Глава 4. Лежа в темноте номера люкс гостиницы «Славянская», Леонид смотрел подслеповатыми глазами в потолок, прислушивался к незнакомым шорохам и звукам

БРАТ

Лежа в темноте номера люкс гостиницы «Славянская», Леонид смотрел подслеповатыми глазами в потолок, прислушивался к незнакомым шорохам и звукам, привыкал к новым запахам, думал о происшествии, которое с ним приключилось, и гордился собой. Сегодня он поставил мат прохиндеям, пытавшимся сыграть с ним в нечестную игру. Он выиграл. У него все получилось! Мама зря волновалась, он вполне может обходиться без помощи секретарей и прочих нянек. В конце концов, он не мальчик, а взрослый мужчина – тридцать лет скоро стукнет. А брату – сорок. Завтра он увидит его, своего родного брата, уже завтра. Леонид перевернулся на живот и зарылся лицом в мягкую подушку. Воспоминания нахлынули потоком, снова ярко всплыл тот день, когда он узнал о себе правду, покрасневшая щека матери, ее глаза. Он долго, очень долго жил как в кошмаре, невыносимое чувство вины перед мамой, страх, бессонница, поиски ответов на вопросы. Его терзали смертельная обида на ту, которая его родила и выкинула из жизни, и в то же время – мучительное желание найти ее. Глядя в зеркало и рассматривая свое отражение, Леонид пытался представить, какая она, какие у нее глаза, волосы, улыбка, и сгорал от ненависти и презрения к себе, потому что иначе как предательством по отношению к маме его мечты назвать было нельзя.

Спустя месяц после событий, превративших жизнь Леонида Штерна в ад, отец позвал его в свой кабинет. Выглядел он очень серьезным. Мама тоже была там, стояла у окна, взволнованная, смущенная. Отец попросил его сесть, положил перед ним папку. Леонид заглянул внутрь: несколько печатных листов, фотография. На фотографии молодая светловолосая женщина, немного наивная и очень знакомая: руки почему‑то затряслись, он спрятал их под стол и зажал между коленями.

– Это твоя родная мать, вот ее досье, – объяснил отец. – Мы долго думали с Анной и решили. Возьми.

– Нет, – пролепетал Леонид, захлопнул папку, бросился вон из кабинета в свою комнату, упал лицом на кровать. Мама поднялась к нему, присела рядом, нежно потрепала по волосам.

– Ленечка, ты зря так болезненно реагируешь. Понимаю, ты решил, что твоя мама тебя бросила, но это не так. Она умерла при родах. А твой родной отец не смог принять ее смерть, не смог тебя забрать. Так бывает, Ленечка, не вини его. Я уверена, после он раскаялся.

– Кто она была? – глухо спросил Леонид.

– Она работала учителем математики в школе и была чудесным, умным, образованным и интеллигентным человеком. Подающим надежды ученым. Но науку оставила ради семьи. Ты можешь ею гордиться. Думаю, от нее ты унаследовал аналитический склад ума. А твой отец… Он был доктором наук, уважаемым человеком, профессором психологии. Преподавал в университете. К сожалению, его тоже уже нет в живых. Кажется, его убили.

– Почему ты сразу не сказала мне об этом? – перебил ее Штерн. – Тогда, месяц назад. Почему ты так долго ждала?

– Прости, я… – Мама прятала глаза, пытаясь подобрать подходящее объяснение, но Леонид вдруг и без объяснения все понял.

– Мама, ты у меня одна! Единственная, родная, самая любимая, – тихо сказал он и нежно погладил ее руку.

– Спасибо, – улыбнулась она и выскользнула из комнаты, но Леонид успел заметить слезы на ее красивом лице. Впервые в жизни его утонченная аристократическая мать не сдержала эмоций.

На тумбочке рядом с кроватью осталась папка с досье той, которая его родила. Леонид еще раз взглянул на фотографию, словно в зеркало посмотрел – те же глаза, те же светлые кудри. Звали ту, которая его родила, Анастасия, когда она умерла, ей исполнилось двадцать девять лет. Леонид пробежал глазами печатные странички и потрясенно замер – оказывается, у него есть старший брат! С детства Леонид мечтал иметь брата, и вот он появился. Появился… Это было так странно и волнующе, так непостижимо и радостно…

