо добавить больше нечего. А вот к внешности можно присмотреться подробнее. Если бы бесстрашный мальчишечка Маугли из сказки Киплинга имел родственников среди людей, то Даша вполне могла оказаться его родной сестрой. Высокая, стройная, смуглая и кареглазая – раз, блестящие, коротко стриженные черные волосы – два. Добавьте сюда быстрые энергичные движения, нервные тонкие пальцы – и это будет три.

Бизнес‑леди Сотникова прекрасно знала свое рекламное дело. Она постоянно доучивалась на всевозможных курсах, семинарах и тренингах, применяя полученные знания в каждодневной работе. Работа была одним из открытых ею способов получения удовольствий от жизни.

Удовольствий в это утро добавилось: позвонила близкая Дашина подруга Вера Лученко.

– Привет, Дашуня! – весело сказала подруга.

– Привет, Эскулапик! – в тон ей ответила рекламиссис. Даша любила лишний раз показать свое уважительное отношение к подруге‑доктору.

– Звоню по делу, – сообщила Лученко, сразу переходя к сути. – Ты говорила, что у тебя в агентстве открываются вакансии?

– Я? Когда?

– Ну не говорила, думала.

– Верка, прекрати на мне демонстрировать свое интеллектуальное могущество. Ты уже и по телефону нас, маленьких, насквозь видишь?!

– Ну вот, если психотерапевт и гипнотизер, так уже и мысли читаю? Не поддавайся стереотипам, дорогая моя! Ты как‑то жаловалась, что твоя команда пообтерлась, друг к дружке попривыкла. И что хорошо бы щучку запустить в дремлющий пруд с карасями.

– А ты собираешься переквалифицироваться в рекрутеры? Или открываешь кадровое агентство параллельно с медициной? – хмыкнула Сотникова, прижимая плечом трубку и одновременно раскладывая на своем столе деловые бумаги.

– Нет, солнце мое рекламное, я увлеклась охотой за двумя зайцами.

– То есть?

– Хочу предложить тебе нового работника. Для твоей пользы – это первый заяц, и одновременно помочь человеку – это второй.

– У тебя есть кто‑то толковый на примете? – заинтересовалась Дарья Сотникова.

– Вопрос толковости решать тебе. Но уверена, что это как раз тот случай…

– Вер! Я что‑то не пойму, – перебила объяснения подруга, – ты о ком хлопочешь?

– Ее зовут Алиса. Она пять лет прожила в Англии. Теперь вот вернулась домой. Ее нужно трудоустроить. Она моя пациентка.

– Ну, доктор, ты даешь! Только твоих психичек мне в агентстве не хватало. У меня тут все с легкой шизой, так ты еще хочешь укрепить ряды крезанутых?! Спасибо, подруга!

– Даша! – Из голоса Веры Лученко пропали мягкие нотки. – Алисе показана трудотерапия, и она будет землю рыть и когти рвать. Я подумала, что она может быть полезна именно рекламному агентству «Art Advertising». Впрочем, если тебе люди не нужны, так и скажи. Я подыщу ей что‑нибудь другое.

Разговор запнулся. Руководительница рекламного агентства задумалась. Подруга‑доктор ей не мешала.

Мысли Сотниковой были простыми и ясными: «Почему Вера предлагает какую‑то Алису? Никогда прежде она никого не пыталась устроить в агентство, даже свою дочь Ольгу, дизайнера по профессии… Между прочим, очень грамотная девочка, хороший специалист… И искала работу самостоятельно. Ее матери даже в голову не пришло просить лучшую подругу об Олином трудоустройстве. В нашей многолетней дружбе никогда не было женских хитростей и интриг, это самое важное. Значит, есть что‑то такое, чего Вера не договаривает. Что это за барышня? Чем она так интересна? Почему о ней так печется моя замечательная подруга?»

– К твоему сведению, – прозвучало в трубке, – никакого особого интереса у меня к Алисе нет. Сексуальную ориентацию я не сменила, она у меня прежняя. А что касается моего предложения, мне кажется, вы обе выиграете, если она будет работать у тебя.

– Вера! Ты снова читаешь мои мысли! Фу!

– Ничего не «фу». Мы с тобой дружим сто лет, было бы странно, если б я не знала, о чем ты думаешь.

– И то правда.

– Так я направляю к тебе свою пациентку?

– Уговорила, – вслух произнесла Даша, а про себя подумала: «Ей тут сделают “водные процедуры”. Контрастный душ уж точно обеспечен. Нашим ребятам пальчик в рот не клади».

