ДЕВОЧКА-МЕДУЗА

В октябре в классе Котани-сэнсей появилась странная новенькая. Ее звали Минако Ито. Минако очень любила бегать. Обычно за словом "бегать" в голову сразу приходит слово "быстро". Побежать — значит набрать скорость. Но с Минако дело обстояло не совсем так.

Просто, если она чему-нибудь радовалась — она трогалась с места; и пока ей было хорошо — продолжала свое движение. При этом Минако смеялась… Смотрит на небо и смеется. И машет руками и ногами во все стороны. Представьте себе, как плавает медуза, и вы поймете, как бегает Минако.

В общем, особой скорости во время ее бега не наблюдалось. И к тому же Минако часто падала.

Первоклашки Котани-сэнсей быстро усвоили — если Минако бегает, значит, у нее хорошее настроение.

Утром девочку приводила в школу бабушка. Она сажала ее за парту, каждый раз заново объясняя ей, что это ее место. Первые три минуты Минако сидела спокойно, но потом вскакивала и начинала бродить по классу. Она трогала чужие вещи. Могла схватить со стола и засунуть в рот стирательную резинку, делая вид, что собирается ее съесть.

— Минако-тян, нельзя! — сердито говорили ей дети, и она, если была в хорошем настроении, со смехом возвращала резинку. А если была в плохом, бросала с размаху на пол. И снова принималась бродить по классу. Или бегать. Минако все время что-нибудь делала. Но что бы она ни делала, это всегда мешало остальным.

Когда Котани-сэнсей заходит в класс, все дети рассаживаются по своим местам. И только один стул остается свободным — стул Минако. Но Минако в упор не понимает, что это ее место.

— Минако-тян, ты сидишь вот тут, — говорит Котани-сэнсей, подводя девочку к парте за руку и усаживая ее на стул.

Начинается урок. Проходит несколько минут, и Минако встает и идет к учительскому столу. Она берет Котани-сэнсей за руку и тихонько смеется. А иногда она смеется очень громко, хохочет во весь голос.

Котани-сэнсей дает детям задание и идет усаживать Минако на место. Она приготовила для девочки несколько листов бумаги и пастельные мелки. Учительница рисует кружок и треугольник, показывает, как их нужно раскрасить.

Как только Минако берет мелки, Котани-сэнсей бежит обратно к своему столу, чтобы продолжить занятие. И так несколько раз за урок. Поэтому с тех пор как Минако пришла к ней в класс, Котани-сэнсей приходится, как молодому ниндзя, много и проворно двигаться. Разумеется, из-за этого она стала больше уставать.

С Минако очень нелегко.

Но особенно трудно, когда она вдруг говорит: "Пись-пись". Вообще Минако говорит довольно много. Иногда она даже поет. Но ни Котани-сэнсей, ни ее ученики — ни один человек в классе не понимает ни песен, ни разговоров Минако. Она бормочет, лепечет что-то, как младенец.

Из всего того, что она говорит, понять можно только "пись-пись". Сразу после того, как звучат эти слова, начинается настоящий кавардак, потому что "пись-пись" означает, что Котани-сэнсей должна немедленно схватить девочку и как можно быстрее бежать с нею в туалет. Чаще всего добежать до туалета они не успевают: Минако писает прямо на ходу. А иногда она начинает писать, едва успев произнести свое "пись-пись".

— Описалась, описалась! — кричат тогда дети хором. Им смешно, а вот Котани-сэнсей не до смеха. На то, чтобы подтереть пол и прочее, уходит не меньше пяти-шести минут. Понятно, что во время уборки преподавать Котани-сэнсей не может, и все это страшно ее раздражает.

Бабушка Минако каждый день приносит в школу три пары сменных трусиков для внучки. Обычно за время уроков уходит две пары, а третья нужна про запас, чтобы Котани-сэнсей чувствовала себя спокойно.

— Извините, пожалуйста, — каждый раз виновато говорит бабушка, передавая учительнице сверток с трусиками.

— Да что вы, что вы! — с улыбкой отвечает ей Котани-сэнсей. Дети очень любят, когда их учительница улыбается, некоторые из них тоже улыбаются вслед за ней.

