Глава 1. Экипаж рейса 777 в полном составе: три пилота, пятнадцать бортпроводников и маршал – сотрудник службы безопасности авиакомпании – ехал с КПП на борт самолета

Экипаж рейса 777 в полном составе: три пилота, пятнадцать бортпроводников и маршал – сотрудник службы безопасности авиакомпании – ехал с КПП на борт самолета. В салоне служебной машины, которая неторопливо ползла по летному полю к восемнадцатой стоянке, царило приятное оживление. Михалыч, как всегда, травил анекдоты, бортпроводники весело переговаривались. Две молодые мамы – Семина и Лапина – вполголоса обсуждали своих детей.

– Ты представляешь, – Варя счастливо улыбалась, – моя Анюта вчера нарисовала самолет! Смешной такой, с синими глазками и двумя зубиками во рту.

– В детском бортовом журнале увидела? – Настя придвинулась ближе к подруге.

– Наверное, – Варя пожала плечами, – но получилось так здорово! Я его спрятала, а то у нее в комнате вечно такой беспорядок, что потом не найдешь. Хочу отправить на конкурс детского рисунка.

– Надо быстрее, – Настя кивнула, – там, говорят, до конца приема работ неделя осталась.

– А куда отправлять, не знаешь?

– В отдел персонала.

– Слушай, – Варя вздохнула, – мне в этот раз так не хотелось из дома уезжать! Анюта – я уже собралась – залезла ко мне на колени и давай канючить: «Мамочка, не уезжай, мамочка, я скучать буду». Прямо сердце разрывается.

– Не бери в голову, – Настя положила свою ладонь на Варину руку, – у тебя замечательный муж, справится. Она через две минуты уже, наверное, забыла, что тебя рядом нет.

– Она, может, и забыла, но я‑то помню. Знаешь, очень хочется дома чаще бывать! Дочка каждый день меняется, растет.

– С одной стороны, конечно, – Настя прищурилась, – но я вот помню, как без работы целых три года сидела. На меня сразу и дети, и муж как сели, так и поехали. Подай – принеси, приготовь – убери. Теперь вот их баловать некогда, так сразу ценить начали. Жалеют, когда устаю, ухаживают.

– Да?

– Да, Варенька, да, – Настя вздохнула, – поверь мне, женщина тоже должна быть личностью! Любить свое дело, добиваться успеха в профессии. Тогда и в семье к ней будут относиться с уважением, а не как к полопосудомойке.

Машина остановилась у служебной лестницы, ведущей на самолет, и бортпроводницы одна за другой стали подниматься наверх.

– Вы, ребята, идите в кабину, готовьтесь, – Фадеев протянул Андрею свой чемодан, – а я самолет обойду, с техниками пообщаюсь. Хочу убедиться, что все у нас в норме. Как говорится, бог‑то бог, а и сам не будь плох!

Андрей с Михалычем коротко кивнули и поднялись по железной лестнице вслед за экипажем пассажирской кабины. Антонов, как показалось пилоту‑инструктору, заметно нервничал и то и дело оборачивался на оставшегося внизу Фадеева. Борис Михайлович такие вещи спинным мозгом чувствовал: что‑то между этими двумя не так. Никаких профессиональных разногласий нет, делить нечего, значит, банальное «не сошлись характерами». И такое в жизни бывает. Хотя странно это все. Оба – нормальные мужики, оба пилоты прекрасные! И чего Фадеев на мальчишку взъелся? Хоть бы делал скидку на молодость: Антонову и тридцати еще нет.

Зайдя в кабину, пилоты приступили к проверке датчиков и приборов по контрольным картам. Выполняя привычную подготовку к рейсу, Борис Михайлович внимательно наблюдал за Антоновым. Знал, что потом Фадеев устроит ему детальный допрос. Самолет Андрей понимает и любит, это сразу видно – глаза у него в кабине так и заблестели. Будь его, Михалыча, воля, Андрей Антонов с таким послужным списком уже бы в командирах летал. Но что‑то, видимо, Фадеева в новом пилоте не устраивает. Вот только что?

