Барсово ущелье. Туман смешивался с пороховым дымом и вонью горящей серы

Туман смешивался с пороховым дымом и вонью горящей серы. Слезились глаза, в адском мареве метались какие‑то тени, больше похожие на вырвавшихся из Заката демонов, чем на людей. У разбитых пушек, на лестницах, на помостах валялись трупы, оружие, какие‑то обломки. Внизу все еще дрались, то и дело гремели взрывы, но бой стремительно пятился от стены. Дик опять опоздал и сам не понимал, рад он этому или нет. Юноша, немного помедлив, переступил через мертвого бириссца, все еще сжимавшего в руке обломок сабли, и тут же споткнулся о бочки, которые с грохотом покатились вниз по тлевшему деревянному настилу. Сбоку выстрелила уцелевшая пушка. Дик быстро обернулся и увидел, как погас огонек – стрелявший затоптал фитиль. Куда попало ядро и попало ли, юноша не понял. По лестнице пробежали несколько человек. Кто‑то упал, кто‑то что‑то проорал.

Ричард нерешительно двинулся к помосту, но дорогу заступила темная фигура. Внизу что‑то ухнуло, вспыхнул тревожный красный свет, но Ричарду было не до начинающегося пожара. Перед ним стоял бириссец с обнаженной саблей. Черные усы, седые волосы, темная, перепоясанная в талии одежда. «Барс» был один, как и Ричард, но это ничего не значило – Рокэ Алва на глазах юноши в считаные минуты разогнал семерых.

Бириссец зло сверкнул глазами и что‑то прорычал – сомнений в его намерениях не было ни малейших. Может, горцы и чтили Раканов, но для этого седуна Ричард Окделл был талигойцем, которого следовало убить. Был лишь один способ избежать смерти – убить самому. Дик отскочил и выхватил шпагу.

Седун (Ричард и не заметил, что называет бириссца по‑варастийски) бросился на врага. Ричард выставил перед собой шпагу, как его учил капитан Рут, но «барс» явно был знаком с талигойским оружием и понимал, что натыкаться на острие не следует. Он резко изменил направление, остановился и сделал быстрый выпад. Юношу спас Рокэ, вернее один из уроков, данных им оруженосцу. Ричард легко разгадал намерения врага: седун хотел сперва отвести клинок противника, а затем нанести решающий удар. Просто и надежно, если противник не поймет, в чем дело, и не сумеет ответить, Дикон сумел. Юноша крутанулся вокруг своей оси, уходя от удара и одновременно поднимая шпагу. Бириссец занес саблю, но шпага Дика проскочила под его рукой, угодив точно под мышку. Материя треснула, в багровом тревожном свете блеснула кольчуга, каких в Талиге не носили уже лет сто. Если б не броня, бириссец бы выбыл из строя, но кольчуга выдержала, а шпага – нет. Седун засмеялся, шагнул вперед и… свалился к ногам Дика. Одежда «барса» стремительно набухала кровью. Кольчуги спасают от клинков, но не от пуль, потому‑то они и вышли из моды. Дик с трудом отвел взгляд от убитого и столкнулся глазами с… молодым Эпинэ!

– Мишель! – юноша не поверил своим глазам. – Вы живы?!

– Значит, я не ошибся, – спаситель принялся перезаряжать пистолет, – надо же, одно лицо с Эгмонтом. Ты ведь Ричард? Ричард Окделл? Я – Робер Эпинэ, Мишель не выбрался из Ренквахи. Я живу за четверых, Дикон, только вот правильно ли?

Дик в ответ смог лишь кивнуть. Робер подошел поближе, он не слишком изменился, только стал старше. Братьев Эпинэ было четверо, и все – одно лицо с отцом, чужие их различали только по возрасту. Теперешний Робер как две капли воды походил на своего брата Мишеля, каким его помнил Дик.

– Вы… – Ричард замялся, не зная, что говорить дальше. Робер Эпинэ мог здесь оказаться лишь одним путем, но он убил бириссца. Убил своего?

– Увы. – Иноходец усмехнулся. – Ты все верно понял, я – гость и союзник кагетов, крепость взята Вороном, в Талиге я вне закона, а с Алвой у меня свои счеты.

– Я его оруженосец, – выпалил Дик.

– Оруженосец? Понимаю… День святого Фабиана и все такое. – Эпинэ усмехнулся еще раз. – Почему тогда ты здесь и один?