Однако разыскать брата Леонид решился лишь спустя несколько лет. Нанял детектива, выяснил адреса и телефоны, но позвонить так и не собрался с духом. Брал трубку, и вдруг такой страх накатывал, так сердце начинало стучать, подпрыгивая к горлу и парализуя связки, что Леонид клал трубку обратно на рычаг. Да и как все объяснишь по телефону? Немного подумав, Леонид Штерн принял решение поехать в Москву и встретиться с братом лично. Мама переживала страшно, но благословила его. И отец одобрил поездку, долго поучал, просто измучил наставлениями, но одобрил. Потому что – родная кровь, родной брат. Завтра он увидит его. Завтра он все ему скажет, если доживет и не умрет от нервного перенапряжения сегодня. Возможно, брат, так же как и родной отец, винит его в смерти матери. Возможно, не примет его. Возможно, выгонит взашей. Возможно, брат вообще о нем ничего не знает… Возможно… Возможно… Этих «возможно» было так много, что Леонид прокручивал в голове варианты встречи, эмоции, диалоги, впечатления всю ночь и уснул лишь под утро, когда в комнату вползли ленивые лучи раннего солнца и город за окном сменил свой ритм и наполнился суетой.

Выспаться не получилось. Около полудня его разбудил телефон, звонили из авиакомпании и сообщили, что нашелся чемодан. Невероятно! К четырем вещи обещали привезти в гостиницу. Леонид принял душ, заказал завтрак, перекусил и решил прогуляться по городу, чтобы было чем себя занять до вечера. Однако, пройдя несколько метров от отеля до Киевского вокзала, Штерн понял, что погорячился. Без очков он чувствовал себя неуютно, Москва расплывалась перед глазами, раздражали шумы незнакомых улиц, резкие непривычные запахи и смутные силуэты людей. Он уже повернул обратно, когда его кто‑то потянул за рукав. Леонид обернулся. Перед ним стояла темноволосая женщина в яркой одежде.

– Касатик, позолоти ручку, всю правду расскажу, – сказала она. Леонид достал кошелек, положил на ладонь женщины купюру в десять евро и собирался уже сказать, что правду ему рассказывать не нужно и в предсказания он не верит, но почему‑то не сказал…

Очнулся он в своем номере, сидя в кресле. Как он здесь оказался, Леонид Штерн не помнил, голова была пустой, словно мысли из нее ластиком стерли. Господи, а ведь отец перед отъездом предупреждал, чтобы ни при каких обстоятельствах он не заговаривал с цыганками! А эта женщина явно принадлежала к племени кочевого народа. Так ведь он и не заговаривал… кажется. Леонид пошарил по карманам. Кошелек, слава богу, лежал в кармане, целый и невредимый. Правда, денег в нем не оказалось. Чудесно, его обокрали среди белого дня, а он этого даже не заметил. К счастью, кредитки остались, а денег было немного, всего двести евро. Леонид нервно хихикнул и потряс головой. В ушах, как назойливая муха, звучали странные фразы: «Черные тучи над тобой нависли. Не верь женщине с улыбкой Джоконды. Пушкин тебе поможет. Черчилль даст совет». Похоже, цыганка все ж таки отработала свои деньги. Что‑то напророчила ему. Черчилль, Пушкин – чушь какая‑то! Не верь женщине с улыбкой Джоконды… Гроссмейстер пожал плечами. Женщины Леонида Штерна мало волновали. Недавно журнал «Форбс» назвал его имя в числе самых завидных женихов планеты. Какие глупости, жениться он не собирался никогда и ни за что. Мама, правда, неоднократно намекала, что пора бы ему обзавестись семьей. Невест ему тактично подбирала, знакомила. Ради мамы он даже пару месяцев встречался с дочкой банкира, холодной и надменной брюнеткой Самантой, любительницей оперы и вонючих сигар, но отношения их носили платонический характер. Потом – два месяца с дочкой известного промышленника рыжей дылдой Жаклин, с лошадиной физиономией и страстью к конным прогулкам: заниматься любовью на конюшне было очень неудобно. После – три месяца с курносой хохотушкой Софи, дочерью партнера отца. Софи, пожалуй, нравилась ему больше всех: белокурая, голубоглазая, с симпатичной ямочкой на щеке. Если бы она еще не хохотала по любому поводу, было бы просто чудесно. Но она хохотала! Она даже в постели хохотала. Он тоже повеселился некоторое время, но его хватило ненадолго.

До «невест» были у Леонида Штерна и другие девушки, сокурсницы по колледжу и университету, но отношения были такими мимолетными и невыразительными, что стерлись из памяти. Шахматы – вот единственная страсть, которой он болел с детства. Остальное его мало возбуждало, потому что не давало того драйва, который он получал от игры. Возможно, где‑то на свете жила его королева, но пока на пути попадались лишь пешки и ладьи.

Чемодан доставили в номер не в четыре, а в шесть вечера, но он почему‑то даже не удивился. И когда запасные очки оказались разбитыми, тоже не удивился. Он решил больше ничему не удивляться. Позвонил на рецепцию, выяснил, где ближайший магазин оптики и банкомат. Мама зря волновалась, зря.

