Глава 14 Радость ортодоксии. Истинные христиане понимают, что вера была дана раз и навсегда, и она наполнена жизнью и восторгом

Истинные христиане понимают, что вера была дана раз и навсегда, и она наполнена жизнью и восторгом.

Как уже было показано в предыдущих главах, настоящее христианство — это логичное и согласованное объяснение реальности. Оно начинается с рациональной предпосылки о том, что Бог есть. И Он рассказал нам, как устроен Его мир. Он — первичная реальность. Но почему же тогда существуют страдания? Потому что Бог наделил людей свободной волей. Мы избрали неповиновение, и потому в мир пришло зло. Однако правление сатаны не устояло. Бог вторгся на землю в Своем Сыне. Битва достигла своей кульминации: Сына арестовали и казнили. Это была плата за зло. Однако камень был отвален от гробницы, и Бог воскресил Иисуса из мертвых, гарантировав Его воскресением новую жизнь и нам с вами. Для завершения вторжения был послан Святой Дух, утверждая Божье Царство через Тело Христово, Церковь.

Теперь мы можем обменять свою жизнь на жизнь Христа. Примирившись с Ним, мы примирены друг с другом, ведя святую жизнь в братском общении и отстаивая ценность человеческой жизни на каждом этапе ее развития. Однажды Христос вернется и утвердит Божье Царство окончательно. Все, кто во Христе, будут вечно наслаждаться общением с Богом, для чего человечество и было изначально предназначено.

***

Так почему же сегодня столько людей в мире утверждают, что христианская вера и ее доктрины сухие и хрупкие? Можно было бы сказать, что они пугают, раздражают, изменяют жизнь, являются радикальными или непомерными, но унылыми и скучными — никогда. И все же, многие думают именно так. Как такое возможно?

Один из ответов заключается в неспособности Церкви научить, в чем заключается вера. Часто ли мы слышим, что христианство — это новое Царство, всеобъемлющий взгляд на все происходящее в жизни, мировоззрение, Божье правление? Вместо этого нас потчуют поверхностными терапевтическими проповедями и мессианскими политическими посланиями. Люди сидят на церковных скамьях мертвым грузом, ожидая, что их будут развлекать, или объяснят, за кого голосовать на выборах.

Во-вторых, мы стали настолько эгоцентричными, потакающими своим желаниям материалистами, что перестали видеть истинные жизненные ценности. Американцы отягощены кредитами, счетами за обучение в колледжах, желаниями купить новую машину или новый костюм, потому что старый уже стал немного тесноват. По данным одного исследования, мы — самая несчастливая нация на земле. У нас больше умственных расстройств и депрессий на душу населения, чем в любой другой стране. Примечательно, что самые счастливые по тем же критериям — нигерийцы. Если бы вы сравнили нигерийский Лагос с любым крупным западным городом, то удивились бы такому результату еще больше.173

Однако, побывав на богослужениях в странах третьего мира, вы обнаружите бурлящую радость, куда большую, чем радость от посещения торгово-развлекательного центра или гольф-клуба. Самые сильные впечатления от посещения церквей у меня были или в тюрьмах, или в странах третьего мира, причем иногда — в невероятно тяжелых условиях. Но почему? Люди радуются, потому что у них нет идолов, их не манят развлечения, и они приняли послание о новом Царстве.

В-третьих, я уверен, что многие в западных странах сегодня запуганы давлением со стороны общества. Ясное дело, мы не хотим заходить слишком далеко в своих взглядах и беседовать с неверующими соседями о чем-то столь эпатажном, как телесное воскресение или разделение вод Красного моря. Кто из вас готов объяснять высокообразованному соседу с дипломом Гарварда, что вы действительно верите в сотворение этого мира Божьим словом?

