Камбрия, озеро Уиндермир. Сент‑Джеймс решил, что остаётся ещё одна, последняя возможность разобраться в гибели Яна Крессуэлла

Сент‑Джеймс решил, что остаётся ещё одна, последняя возможность разобраться в гибели Яна Крессуэлла. Шанс был невелик, но коли уж он оставался, Сент‑Джеймс не мог его упустить. Но для реализации идеи ему был нужен некий спортивный инструмент.

Ни в Милнторпе, ни в Арнсайде не было магазинов рыболовных принадлежностей, и потому Сент‑Джеймсу пришлось отправиться в Грэндж‑овер‑Сэндс и приобрести необходимое в местечке, именуемом Ланкастере. Там продавалось абсолютно всё, от детской одежды до садовых инструментов, и вся улица, расположенная на склоне, состояла из лавочек и магазинчиков, явно основанных инициативными представителями семейства Ланкастеров в последнюю сотню лет, и это оказался весьма удачный проект, потому что теперь магазинчики буквально стояли друг на друге. И основной идеей их существования была, похоже, та мысль, что если что‑то не продаётся в этом месте, то это и покупать незачем. В одном уголке этого мира продавалось и всё для рыбалки, и здесь же торговали разделочными ножами, точно такими, как тот, что Линли достал из воды в лодочном доме Айрелет‑холла.

Сент‑Джеймс купил всё необходимое и, позвонив Линли, сообщил, что направляется в Айрелет‑холл. Ещё он позвонил Деборе, но она не ответила. Саймон не удивился, потому что она ведь видела, кто звонит, а настроение у неё было не из лучших.

Впрочем, и Сент‑Джеймс тоже был недоволен супругой. Он искренне любил свою жену, но случались моменты, когда их расхождение во взглядах на что‑то заставляло его ставить под сомнение всю семейную жизнь. Впрочем, это всегда было мимолётно, и позже Сент‑Джеймс сожалел о своих мыслях и посмеивался над ними, когда они с Деборой остывали. «И с чего мы повздорили?» – думал он тогда. То, что вечером казалось невероятно важным, утром выглядело чистым пустяком. Но вот теперь вопрос был действительно серьёзным…

Почти всю дорогу до озера Уиндермир Сент‑Джеймс был погружён в мысли, хотя при других обстоятельствах он бы искренне наслаждался поездкой через долину. Но на этот раз он выбрал поворот на северо‑восток и очутился у оконечности озера Уиндермир, где громоздились морены, оставленные в незапамятные времена ледниками, и где некогда стояла деревушка, прямо на берегу, – теперь она отодвинулась подальше. Здесь он повернул на север. И через несколько мгновений перед ним раскинулось собственно озеро Уиндермир: огромное безмятежное пространство серо‑голубой воды, в которой отражались яркие осенние деревья, выстроившиеся вдоль берега.

Айрелет‑холл был недалеко от этого места, всего в нескольких милях, за парком Фелл‑Фут, сиявшим викторианской красотой и предлагавшим множество чудесных пешеходных маршрутов. Впрочем, в это время года для таких прогулок было холодновато. Но весной здесь расцветало множество нарциссов и рододендронов, достигавших высоты дома. Сент‑Джеймс проехал мимо парка и очутился в лабиринте деревьев; там, где листья ещё не облетели, деревья светились оранжевым огнём и охрой; там, где листвы уже не осталось, торчали голые тёмные ветви.

Ворота в Айрелет‑холл были заперты, но в путанице плюща на каменном столбе притаилась кнопка звонка. Сент‑Джеймс вышел из взятой напрокат машины и позвонил. Пока он этим занимался, за его машиной встал «Хили‑Эллиот» инспектора Линли.

Это облегчило задачу входа. Пара мгновений разговора с бестелесным голосом, ответившим на звонок, закончилась тем, что Линли сказал через плечо Сент‑Джеймса:

– Это Томас Линли.

И всё утряслось. Ворота открылись со скрипом, как в каком‑нибудь старом фильме ужасов, а потом так же шумно закрылись.

Линли и Сент‑Джеймс направились прямиком к лодочному дому. Оставалась, как Саймон объяснил другу, последняя возможность проверки, и нужно было её использовать. Пусть все вокруг твердят, что обстоятельства смерти Яна Крессуэлла вполне очевидны, всё равно: если и есть вероятность убедить коронёра заново открыть дело, её можно обнаружить только одним способом. Но даже и это не гарантия, уточнил Сент‑Джеймс.