Но Котани-сэнсей не ангел, она всего лишь человек. Когда в самое неподходящее время, за несколько минут до начала обеда, вдруг раздается громкое "пись-пись" и тут же слышится характерный звук льющейся на пол жидкости, учительница едва сдерживается, чтобы не сказать девочке грубость.

— Ах ты, медуза-засранка! — бормочет она себе под нос. Но девочку не ругает. Самое трудное при всем этом — не переставать улыбаться. Когда Котани-сэнсей принимала Минако в класс, она поклялась себе, что доведет дело до конца и справится без посторонней помощи. Она твердо решила никому не жаловаться. Поначалу она еще хотела поклясться не плакать, но потом передумала, решив, что для такой плаксы, как она, это уже слишком.

В старину люди давали обеты. Они клялись богам, что готовы терпеть любые трудности и лишения до тех пор, пока их молитвы не будут услышаны. В доказательство свей решимости некоторые полностью отказывались от мясной пищи или обещали никогда больше не пить чай. Разумеется, Котани-сэнсей никому ничего такого не обещала, но ее клятва самой себе по духу была очень близка этим старинным обетам.

Учительница решилась принять необычную девочку к себе в класс под впечатлением от ужасного рассказа дедушки Баку. Она мечтала когда-нибудь стать такой же прекрасной, как Дзэнзай Додзи, и такой же доброй, как дедушка. "Пусть это будет целью моей жизни", — думала она про себя.

Принимая Минако, Котани-сэнсей решила, что таким образом начнет новую страницу своей жизни. Поэтому она не собиралась сдаваться. "Если ты не находишь в себе сил улыбнуться при виде описавшегося ребенка, — думала Котани-сэнсей, — то вряд ли стоит возлагать особые надежды на будущее".

Больше всего забот Минако доставляла учительнице во время обеда. Девочка даже не умела как следует держать ложку. Обычно после пары неудачных попыток она принималась есть руками. Но горячую еду есть руками не так-то просто. Схватив горячий кусок, она тут же кидала его обратно в тарелку или на пол. Если на пальцах оставался соус, Минако изо всех сил трясла руками, чтобы его стряхнуть. Сидевшим рядом с ней детям это совсем не нравилось. Кто-то пытался увернуться и переворачивал чашку с молоком, кто-то начинал кричать, кто-то вскакивал, и начинался переполох.

К тому же Минако не видела абсолютно никакой разницы между своей порцией и порцией соседа. Она могла запросто залезть в чужую тарелку.

— Джунъичи, уступи ей, не сердись, — просит Котани-сэнсей сидящего рядом с Минако мальчика, подкладывая ему кусок вместо того, который стащила у него Минако. Джунъичи брезгливо морщится. Оно и понятно, кому захочется есть из тарелки, куда только что залез рукой другой человек.

Случалось и так, что Котани-сэнсей отдавала кому-нибудь из учеников свою порцию, а сама оставалась без обеда.

Но самым неприятным было то, что Минако то и дело норовила сбежать из класса. Стоило на секунду выпустить ее из виду, и девочку словно ветром сдувало. На улице, ей нравилось гораздо больше, чем в классе. С радостным смехом она бегала взад-вперед, растопырив руки и смешно выкидывая в стороны ноги, как медуза.

Котани-сэнсей бросала все и бежала вслед за ней. Оставлять девочку одну на улице без присмотра, пусть даже всего на несколько минут, было опасно — Минако не боялась велосипедов, не боялась упасть в люк и вообще ничего не боялась.

Никогда нельзя было знать заранее, куда она побежит. Иногда бледная от волнения Котани-сэнсей находила девочку в живом уголке, мирно играющую с козочками. Иногда Минако забредала по пояс в школьный пруд и принималась ловить золотых рыбок. Учительнице приходилось нелегко, но Минако неизменно была счастлива. И глядя на ее радостную улыбку, Котани-сэнсей просто не могла ее ругать.

Со дня появления Минако в классе прошла неделя.

