Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Лондон, Марилебон
В последующие два дня Томас весьма успешно избегал встреч с Изабеллой, хотя вполне мог сказать себе, что ничего он не избегает, потому что провёл эти дни в Королевском суде. Там он давал свидетельские показания по процессу серийного убийцы, к которому имел самое непосредственное отношение и едва ли не фатальную встречу в прошлом феврале. Однако после этих двух дней его присутствие в зале заседаний номер один больше не требовалось, и он, вежливо отвергнув просьбы троих журналистов об интервью (в которых, как он отлично знал, обязательно затронули бы некий вопрос, которого он касаться не хотел, а именно смерть его жены), был вынужден вернуться в Скотленд‑Ярд. И нечего было удивляться тому, что Изабелла спросила, почему он от неё прячется, – ведь о своём вынужденном отсутствии он сообщил не ей лично, а секретарю отдела. Сказал, что ничего подобного не происходит, и с чего бы ему от неё прятаться, просто он был в суде вместе со своей давней напарницей Барбарой Хейверс. Или Изабелла думает, что детектив Хейверс тоже пытается её избегать? Вот этого ему говорить не следовало, поскольку это заводило слишком далеко, и далеко в том смысле, что вело к истинной сути вопроса, состоявшего, естественно, в том, что Томас действительно не слишком хотел общаться с Изабеллой, пока не разберётся в самом себе и не поймёт, почему он отреагировал именно так, а не иначе, стоя перед дверью её квартиры. Изабелла же ответила, что вообще‑то она именно того и ждала бы от детектива Хейверс – то есть чтобы та её избегала, потому что это давно вошло у неё в привычку. На что ему пришлось сказать: «Думай что хочешь, я ничего такого не пытался делать». Изабелла сказала: – Ты злишься, Томми, и у тебя есть на это право. Я вела себя дурно. Но он свалился мне на голову вместе с детьми, и я совершенно растерялась. Но, пожалуйста, встань на моё место! Бобу ничего не стоит позвонить сюда, кому‑нибудь из руководства, и брякнуть: «А вам известно, что суперинтендант Ардери завела шашни с подчинённым ей офицером? Я просто подумал, что вам следует это знать». И он ведь действительно может это сделать, Томми! И сделал бы! А что из этого последует, не тебе объяснять. Томас подумал, что это настоящая паранойя, но ничего не сказал. Если бы он озвучил такую мысль, это привело бы к серьёзному спору, и если не здесь, на службе, то где‑нибудь ещё. И потому он обошёлся коротким: – Возможно, ты и права. А когда она бросила в ответ: «И значит?..», он понял, что это другой способ сказать: «Значит, сегодня вечером?» То есть они могли продолжить то, что отложили. Бифштексы, вино и секс, который должен был стать весьма энергичным и очень, очень продолжительным. Что, как внезапно осознал Томас, было для него сомнительным удовольствием. Хотя, конечно, в постели Изабелла была изобретательной и возбуждающей, и это было единственное место, где она позволяла ему хотя бы на мгновение одержать над собой верх. Томас ещё обдумывал её предложение, когда в дверь, которую он оставил приоткрытой, сунулась Доротея Харриман, вечная секретарша их отдела. – Инспектор Линли? – Когда Томас оглянулся, она продолжила: – Мне только что позвонили. Боюсь, вас хотят видеть. – Кто, Ди? Он почему‑то подумал, что ему нужно будет по какой‑то причине вернуться в Центральный уголовный суд. – Сам! – А… Значит, не в суд. «Сам» – это, видимо, помощник комиссара сэр Дэвид Хильер. А когда Хильер приказывал, следовало поспешить. – Что, прямо сейчас? – спросил он. – Это было бы лучше всего. Только он не здесь. Вам придётся отправиться в его клуб. – В такое время? Что он делает в клубе? Харриман пожала плечами: – Понятия не имею. Но вам лучше очутиться там как можно скорее. Учитывая проблемы движения, он бы хотел видеть вас через пятнадцать минут. Его секретарь чётко дал это понять. – Похоже, что‑то серьёзное, да? – Томас снова повернулся к Изабелле: – Надеюсь, вы меня извините? Она коротко кивнула, и он тут же вышел, так и оставив всё между ними нерешённым. Клуб сэра Дэвида Хильера находился рядом с Портленд‑плейс, и мысль о том, что Линли мог бы добраться туда из Скотленд‑Ярда за пятнадцать минут, выглядела просто смехотворной. Но само по себе упоминание о времени предполагало крайнюю срочность, поэтому Томас взял такси и велел водителю поспешить – и, ради