На это Линли ответил, что он был бы бесконечно рад, если бы всё наконец закончилось и он смог бы как можно скорее вернуться в Лондон. При этих словах Сент‑Джеймс бросил на него короткий косой взгляд. Линли тут же сказал:

– Начальство сильно мной недовольно.

– Что, Хильер рассчитывал на какие‑то другие результаты?

– Нет, я об Изабелле. Она злится из‑за того, что Хильер втянул меня в это расследование.

– А!.. Это плохо.

– Определённо плохо.

Больше они к этой теме не возвращались, но Сент‑Джеймс задумался о характере взаимоотношений Томаса и Изабеллы Ардери. Раньше он уже встречался с ней, когда они все вместе занимались одним делом, и Сент‑Джеймс был не настолько слеп, чтобы не заметить проскакивавшей между Линли и Изабеллой искры. Но роман со старшим офицером представлял собой серьёзную опасность. Собственно, роман с кем угодно в Ярде был опасен для Линли.

Пока они шли к лодочному дому, Линли рассказал Сент‑Джеймсу о своей встрече с дочерью Бернарда Файрклога, Манетт, и её мужем, сообщив, что именно они обнаружили по части выплат, производимых Яном Крессуэллом. Бернард Файрклог мог сам отдать такие распоряжения, а мог и не отдавать, сказал Линли. Но в любом случае Крессуэлл, похоже, знал многое такое, что ставило его в рискованное положение. Если Файрклог не знал о выплатах или, по крайней мере, о некоторых из них, то опасность грозила ему самому, стоило ему узнать обо всём. Если Ян пытался прекратить какие‑то платы, то осложнялись отношения с теми, кто денежки получал…

– В общем, похоже на то, что в итоге всё упирается в деньги, – сказал Линли.

– Ну, именно так чаще всего и бывает, разве нет? – заметил Сент‑Джеймс.

В лодочном доме оказалось достаточно светло, в дополнительном освещении нужды не было. Дело, затеянное Сент‑Джеймсом, не требовало лишнего света, хватало и отражённых от поверхности озера лучей солнца, поскольку день выдался ясный. Саймон намеревался исследовать состояние других камней причала. Если бы нашлись и другие расшатавшиеся, кроме двух упавших, он пришёл бы к выводу, что случившееся с Яном – действительно случайность.

Вёсельной лодки на месте не было – похоже, Валери вышла на озеро. Сент‑Джеймс подошёл туда, где обычно бывало привязано её судёнышко. Разумнее всего, решил он, начать с проверки именно этой части причала.

Саймон присел на корточки и стал нажимать на камни. Линли дёрнулся было, чтобы помочь ему, но он сказал:

– Я сам.

Камни держались вполне надёжно, но вот Сент‑Джеймс нажал на пятый – и тот зашатался, как молочный зуб во рту дошкольника. Шестой и седьмой тоже держались плохо. Следующие четыре были в отличном состоянии, а вот двенадцатый едва держался на месте. Именно в щель возле этого двенадцатого Сент‑Джеймс и воткнул разделочный нож, купленный им в Грэндж‑овер‑Сэндс. С помощью ножа оказалось совсем нетрудно сдвинуть камень с места, чтобы тот свалился в воду. Усилия потребовались незначительные. Лезвие ножа скользнуло в щель, Сент‑Джеймс чуть‑чуть нажал на рукоятку – и дело было сделано. Линли слегка топнул ногой по камню, и тот полетел вниз. Теперь легко было представить, как некто выбирается из лодки, переносит весь свой вес на причал – и вот такой же камень сдвигается с места. Именно это и произошло с Яном Крессуэллом. Теперь вопрос был только в том, упадут ли в воду другие камни, если на них встанет Линли, но которым не станет помогать ножом Сент‑Джеймс. Проверка не потребовала много времени. Один из камней упал, три других удержались. Линли вздохнул, покачал головой и сказал:

– Ну, я готов выслушать любые предложения. И не стану возражать, если одним из них окажется предложение вернуться в Лондон.

– Нам нужен яркий свет.

– Зачем это?

– Не здесь. Идём.

Они вышли из лодочного дома. Сент‑Джеймс поднял разделочный нож так, чтобы оба они хорошо его видели. И оба пришли к одному выводу, для которого даже не требовались всякие там микроскопы и лабораторные исследования. После того как Сент‑Джеймс орудовал ножом, сдвигая с места камень, всё лезвие покрылось глубокими царапинами. Но ведь тот нож, который Линли достал из воды, был совершенно новым.