Михаил Вячеславович, видно, закончивший пытать техников, вошел и занял место командира воздушного судна. Антонов, сникший при появлении начальства, разместился в кресле второго пилота, Михалыч – за ним.

– Ну, что тут у нас? – бодро поинтересовался Фадеев.

– Норма, – Михалыч кивнул командиру, – единственная проблема – питание пока не привезли.

– Да?! – Фадеев удивленно взглянул на часы. – А пора бы! Попроси‑ка, Борис Михайлович, к нам старшего бортпроводника зайти.

– Разрешите? – Евгений вошел и остановился у двери в кабину.

– Разрешаю. Что там за проблемы с кейтерингом?

– Я даже, как вам сказать, – Евгений замялся.

– Давай как умеешь. Опять, что ли, для первого класса не могут собрать положенные восемь соусников на человека?! Ты учти, если я этим делом займусь, все будет сделано вовремя, но головы ой как полетят!

– Пока не надо, – Евгений не ожидал такой детальной осведомленности командира, – но, по сути, проблема похожая. В кейтеринге говорят, не хватает тарелок под закуски для бизнес‑класса. Рассчитывали на возврат посуды из Амритсара, а в итоге пришлось ждать Пафоса, который садится на полтора часа позже. Посуда уже на кухне, моют. Как только закончат – привезут!

– Не понял. – Фадеев внутренне начал вскипать: из‑за такой ерунды, как посуда, задерживать рейс было последним делом. Просто позорище, если честно. – А из Амритсара куда тарелки девались?!

– Их там, – Евгений под тяжелым взглядом командира опустил глаза, – их там индусы выкинули…

– С какой еще стати?! – Фадеев уже кипятился вовсю, хотя внешне оставался спокоен. – Это ж имущество компании!

– Понимаете, – попытался объяснить Евгений, – из Москвы была закуска. Салат из говядины. Не знаю, как эти чертовы индусы, обслуживавшие рейс, пронюхали, что там за мясо, но даже прикасаться к посуде отказались. Снять с борта сняли, а мыть – ни в какую! Выбросили, и все.

– Вот черт! – не выдержал Михаил Вячеславович. – А кто в Индию додумался грузить салат из мяса священных животных?!

Евгений в ответ только пожал плечами – учитывая, что кейтеринг относится к зоне ответственности аэропорта, вопрос этот можно было назвать риторическим.

– Ладно, – Фадеев смилостивился, – ты их поторопи. По расписанию готовность воздушного судна должны уже дать! Кроме тарелок, все остальное в норме?

– Да, – Евгений сделал паузу, – Михаил Вячеславович?

– Что?

– Хотел доложить: на борту будет министр Воронов.

– В курсе, – отозвался Фадеев, – с удовольствием выйду, поприветствую.

– И еще Ривман, член совета директоров, – добавил Евгений скороговоркой.

– Надо же, – Фадеев покачал головой, – этого я не знал! Что ж, буду рад встрече, давно мы с ним не общались. А ты с тарелками давай разберись! Рейс у нас подконтрольный!

Евгений, отчеканив: «Будет сделано», вышел в салон, а Фадеев удобнее устроился в командирском кресле и начал дублирующую проверку работы приборов. Пока возился с панелью, на стекло начали падать первые капли. Ну, вот вам и обещанный дождь. Хорошо, что стоянка у телетрапа – пассажиры не промокнут.

По прошествии десяти минут он начал отчетливо слышать, несмотря на шум дождя, как наручные часы отмеряют каждую секунду. Тик‑тик‑тик. Не выдержав, связался с Операционным центром.

– Алексей, что там с моим Бангкоком?

– Кухня только что выехала – на доставку‑погрузку уйдет пятнадцать минут.

– Ждем, – резюмировал он.

– Ждем, – отозвалось эхом.