всего святого, постараться как‑нибудь объехать стороной Пикадилли, где постоянно возникали пробки. Благодаря этому он добрался до «Твинса» – как назывался клуб Хильера – всего за двадцать две минуты, что составляло своего рода рекорд, учитывая время дня. Под клуб «Твинс» были приспособлены три из немногих оставшихся в этом районе городских домов, не попавших под нож переделок в девятнадцатом веке. Клуб был отмечен лишь сдержанной бронзовой табличкой справа от дверного звонка и лазурным флажком с именами его основателей над ней. Они изображались как единое целое, поскольку были близнецами. Насколько знал Линли, никто не копался особо в истории этого места, чтобы выяснить, насколько достоверны легенды об основании клуба. Его встретил отнюдь не швейцар, а некая пожилая женщина в чёрном платье и накрахмаленном белом фартуке, приколотом к груди. Она выглядела как существо из другого века, и тут же стало ясно, что и движется она так же. Томас вошёл в вестибюль с мраморным полом, увешанный картинами Викторианской эпохи (сомнительного качества), и доложил о своём деле. Женщина кивнула и изобразила нечто вроде балетного разворота в три приёма, прежде чем повести гостя к двери справа от внушительной лестницы. У окна, из которого виднелась часть сада, в котором останки деревьев душил плющ, стояла статуя Венеры в морской раковине. Женщина постучала, открыла дверь и, пропустив Томаса в столовую с обшитыми тёмными деревянными панелями стенами, закрыла дверь за его спиной. В этот час обедающих в комнате не было, зато присутствовали двое мужчин, сидевших за столом, покрытым льняной скатертью. На столе красовался фарфоровый кофейный сервиз. С тремя чашками. Одним из мужчин был помощник комиссара, а вторым – человек в очках, пожалуй, слишком хорошо одетый для дневного времени и данного места, хотя, если уж на то пошло, и Хильер был принаряжен не хуже. Они были примерно одного возраста, но в отличие от сэра Хильера второй мужчина скорее подчёркивал начинавшееся облысение, нежели скрывал его, и вызывающе приглаживал остатки шевелюры. Цветом его волосы напоминали военный мундир, и лучше всего было бы назвать их серовато‑коричневыми, потому что выглядели они крашеными. Его очки также бросали вызов моде, так как их толстые стёкла были взяты в мощную чёрную оправу, и всё это, вкупе с непомерно большой верхней губой, совершенно не сочетавшейся с нижней, просто само напрашивалось на карикатуру. И Линли понял, что знает этого человека, хотя и не мог вспомнить его имени. Хильер его выручил. – Лорд Файрклог, – сказал он. – Бернард, а это и есть инспектор Линли. Файрклог встал. Он был намного ниже ростом, чем Линли и Хильер – пожалуй, в нём было не больше пяти футов и пяти дюймов, – но держался он с большим достоинством. Его рукопожатие было твёрдым, и за всё время их разговора он не сделал и не сказал ничего такого, что заставило бы заподозрить его в отсутствии силы воли и уверенности. – Дэвид рассказывал мне о вас, – сказал Файрклог. – Я надеюсь, мы сможем понять друг друга. Акцент говорил о том, что лорд родом с Севера, и это удивило Линли, потому что Файрклог явно не получил образования в одной из прославленных школ. Томас посмотрел на Хильера. Помощник комиссара, как обычно, готов был сделать всё для обладателя титула. Но в то же время это было совсем не в духе помощника комиссара: так стараться ради человека, явно не получившего титул по наследству, а награждённого им за какие‑то заслуги. – Нас с лордом Файрклогом в один день посвятили в рыцари, – сообщил Хильер, как будто чувствовал, что подобное знакомство нуждается в объяснении. И добавил: – «Файрклог индастриз», – как будто от этого всё становилось предельно понятно, а источник богатства Файрклога – если таковое имелось – должен быть всем известен. – А… – произнёс Линли. Файрклог улыбнулся. – «Файрлу», – сказал он для окончательной ясности. И это действительно сказало Томасу всё. Бернард Файрклог приобрёл известность прежде всего потому, что изобрёл весьма и весьма необычный санузел и тут же запустил его в широкое производство. Однако получил титулы и взлетел на вершины потому, что благодарная нация отметила его благотворительную деятельность, в частности, огромные пожертвования на исследования рака поджелудочной железы. И всё же Файрклогу так и не удалось избавиться от того, чтобы его имя