Котани-сэнсей подумала, что надо поговорить с детьми и объяснить им, что же это за необычная девочка и почему она теперь учится у них в классе. И вот, в первый раз за всю неделю, учительница завела с детьми разговор о Минако.

Как раз в этот день Минако простудилась и в школу не пришла. Так что время для разговора оказалось самым подходящим.

Сначала дети рассказывали, как Минако мешает им учиться. А потом девочка по имени Харуко подняла руку и спросила:

— Сэнсей, Минако-тян, что ли, совсем дурочка?

— Минако — супердурочка, — заорал озорник Кацуичи, и все засмеялись.

— Кто мне объяснит слово "дурачок"? — спросила Котани-сэнсей у детей.

— Это который глупый…

— Это который плохо учится.

— Ну хорошо, а разве ваши мамы не говорят вам иногда, что вы глупые и плохо учитесь? — спросила Котани-сэнсей.

Дети растерялись.

— В давние времена, если ребенок рождался дурачком, то его либо убивали, либо выкидывали, — сказала Котани-сэнсей таким голосом, будто читала страшную сказку.

— Не может быть! — сказал кто-то из детей.

— Еще как может! В Греции, например, есть гора Тайгет. Говорят, туда относили таких детей и сбрасывали их в пропасть. А в Японии в горы уносили стариков и оставляли их там умирать. Это обычай называли "уба-сутэ", то есть "выброси мать". Вы наверняка слышали сказку про гору Убасутэ. А больных деток клали в камышовые лодочки и сплавляли по реке.

Испуганные первоклашки притихли.

— Как вы думаете, — спросила Котани-сэнсей, — почему таких деток убивали?

— Наверное, потому что они всем мешали, — ответил Такеши.

— Наверное, поэтому. А ведь Минако тоже нам всем ужасно мешает, — сказала Котани-сэнсей.

Дети в замешательстве глядели на учительницу, пытаясь понять, куда она клонит. В классе стало тихо-тихо.

— Мы своим мамам тоже часто мешаем, — скороговоркой сказал Такеши, словно пытаясь оправдаться за свои предыдущие слова.

— Сэнсей, а Минако-тян завтра придет в школу? — вдруг спросил Кацуичи, который до этого назвал Минако супердурочкой.

— Ну… — начала Котани-сэнсей и угрожающе замолчала.

— Ведь она придет завтра?

— Придет?

— Правда придет? — один за другим начали спрашивать дети.

— А вы хотите, чтобы она пришла?

— Да, да, хотим! — хором сказали все.

— Но она же всем мешает.

— Ну и что! Пусть мешает! — громче всех закричал Такеши.

Остальные согласно закивали.

Наверное, представили себе, как Минако летит в пропасть с высокой горы Тайгет, и им стало не по себе…

В этот же день Котани-сэнсей ждало первое настоящее испытание. Она сидела в учительской и проверяла детские сочинения, когда к ней подошел завуч и тихо сказал: "Тебя к директору". Вид у завуча был, мягко сказать, недовольный.

В кабинете директора Котани-сэнсей застала человек пятнадцать родителей из своего класса.

— Котани-сэнсей, родители ваших учеников хотят побеседовать с вами, — озабоченно сказал директор.

— Разумеется, а в чем дело?

— Это по поводу Минако Ито. Родители хотели, чтобы вы объяснили им, что происходит в классе. Я пытался сделать это за вас, но… — директор вытер платком вспотевший, явно не только от жары, лоб.

— Для начала, Котани-сэнсей, не могли бы вы рассказать нам, какими соображениями вы руководствовались, принимая в класс Минако Ито? — спросила мама Джунъичи, словно зачитывая какой-то циркуляр. Наверное, она научилась так разговаривать на своей работе, в дирекции металлургического завода.

— Я не вижу, почему у меня должны быть какие-то особые соображения на счет Минако-тян. Она для меня такая же, как и все остальные дети.