К девяти вечера Леонид Штерн подъехал к дому на Фрунзенской набережной. Долго разглядывал сначала окна, потом кнопки домофона в подъезде, не решаясь набрать номер квартиры. Дверь парадного открылась, из подъезда вышла женщина с собакой, и Леонид скользнул внутрь кирпичной девятиэтажки. Нельзя было исключать, что брата не окажется дома или он в данный момент живет по другому адресу, но как ни старался Штерн заставить себя позвонить по телефону, так и не смог. Поднявшись по лестнице на четвертый этаж, Леонид потоптался у нужной квартиры и нажал на звонок.

– Что вам нужно? – послышался из‑за двери напряженный женский голос.

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, Демьян Иванович Бутырский здесь проживает?

– Убирайтесь вон! – рявкнул голос. – Я никаких комментариев не даю. Достали уже. Целый день ходите!

– Простите, – растерялся Леонид. – Вы, вероятно, меня приняли за кого‑то другого. Меня зовут Леонид Штерн, и я пришел сюда впервые.

За дверью некоторое время стояла тишина, но Леонид чувствовал, что его пристально разглядывают в глазок. Наконец щелкнули замки, и на пороге квартиры появилась высокая стройная женщина с заплаканным лицом. Очень красивым лицом, даже недавние слезы не портили эту красоту. Зеленые глаза, длинные каштановые волосы, ровный контур губ. Она была одета в застиранные голубые джинсы и обыкновенную белую футболку, но и в этом простеньком наряде выглядела как королева.

– Вы что, тот самый Штерн? Гроссмейстер? – удивленно спросила она. Леонид кивнул. – Господи, проходите, пожалуйста. – Она отстранилась, приглашая его войти. Леонид прошел в прихожую. – Я видела вас в журнале, и вот вы здесь. Невероятно! Извините, что нахамила. Я думала, что вы очередной журналист. Даже не знаю… Может быть, чаю или кофе? Только мужа нет дома.

– Если вы позволите, я подожду Демьяна Ивановича, – попросил Штерн.

– Боюсь, что ждать вам придется долго, – вздохнула женщина, по‑детски сунув большие пальцы в передние кармашки джинсов.

– Демьян Иванович в отъезде?

– А вы по какому делу? – неуверенно спросила она. – Впрочем, какая разница, в любом случае, об этом уже вовсю трубят газеты. Моего мужа арестовали по подозрению в убийстве. Так что прошу меня извинить, – женщина кивнула на дверь, с трудом сдерживая слезы.

– Я хочу помочь, – вдруг сказал Леонид.

– Помочь? – Женщина на минуту смешалась. – Вы? Почему?

– Потому что я его родной брат.

Квартира Бутырских была оформлена в традиционном японском стиле. Черное, белое, красное, постеры с иероглифами на стенах, веера с драконами, раздвижные матовые двери, ширмы из папируса, низкие черные столики, коврики на полу – стильно, но как‑то все слишком стандартно, бездушно и неуютно. Совсем не таким Леонид представлял себе жилище Демьяна. И Ольга – так звали жену брата – смотрелась в интерьере этого помещения как чуждый элемент. Ей больше подошла бы элегантная английская классика или стиль модерн.

– Ненавижу эту квартиру, – словно прочитав его мысли, сказала Ольга. – Это случайность, что вы меня застали. Я здесь редко бываю, предпочитаю жить в загородном доме. И Демя тоже эту квартиру не любит, хотя сам принес ее в жертву моде.

– Как это? – улыбнулся Леонид. Они сидели на полу в гостиной и пили восхитительный кофе. Ольга, внимательно выслушав рассказ Леонида об истории его жизни, поглядывала на него по‑прежнему с недоумением, но старалась поддерживать светскую беседу, оттягивая разговор неприятный, касающийся проблем мужа. Штерн тактично не спрашивал ни о чем.

– Деме порекомендовали одного модного дизайнера, муж загорелся, решил сделать мне сюрприз на день рождения. А так как он человек безумно занятой, в процессе переоборудования квартиры почти не участвовал, полностью положившись на специалиста и свою помощницу. А она страстно увлекается Востоком, и в итоге… – В зеленых глазах Ольги мелькнуло раздражение, изящная фарфоровая чашечка в руке затанцевала. – В итоге наша квартира превратилась в приемную гейши.

Звонок в дверь отвлек их от разговора. Ольга извинилась и вышла.

– Я не даю никаких комментариев, – послышалось из прихожей. Но звонок не умолкал, трезвонил и трезвонил. Дверь открылась.

– Ольга Андреевна, скажите, это правда, что ваш муж и Мариновский состоят в тайном обществе? – послышался вопрос. Леонид прислушался, голос показался ему знакомым.

– Девушка, ни в каком тайном обществе мой муж не состоит! Что за глупости вы говорите?

