Христианский гуманизм и секуляризация — два взгляда на гуманность. Но разве, благодаря успехам медицины, мир не изменился радикальным образом со времен древнего Рима?

Но разве, благодаря успехам медицины, мир не изменился радикальным образом со времен древнего Рима? Это так, однако достижения медицины лишь утвердили то, что христиане древности принимали верой: важность и уникальность каждой человеческой жизни остается неизменной от зачатия до смерти. Сегодня спорить о том, когда начинается жизнь, просто несерьезно. Генетический портрет человека определяется в момент зачатия. Это и есть начало жизни.

Однако люди до сих пор спорят, на каком этапе своего развития человеческие существа обладают правом на жизнь. Для отцов-основателей США, чьи представления о нравственности были сформированы библейским откровением, этот вопрос явно не представлял сложности. Они написали: «Мы считаем эти истины очевидными: все люди сотворены равными и наделенными своим Творцом определенными неоспоримыми правами, и в их числе — жизнь, свобода и стремление к счастью» (курсив — мой).

Будем ли мы в это по-прежнему верить, и согласимся ли взять на себя ответственность за ребенка в утробе матери или за человека с крайне низким качеством жизни, сегодня в значительной мере зависит от двух противоположных взглядов на гуманность.

Христианский взгляд

Христиане считают, что мужчины и женщины были целенаправленно и с определенным намерением сотворены по Божьему образу.150 На протяжении всей драмы человеческой истории Бог подтверждал, насколько люди ценны для Него. Он действовал последовательно, стараясь вернуть человечество, которое так щедро одарил, к утерянным взаимоотношениям с Собой. Бог даже послал Своего Сына отдать жизнь за каждого человека — даже за тех, кого сами мы ненавидим: серийных убийц, педофилов, террористов и им подобных. Бог никого не обделяет Своей милостью.

Светский взгляд

Но какова альтернатива, если христианское мировоззрение не принимается? Светский взгляд на гуманность исключает идею о неотъемлемом предназначении. Атеисты делают акцент на непрерывности эволюционного процесса, считая человечество лишь еще одним примером случайного продукта эволюции, по сути ничем не отличающегося от вшей или двоякодышащих рыб. Поскольку же вселенная появилась по неизвестным причинам, а жизнь развивалась случайным образом, человечество должно изобрести обоснование своего бытия и этику, с помощью которых мы могли бы управлять самими собой. Это означает, что ценность чьей-либо жизни становится вопросом субъективного выбора.

Некоторые указывают на выявленный анализом ДНК факт, что генетическая структура людей и обезьян совпадает на 98,7%. Разве это не доказывает эволюцию? Почему же мы должны считать, что отличаемся от животных?151 Возможно, ДНК и совпадают, но существует огромное множество других отличий. Г.К. Честертон как-то метко сказал, что, глядя на человека и животное, вы видите сходства; но при этом вы также видите, что различия между ними несоизмеримо больше этих сходств. У обезьяны есть руки, но она неспособна творить. Она не может создать произведение искусства или сыграть на скрипке. Слоны, хотя у них и есть бивни, — отмечает Честертон, — не строят храмов из слоновой кости, а верблюды, хоть и дают материал для изготовления кистей, но сами не рисуют.

Те же свидетельства, которые ученые-эволюционисты (причем, некоторые из них — христиане) используют для доказательства общности происхождения, могут с таким же успехом указывать и на единого Творца, что полностью согласуется с библейским представлением и сохраняет достоинство человека. Светский взгляд на эволюцию не может ответить на вопрос: «Что делает нас людьми?»

Я уверен, что движение креационизма дало хороший повод для пересмотра теории эволюции. То, что мы узнали о ДНК, говорит о том, что вся жизнь направляется разумно организованной информацией. Впрочем, как бы мы ни относились к теории эволюции, все серьезные христиане оспаривают светское мировоззрение и утверждают, что Бог создал человечество с определенной целью, что за творением стоит замысел, и оно не могло быть случайностью. Писание предоставляет очевидные аргументы в пользу сотворения. В нем сказано: «Небеса проповедуют славу Божию» (Псалом 18:2). Другими словами, Бог оставил на творении Свой отпечаток. Для нас очевидно, что человеческая жизнь, сотворенная Богом с определенным намерением, является священной.

