Авось да небось

Мы, русские, и сами не отрицаем того, что нередко отличаемся разгильдяйством, неорганизованностью и недисциплинированностью. Иностранцев поражает свободное отношение русских со временем. Им непросто усвоить мысль, что «в России опоздание на встречу не является признаком неуважения или пренебрежения», как поясняет в специальном руководстве для иностранцев Анна Павловская. Предупрежден – значит вооружен. Прежде всего, нужно учитывать, что 10 – 15 минут вообще не считаются опозданием. Ученые, прослеживая изменения в сознании человека Средних веков, отмечают постепенное возрастание интереса к отсчету точного времени. Похоже, у нас в России этот процесс не закончен до сих пор.

Одна из фраз, которую нередко услышишь в России: «Не будем загадывать заранее». Или в таком старинном варианте: «Загад не бывает богат». Или еще: «Даст Бог день – даст Бог пищу». Или: «Утро вечера мудренее». Короче, мы не хотим ничего планировать заранее. У нас даже какой‑то суеверный страх перед этим, как будто тщательно спланированное дело непременно должно провалиться.

Финская журналистка Анна‑Лена Лаурен задается вопросом: «В чем причина этого русского нежелания решить что‑то окончательно? Оно проявляется во множестве ситуаций. Если о чем‑то уже договорились, надо обязательно перезвонить в день встречи и еще раз уточнить, что договор в силе. Иначе может оказаться, что планы вдруг изменились – и тогда пеняй на себя».

Эту загадочную русскую особенность Лаурен объясняет тем, что «русские веками жили в обществе, где ни в чем нельзя быть уверенным и где резкие повороты есть часть повседневной жизни». Ход мыслей русского, по мнению журналистки, выглядит примерно так: «Зачем основательно ремонтировать дом, если тебя в любой момент могут выкинуть из него? Зачем договариваться о встрече за целые сутки, если я завтра могу умереть?»

Эти рассуждения перекликаются со строками венесуэльского генерала Франсиско Миранды, посетившего Россию в XVIII веке: «Рассуждая о том, что люди слишком торопятся со строительством домов и оттого те получаются непрочными, великий князь заметил: "Причина состоит в том, что в этой стране нет ничего надежного, а потому все хотят наслаждаться, ибо что будет завтра, неизвестно, и нужно успеть воспользоваться моментом". Какая дьявольская мысль! Хотя в ней, без сомнения, заключена большая доля правды».

Русские даже путешествовать любят без какого‑либо проработанного плана. Выражение «"мы решим на месте" лучше всего описывает, что обычно бывает, когда едешь куда‑нибудь с русскими друзьями», – продолжает удивляться Лаурен.

Эта русская особенность иногда выводит иностранцев из себя. Вполне логично они объясняют ее фатализмом, а привыкнув к русской жизни, даже начинают видеть во всем этом положительные черты: «Русский фатализм делает жизнь гораздо более гибкой и оставляет больше пространства для маневров».

Точно так же русские не любят заботиться о предотвращении какой‑либо будущей опасности, потому что знают: подстерегающих неприятностей все равно гораздо больше, чем можно вообразить заранее.

Философ Н. О. Лосский упоминает о том, что «беспечность русского человека выражается в нередко слышимых авось, небось, ничего». Непредсказуемость русской жизни оставляет лишь надежду на счастливый случай. К примеру, у Пушкина читаем о попе: «Но понадеялся он на русский авось». Если жизнь представляется игрой, то всех возможных поворотов игры все равно не предусмотреть, можно лишь уповать: «Бог даст, все обойдется» или «Бог не выдаст, свинья не съест». Если же события разворачиваются по худшему сценарию, мы досадливо восклицаем: «Ох уж этот русский авось!», понимая, что в следующий раз все равно придется полагаться именно на него.