Потому что отстал от своих и его не стали ждать, потому что Рокэ на него плевать, потому что он всюду опаздывает и не знает, куда идти, хотя почему не знает? Его место рядом с Робером. Эпинэ никогда не сделают ничего недостойного…

За плечом Иноходца что‑то шевельнулось, Дик скорей догадался, чем разглядел, что это кто‑то из адуанов, и крикнул: «Сзади!»

Робер стремительно обернулся, грохнул выстрел, адуан, нелепо взмахнув руками, сорвался со стены, и в этот миг Дик его узнал. Марьян, тот самый, с которым он разговаривал во дворе бакранского старейшины.

Молодой Окделл заорал: «Сзади!» Эпинэ спустил курок, кто‑то высокий и плечистый на краю стены закачался, судорожно хватая воздух, не удержался и исчез из глаз. Робер посмотрел на дымившийся пистолет, потом на юношу.

– Мы квиты, Дикон.

Квиты, потому что он, спасая Ричарда, прикончил воина Мильжи, а Дик невольно погубил кого‑то из своих, хотя есть ли у них обоих «свои», вот в чем вопрос. Нужно было уходить, и чем скорее, тем лучше. Барсовы Врата взяты чуть ли не за час. Кому рассказать – не поверят! Неприступную твердыню раскололи, как пустой орех.

– Эр Робер… Я пойду с вами.

– Нет, Дикон.

Нет, потому что быть добычей еще хуже, чем охотником. Нет, потому что Робер Эпинэ не вправе втягивать в грязную игру единственного сына Эгмонта, а игра очень грязная и очень страшная. Мальчишка обойдется без адгемаров, хогбердов, клементов и прочего дерьма.

– Вы… Вы меня не возьмете?

Что же ему сказать, чтоб не обидеть? Правду? А ты‑то сам ее знаешь? Кто прав? Ты, ждавший, когда бириссцы оставят Талиг без хлеба, или Ворон, штурмующий Сагранну с горсткой смельчаков?

– Дикон, ты принес присягу оруженосца. Принес добровольно и теперь себе не принадлежишь. Сын Эгмонта не может быть клятвопреступником.

– Но я… я уже!

– Ничего не «уже»! Ты предупредил меня о том, что сзади кто‑то есть. И все. Я этого человека убил. Я, а не ты. Мне нужно идти, Дикон. Надеюсь, как‑нибудь свидимся.

Ричард хотел что‑то сказать, помешал Клемент, умудрившийся разыскать хозяина. Крыс, негодующе вереща, вцепился Роберу в ногу, Иноходец нагнулся и сунул приятеля за пазуху.

– Кто это? – В Ричарде проснулся мальчишка, увидевший ручного зверька.

– Клемент. Он мой друг. Прости, мне и вправду пора, а то, чего доброго, опять придется кого‑нибудь убить. – Иноходец протянул руку, и сын Эгмонта ее пожал. Он старался держаться, но был растерянным и одиноким. Чужой бы побрал этого Ворона, оставил мальчишку без присмотра!

– Удачи, Дикон.

– До… До свидания, сударь.

А теперь вниз, мимо мертвых и раненых, своих и чужих. Искать Шада глупо, придется выбираться пешком или, если повезет, поймать какого‑нибудь коня.

Лестница перешла в узкую тропу, ей редко пользовались, она была захламлена, но выбирать не приходилось. С одной стороны высились скалы, с другой – тянулись задние, глухие стенки лачуг, в которых спали кагетские солдаты, из‑за них валил дым, отвратительно воняло сгоревшей серой и паленой шерстью. Нога Робера скользнула, но талигоец предпочел не уточнять, на что он наступил. Глаза слезились, в горле першило, хотя на душе было еще гаже.

Наконец дома закончились, пожар остался позади, и дышать стало легче. Где‑то здесь начиналась дорога к ручью, из которого брали воду для нужд крепости. А это еще что?! Из тумана медленно вышел огромный оседланный козел, видимо, потерявший всадника. Рога зверя светились жутковатым зеленым светом, по хребту и вокруг глаз пробегали тревожные сполохи. Любопытно, чем это его намазали? Козел был готов к бою, но на сражении не настаивал. Иноходец медленно отступил вбок, зверь с места не двинулся – видимо, устал. Будь это лошадь, Робер бы не колебался, но уверенности в том, что он поладит с эдакой тварью, у Эпинэ не было. Талигоец прислушался – сзади было тихо, впереди по‑прежнему лязгало и рычало. Итак, он оказался в тылу наступающей вражеской армии. Весело… По большому счету у него один выход – снять плащ с какого‑нибудь талигойца, раздобыть лошадь, пользуясь туманом и тем, что о его присутствии в Кагете никто не знает, пробиться в первые ряды и перейти к отступающим кагетам, если, конечно, там есть, кому отступать.

