Мамлюки

Я знала, что у Алекса немного друзей. Он был очень занят сначала учебой, потом работой – и у него просто не было времени на поддержание необязательных отношений.

Но Камис был всегда. Друг. Самый лучший.

Они выросли вместе. Частные дома их родителей стояли рядом. Окна в окна.

Мать Камиса была египтянкой, а отец – турок, поэтому мальчишки часто дразнили его «мамлюком».

Мамлюки – наемные воины‑турки, которые впоследствии захвалили власть и создали Османскую империю. Я, узнав об этом, тоже стала называть Камиса мамлюком. Мне нравилось это название: смешное и ласковое, оно как нельзя лучше подходило всему его семейству.

Мальчики вместе окончили школу, а потом поступили в институты: Алекс – в медицинский, Камис – в юридический.

Отец Камиса умер рано, и мальчик жил вдвоем с матерью. Они жили бедно, и парню приходилось подрабатывать то на стройке, то на строительстве дорог, – надо было платить за учебу. Камис всегда мечтал о богатстве. Он думал, что разбогатеет, став юристом, но как‑то не везло ему в жизни.

Ребята продолжали дружить. Вместе куролесили на вечеринках, пытаясь познакомиться с девушками, а потом вместе обсуждали либо свои победы, либо поражения. Вместе они примкнули к движению «Братья‑мусульмане». Так что и цели, и интересы у них были общими.

Камис женился первым, но его брак быстро распался. Они с женой физически не смогли быть вместе: у парня был неестественно большой пенис. Страстный Камис, сам того не желая, при каждом сексе вредил жене, причиняя ей не удовольствие, а нестерпимую боль. Она после близости попадала в больницу с сильным кровотечением. Бедная, истерзанная женщина, не вынеся страданий, ушла от мужа, потребовав развод.

Камис искал себе женщину, которая была бы довольна размерами его пениса. Алекс подшучивал над другом, говоря, что к нему женщины в очередь должны выстраиваться.

Для Камиса его гигантский член был просто наказанием! Он ужасно страдал, представляя, что никогда не найдет женщины, готовой спать с ним и рожать от него. Парень плакал, когда думал об этом, но его слезы видел только Алекс, старающийся подбодрить друга.

Камис молил Аллаха помочь ему, но помогла ему мать.

* * *

Ее близкая подруга жила в небольшом городке Фидды, неподалеку от Александрии, на собственной ферме, где выращивала овощи и поставляла их в магазины города. Неплохой бизнес, но очень тяжелый.

У них была дочь Эльхам: молодая, толстая, работящая. Учиться девушка не хотела, но мечтала выйти замуж. Мать Камиса подумала, что Эльхам отлично подойдет ее сыну как женщина. Конечно, ей было неуютно оттого, что она хочет свести своего образованного сына с полуграмотной деревенской девушкой, но счастье мальчика казалось ей самой важной вещью в жизни. Эльхам сможет родить Камису детей и вырастить их, это главное.

Матери договорились познакомить своих детей в Рамадан. И в праздничный вечер, в шесть часов, когда все мусульмане, сотворив молитву, уселись за столы, матери познакомили Камиса и Эльхам.

Эльхам была не просто большой, а действительно очень толстой, круглолицей, симпатичной и большеглазой. Большего о ней сказать было невозможно: она одевалась как настоящая арабская женщина, закрывая все тело и лицо, кроме глаз.

Камис был рослым широкоплечим турком с волевым лицом, на котором красовались подкрученные вверх усы.

Эльхам влюбилась в Камиса с первого взгляда. Она, конечно, держалась очень скромно, но глаза сияли и щеки пламенели, девушка будто расцвела и оттого стала просто красавицей. Она поглядывала на Камиса с таким желанием, что зажгла и его.

Несколько дней после этой встречи Камис думал только о сексе с Эльхам. Поэтому уже через неделю – я не знаю, как это принято у турок и египтян, но мне кажется, что все произошло супербыстро, – они с матерью отправились на ферму родителей Эльхам – свататься. Камис одарил всех будущих родственников дорогими подарками, как того требовал обычай. Девушке он преподнес золотое кольцо и сделал официальное предложение.