Об этом пишет и Франсуа Ансело: «Совершенно уверенные в своей ловкости, русские возницы обычно пренебрегают предосторожностями, часто так необходимыми в дороге. Оказывается, что и в самом деле почти нет такой поломки, которую они не могли бы устранить. В их искусных руках в дело идет все, что подвернется под руку: ось они сооружают из ветви дерева, прочную веревку – из березовой коры. Как бы серьезно ни было происшествие, первое, что скажет русский крестьянин, это "ничево" (то есть ничего страшного), и добавит: "небось" (не бойтесь). В деревнях эти люди сохраняют детскую наивность, жизнь кажется им игрой».

Иван Ильин говорит в своей книге «Сущность и своеобразие русской культуры», что русский человек обыкновенно преодолевает затруднения не путем дальновидного расчета и по заранее выработанному плану, а посредством импровизации и в последнюю минуту. Иностранцы нередко думают, что русские очень любят риск, даже и в деловых отношениях. Основания для подобного умозаключения находят в русских пословицах («Риск – дело благородное» и т. д.). Осмелимся в свою очередь предположить, что русские не столь любят, сколь вынуждены рисковать, и довольно часто. Они пользуются опасными для жизни средствами передвижения, ездят по скверным дорогам, ходят по неосвещенным улицам. А что поделать? Других нету.

Франсуа Ансело пишет: «Что прежде всего поражает иностранца в русском крестьянине, так это его презрение к опасности, которое он черпает в сознании своей силы и ловкости. Можно видеть, как во время перерыва в работе люди спят на узких парапетах или на шатких дощечках, где малейшее движение грозит им гибелью. Если, испугавшись за них, вы укажете им на опасность, они только улыбнутся и ответят вам: "Небось" («не бойтесь»). Это слово постоянно у них в ходу и свидетельствует о неустрашимости, составляющей основу их характера». Приятно, конечно, слышать о нашей неустрашимости, но сдается, что ее основа – тот же фатализм. Просто оттого, что другого выхода нет. Негде вздремнуть – ну хоть на жердочке. Авось не упаду.

Национальный русский разгул тоже становится одним из опасных для жизни аттракционов. Забавно, но именно разгул русские иногда планируют заранее. «Запью я дней на пятнадцать», – говорит Горецкий в «Волках и овцах».

Маркиз де Кюстин возмущается: «Невоздержанность достигает здесь таких пределов, что, например, один из самых популярных людей в Москве, любимец общества, ежегодно недель на шесть исчезает неизвестно куда. На вопросы о его местопребывании отвечают: "Он уехал покутить и попьянствовать" – и такой неожиданный ответ никому не кажется странным». Это из тех забав, о которых говорится: «Что русскому хорошо, то немцу смерть».

Да, в общем‑то, и русскому от таких забав может прийти смерть. Однако он не унывает, увлеченно рискуя своим здоровьем. Он надеется: авось все обойдется.

Слова «авось» и «небось» стали сегодня устаревшими. Но дело их живет. Ведь у нас в запасе много других слов и выражений, осуществляющих сходные функции. Одной из основных идейных составляющих русской языковой картины мира является представление о непредсказуемости мира: человек не может ни предвидеть будущее, ни повлиять на него, – и это отражается в ряде специфических слов и выражений, связанных с проблемой вероятности, таких как «а вдруг?», «на всякий случай», «если что». Все эти слова опираются на представление о том, что будущее предвидеть нельзя, поэтому нельзя ни полностью застраховаться от неприятностей, ни исключить, что вопреки всякому вероятию произойдет что‑то хорошее.

Человек знает, что результат его собственных действий непредсказуем. «Русский язык обладает удивительным богатством средств, обеспечивающих говорящему на нем возможность снять с себя ответственность за собственные действия», – не без иронии отмечает лингвист А. Зализняк. Мы нередко говорим «собираюсь» там, где европеец сказал бы «сделаю». Слово «постараюсь» становится несколько неопределенным обещанием. А множество слов помогают оправдаться за прошлое: не удалось, не довелось, не вышло, не получилось, не сложилось.

И действительно, это самое убедительное, исчерпывающее объяснение: «Как‑то не сложилось». Само собой. Не сложилось – и все тут.