ассоциировалось с санузлами, и бульварные газетёнки вовсю резвились, говоря о его рыцарстве и последующем возведении в звание пэра, утверждая, что на Файрклога пролилась «королевская струя». Хильер показал на стол. Линли следовало присоединиться к этим двоим. Не спрашивая, Хильер налил в чашку кофе, и когда Линли и Файрклог уселись, просто пододвинул чашку к инспектору вместе со сливочником и сахарницей. – Бернард просит нас об одной услуге, – сообщил помощник комиссара. – Но это дело сугубо конфиденциальное. Теперь понятно, почему они собрались именно в «Твинсе», подумал Линли. Это объясняло и то, что встреча была назначена в такое время дня, когда члены клуба либо дремали над газетами, либо играли в сквош в подвальном зале. Линли кивнул, но не произнёс ни слова. Он только посмотрел на Файрклога, который достал из кармана белоснежный носовой платок и аккуратно промокнул лоб. На лбу промышленника выступило несколько капелек пота. Но в комнате отнюдь не было чрезмерно жарко. Файрклог сказал: – Мой племянник, Ян Крессуэлл, сын моей покойной сестры… утонул десять дней назад. В южной части озера Уиндермир, где‑то после семи вечера. Его тело нашли только на следующий день. Моя жена его обнаружила. – Примите мои соболезнования. Это, конечно же, был совершенно машинальный ответ. На лице Файрклога ничего не отразилось. – Валери любит рыбачить, – пояснил лорд инспектору, и это замечание могло показаться ничего не значащим, если бы не продолжение: – И она по нескольку раз в неделю берёт маленькую гребную шлюпку… Странное увлечение для женщины, но так уж оно сложилось. Она много лет этим занимается. Мы держим лодку для неё вместе с несколькими другими в лодочном доме в нашем поместье, и именно там и было тело Яна. В воде, лицом вниз, на затылке большая рана, хотя крови уже не было. – И на что это было похоже? – Он, должно быть, поскользнулся и потерял равновесие, когда хотел выйти из лодки. Он это любил, грести. Упал, ударился головой о причал – причал там каменный – и полетел в воду. – Не умел плавать или потерял сознание? – Второе. Ужасный несчастный случай, согласно дознанию. – Но вы с этим не согласны? Файрклог повернулся в кресле. Он как будто бы решил посмотреть на картину, висевшую над камином в дальнем конце комнаты. Это было нечто странное, в стиле сатирических гравюр Уильяма Хогарта: часть цирковой арены, по которой разбросаны всякие вещи, и грабли, у которых вместо зубцов были человеческие фигурки. Видимо, тоже некое напоминание о близнецах. Файрклог долго смотрел на картину, потом наконец сказал: – Он упал потому, что два больших камня причала расшатались. И сдвинулись с места. – Да, понимаю. Хильер пояснил: – Бернард думает, что эти камни могут кое‑что рассказать, Томми. Лодочный дом строили больше ста лет назад, и с тем расчётом, чтобы он простоял ещё не одну сотню. И причал в нём – тоже. – Но если коронёр признал это несчастным случаем… – Не то чтобы я ему не верил, – быстро произнёс Файрклог, – нет. Но… Он посмотрел на Хильера, как бы прося помощника комиссара закончить мысль. Хильер так и сделал. – Бернард хочет быть полностью уверенным в том, что это действительно несчастный случай. Тут замешаны интересы семьи. – И чего же опасается семья? Оба мужчины замолчали. Линли перевёл взгляд с одного на другого и сказал: – Вряд ли я смогу что‑либо прояснить, блуждая в темноте, лорд Файрклог. – Бернард, просто Бернард, – пробормотал Файрклог, хотя Хильер взглядом дал ему понять, что подобная фамильярность до добра не доведёт. – Вообще‑то родные зовут меня Берни. Но и Бернард сойдёт. – Он потянулся к своей чашке. Хильер хотел долить ему кофе, но Файрклог, похоже, просто хотел чем‑то занять руки. Он перевернул чашку, внимательно её осмотрел и наконец сказал: – Я хочу быть уверенным, что мой сын Николас никак не причастен к смерти Яна. Линли понадобилось несколько мгновений, чтобы усвоить эти слова, впитать всё то, что содержалось в них касательно отношений отца, сына и покойного племянника. Потом он спросил: – У вас есть причины подозревать, что Николас может быть как‑то в это замешан? – Нет. – Тогда?.. Опять последовал взгляд в сторону помощника комиссара, вынудивший того сказать: – Николас был… он… Можно сказать, он провёл трудную юность. Похоже, он со всем справился, но, поскольку такие моменты бывали и раньше, Бернард опасается, что