– Ваш муж увлекается бейс‑джампингом? – не отставала непрошеная гостья. Леонид наконец понял, кто заявился к Ольге Бутырской, и напрягся. Да это же та журналистка из программы «Факт ТВ»!

– Бейс‑джампинг – это официально разрешенный вид спорта. При чем здесь тайное общество? – отбивалась Бутырская.

– А как вы думаете, Ольга Андреевна, почему Мариновский спрыгнул с крыши мэрии? Он тоже увлекался бейс‑джампингом?

– Понятия не имею.

– Ваш муж знал, что депутат Мариновский собирается совершить прыжок с мэрии?

– Я не даю никаких комментариев, уходите, – резко сказала Ольга. Хлопнула входная дверь. Жена брата вернулась в гостиную, руки у нее тряслись от злости.

– Вы слышали? И так целый день! – хмуро сообщила Ольга, села на коврик и бросила на стол маленькую мятую картонку. Вероятно, визитку, которую всучила ей журналистка. В дверь снова позвонили. – Сейчас я ей голову откручу! – вспыхнула Бутырская и решительно направилась в прихожую. Скрипнула дверь. – Здравствуйте, Светлана, – сухо поздоровалась Оля. Неизвестная Светлана что‑то тихо заговорила ей в ответ. – Документы? Ах да! Я и забыла совсем. Ну, проходите. Проходите в комнату, я сейчас посмотрю в кабинете мужа.

– Здравствуйте, – в гостиную вошла невысокая худая женщина, неловко замерла посреди комнаты, смущенно глядя на Леонида. Вероятно, застать в квартире Ольги мужчину она никак не ожидала.

– Добрый вечер, – поздоровался Штерн, встав с пола и разглядывая гостью Ольги.

Лет ей было около тридцати. Светло‑пепельные волосы собраны в хвостик, немного оттопыренные ушки с дешевыми сережками‑висюльками, курносый нос, усталые серые глаза, бескровные губы. Одета Светлана была в добротный, но безликий темно‑синий деловой костюм: строгую юбку, жакет и голубую блузу, застегнутую на все пуговицы. В руке она держала деловой портфель. В целом милая и приятная, но закрытая, оттого и взгляд сухой, направлен внутрь, полное отсутствие эмоций на лице и небольшая сутулость. Такую женщину в толпе не разглядишь. Типичный мелкий клерк, подумал Леонид.

– Лень, познакомьтесь! Это секретарша Демьяна – Светлана Цветаева! – крикнула Бутырская из другой комнаты. Света вздрогнула, что‑то возразила тихо и принялась сосредоточенно рассматривать мыски своих туфель.

– Очень приятно, меня зовут Леонид. Я брат Демьяна, – сказал Штерн, чтобы снять с девушки напряжение, но Светлана от этой новости, кажется, впала в еще большее оцепенение, побледнела и остекленевшими глазами уставилась на гроссмейстера. У Леонида от ее словно неживого взгляда засосало под ложечкой. – Присаживайтесь, – предложил он. – Простите, я не расслышал, что вы сказали?

– Я сказала, что я не секретарша, а референт, – уточнила Света, не двигаясь с места. – Странно, Демьян Иванович никогда не рассказывал, что у него есть брат. Вы, вероятно, двоюродный брат?

– Нет, родной. То есть… Собственно… Я вырос в другой стране, – объяснил Леонид, сожалея, что сказал этой странной девушке о родстве с Демьяном. – Какая поэтичная у вас фамилия, – решил он перевести тему. – Вы случайно не родственница знаменитой поэтессы? Знаете, а я родился восьмого октября, в день рождения Цветаевой.

– Сколько же вам лет? – не обратив внимания на вопрос Штерна, спросила Светлана.

– Тридцать скоро будет, – смутился Леонид.

– Ясно, мне тоже скоро будет тридцать, – вздохнула Светлана, расстегнула верхнюю пуговку на воротничке блузки, подошла к окну и распахнула створки.

– С вами все в порядке? – испугался Леонид. Она пожала плечами, сказала чуть слышно, не оборачиваясь:

– Мне нравится вид из этого окна. Река нравится. Нет, я не родственница знаменитой поэтессы, но стихи ее тоже люблю…

Рас‑стояние: версты, мили…

Нас рас‑ставили, рас‑садили,

Чтобы тихо себя вели

По двум разным концам земли.

Рас‑стояние: версты, дали…

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это – сплав…

Это строки Марины Цветаевой, посвященные Пастернаку, – объяснила Светлана. – Почему‑то пришли на ум.

Штерн вновь ощутил холодок между лопатками: эти строки вскрыли нарывы его души, в этих строках была вся его боль по поводу брата. Как она догадалась, как? «Чтобы тихо себя вели по двум разным концам земли»…

В гостиную вернулась Ольга, Света тут же закрыла окно и обернулась. Штерн вздохнул с облегчением.