Те, кто уцелел, отходят к Дарамским равнинам на соединение с Адгемаром, больше некуда. Неужели Ворон выполнит и второе обещание неведомого Бакны и пойдет навстречу всей кагетской армии? Талигойцев не больше десяти тысяч, а у Адгемара только Багряной Стражи – двадцать, и это не считая казаронских дружин! Хотя эти‑то как раз мышей ловить не горазды.

Если Алва сумел взять Барсовы Врата, с него станется устроить Адгемару хорошую порку, оторваться от преследования и вернуться в Варасту другим перевалом, хотя к Леворукому Ворона! Пора подумать о своих делах. Живы ли Мильжа и Машир? Первый – возможно, но казарон… Плохо, если перед битвой все кажется красным, и еще хуже, когда начинаешь вспоминать родные места и забытую любовь. Машира, скорей всего, больше нет. Такие всегда погибают первыми, в какой бы армии ни служили и какому бы богу ни молились…

Звезды кружили по светлеющему небу и друг за другом гасли, и только пропасти оставались черными. Дальние вершины, такие похожие и при этом невероятно разные, горели яркими праздничными огнями, но само солнце загораживала темно‑синяя гора, казавшаяся Дику какой‑то странной – по ее бокам стекали туманные ручьи, а на самом верху лежала туча, темная, как ночное небо.

– К вечеру жди ненастья, – незнакомый адуан смотрел туда же, куда и Дик, – это Гунамасса, по‑нашему, Злая гора. Ну да ничего, к вечеру мы будем в долине. Вас, барич, Прымпердор спрашивает. Мы с ног сбились, землю носом рыли, а вы туточки оказались.

Надо же, Рокэ вспомнил, что у него есть оруженосец! А ведь если б не Эпинэ, его б уже не было в живых, с бириссцем в кольчуге он бы не справился! Юноша вскочил в седло, но не утерпел – оглянулся на закопченную стену со сбитыми воротами. Теперь она отнюдь не казалась неприступной. Дымились догорающие помосты и лестницы, пушки и мортиры молчали. Где‑то там лежал мертвый Марьян. Дик не убивал его и все‑таки убил, как Робер убил бириссца. Удалось ли Иноходцу пробиться к своим? Юноша про себя попросил Создателя защитить Робера Эпинэ от всех бед и провести по волосу над огненной пропастью. Солнце наконец выбралось из‑за жутковатой горы, и над ним была кровавая полоса. Ричард повернулся к адуану.

– Где монсеньор?

Варастиец немедленно расплылся в улыбке.

– Впереди, где ж ему быть‑то?! А здорово мы их, прям‑таки за рога и в стойло! Седуны небось думали, мы к ним с лестницами да таранами полезем, а на‑кася выкуси!

Адуан принялся взахлеб вспоминать подробности ночного сражения. Дик слушал внимательно – в Олларии его будут расспрашивать о взятии Барсовых Врат, не признаваться же, что он ничего толком не увидел, хотя атаку козлов он и не мог видеть – скалолазы и бакраны ударили в разных местах.

Теперь Ричард знал, почему они выжидали и чем в это время занимался Клаус. Таможенник натаскивал бакранов, бакраны натаскивали козлов, а Рокэ с Вейзелем думали, как сделать мины и приладить на спину рогатым смертникам, превратив их в живой таран. Думали, и придумали, и сделали. Но этого было мало! Ворон решил превратить козлов и их всадников в закатных тварей!

– То‑то смеху было, – распинался таможенник. – Седуны, те, что тропку стерегли, как их завидели, чисто закаменели. И то сказать, закаменеешь, когда на тебя из темноты такое скачет. А Прымпердор еще велел бакранам крылья нацепить, а морды и руки сажей вымазать, ну и страх получился! Вроде как одежка есть, а внутри – пустота да еще крылья эти и короны на бо́шки. Мы сами, как их размалевали, значить, да глянули, что вышло, спужались.

