XXXIII. Посмертные угрызения

Когда затихнешь ты в безмолвии суровом,

Под черным мрамором, угрюмый ангел мой,

И яма темная, и тесный склеп сырой

Окажутся твоим поместьем и альковом,

И куртизанки грудь под каменным покровом

От вздохов и страстей найдет себе покой,

И уж не повлекут гадательной тропой

Тебя твои стопы вслед вожделеньям новым,

Поверенный моей негаснущей мечты,

Могила – ей одной дано понять поэта! –

Шепнет тебе в ночи: «Что выгадала ты,

Несовершенная, и чем теперь согрета,

Презрев все то, о чем тоскуют и в раю?»

И сожаленье – червь – вопьется в плоть твою.[37]

XXXIV. Кошка

Мой котик, подойди, ложись ко мне на грудь,

Но когти убери сначала.

Хочу в глазах твоих красивых потонуть –

В агатах с отблеском металла.

Как я люблю тебя ласкать, когда, ко мне

Пушистой привалясь щекою,

Ты, электрический зверек мой, в тишине

Мурлычешь под моей рукою.

Ты как моя жена. Ее упорный взгляд –

Похож на твой, мой добрый котик:

Холодный, пристальный, пронзающий, как дротик.

И соблазнительный, опасный аромат

Исходит, как дурман, ни с чем другим не схожий,

От смуглой и блестящей кожи.[38]

XXXV. Duellum [39]