Два взгляда на тело и душу

Убежденность в священности жизни ведет христиан к утверждению не только ценности человеческого тела, но и его единства с душой.152 В Книге Бытие сказано: «Увидел Бог все, что Он создал», — включая и человеческое тело, — «и вот, хорошо весьма» (Бытие 1:31). «Слава Божья — человек, живущий полнотой жизни», — написал Иреней, отец Церкви II века.153 Ценность тела подтверждена и Иисусом Христом, потому что Сын Божий пришел на землю во плоти и был воскрешен из мертвых телесно.

По словам одного ученого, атеисты обычно относятся к телу, как к «источнику греховного разложения, а не к тюрьме, из которой нужно убежать душе».154 Такая точка зрения ведет к идее, что тело может быть отделено от истинного «я», а значит — использовано для целей этого «я». Такая популярная формула, по сути — одна из форм дуализма, — широко распространена в западном обществе. «У меня есть право распоряжаться собственным телом», — в один голос заявляют многие атеисты эпохи постмодернизма (в том числе — и на некоторых заседаниях Верховного суда США). Но что, если наше тело едино с душой, и в конечном счете принадлежит не нам, а Богу?

Атеистическое мировоззрение сводит тело к некой машине, о которой следует судить с точки зрения ее полезности. Наше «я» становится чем-то, что мы обнаруживаем или изобретаем. Философ-экзистенциалист Жан-Поль Сартр, который в 1960-е годы был весьма популярен в студенческой среде, сказал: «Человек — это всего лишь то, что он из себя творит».155 И кто мы есть в наших телах — здесь совсем не при чем.

Подобный дуализм все еще популярен, поскольку позволяет относиться к собственному телу как к инструменту для получения удовольствия. Пока наши тела молоды и полны сил, мы относимся к ним, как к рабам, накапливая всевозможные впечатления, которые, как мы безрассудно полагаем, не окажут существенного влияния на наш характер. Когда же с приближением старости мы начинаем болеть или получаем тяжелую физическую травму, и тело перестает быть источником удовольствий, мы заявляем о своем праве избавиться от него путем «самоубийства с посторонней помощью» — эвтаназии. Люди говорят, что то, как они поступают со своими телами, — это их личное дело, не имеющее никаких последствий для общества.

От такого мнения — один короткий и вполне логичный шаг до того момента, когда кто-нибудь из власть предержащих заявит, что от людей, тела которых больше не приносят пользу ни им самим, ни обществу, следует избавляться. В конце концов, эти тела — всего лишь сломанные машины. Так право умереть превращается в долг.

В стремлении к общественному благу

Несколько десятилетий назад светские гуманисты объявили человека верховным существом вселенной. «Всякая мысль начинается с людей, а не с Бога; с природы, а не с божества», — заявляет Второй гуманистический манифест. Переступив эту критическую черту, атеисты были вынуждены создать земную утопию сообразно собственным взглядам.

Но если, как доказывает Сартр, Бога нет, и не существует никакого объективного базиса для оценки человеческой природы, то как мы можем знать, что приносит людям максимальное благо? Иными словами, как выглядит идеальный мир? Крупнейшие светские мыслители — Руссо, Фрейд, Маркс и другие — создавали собственные версии рукотворных (и насаждаемых) утопий. ХХ век подошел к своему завершению захламленным обломками всех бесполезных систем, которые только мог придумать человек. Кровь текла рекой из нацистских концлагерей через советский ГУЛАГ и «поля смерти» в Камбодже. Каждое обещание утопического спасения заканчивалось катастрофой для человечества.

Атеист может искренне верить в то, что он любит ближнего, но в результате эта любовь способна так возрасти, что он решит положить конец земным мучениям этого ближнего. Без основанного на Библии, укорененного в священности жизни набора этических норм, без утвержденного естественного порядка, четко выраженного в законах и подкрепленного практикой, мы оказываемся оставленными на милость тех, кто стоит у власти. И принимаем это, несмотря на явный риск.

Сравните это с христианским мировоззрением, в котором любовь к ближнему начинается с уважения его права на жизнь. Документ, выпущенный обществом ECT, гласит:

Мы предлагаем более глубокий и ценный гуманизм, который прочно утвержден на основании библейской истины, выработан в процессе исторического развития христианской мысли, соответствует здравому смыслу, почитает лучшее в традициях нашей цивилизации и придерживается обетования будущего, более подобающего достоинству человеческой личности, являющейся объектом бесконечной Божьей любви и заботы.

Такое понимание гуманизма объясняет, почему христиане в ходе истории были и остаются в авангарде борьбы за права человека.