В семье Эльхам была единственной дочерью: остальные дети умирали во младенчестве. Родители дочку обожали и очень ею дорожили. Она была единственной наследницей фермы, приносившей хороший доход. Камис оценил это: толстая, красивая и богатая! Но самым главным ему, конечно, казался вопрос секса: получится или нет?

Ждать долго не стали. Свадьбу справили в дорогом ресторане в Александрии. Со стороны невесты гостей собралось много: приехали даже тетушки из Марокко. Со стороны жениха было человек десять.

Эльхам и все ее родственники гордились женихом: симпатичный молодой мужчина, образованный, юрист, живет в Каире. Жених из столицы! Не чета местным фермерам! Родители Эльхам были просто счастливы и подарили новообретенному сыну новенький джип, а дочери – квартиру в Александрии. И Камису пришлось переехать из Каира в Александрию и перевести туда свой маленький частный бизнес.

Так началась его новая семейная жизнь. Вопрос секса решился сам собой: толстые девушки – обычно очень страстные и очень эластичные внутри. Эльхам так сильно любила своего «мамлюка», что просто истекала желанием – в самом прямом, физиологическом смысле этого слова. Камис был ее первым мужчиной, и она понятия не имела, как должен выглядеть пенис, поэтому гигантские размеры мужа совершенно не смутили ее. Она получала удовольствие от секса с ним и была счастлива!

Эльхам понесла с первой брачной ночи и через девять месяцев родила чудную девочку. Все были довольны. Камис безумно любил малышку, но хотел и сына тоже. Второй раз Эльхам смогла забеременеть только через два года и опять родила девочку. Но после вторых родов ее самочувствие ухудшилось. Врачи обнаружили у Эльхам очень высокий сахар в крови и, поставив диагноз «сахарный диабет», посадили ее на таблетки и уколы инсулина.

Эльхам после вторых родов стала еще толще. Стоя в дверях, она занимала весь проем. Египтянка ела постоянно и много. Каждый день Эльхам начинался с заботы: что и как приготовить и как все съесть. Она прекрасно готовила, и дома всегда было полно разнообразной еды. Кроме этого, они с мужем и детьми каждые выходные ездили в ресторан, что называется, оторваться. Даже днем, гуляя с дочками, Эльхам обязательно заходила в кондитерскую за булками и сладостями. Для чая у нее была красивая литровая кружка, и под этот литр Эльхам подъедала с десяток пирожных. На столе в гостиной всегда стояла большая ваза с орехами в карамели. Как ей было не быть толстой? Эльхам не помещалась в машину, поэтому ее родители купили любимой дочке просторный кабриолет с открытым верхом. Они ничего для нее не жалели.

Из‑за своей необразованности Эльхам считала свою непомерную толщину признаком богатырского здоровья. Хорошо ешь – хорошо работаешь. Хорошо работаешь – хорошо живешь.

* * *

Многие в Египте так считают. Поэтому здесь много толстых женщин с целлюлитными телами. Культ еды в Египте сохраняется с давних времен, когда пиршества были единственным развлечением. И сейчас просто невозможно себе представить, чтобы в Египте кто‑то умер от голода. Да, бедных много, но голодных нет. Шикарные финики огромными гроздьями растут на пальмах, только тряхни. Бананы, абрикосы, виноград... И еще в Египте очень дешевый хлеб. Несколько лет назад правительство решило поднять цены на хлеб. Что тут началось! Народ вышел на улицы, люди громили госучреждения и дома чиновников. Это была «хлебная» революция, грозящая перерасти в гражданскую войну.

И правительство уступило народу. С тех пор цены на хлеб остаются самыми низкими в мире.

* * *

Когда Алекс представил мне Камиса и Эльхам, они уже десять лет жили вместе. Хади, их старшей, было девять, Шерин, младшей – шесть, они обе учились в начальной школе.