– Кажется, нашла. Проверьте, – Ольга протянула Светлане пластиковый скоросшиватель с документами. Света пролистала несколько страничек, кивнула, сунула папку в портфель. – Кофе будете? – спросила Бутырская без особого энтузиазма.

– Спасибо, мне пора, – отказалась Светлана. – Вы… передайте от меня Демьяну Ивановичу… Скажите ему, что я… Что мне очень жаль, что он попал в такие неприятности. – Света нервно заправила за ухо прядку волос, постояла немного, опустив голову. – Я пойду, Ольга Андреевна. Всего доброго, Леонид, – коротко бросила она и вымученно улыбнулась.

Бутырская проводила Светлану и вернулась в дурном расположении духа.

– Я ее боюсь, – сказала Ольга.

– Почему? – удивился Леонид.

– Потому что не понимаю. Иногда мне кажется, что она меня ненавидит. Простите, – смутилась Бутырская, присела, некоторое время молчала. Встала, прошлась по комнате, обернулась к Штерну: – Леонид, простите меня, я понимаю, что вы хотите помочь Демьяну, но вряд ли это возможно. На опознании свидетель уверенно указал на мужа и сообщил, что именно он был за рулем. Алиби у Демьяна нет, замки и сигнализация в машине в порядке. Значит, «Land Cruiser» открыли ключом, а не вскрыли. Адвокат говорит, что дело плохо. Все уверены, что Демьян убийца.

– А вы, Оля? – тихо спросил Штерн и заглянул ей в глаза.

– Я? – Бутырская посмотрела на Леонида с нескрываемым раздражением, но тут же смягчилась. – Леня, вы не возражаете, если я закурю? – спросила она и вышла из гостиной, не дожидаясь ответа Леонида. Через пару минут Ольга вернулась с прикуренной сигареткой в длинном изящном мундштуке, подошла к окну, обернулась, облокотилась о подоконник. – Мне было шестнадцать, когда я с ним познакомилась. Ему – двадцать пять. Он меня буквально со школьной скамьи замуж взял. Пятнадцать лет, как мы муж и жена, – сказала она, сделав глубокую затяжку. Ольге шло курить, тонкий мундштук в ее красивых ухоженных пальчиках смотрелся эффектно. Ей шло курить, как никакой другой женщине. Леонид на мгновение залюбовался ею. Ольга поймала его восхищенный взгляд и чуть заметно улыбнулась, немного снисходительно, так улыбаются только королевы. Жаль, что у королевы имелся в наличии свой король, с легкой завистью думал Штерн, не в силах отвести глаз от совершенного лица жены брата. – Я знаю Демьяна, как себя, и уверена, что муж невиновен. Мужа подставили, кому‑то он перешел дорогу.

– Ольга, пожалуйста, не отвергайте мою помощь, у меня отец – известный адвокат.

– Я знаю, – улыбнулась Бутырская, – но, кажется, ваш отец адвокат по экономическим вопросам. Зачем вам это нужно, Леня? Вы же даже незнакомы с Демьяном…

– Понимаете, я должен помочь. Это сложно объяснить, но я должен, – настаивал Штерн.

Если бы гроссмейстер только знал, во что ввязывается, то подумал бы двести пятьдесят раз, прежде чем предлагать свою помощь. Но Леонид не знал, в данную минуту сердце его билось учащенно и душа рвалась в бой. Однако Штерн лукавил перед Ольгой, сообщив ей, что не может обосновать свое желание. Мотивы, толкающие его на подвиги, Леонид Штерн прекрасно осознавал. Их было два. Первый – корыстный: вытащив брата из тюрьмы, Леонид Штерн рассчитывал оплатить прошлые долги и загладить перед Демьяном свою вину за смерть матери, пусть мифическую вину, но подсознательно мешающую шахматисту жить. Со вторым мотивом дела обстояли сложнее, знакомство с Ольгой Бутырской пробудило в душе гроссмейстера странные чувства: он точно очнулся от дремы, почувствовал себя наконец мужчиной, настоящим рыцарем, донкихотом. Да, Ольга была королевой, ей хотелось поклоняться и служить, ради нее хотелось совершать подвиги, ее хотелось завоевать. Это было ужасно. Штерна влекло к Ольге, и он ничего не мог с собой поделать.

– Не так давно Демьяну прислали приглашение вступить в закрытый элитный клуб, – после некоторых размышлений сказала Ольга.

– В клуб любителей бейс‑джампинга? – уточнил Штерн, вспомнив вопрос журналистки.