— В таком случае позвольте спросить, почему же вы обратились за специальным разрешением к директору школы, чтобы девочку определили именно к вам? Я навела справки и выяснила, что с ноября девочку определяют в спецшколу и что ее родители подали заявление с просьбой принять девочку сюда всего на один месяц. Более того, как оказалось, в школе эту просьбу отклонили. И тогда вы не поленились и обратились к директору за разрешением. Вам не кажется, что если у вас нет, как вы утверждаете, никаких особых соображений, то все это выглядит несколько странно?

— Я уже, как мог, разъяснил присутствующим вашу позицию… протянул директор. Завуч нахмурился. Он с самого начала был против того, чтобы Минако принимали в школу.

Котани-сэнсей задумалась. Разумеется, она знала, что ответить. Но при этом ей было ясно, что для того, чтобы убедительно изложить свою точку зрения, понадобится час, а то и все два, и что этого времени у нее нет. И даже если бы у нее было это время, то вовсе не факт, что ей удастся переубедить недовольных родителей. В конечном итоге учительнице ничего не оставалось, кроме как ответить:

— Принимая девочку в класс, я думала о том, что детям пойдет на пользу, если у них будет такая подружка, как Минако.

— Вы что, шутите? Вы вообще в своем уме? Мой ребенок говорит, что из-за этой вашей новенькой он ничего не может делать — ни учиться, ничего! — истерично закричала женщина, стоявшая в заднем ряду.

"Как она может так говорить?" — подумала Котани-сэнсей, но вслух ничего не сказала.

— Мы, конечно, понимаем, что учитель волен поступать, как ему заблагорассудится, но когда это начинает мешать окружающим, то это уже серьезно. Как вы считаете? — обратилась мама Джунъичи к остальным родителям.

Котани-сэнсей была еще совсем молодой и чувствительной и потихоньку начала выходить из себя.

— Я не поступаю, как мне заблагорассудится! Я отдаю работе все свои силы.

В ответ кто-то из родителей спокойно заметил:

— Мы вовсе не обвиняем вас в том, что вы пренебрегаете работой. Но точно так же, как родители Минако заботятся о своей дочери, мы заботимся о своих детях. И мы беспокоимся, что если и дальше все будет продолжаться в том же духе, то у детей окончательно пропадет желание учиться. Поэтому мы и решили с вами поговорить.

И тут вдруг кто-то сказал:

— А вы, сэнсей, к тому же небеспристрастны.

Котани-сэнсей поняла, о чем сейчас пойдет речь, и внутренне сжалась.

— Вы когда у нас дома были, то даже чаю не согласились выпить. Сколько мы вас ни уговаривали, вы все твердили, что это не положено по правилам. А потом в другом доме, что там чай — вас к ужину пригласили, и вы почему-то согласились как миленькая. Почему же это, а?

Котани-сэнсей захотелось закрыть лицо руками.

— Так что знайте, некоторые родители крайне возмущены происходящим.

Это уже начинало смахивать на публичную расправу над несчастной учительницей.

Завуч воспользовался небольшой паузой и нетерпеливо спросил:

— Ну так что, сэнсей, может быть, вам стоит изменить свою позицию по этому вопросу?

Котани-сэнсей посмотрела ему прямо в глаза и отчеканила:

— Я оставляю Минако в классе.

— Что же это такое? — возмутилась мама Джунъичи.

— Сэнсей, и для кого это вы так стараетесь, защищаете Минако?

— Я делаю это для себя, — в сердцах ответила учительница.

Родители зашумели.

— Неслыханно! Разве учитель не должен все, что он делает, делать для детей?

— Я работаю для себя. А что там делают другие, я не знаю.

"Да как с ней можно разговаривать?!", "Да она не в себе!" — наперебой возмущались родители.

"Дедушка, помоги мне! Я просто сказала то, что думаю. Чтобы не повторить твоей ошибки, чтобы не предать, разве я могла поступить иначе? Дедушка, неужели я ошиблась? Дедушка, скажи, что мне делать…" — Котани-сэнсей закрыла глаза. У нее было сил продолжать этот спор..

Понятно, что в это день ей уже не хотелось навещать своих учеников.

"Прости меня, Тэцудзо-тян, — думала она. — Сегодня я позволю себе немного полентяйничать".