Эти двое жили просто отлично: большая собственная квартира в Александрии, еще одна – в Каире (Камис унаследовал ее от матери и сдавал в аренду). Машинам, на которых ездил юрист, завидовали все его сотрудники и друзья. Вот только жена его вывалилась уже и из египетских стандартов красоты. Сидя в ресторане или парке, Камис заглядывался на стройных женщин. Но когда его друг Алекс вернулся из России с невестой, Камис просто потерял голову. Его уже не интересовали ни машины, ни квартиры, ни дети, – только красавица Наташ‑ша. Он не мог развестись – тогда он потерял бы все, но мечтать‑то он мог!

Конечно, я этого не знала, иначе постаралась бы пореже видеться ним. А так они часто приезжали к нам в Каир всей семьей.

Мама Зейнаб им была очень рада, она видела во взрослом усатом Камисе того сорванца, который вечно бегал где‑то с ее непоседой Алексом. Каждый раз, когда «мамлюки» приезжали, Зейнаб доставала старые фотографии и вспоминала то время, когда Камис и Алекс были маленькими, а она была молодой, здоровой и красивой.

Мне тоже нравились «мамлюки», я привыкла и привязалась к Эльхам. Она стала для меня близким и дорогим человеком. Толстая, неповоротливая, по‑детски наивная, искренняя и добрая женщина с сердцем таким же большим, как она сама. Ей все нравилось, и она всех любила.

* * *

За три месяца до родов я сильно поправилась и отяжелела. Мой живот рос буквально каждый день. Я уже не влезала в свою обычную одежду, и Алекс купил мне несколько галабий. Сначала я ходила в них только по дому, а потом надела в поездку – и больше не переодевалась в европейское.

В Александрию к «мамлюкам» мы ездили на поезде. Брали места в вагоне класса «люкс» – мягкие кресла, кондиционер, ковры, чистые туалеты и вода в холодильнике. Обычно я откидывала кресло и всю дорогу дремала, а порой и крепко спала. В машине так не расслабишься – помните, что я рассказывала о египетской манере езды?

Мамлюки встречали нас на вокзале. После традиционных объятий мы усаживались в их огромный джип и ехали либо в парк Монтаза – поваляться на песке и поплавать в море, – либо в «Грин Плаза» – вкусно поесть, походить по магазинам, поглазеть на выставки и разные чудеса, покататься на каруселях.

Мелкие мамлюки были очень хорошенькими, особенно Ширин. Пока мы, взрослые, сидели за столом в ресторане, девочки носились по всей территории «Грин Плаза». Там все было устроено для детей, так что родители могли быть совершенно спокойны. Иногда Ширин и Хади, потные и запыхавшиеся, подбегали к нашему столику, жадно выпивали по стакану воды или кока‑колы, чмокали меня в обе щеки и вихрем уносились обратно: выплескивать свою энергию на каруселях, эскалаторах и детских автомобилях.

* * *

В пиццерии мы всегда заказывали три больших пиццы – четвертую приносили бесплатно. Я могла съесть максимум два кусочка; Эльхам с легкостью переплывала свою пиццу, а потом подъедала остаток моей. И ведь не уставала есть, а!

Наши мужья быстро переставали нас замечать. Они говорили о политике и о насущных проблемах. Мы знали, что оба они в «Братьях‑мусульманах», и очень боялись за них.

Чтобы не напрягаться лишний раз, мы брали по большому стакану сока и уходили вдвоем с Эльхам гулять по брендовым бутикам «Грин Плазы».

Какими мы были важными! Две дамы в длинных галабиях, я – беременная, Эльхам – просто огромная. Мы рассматривали украшения, примеряли сандалии и туфли, выбирали для меня оригинальные блузы, брюки и сарафаны. К сожалению, для самой Эльхам подходили только магазины с огромными галабиями.

Вволю находившись по бутикам и разного рода лавочкам, мы звонили на мобильники своим мужьям – доложить, что «поход окончен». Они к этому времени обычно перебирались в другое место, где общались со знакомыми, пили кофе и курили кальян. Мы никогда не вмешивались в их разговоры и уж тем более не задавали никаких вопросов. Мы просто сидели рядом, тоже пили кофе, ели мороженое. Девочки продолжали играть, бегая по эскалаторам «Грин Плазы», пока мужчины не расходились по домам.

* * *

В один из таких дней нам безумно повезло. Мы пили кофе и вдруг услышали объявление: на сцене зимнего парка «Грин Плазы» через час начинается концерт Энрике Иглесиаса.