мальчик… – Он уже мужчина, – перебил его Файрклог. – Ему тридцать два. И он женат. Когда я смотрю на него, мне кажется, что всё должно измениться. Что он сам должен измениться. Но это ведь были наркотики, самые разные, и в особенности метамфетамин, и это продолжалось годы, видите ли, с тех пор, как ему стукнуло тринадцать. Ему повезло уже в том, что он до сих пор жив, и он клянётся, что прекрасно это понимает. Но он и прежде так говорил, вот в чём дело, говорил время от времени… Линли слушал и постепенно начинал понимать, почему выбрали именно его. Он никогда не рассказывал Хильеру о своём брате, но у того имелись шпионы где угодно, и разве от его внимания могли ускользнуть разговоры о борьбе Питера Линли с наркотической зависимостью? Бернард продолжал: – Потом он познакомился с одной женщиной из Аргентины. Она настоящая красавица, и он влюбился в неё, но она поставила ему условие. Она не хотела иметь с ним дел, пока он окончательно не избавится от пагубной страсти. И он избавился. По‑видимому. По мысли Линли, это как раз говорило о том, что Николас Файрклог никак не мог быть причастен к гибели двоюродного брата, но он ждал, что последует дальше, – и дождался. Судя по всему, покойный вырос в доме Файрклога, играя роль старшего брата, чьё совершенство было так велико, что молодому Николасу и мечтать не приходилось сравниться с кузеном. Ян Крессуэлл успешно окончил школу в Камбрии, а потом не менее успешно учился в университете. Это позволило ему занять место главы финансовой службы в «Файрклог индастриз», а заодно и стать личным финансовым советником Бернарда Файрклога. А личные финансовые дела Файрклога, похоже, были весьма солидными. – Пока что не было принято решения, кто именно станет руководить предприятием, когда я отойду от дел, – сказал Файрклог. – Но, безусловно, Ян стоял в начале списка претендентов. – А Николас об этом знал? – Это все знали. – Он что‑то выигрывал… э‑э… от смерти Яна? – Как я уже сказал, окончательного решения пока что не было. «Значит, – подумал Линли, – если каждый знал, какое положение занимает Ян, то каждый – кем бы он ни был – имел мотив для убийства, если это было убийство». Но если коронёр расценил происшедшее как несчастный случай, то Файрклогу следовало бы успокоиться, однако этого явно не произошло. Линли рассеянно подумал о том, не хочет ли на самом деле Файрклог, вопреки собственным словам, желать того, чтобы его сын был причиной гибели кузена. Конечно, это было бы явным извращением, но Томас в своё время видывал и не такое. – А кто именно эти «все»? – спросил Линли. – Я хочу сказать, кто ещё, кроме Николаса, имеет законное право на «Файрклог индастриз»? Как выяснилось, таких хватало: две старших сестры и бывший пасынок, но Файрклога беспокоил только Николас. Прочих Линли мог оставить в покое. Никто из них не был убийцей. У них духу не хватило бы на такое. А вот Николас – другое дело. И кроме того, с его прошлым… В общем, хотелось бы быть уверенным, что он в это дело не замешан. Просто быть уверенным. – Мне бы хотелось, чтобы вы за это взялись, – сказал Хильер инспектору. – Вам придётся поехать на озёра и сделать всё с максимальной осторожностью. «Полицейское расследование, которое необходимо вести осмотрительно, – подумал Линли. – Интересно, как он себе это представляет?» Хильер пояснил: – Никто не будет знать, что вы туда поехали. И местная полиция ничего не будет знать. Мы не хотим создавать впечатление, что к этому как‑то причастна Независимая комиссия. Надо сделать всё тихо, но не оставить ни одного камня неперевернутым. Вы знаете, как с этим справиться. Но суть была в том, что Линли этого не знал. Кроме того, тут было и ещё нечто, вызывавшее в нём неуверенность. Он сказал: – Но суперинтендант Ардери захочет знать… – Я справлюсь с суперинтендантом Ардери. Я со всеми справлюсь. – Значит, мне придётся работать в одиночку? – Ни единый человек в Ярде не должен ничего знать, – подчеркнул Хильер. Похоже, это значило, что Линли не должен будет ничегошеньки предпринимать, случись Николасу Файрклогу оказаться убийцей. Он должен будет передать его в руки отца, или в руки Господа, или на милость Фурий. Всё это предполагало такой тип расследования, к которому Линли не хотел бы вообще иметь отношения. Но он прекрасно понимал, что его вовсе не просят отправиться в Камбрию. Ему приказывают это сделать.
|