Бортпроводники уже выстроились по салону и около дверей, Антонов нетерпеливо отстукивал ритм носком ботинка, дополняя громогласное тиканье часов, а Фадеев повторял про себя: «Только б успели». Смешно сказать, но он‑то прекрасно знал, как любая мелочь способна повлиять на ход отправки воздушного судна. За первые две минуты задержки по какой‑нибудь ерундовой причине цеплялись следующие пять, вслед за ними, откуда ни возьмись, возникали еще полчаса, а уж где сорок минут – там все точно пойдет наперекосяк. Нет, дудки! Сегодня он этого не допустит – только о полете и думал последние две недели, мечтал оторваться от земли и провести в небе желанные восемь с половиной часов.

Тук‑тук‑тук. Фадеева чем дальше, тем больше раздражал размеренный стук ботинка Антонова, но он стоически терпел – не хотел делать замечание, нервировать второго пилота перед взлетом.

– А кстати, – Михалыч, шестым чувством ощутил напряжение командира, – анекдот новый слышали?

И тут же, не обращая внимания на укоризненный взгляд Фадеева, выдал:

– Приезжает журналист в аэропорт брать интервью. Все, как водится, заняты, носятся, посылают его подальше. Наконец отлавливает он на перроне оператора‑ассенизатора. Беседует с ним, тот жалуется на свою тяжелую жизнь. Журналист и спрашивает: «Неужели вы не можете найти другую работу, не такую грязную?» – «Как?! – возмущенно кричит мужик. – Сменить профессию?! Предать авиацию?!»

– Да уж, – хмыкнул Фадеев, глядя на давящегося от смеха в кулак Антонова, – ты у нас, Михалыч, настоящий знаток старины. Этому анекдоту сто лет в обед!

– Не нравится, – Борис Михайлович сделал вид, что обиделся, – сам что‑нибудь расскажи!

– И расскажу, – Фадеев бросил на Андрея быстрый взгляд, – вот, например. Хотел один пилот выше всех в небе летать. Наплевал на указания диспетчера и попал в стратосферу. Взглянул на приборы и как ахнет от ужаса: «Господи!» А в ответ ему в наушниках: «Чего тебе, сын мой?»

– Тоже мне, удивил, – сквозь смех просипел Михалыч, подметив, как изменился в лице Антонов, – я его миллион раз слышал!

– Ну‑ну, – Михаил Вячеславович наконец улыбнулся, – а чего тогда ржешь? Ладно, вот тебе еще. Едет пилот на машине после рейса. Усталый. Заснул за рулем. Просыпается – прямо перед носом зад громадного «КамАЗа». Еще секунда, и произойдет ДТП. Стиснув зубы, пилот вдавливает педаль газа в пол и тянет руль на себя…

– Жизненно, – хрюкнул от смеха Михалыч, – надо будет запомнить. А ты, Андрюха, чего‑нибудь знаешь?

Он ободряюще взглянул на младшего коллегу.

– Знаю, – Антонов сощурился. – Выдает экипаж грубую посадку. Все выскакивают, причитают. Командир за голову хватается: «Это из‑за меня, я неправильно заход построил, поздно реверс скомандовал». Штурман: «Нет, это я виноват, неправильно курс проложил, высоту неправильно считывал». Бортинженер тоже ахает: «Нет, это я виноват, не тот режим двигателя установил». А второй пилот отряхивается и говорит: «Блин, чуть не убили, сволочи!»

В кабине повисла неприятная тишина. Михалыч вжал голову в плечи, предвидя реакцию командира: с Фадеевым подобных вольностей никто себе не позволял. Да‑а‑а, тяжело будет парню с таким характером сделать карьеру.

– Не смешно, – процедил сквозь зубы Фадеев.