– Нет, – покачала головой Бутырская. – Вернее, в клубе бейсеров он тоже состоит, а также увлекается другими видами экстрима. Прыжки с парашютом, сумасшедшие гонки на мотоциклах, горные лыжи, скалолазание – всего понемножку. Я ненавижу его увлечения, ненавижу! Но не в силах им противостоять. По‑другому Демя не может жить. Адреналин нужен ему, как воздух. Характер у него такой. Он и меня пытался приобщить, но я жуткая трусиха, у меня своего адреналина полно.

Длинный столбик пепла с ее сигареты упал на пол, Бутырская спохватилась, вернулась за стол, затушила сигарету и положила мундштук с окурком в пепельницу.

– Клуб, в который пригласили вступить Демьяна, называется «Флоризель», – коротко взглянув на Штерна, сообщила Ольга. – Еще кофе, Леня?

– Демьян принял приглашение? – осторожно уточнил Леонид, чувствуя легкий озноб в теле. Название гроссмейстеру категорически не понравилось, наводило на нехорошие ассоциации, потому что с произведением Роберта Луиса Стивенсона о принце Флоризеле и Клубе самоубийц Штерн был знаком.

– Да, вступил. Так как насчет кофе?

– Благодарю, не нужно. Почему вы рассказали мне об этом, Ольга? Вы считаете, что членство Демьяна в этом закрытом клубе и последние неприятные события как‑то связаны между собой?

– Я не могу утверждать наверняка, но чувствую, что это так. Только я не обладаю полной информацией. Вернее, я вообще ничего об этом не знаю, могу только предполагать. На приглашение я наткнулась совершенно случайно, вернее… – Ольга поморщилась, отвела взгляд. – Леня, простите, возможно, потом вам станет неприятно со мной общаться, но раз уж у нас такой разговор, то буду с вами предельно откровенна. Месяца полтора назад я стала замечать у Демьяна некоторые странности. Он вдруг отдалился от меня и в то же время словно светился изнутри от счастья. В глазах шальной огонек появился. Я решила, что он завел себе любовницу, проверила его счета и обнаружила, что со счетов ушло несколько крупных отчислений в один благотворительный фонд. С одной стороны, вроде бы ничего необычного, Демьян и раньше активно занимался меценатством, но далеко не бескорыстно, а чтобы снизить налоги, поэтому все отчисления он делал с корпоративных счетов банка. А тут личный счет… В общем… Я решила, что любовница существует и… потом нашла это приглашение и членскую карточку.

Ольга тактично умолчала о том, что немного покопалась в «личных вещах» супруга, но, выслушав ее, Штерн вдруг отметил, что больше не воспринимает Бутырскую как королеву, хрустальная корона с ее прелестной головы упала на землю и разлетелась вдребезги. Ольга Бутырская в одно мгновение стала обычной женщиной, и Леонид испытал необыкновенное облегчение. Не хватало ему еще влюбиться по уши в жену брата, худшую перспективу представить себе было сложно. Он больше не ощущал по отношению к ней плотоядных желаний и был счастлив, искушение исчезло, что, впрочем, нисколько не мешало Леониду Штерну по‑прежнему получать эстетическое наслаждение от созерцания и от общения с этой необыкновенно красивой женщиной. Да и желание помочь Ольге Бутырской никуда не испарилось, разве что мотив поменялся, теперь он хотел помочь ей бескорыстно, просто по‑дружески, а если говорить точнее, по‑родственному. Ведь, если рассудить, Ольга была его золовкой, а он приходился ей деверем.

– Выходит, журналистка была отчасти права, когда пытала вас насчет тайного общества? – заключил Штерн.

– Вряд ли эта девочка в курсе тайных увлечений сильных мира сего, этот круг очень узок, и посторонних в него не допускают. О чем вообще можно говорить, если даже я не в курсе, чем там занимаются, в этом поганом клубе! Господи, во что он влез? Во что? Почему именно ему пришло приглашение? Клуб «Флоризель» – жуткое, отвратительное название, – Ольга резко поднялась, прошлась по комнате. – Мне плохо, Леня. Мне очень плохо… Я не представляю, как быть! Выпить хотите? Вино, виски, коньяк?

Выпить Леонид Штерн не хотел, алкоголь он употреблял редко, тем более на голодный желудок, да и время уже перевалило за полночь, но согласился составить Ольге компанию. Армянский коньяк, который предложила ему Бутырская, ранее Леонид никогда не пил, лишь слышал от ценителей, что вкус его неподражаем. Пригубив из бокала и посмаковав напиток, Штерн остался доволен: ничем не хуже коллекционных коньяков «Ремми Мартин». Ольга пила коньяк странно, не смакуя, а торопливыми жадными глотками, словно воду, и, что самое удивительное, закусывала его ломтиками лимона. Мама учила его, что если попадаешь в незнакомую обстановку и общаешься с людьми других культурных традиций, то, чтобы не упасть в грязь лицом, следует дублировать их действия. И Леонид Штерн, недолго думая, сделал внушительный глоток и сунул в рот кусочек лимона.