Ну, короче, снарядили мы козлов и всадников ихних, они верхней тропкой и рванули. Седуны‑то ее от пеших стерегли, конь‑то там не пройдет, а козлы поскакали, прямо мое почтение. Люди, те б по одному спускались, да медленно, их бы всех почикали, ну а супротив козлиной кавалерии защитнички не сдюжили. Ну, короче, стоптали наши заставу и к стене! И пошла потеха. Всадники кого рубают, кого топчут, но все больше бонбами да гранатами, и не простыми, а хитрыми – монсеньор придумал!

Простая граната, она что – ну, потрещит маленько, попрыгает, рванет – и все, а монсеньор дотумкал в нее заряд пихать. Промасленную паклю обсыплешь медными опилками, кусок серы внутрь и готово! Первая граната рванет, и тут из нее вторая выскакнет. Жуть!

А смеху‑то было, пока мы козопасов отучили взрывов бояться. Козлов ей‑ей проще было натаскать, а эти чуть что – кверху задом и все своего Бакру, Великого Козла то бишь, кличут. Ну да ничего, за месяц пообвыкли, а потом и вовсе во вкус вошли. Они вообще ничего, бакраны‑то, затюканные токмо были, ну да теперь на седунах оттопчутся в лучшем виде.

– Ворота, значит, козлы взорвали?

– Они. Приучили пятерых козлищ на ворота кидаться, а те и рады. Им бы только бодаться, а кого или что, без разницы. Других на пушки натаскали, а тех, что под седлом, на пеших. Такая вот у нас, барич, заваруха вышла, ну а что наверху деялось, вам лучше знать. Здорово вы тех, кто на скалах сидел, поснимали, а уж с пушками и вовсе загляденье. Лихо по стене‑то шандарахнули да как вовремя! Седуны токмо два раза стрельнули – и все, а тут Савиньяк подошел, и пошла потеха. Тыщ восемь вырубили, не меньше. О, а вот и монсеньор. Ну, барич, бывайте. Если что не так – прощенья просим.

Ворон был поглощен разговором с Вейзелем, ему было не до Дика, но юноша все же подъехал, невольно уловив последнюю фразу:

– Курт, я признаю́ свою ошибку. Нужно было взять с собой не Ричарда, а Понси. Он бы встал у дерева, посмотрел на Адгемара, тот бы устыдился, покаялся, и война закончилась.

– Рокэ, вы, как всегда, передергиваете.

– Клевета, я передергиваю не всегда, а только в случае необходимости. Доброе утро, юноша. Как вы провели ночь?

Дик, как всегда, опешил – отвечать на вопросы своего эра он так и не научился, но Рокэ опять‑таки, как всегда, не дожидаясь ответа, повернулся к Вейзелю:

– Курт, у нас мало времени, так что поторопитесь со сборами.

– Я не стану этого делать, – твердо заявил генерал.

– Хорошо, – медленно произнес Ворон, – тогда я это сделаю сам.

– Вы? – Вейзель с силой сжал поводья.

– Закатные твари, вас это удивляет? Я знаю минное дело не хуже вашего.

– Но… Вы не можете быть сразу в двух местах.

– Правильно, не могу, поэтому с армией останетесь вы. Нам нужно время, шести дней достаточно.

– Это немыслимо! Шесть тысяч против ста!

– Нужно – значит, мыслимо. – Голос Рокэ стал сухим и жестким. – Ваше дело задержать Лиса у Дарамы, побеждать не обязательно.

– Положить наши лучшие полки!

– Так не кладите! Хватит, Курт! – Глаза Ворона неистово полыхнули. – Победу делают из того, что под руки подвернется – хоть из козлиного дерьма, хоть из утопленных младенцев.

– Вы не оставляете мне другого выхода. – Лицо Вейзеля пошло белыми пятнами. – Будь по‑вашему, и побери вас Леворукий!

– Возможно, и поберет, но не сегодня и не завтра. С вами, кроме ваших людей, пойдут разведчики Коннера и бакраны.

– Я все подготовлю, – Курт Вейзель справился с собой, – но то, что вы затеяли, – безумие.

– Несомненно, – согласился Проэмперадор, – как сказал не помню кто, вопрос в том, достаточно ли это безумно, чтобы сработать.