Евангелие может задевать за живое. Первым человеком, когда-либо засвидетельствовавшим мне о Христе, был Том Филипс — член правления крупной фирмы, который в тот момент был моим клиентом. Том от природы — застенчивый, мягкий человек, однако я по сей день хорошо помню слова, сказанные им тогда: «Я принял Иисуса Христа и посвятил Ему свою жизнь». Ему было настолько неловко, что, говоря это, он смотрел не на меня, а на висящие на стене часы. Позже Том рассказал мне, что вечером накануне молился о том, чтобы Бог дал ему смелость засвидетельствовать мне. Он был уверен, что Бог сказал ему: «Расскажи обо Мне Чаку Колсону. Он нуждается в друге». Слова Тома задели меня за живое — они в точности отразили мою нужду.

Конечно, в этом есть определенный риск, но не позволяйте страху остановить вас. Люди могут назвать вас абсолютистом и обвинить в предвзятости. Я уверен, что этот страх задеть чьи-либо чувства привел к тому, что многие христиане начали колебаться в своих представлениях о Евангелии. Его считают политизированным (иногда вполне правомерно) и абсолютистским, хотя оно не более абсолютистское, чем любое другое утверждение истины, например, что солнце встает по утрам. Некоторые молодые евангелисты и движение новых церквей, избегая провозглашать истину, просто реагируют на стереотипы, и вместо того, чтобы проповедовать или занимать твердую позицию, они стараются начать диалог в надежде, что кто-то откроет для себя Иисуса. Однако с того самого момента, когда было впервые провозглашено Евангелие, Благая весть всегда имела конкретное содержание: Христос воскрес! Что это, как не смелое заявление об истине?

В-четвертых, наша культура превозносит прогресс. Считается, что все новое лучше старого. Однако источник просвещения истинного христианства — в исторической ортодоксии. Вот почему я часто использую термин «радикальное христианство», имея в виду христианство, получающее свою жизнь из корней веры. Повторюсь, что у веры, точно так же, как у семей, есть родословие, по которому можно определить ее подлинность.

Обращение к истокам христианства сегодня противоречит ценностям общества, поскольку люди из-за своей гордости, находясь под впечатлением новых веяний, убеждены, что мы можем придумать утопические решения для чего угодно. В результате мы увлекаемся модными новшествами, которые уходят в прошлое так же быстро, как появляются. Технологии могут помочь собрать обильный урожай, но он не сможет накормить голодающих, если этого не позволят диктаторы-утописты. Их гордость — проблема, древняя, как мир. Однако именно истина ортодоксальной веры преображает народы и культуры.

Наконец, в наш либеральный, просвещенный, толерантный век все религии считаются равноценными, и на эту удочку попадаются даже некоторые верующие. В конце концов, люди, искренне поклоняющиеся в своих религиозных собраниях, имеют такое же право на уважение их взглядов, как и мы. Тем не менее, идея о том, что все дороги ведут на небеса, — это самый быстрый из всех известных мне способов убить жизнь в любой христианской системе верований. Как вы сможете отстаивать что-либо, в истинность чего не верите? В конце концов, истина характеризуется исключительностью. Отправьтесь сегодня в Африку и спросите у местных христианских лидеров, верят ли они в такую вещь, как истина, и на вас посмотрят, как на душевнобольного. Станет ли кто-то строить свою жизнь на основании, в истинности которого он не до конца уверен?174

Для либерального мировоззрения возможность выбора важнее истины. Это хорошо, если вы решаете, в каком из пригородов хотите жить, но совершенно неприемлемо, когда вам нужно вверить кому-то или чему-то свою жизнь. Впрочем, как метко подметил Честертон, либерализм не ведет к либерализации мира.175 По сути, все происходит в точности наоборот. Обещание свободы привело к марксистским репрессиям. Деструктивная библейская критика породила церковь без убеждений, а вскоре — и без последователей, что привело к неизбежному хаосу в ни во что не верящем, ни к чему не стремящемся обществе. Как утверждает Честертон, либерализм в действительности крайне нетерпим; он отвергает свободу мышления, отрицает чудеса и не способен принять ничего, что находится вне сферы его познаний и понимания.176