– Оля, скажите, пожалуйста, у вас есть какие‑нибудь предположения, как попасть в тот клуб? – чувствуя разливающееся по телу тепло, спросил Штерн.

– Зачем? Вы хотите… Господи, Леня, это может быть очень опасно!

– Ерунда, – отмахнулся Леонид, сделал еще один большой глоток и снова сунул в рот ломтик лимона. – Я так понимаю: раз не всем приходит приглашение, значит, должна быть отлаженная система членского отбора, и нужно просто понять ее принципы.

– Но как?

– Судя по вашим словам, взносы в клуб очень высокие, так? – Ольга кивнула. – Значит, первый принцип: высокое материальное положение будущих кандидатов. Под первый принцип я подпадаю. Второе… – Штерн глубоко задумался, более в голову ничего не приходило, посему он налил себе еще коньку, выпил и закусил его лимоном.

– Деме пришло приглашение сразу после того, как он прогремел на всю страну. Его показали по телевизору. Возможно, в клуб принимают не просто богатых, а к тому же чем‑то знаменитых людей.

– Под второй признак я тоже подпадаю. Правда, никто не знает, что я в Москве. Но это легко исправить. Ольга, я попаду в этот клуб, чего бы мне это ни стоило. Попаду и постараюсь выяснить все изнутри, – решительно заявил Штерн, поднялся и снова сел, чтобы взять со стола смятую бумажку. Сунув визитку в карман, Леонид Штерн попытался встать, но это оказалось довольно сложно сделать, ноги почему‑то не слушались и подгибались в коленях. – Только, Ольга, прошу вас, о том, что я брат Демьяна, никому ни слова, – справившись наконец с ногами и приложив палец к губам, сказал Штерн и глупо улыбнулся.

– Леонид… – Ольга тоже поднялась, стоять и ей было сложно, поэтому она, покачиваясь, подошла к Штерну и облокотилась о его плечо. – Леонид, – заглянув в глаза гроссмейстеру, таинственно прошептала Ольга, – кажется, я поняла еще один принцип отбора, только… Только я сморю на вас… Смотрю, и знаете, вы такой… такой аристократичный, такой… А Демя… совершенно другой. Он получил приглашение в клуб после того, как совершил выпадающий из рамок морали публичный поступок.

– Что он сделал? – шепотом уточнил Штерн, с трудом удерживая равновесие и пытаясь удержать Ольгу, которая тоже равновесие держала с трудом. Главное было – не попасть с женой брата в резонанс, иначе падение неизбежно.

– Кинул в депутата Мариновского упаковку майонеза в эфире популярной программы.

– Как интересно, – хихикнул Штерн. – Я тоже всенепременно совершу аморальный поступок, и тогда меня всенепременно тоже примут в клуб «Флоризель».

Ольга тоже хихикнула, отлепилась от гроссмейстера, схватила со стола бутылку и сделала из горлышка пару глотков. Леонид забрал у жены брата бутылку и со словами: «Маму нужно слушаться» – тоже хлебнул из горлышка.

– Согласна, маму нужно слушаться, – икнула Ольга. – Какой вы славный, Ленечка! Вы позволите, я буду так вас называть?

– Да пожалуйста! Называйте. А я буду называть вас Олечкой, вы позволите?

– Позволяю. Называйте.

– Олечка, – пропел Леонид.

– Ленечка, – мурлыкнула Ольга.

– Олечка…

Наутро Ленечка понял, что совершил‑таки выпадающий из рамок морали публичный поступок.

– Как ваша фамилия? Место жительства? Род занятий? – спросил расплывающийся перед глазами субъект с усами.

– Леонид Штерн, место проживания Лондон, международный мастер спорта по шахматам, – вяло сообщил гроссмейстер, чувствуя тупую боль в затылке и нестерпимую жажду.

– Неужто тот самый шахматист? – усатый подался грудью вперед и присвистнул.

– Тот самый, воды дайте, пожалуйста, – попросил Штерн.

– А что, когда вы ночью в фонтане в Александровском саду голышом с девицей фривольного поведения купались, воды вам недостаточно было? – усмехнулся усатый. В ответ Леонид Штерн промычал что‑то нечленораздельное и обхватил голову руками.

– Ладно, из любви к шахматам прощаю. Сознаюсь, узнал я вас сразу, все матчи и турниры с вашим участием смотрю, – поставив перед Штерном стакан, сказал усатый. – К счастью, информация о вас не попала в прессу. Езжайте в отель, отсыпайтесь и больше так не делайте. Вот ваши часы, деньги, мобильный телефон, очки и документы. Все в целости и сохранности. Проверьте.