День в рекламном агентстве шел своим ходом. Приходили и уходили клиенты, рекламисты занимались текущими вопросами, пили кофе, спорили. Творческие сотрудники и менеджеры‑технари без устали пытались найти общий язык. Творцы, как всегда, считали, что понимают в рекламе больше, чем кто бы то ни было. И у них есть отличные идеи, которые пусть и не соответствуют заданию… но они просто лучше – и все тут. Менеджеры снисходительно объясняли творцам, что главный бог рекламы – информация, без нее никакие креативщики ничего не достигнут. А без них, менеджеров, они вовсе и дня не проживут. Ведь именно они мастерски устремляют неприрученную творческую энергию креаторов в нужное русло, делая задание максимально конкретным!..

Ни те ни другие не задумывались о том, что бы они делали без директора. Сотникова, как мать семейства, знала слабые и сильные стороны своих «детей», направляла и поддерживала те самые споры, в которых рождается истина. Именно на ней, на первом лице агентства лежала тяжкая обязанность с пеной у рта защищать проект рекламной кампании перед заказчиком и добиваться, чтобы ее команда получала заслуженные деньги, а рекламодатели доверяли агентству рекламные бюджеты.

Кофе в агентстве пили беспрерывно. Кофейный аромат густо висел во всех помещениях и создавал уютное чувство покоя, окутывал душу и тело, прочищал глаза и уши. А главное, прояснял мозги – основной рабочий орган рекламных гениев. Если все сотрудники получили по чашечке кофе и находятся каждый на своем месте, то рекламное агентство работает, как хорошо смазанный механизм. И тогда нельзя выкинуть ни одного звена из цепочки.

Примерно к середине дня Дарья Сотникова собрала всю команду для очередного мозгового штурма. Как звезды в космосе, рождались ослепительные идеи, вспыхивали и тут же гасли слоганы – рекламные девизы. Наконец, начало вырисовываться что‑то стоящее, оставалось только «докрутить».

Однако никто ничего докрутить не успел. Вошла секретарша Вика со странным выражением лица. И объявила, словно конферансье в цирке перед особо эффектным номером:

– К вам Алиса Старк!

Вика отошла в сторону. На пороге появилась тоненькая девушка. На секунду показалось, что в помещении стало светлее, как будто на фигурку и лицо вошедшей упал свет от нескольких прожекторов. Рекламные мысли всей команды резко затормозили и свернули на совсем другую дорогу.

«Какая красотка! Просто Мисс Мира. Только короны не хватает!» – восхитился Виталий Свитко, коренастый парень невысокого роста. Он сверкал гладко выбритым черепом и белыми зубами, которые то и дело скалил согласно американскому принципу «смайл». В агентстве его подначивали прозвищем Копирка, потому что работал он копирайтером, то есть составителем текстов. Между прочим, составлять текст – значит превращать полный бред, принесенный рекламодателем, в гениальные строки. А такое занятие требует от человека, кроме образного мышления, жадного интереса к окружающему. И Свитко его проявлял в полной мере.

«Ух ты… Вот она, мой идеал жены и матери моих будущих детей. Женюсь! Теперь точно женюсь», – решил Георгий Александрович, менеджер по связям с общественностью (это обозначение для чужаков, а через две минуты общения – пиарщик Жора). Впрочем, так пафосно он думал о каждой новой знакомой. А их у него хватало. Летели, как мотыльки, на стильный Жорин прикид. Он носил супердорогие очки‑хамелеоны в легкой металлической оправе, макушку своих темных волос отбеливал. Разговаривал манерно, тихим интеллигентным голосом, а больше всего на свете любил хороший коньяк, кофе, сигареты и расслабляющую музыку. Как пиарщик, он заботился об имидже клиентов, был в курсе всех слухов и сплетен. Хотя это занятие сильно подрывало его веру в человечество…

«Хороша! Бывают же такие штучные изделия! Просто произведение искусства», – глядя на Алису, эстетствовал третий мужчина в коллективе, самая творческая личность – арт‑директор Романенко. Александр считался натурой увлекающейся, склонной к созерцанию и задумчивой отрешенности. Эти качества хорошо сочетались с его внешностью Дон Кихота: высокий, худой, заостренные черты лица, глаза цвета серебра, светлые волосы нависают над бровями, как крыло птицы.