– Да ладно, нормально! – бросился спасать неразумного коллегу Михалыч, переводя обеспокоенный взгляд с Фадеева на Антонова. Оба устрашающе шевелили желваками, упершись взглядами в лобовое стекло. – У меня примерно так и было! Я вам, друзья‑товарищи, о своем полете в Непал вторым пилотом никогда не рассказывал?

– Нет, – отрезал Фадеев и бросил на пилота‑инструктора предостерегающий взгляд.

Михалыч послушно замолчал. Пусть, в конце концов, сами между собой разбираются – взрослые люди. Правда, один страдает юношеским максимализмом, а другой то ли ревностью к молодости, то ли манией неприкосновенного авторитета. Шут их разберет! Но сейчас встревать себе дороже.

Борис Михайлович откинулся на спинку кресла и вспомнил себя на заре карьеры. Не‑ет, он подобных шуточек в адрес своего командира, будучи вторым пилотом, не допускал. Относился с уважением, а после той посадки в Катманду даже с благоговением.

В Непал его отправили в награду за успешную работу на внутренних рейсах. Компания тогда росла словно на дрожжах, талантливых пилотов примечали и активно вводили в строй. У Бориса, только пришедшего после летного училища, было такое чувство, словно его захватил и теперь кружит неутомимый и счастливый ураган: обучение, тренажеры, полеты, новые города, а теперь вот и новые страны. О Катманду он, как всякий уважающий себя летчик, был наслышан: аэропорт лежит на дне каменного колодца, и со всех сторон – отвесные скалы. Но молодость страха не знает – Борис рвался в бой.

Только после посадки воздушного судна он понял, как повезло ему, что за штурвалом опытный командир, иначе это самое «чуть не убили, сволочи» из древнего анекдота в его случае вполне могло лишиться и «чуть», и «не».

В тот день был сильный ветер в хвост, и расчеты пилотов дали осечку. Над полосой самолет просвистел так, что Борис и опомниться не успел. Выход был один – вести «Боинг» на второй круг. Вот этот второй круг и запомнился второму пилоту на всю жизнь. «Где‑то тут елка росла», – пробормотал командир, направляя самолет прямо к отвесной скале. У Бориса тогда все внутри похолодело – какая, на хрен, елка! Высоту надо набирать, пока не разбились!!!

«Вот она, родимая», – обрадовался командир, увидев свой ориентир, и начал закладывать такой крутой крен, что, если бы пассажиры оказались не пристегнуты, попадали бы из своих кресел. Самолет, развернувшись, возвращался в прежнюю точку вдоль отвесной скалы. Борису упорно казалось, что, выпусти командир сейчас шасси – и можно будет ехать по скале, как ездят в цирковом аттракционе мотоциклисты. Со второго захода сели благополучно. Борису долго потом еще эта елка на стене каменного колодца во сне снилась, а Непал навсегда остался символом «безумства храбрых».

– Непал, говоришь, – очнулся вдруг Фадеев, – а я в свое время летал в Катманду на «Ил‑86».

– Да вы что?! – выпалил Андрей, мигом позабыв о своих счетах с командиром.

Михалыч тоже удивленно взглянул на Фадеева.

– Да, – Михаил Вячеславович, вспомнив молодость, просветлел, – после меня в Гималаях «Ил‑86» не садился. А мы тогда выполнили шесть рейсов. Вроде как испытательные полеты.

– Как же, – Антонов нетерпеливо заерзал в кресле, – как вы рискнули?! «Ил‑86» не может уйти на второй круг. А в Катманду ветер такой, что с первого раза редко сядешь. Или туман – хоть глаза выколи!

– Так ты, – Фадеев с уважением, которое для Михалыча было как бальзам на душу, посмотрел на Антонова, – там бывал?

– Еще бы, – губы Антонова расплылись в улыбке, – из всех наших только я выполнял рейсы в Непал. Сорок семь раз садился.

– Ого, – присвистнул Фадеев.

– Вот я и не понимаю, – Антонов возбужденно зачастил, глаза его снова горели, – как в такой аэропорт можно было на «Ил‑86» летать?! Это ж не приспособленная для экстремальных условий машина! А полоса в аэропорту короткая, со всех сторон скалы.