– Я вам верю. А где девица? – жадно хлебнув водички, с ужасом спросил Леонид, надел очки и с радостью отметил, что предметы интерьера и человек, сидящий напротив, приобрели четкие контуры.

– Девица смоталась, – усмехнулся человек в форме, лицо у него было простоватое и несимпатичное, но добродушное. – Надеюсь, она деньги свои хоть отработала?

– Отработала, – вздохнул Штерн. – Большое вам спасибо. А вы уверены, что информация о моем поступке не попадет в прессу?

– Уверен, я вам обещаю.

– А может быть, все‑таки попадет? – с надеждой спросил гроссмейстер.

– Ни при каких обстоятельствах, – заверил его страж порядка. – Автограф на протоколе поставьте. Вот здесь, – попросил он и придвинул к Леониду какую‑то бумагу. Штерн пробежал глазами текст, где в подробностях было описано его ночное приключение, и вздохнул еще раз. – Лейтенант Пушкин я, так и напишите, пожалуйста: лейтенанту Пушкину. Не волнуйтесь, бумагу я никуда подшивать не буду. Для себя оставлю, как память.

Штерн подписал на память Пушкину протокол и подумал, что пора заняться памятью собственной, потому что последнее, о чем он смутно помнил, – это как он чмокнул жену брата по‑братски в лоб. Удивительно, что сделал с его феноменальной памятью, о которой ходили легенды, армянский коньяк!

Не успел он выйти из дверей гостеприимного отделения милиции, как телефон в его кармане завибрировал.

– Леонид, здравствуйте! – прочирикал кто‑то в трубке. – Это Мэрилин Коновалова вас беспокоит.

– Что вам нужно? – рявкнул он. Некоторое время в трубке стояла тишина.

– Как что? Интервью, – растерянно объяснила журналистка. – Вы же ночью мне звонили, просили немедленно приехать в Александровский сад. Но я не смогла дозвониться до оператора, он телефон на ночь отключил. Поэтому решила позвонить вам с утра. Или это были не вы? – Леонид молчал, усиленно напрягая мозг. Его феноменальная память медленно восстанавливалась. – Простите, вероятно, кто‑то меня разыграл, – расстроилась журналистка, не выдержав его молчания. – Ну, Чижиков – урод! Сволочь! Тупица! Убью его!

– Не нужно никого убивать, Мэрилин. Это я вам звонил. Простите, что побеспокоил в столь позднее время. Если вы не передумали со мной побеседовать, жду вас у себя в номере… – Леонид взглянул на часы, прикидывая в уме, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти в себя и подготовиться – на часах было только восемь утра. – Ближе к вечеру подъезжайте, часам к семи, – сказал он и отсоединился.

Телефон снова ожил. Леонид раздраженно поднес трубку к уху.

– Ленечка, с вами все в порядке?

– Да, Олечка, со мной все хорошо, – улыбнулся гроссмейстер.

– Я так волновалась! Собиралась сейчас ехать вытаскивать вас из обезьянника.

– Из обезьянника?! Я что, прошлой ночью еще и в зоопарке что‑то натворил?! – потрясенно спросил Штерн.

– Это камера предварительного заключения так называется, – Ольга расхохоталась, но тут же в трубке послышались ее стоны. Похоже, голова у нее болела так же сильно.

– Вы, Оля, пожалуйста, больше не пугайте меня так, – усмехнулся Леонид. – Одно дело – купаться голым в фонтане с девицей фривольного поведения, другое – провести ночь в обществе обезьян.

– С какой еще девицей фривольного поведения? – насторожилась Бутырская.

– Так охарактеризовал мою спутницу сотрудник правопорядка. Правда, она смоталась, так и не отработав деньги. Опять же, об этой трагической новости сообщили мне в милиции.

– Ужасно неблагодарная особа, – хихикнула Ольга. – Как она могла так подло поступить с выдающимся гроссмейстером! Но она раскаялась и готова искупить свою вину, накормив Леонида Штерна завтраком.

– Боюсь, Леонид Штерн завтракать захочет еще не скоро. Одна мысль о еде приводит его в ужас. Спасибо, Оля. К сожалению, первая часть нашего плана провалилась, я нарвался на почитателя моего таланта, и он меня отпустил с миром. Информация о моих подвигах, по словам доброго лейтенанта, в прессу не просочится, а вездесущая журналистка из программы «Факт ТВ» не успела к моему триумфу. Но сегодня она приедет ко мне в отель к семи часам. Я договорился с ней об интервью. Подумайте пока, что можно еще совершить аморального? Признаться, ни одной мысли на этот счет у меня нет, а времени мало. Да, а где можно запастись армянским коньяком? Без армянского коньяка совершать аморальные поступки я категорически отказываюсь!