«Только такой красотки здесь и не хватало!» – насторожилась румяная пышечка Юля Папернюк. Она была похожа на сдобную булочку с изюмом. Вся из ямочек – на щеках, на подбородке, в углах пухлых губ, она казалась полненькой потому, что затягивалась в джинсу или коротенькие юбки. Грудь, живот и бедра так и рвались наружу из тесной одежды. Юля работала менеджером по работе с клиентами, иногда эту должность называют еще координатор проекта. Надо сказать, непростая работа – быть мостиком между агентством и клиентом. Возглавлять, с одной стороны, группу персонала, которая трудится над исполнением конкретного заказа, а с другой – прислушиваться к капризам заказчика и стараться их выполнить. Юлечка была уверена, что она должна одеваться и стричься как можно сексуальнее, тогда в работе сбоев не будет, ведь большинство рекламодателей – мужчины.

«Пропало агентство! А какая хорошая была фирма!» – горестно подперла щеку рукой Вика. Она издалека, со своего рабочего места наблюдала за реакцией коллег на гостью.

«Вот ты какая, Алиса! Да‑а… – подумала хозяйка агентства. – Как говорит моя лучшая подруга, которая тебя ко мне прислала: “Красота не столько требует жертв, сколько сама часто становится жертвой!” Ну, посмотрим».

Вслух же Дарья Сотникова сказала:

– Здравствуйте, Алиса! Я вас ждала. Мы как раз закончили мозговой штурм. Давайте побеседуем, а потом вы осмотрите наш офис, если хотите.

– Если можно… – робко сказала Алиса.

– Можно, можно, можно! – с певучими интонациями промурлыкали три мужских голоса.

«Сю‑сю‑сю! Паваротти, Доминго и Каррерас. Тенора недорезанные!» – нахмурилась и возмущенно поджала губки Юлька, сразу проникаясь к мужской части коллектива ревнивым презрением. И неудивительно, ведь до сегодняшнего дня она по праву считалась «Мисс Само Обаяние» рекламного агентства.

Алиса прошла с Дашей в ее кабинет. Пока гостья осматривала неожиданный в деловом помещении камин, дипломы и награды в рамочках, Дарья незаметно, но внимательно изучала Алису Старк. Взгляд Сотниковой мог претендовать на звание экспертного. Она и сама была красивой женщиной и разбиралась в женской красоте. Сотникова с интересом следила, как постепенно меняется сам типаж красоты. Или, говоря точнее, ее эталон. Ненатуральные блондинки со сверхсексуальными формами, с избытком силикона везде, куда проник скальпель пластического хирурга, теперь остались лишь в дешевых порноизданиях. Сексуальная агрессия перестала волновать. Да и засушенный феминизм в лице уверенных и независимых бизнес‑леди тоже не интриговал. Наигрались в пофигизм, унисекс и девушек‑подростков. Все чаще в мелькающих вокруг изображениях стала появляться Просто Женщина. Ангелоподобная, вроде этой Алисы.

Дарья мысленно усмехнулась, представив себе рекламный ролик какой‑нибудь модной марки с острым чувством юмора: у девицы внешности а‑ля Памела Андерсон сдуваются губы и силиконовая грудь, на экране вспыхивает надпись: «Осторожно: разгерметизация!» И вместо сексуального монстра на силиконовой подкладке появляется милая натурально‑златокудрая барышня – Алиса Старк, в легком ситцевом сарафане в мелкий цветочек и на тонких лямочках. Из открытого сарафана видны трогательные ключицы, светится прозрачная кожа русалки. Смотрит она на зрителя своими акварельными чистыми глазами. Хороша!

Закончив незаметный осмотр соискательницы вакансии, Даша решила: «Ну и подарок мне Верка преподнесла! Мужики от тебя с ума сходят, это ясно. Поскольку ты, Алисочка, ходячий архетип идеальной подруги – платоническая мужская мечта. А женщины тебя ненавидят, ведь ты не просто соперница, а настоящее стихийное бедствие! Тяжело тебе приходится, девочка».

И тут Алиса удивила директора рекламного агентства вопросом:

– Вы не помните меня, Дарья Николаевна?

– Нет. Что‑то не припомню. – Сотникова была уверена, что видит девушку впервые.

– Десять лет назад вы преподавали на подготовительных курсах в иняз.

– Что‑то такое было… – неуверенно сказала Сотникова.