– А… Ну да, вижу, – пробормотал Томас.

– Думаю, это окончательно проясняет дело, Томми. Нам с Деборой пора возвращаться в Лондон. Я, конечно, не стану утверждать, что камни не могли быть сдвинуты с места каким‑то другим способом. Но тот факт, что найденный в воде нож был новым, заставляет предположить, что Крессуэлл действительно утонул случайно, или же для смещения камней было использовано что‑то другое. И если ты не собираешься перетрясти всё вокруг в поисках подходящего инструмента, с помощью которого камни свалились в воду…

– Мне нужно сменить направление движения, – закончил за него Линли. – Или же закрыть дело и отступить.

– Да, осмелюсь предположить, что это именно так, если только Барбара Хейверс не отыщет нечто особенное. Но в любом случае результат нельзя назвать плохим, так? Это просто результат.

– Верно.

Они некоторое время стояли молча, глядя на озеро. К берегу подходила лодка, в ней сидела женщина, искусно работавшая вёслами. Валери Файрклог была одета для рыбалки, но ей явно не повезло. Когда она приблизилась, то показала на пустую корзину и весело крикнула:

– Хорошо, что вы там не умираете от голода! Я в последние дни стала совсем безнадёжным рыбаком.

– На причале внутри много расшатавшихся камней, – крикнул в ответ Линли. – И несколько из них мы расшатали ещё сильнее. Так что поосторожнее! Мы вам поможем.

Они вернулись в лодочный дом. Валери бесшумно подвела лодку к причалу и остановила точно там, где камни едва держались.

– Вы умудрились выбрать самое опасное место, – сказал Линли. – Вы именно здесь спускались в лодку?

– Да, – кивнула Валери. – А я и не заметила. Что, совсем плохо дело?

– Рано или поздно они упадут.

– Как и другие?

– Как и другие.

Лицо Валери изменилось, расслабилось. Она не улыбнулась, но облегчение было весьма заметным. Сент‑Джеймс это отметил, и он знал, что Линли тоже не упустил это из внимания, принимая из рук Валери Файрклог рыболовные снасти. Линли положил всё в стороне, потом протянул руку и помог Валери Файрклог выбраться из лодки на причал. После чего представил женщину и Сент‑Джеймса друг другу.

– Насколько я понял, именно вы обнаружили тело Яна Крессуэлла? – спросил Саймон.

– Да, я.

Валери сняла с головы бейсболку, прикрывавшую её аккуратные седые волосы. Они были подстрижены по‑молодёжному, и она быстро пригладила их рукой.

– И вы позвонили в полицию, – продолжил Сент‑Джеймс.

– Тоже верно.

– Я как раз об этом думал, – сказал Саймон. – Вы сейчас идёте в дом? Можем мы пройтись с вами?

Валери посмотрела на Линли. Она вовсе не выглядела насторожённой – слишком хорошо владела собой для этого. Но она, конечно, думала о том, зачем бы другу Линли, эксперту из Лондона, захотелось поболтать с ней, и она, безусловно, отлично понимала, что говорить он станет совсем не о её рыбацкой удаче. Но любезно ответила:

– Да, конечно, можете…

Однако быстрое движение голубых глаз выдало её истинные чувства.

Они пошли по тропинке. Сент‑Джеймс заговорил:

– Вы в тот день тоже рыбачили?

– Когда нашла Яна? Нет.

– Тогда зачем вы отправились в лодочный дом?

– Я просто гуляла. Как правило, я делаю это каждый день. Когда приходит зима и погода портится, мне удаётся двигаться куда меньше, чем мне нравится, да и всем нам… Вот я и стараюсь выходить на прогулку, если день более или менее ясный.

– Гуляете по поместью? Ходите в лес? На холмы?

– Я прожила здесь всю свою жизнь, мистер Сент‑Джеймс. И иду туда, куда ноги несут.

– А в тот день?

Валери Файрклог посмотрела на Линли и спросила:

– Хотите что‑то прояснить?

Это, безусловно, было вежливой формой вопроса о том, с чего вдруг его приятель начал к ней цепляться.