«Оппа! А я‑то думаю, что это сегодня столько народу здесь, откуда столько молодежи? Все стоянки заняты! Все места в кафе и барах! Концерт Звезды!»

Мамлюки не отреагировали никак, а я так загорелась, что готова была выпрыгнуть из своей галабии. В кассе, естественно, билетов не было, но можно было купить «с рук» в два раза дороже: за 200–250 фунтов. Мне показалось, что пятьдесят долларов – это вообще не цена, но мамлюки и мой Алекс начали ломаться: «Дорого! Поздно! Детям завтра рано в школу...»

Я была неумолима. Я хотела послушать Энрике Иглесиаса, а если женщина хочет, тут уж туши свет. Дело кончилось тем, что мы с Алексом проводили мамлюков до машины, долго прощались и целовались, а сами остались на концерт.

Это надо было видеть! Это надо было слышать! То, что я чувствовала, сидя в первом ряду под открытым небом, называлось одним словом: счастье. Чарующий голос Энрике и божественно красивая музыка буквально окрыляли меня. Хотелось взлететь высоко в небо и кружить там, кружить, задыхаясь от любви. Я пела вместе с Энрике, не отводя от него взгляда. Думаю, если бы не беременность, я вскочила бы на сцену, чтобы спеть «Feelings» на английском – это моя любимая песня.

* * *

Зал был полон. В основном – египтяне моего возраста, европейцы тоже были. Кстати, в Александрии официально живет три миллиона европейцев, и это не считая туристов.

Я не могла сдержать слез и плакала, не стесняясь. Я была бесконечно благодарна Алексу за такой потрясающий подарок. Я жила в сказке, и сказка жила во мне.

Ровно в полночь на сцене воссиял дивный фейерверк, и концерт закончился. Мы на такси поехали на виллу Ферузы, думая, что тихонько проникнем в свои комнаты, никого не побеспокоив, но внезапно одновременно с нами к дому подъехало все семейство. Оказывается, и Феруза, и Саид, и дети тоже были на этом концерте!

Конечно, мы не могли спать. Энергия счастья погнала нас накрывать стол, и мы веселились почти до рассвета так, будто не на концерт сходили, а праздновали, например, Курбан‑байрам. Мы делились впечатлениями, радовались, смеялись, обнимались. Это было так искренне и трогательно, что я запомнила это послевкусие на всю жизнь.

А какими праздниками становились визиты мамлюков в Каир! Эльхам привозила с собой огромную корзину разных вкусностей и восточных сладостей. Камис с Алексом «колдовали» над кофе, и божественный запах заполнял нашу квартиру, пропитывал волосы, тело и будоражил кровь. Маленькие мамлюки Хади и Ширин не отходили от меня. Им нравилось теребить мои волосы, обнимать и целовать меня. Это для меня тоже было внове, и я не знала, как себя вести, поэтому позволяла девочкам все и сама тоже обнимала их, прижимая к себе.

Иногда к нашей компании присоединялась Карина. Мне казалось, что она ооочень нравится Камису. Он всегда привозил ей подарки, оказывал особенные знаки внимания – но я не видела ответной симпатии Карины. Наоборот, она всегда подтрунивала над Камисом, высмеивая его жену.

Карина смотрела только на Алекса. А мы все принимали это за дружбу. Алекс радовался, что страсть Карины улетучилась и что мы подружились.

Зато Эльхам, ко всем приветливая толстуха Эльхам, Карине не доверяла. Ее обижали подколки злоязыкой египтянки, она интуитивно чувствовала опасность, исходящую от Карины, и всегда замолкала, когда та приходила.

А Карина приходила ко мне довольно часто. Она возила меня на почту и в магазины, помогала наводить порядок в доме и готовить еду. Особенно она любила помогать готовить: крутилась у плиты, резала салаты, делала подливки к мясу.

Если бы я тогда догадалась, что у нее на уме...

Но мне и близко не могло прийти в голову ничего подобного. Я жила как в сказке, утопая в любви и не замечая ничего, кроме Алекса и своего счастья. Мне все нравилось. Я всех любила и всем доверяла.