– И я – одна из абитуриенток. Вы нам английский язык читали. Конечно, нас было много, и вы не могли всех запомнить…

– Точно! Вспомнила. Меня сразу после окончания вуза оставили работать на курсах. Господи! Как давно это было!

– Вот, вы нас всех выучили, и я поступила в институт.

– Значит, мы с вами одни ступени обтаптывали! – обрадовалась Даша.

Как водится, тут же стали вспоминать преподавателей. Выяснилось, что у Дарьи и у Алисы читали дисциплины одни и те же педагоги – обе учились на одном и том же факультете. Сотникова распорядилась принести в кабинет кофе, и молодая женщина стала рассказывать о себе.

– После окончания вуза я работала в «Интуристе». Там и познакомилась со своим будущим мужем. Вернее, я начала подрабатывать как переводчица еще во время учебы. Так что познакомились мы с Джоном, когда я училась на первом курсе.

– Но он дал вам возможность закончить учебу? – спросила Сотникова, стремясь к точности во всем.

– Иначе и быть не могло, – кивнула Алиса. – Мы поженились после окончания вуза. И я уехала с ним в Лондон. А теперь вот вернулась, не смогла больше…

– Давайте начнем с самого начала, – предложила Сотникова как можно доброжелательнее. – Насколько я понимаю, живя в Лондоне, вы могли блестяще совершенствоваться в языке. Вы работали?

– Первое время – да. Экскурсоводом в турфирме. Это было такое счастье! – сказала Алиса, впервые улыбнувшись. – Но работа продлилась очень недолго. Счастье закончилось.

– Почему? Что случилось?

– Ничего. Муж не захотел, чтобы я работала. И пришлось сидеть дома.

– Быть домохозяйкой – непростой удел, – не скрыла своего сочувствия Дарья.

– Вначале я старалась как‑то приспособиться. Управительница большого поместья все‑таки. У Джона все обустроено, как в старой доброй Англии: конюшни, псарня, работники, кухарка, горничная, дворецкий…

– И от всего этого вы сбежали?! Ну и ну! Здесь вас мало кто поймет. Алиса, скажите честно, почему? Только из‑за того, что устали от безделья?

– Я не просто устала. У меня пропали все желания! Я влачила какое‑то жалкое декоративное существование. Стала чувствовать себя вещью. Какой‑то вазой или подушкой на кушетке. Перестала радоваться… Потому что в тюрьме не может быть гармонии, даже если прутья на решетке золотые, – сказала Алиса, глядя прозрачными глазами в пытливые глаза главы рекламного агентства.

– Но ведь вы могли завести детей. Многие женщины находят себя в материнстве.

– Джон категорически не хотел иметь детей. Я долго не понимала почему. Потом все выяснилось… Но это трудный разговор, как‑нибудь потом. Впрочем, Вера Алексеевна знает.

– Ну хорошо. Дети – еще не все в жизни, – вздохнула Даша. Ее сын учился в американской школе, и она уже привыкла жить с ним врозь. – Есть же друзья, знакомые, светская жизнь какая‑то…

– Ой! Бог ты мой! Вы, Дарья Николаевна, даже представить себе не можете… Муж был категорически против любых знакомых и любых контактов.

– Как это? – Такого умудренная рекламиссис еще не слышала.

– Очень просто. Мне не разрешалось общаться с русскими, с русской эмиграцией, потому что все они, по словам моего супруга, бандиты. Даже актрисы, художники или радиоведущие. Все они – русская мафия! Что касается англичан, то семейные пары, друзья мужа, меня не приняли. Ведь я намного моложе Джона… Разница поколений. И вообще, они не любят иностранцев.

– Н‑да, хорошенькое дело! – озадаченно сказала Сотникова.

Она представила себе, как английские жены могли воспринять красавицу Алису.

– В результате что у меня осталось? Муж‑надсмотрщик и полное одиночество. Да, еще слуги. Но со слугами я тоже не имела права приятельствовать. Жена самого Старка не должна общаться с обслуживающим персоналом! Хорошо хоть, что я перечитала все, какие возможно, книжки, и через Интернет общалась со всем миром. Но разве такое существование можно назвать полноценным?

– Алиса, мне вас искренне жаль.

– Правда, муж два раза в год ездил со мной в путешествия. Мы увидели многие страны. Но это ведь не заменяет каждодневную нормальную жизнь. Поэтому я в конце концов собралась и уехала.

– И правильно сделали, – одобрила Дарья.

Теперь ей стало понятно, почему Вера решила лечить депрессию Алисы работой.