– Машина прекрасная, – хмыкнул Фадеев, – если у пилота голова и руки из того места растут! А если нет – тут уж ни «Эйрбасы», ни «Боинги» не помогут. Видел я там три разбитых «Эйрбаса» на скалах. До сих пор, поди, лежат.

– Да нет, – Антонов вздохнул, – убрали. Михаил Вячеславич, расскажите про «Ил‑86» в Катманду. Это ж фантастика!

– Ну, – Фадеев довольно ухмыльнулся, – фантастика не фантастика, а контракт на перевозку югославских солдат мы тогда выполнили, а заодно испытания провели.

– Это как? – не понял Михалыч.

– А так, – Михаил Вячеславович сиял хитрой улыбкой, – разрешения на постоянные полеты в Непал у «Ил‑86» не было, тут Антонов прав: и на второй круг не уйти, и полоса подлиннее нужна. Но руководство наше пробило в правительстве шесть экспериментальных рейсов. С условием, что летчик‑испытатель будет летать.

– Так это он пилотировал? – разочарованно выдохнул Антонов.

– Нет, – Фадеев бросил на Андрея испепеляющий взгляд, – испытателю нашему до Коккинаки далеко было. Я и взлетал, и сажал. Испытатель наш только поскуливал от страха в правом кресле, а потом и вовсе отказался летать. Ему, видите ли, жизнь дороже. А мы тогда в самом соку были, молодые, горячие. Чем труднее – тем лучше! Там, знаешь ли, особенность такая была. На шести тысячах метров нужно решение принимать – идти на посадку или лететь на запасной аэродром, в Дели. «Ил‑86» на второй круг не зайдет, есть такое дело. Вот вам картина. Снизился до шести тысяч, запроси у диспетчера погоду. Если ветер там или туман, не рискуй.

Но один раз мы чуть было не пропали. Диспетчер нам: «Сажайте, только быстрее – идет туман». И пришел этот самый туман раньше, чем мы. Вошли в глиссаду, а не видно ни зги: сплошное молоко вокруг. Я говорю второму и механику нашему: «Увидите огни, орите, что есть дури, – правее, левее или прямо». Там в торце полосы огни кроваво‑красные горят, но сквозь туман даже их не было видно. Вдруг слышу – орут: «Огни! Прямо!» Приземлился на ощупь. Закрылки. Тормоза. Встали. Сидим мокрые как мыши. А из динамика перепуганный голос диспетчера: «Русские, вы где? Где вы? Мы вас не видим».

Слушатели восхищенно молчали, Андрей даже рот приоткрыл от изумления. Кроме благоговения внимательный Борис Михайлович ничего другого в его взгляде не рассмотрел: ни привычной надменности, ни насмешки. Мастерство пилота – великая вещь! Искусство. Все равно, что картина гениального художника или музыка талантливого композитора. До дрожи пробирает.

– Чего, хлопцы, притихли? – польщенный восторгами коллег улыбнулся Фадеев. – Раз пошла такая пьянка, вот вам еще один анекдот. На тему тумана. Диспетчер вызывает борт: «Ответьте! Ответьте! Не можем связаться с вами. Если слышите, качните крылом». А в ответ раздается: «Вас понял. Приземлился два часа назад. Если слышите меня, качните вышкой!»

Под дружный гогот Фадеева, Антонова и Михалыча раздался звонок интерфона.

– Старший бортпроводник Аверин. Докладываю. Есть готовность воздушного судна! Начинаем посадку пассажиров.

– Вот и славненько, – обрадовался Фадеев.

Он потянулся в кресле и в нетерпеливом предвкушении погладил штурвал. Скоро, уже совсем скоро пассажиры зайдут на борт. Закроют дверь, отгонят трап, и «Боинг‑747», почувствовав его уверенную руку, послушно поднимется в небо.