Сент‑Джеймс сказал:

– Тут скорее моё личное любопытство, чем Тома. Я разговаривал с констеблем Шлихтом о том дне, когда был обнаружен Ян Крессуэлл. Он сообщил мне два интересных факта о звонке на номер 999, и я с тех пор всё пытаюсь их понять. Ну, на самом деле к звонку относится только один из фактов. Второй относится к вам.

Теперь уже насторожённость откровенно проявилась во взгляде Валери Файрклог. Она остановилась. Провела ладонями по брюкам, что Сент‑Джеймс понял как способ привести в порядок нервы. Он знал, что и Линли точно так же оценил этот жест, потому что друг бросил на него взгляд, предлагавший продолжить расспросы.

– И что же такого сказал вам констебль?

– Он поговорил с тем человеком, от которого получил сообщение. С тем, который ответил на ваш звонок. И тот сказал, что звонившая леди была на удивление спокойна, если учесть обстоятельства.

– Понятно.

Валери произнесла это любезным тоном, но то, что она при этом остановилась, давало понять: есть в смерти Яна Крессуэлла некие моменты, которые она предпочла бы скрыть от Сент‑Джеймса и Линли.

– «Похоже, в моём лодочном доме плавает мёртвый человек», – вот что вы сказали приблизительно, – сказал Сент‑Джеймс, внимательно глядя на Валери.

Она отвела взгляд. Движение её черт было похоже на лёгкую рябь на поверхности озера. То ли кто‑то проплыл под поверхностью воды, то ли лёгкий ветерок нарушил покой, но в любом случае это было мгновение, когда спокойствие покинуло Валери. Она подняла руку, отвела со лба упавшие волосы – и не надела снова свою бейсболку. Солнечные лучи упали на неё, высветив тонкие морщинки. Затем она сказала:

– Никто не знает заранее, как он отреагирует на подобную ситуацию.

– Полностью с вами согласен. Но второй странный факт того дня состоит в том, что вы переоделись к тому времени, когда приехали полицейские и врачи. Вы встретили их одетой не для прогулки – во всяком случае, не для осеннего дня, вы были в одежде, пригодной только для дома.

Поняв, куда клонит Сент‑Джеймс, Линли сказал:

– Так что, как вы понимаете, нам хочется кое‑что проверить, выяснить. – Он дал ей пару мгновений на размышление, потом продолжил: – Вы вообще не ходили тогда в лодочный дом, да? Это не вы обнаружили тело, не вы звонили по 999.

– Мне кажется, я представилась, когда звонила, – напряжённо произнесла Валери, но она ведь не была дурой. Ей следовало понять, что, по крайней мере, эта часть игры закончена.

– Кто угодно может назвать какое угодно имя, – возразил Сент‑Джеймс.

– Может, пришла пора сказать нам правду? – добавил Линли. – Речь о вашей дочери, так? Осмелюсь предположить, что это Миньон обнаружила труп и она же позвонила в полицию. Из её башни виден лодочный дом. Если она поднимается на верхний этаж, то ей видно вообще всё, от дверей здания до выходящих на озеро лодок. Вопрос, собственно, в том, были ли у неё причины организовывать смерть Яна Крессуэлла. Потому что она ведь должна была знать в тот вечер, что он на озере, так?

Валери возвела взор к небесам. Сент‑Джеймсу почему‑то вспомнилась страдающая Мадонна и то, что влечёт за собой материнство для не слишком храбрых женщин. Оно ведь не кончается в тот момент, когда дети становятся взрослыми, а продолжается до самой смерти – либо матери, либо ребёнка.

– Никто из них… – Валери запнулась, посмотрела на Сент‑Джеймса, на Линли и только потом продолжила: – Мои дети не имеют к этому никакого отношения.

– Мы нашли в воде разделочный рыбный нож. – Сент‑Джеймс показал нож, которым ковырял камни. – Не этот, конечно, но очень похожий.

– Наверное, это тот, который я потеряла неделю назад, – сказала Валери. – Случайно вообще‑то. Я потрошила здоровенную форель, но уронила нож, и он упал в воду.

– В самом деле? – произнёс Линли.

– В самом деле, – откликнулась Валери. – Вот такая неловкость.

Сент‑Джеймс и Линли переглянулись. То, что они услышали, безусловно, было ложью, потому что стол для разделки рыбы находился в другом конце лодочного дома, далеко от того места, где разделочный нож упал в воду. И если Сент‑Джеймс не слишком ошибался относительно природы вещей, нож вряд ли мог сам доплыть до того места и оказаться лежащим прямо под головой Яна Крессуэлла.