Глава двадцать шестая. Сильвия натянула поверх ставен еще и плотные шторы, поэтому даже поздним утром в спальне было еще темно

Сильвия натянула поверх ставен еще и плотные шторы, поэтому даже поздним утром в спальне было еще темно. Когда Босх проснулся в постели один, он достал с тумбочки свои часы и убедился в том, что уже одиннадцать. Он видел какой‑то сон, но когда он проснулся, сон отступил в темноту, и он никак не мог до него дотянуться. Лежа в постели, он почти пятнадцать минут пытался вернуть его обратно, но так ничего и не добился.

Каждые несколько минут до него доносился шум от какой‑то домашней работы. Вот Сильвия подметает кухонный пол, вот она освобождает посудомоечную машину. Видимо, она старалась не шуметь, но он все равно все слышал. Сквозь открытую заднюю дверь послышался плеск воды – это поливали растения в кадках, росшие вдоль крыльца. Дождя не было вот уже семь с лишним недель.

В 11.20 зазвонил телефон, и Сильвия сняла трубку уже после первого сигнала. Босх был уверен, что это звонят ему. Весь напрягшись, он ждал, когда дверь спальни откроется и Сильвия позовет его в коридор. Когда семь часов назад они с Эдгаром уезжали из Ван‑Нуйса, Босх дал ему номер телефона Сильвии.

Однако Сильвия все не приходила, и, снова расслабившись, Гарри мог теперь слышать отрывки из ее разговора по телефону. Кажется, она консультировала кого‑то из своих учеников. Через некоторое время ему показалось, что она плачет.

Встав, Босх натянул на себя одежду и вышел из спальни, на ходу пытаясь пригладить волосы. Сильвия стояла возле кухонного стола, держа возле уха трубку беспроводного телефона. Чертя пальцем на крышке стола какие‑то круги, она и в самом деле плакала.

– Что случилось? – шепотом спросил он.

Она подняла руку вверх, давая знак, чтобы он не мешал. Мешать он не стал и лишь молча смотрел, как она разговаривает по телефону.

– Я туда приеду, миссис Фонтено, только сообщите время и адрес… да… да, я приеду. Еще раз хочу сказать, что мне очень жаль. Беатрис была такой прекрасной девушкой и моей лучшей ученицей. Я очень ею гордилась. Черт побери…

Когда она повесила трубку, слезы рекой потекли у нее из глаз. Подойдя, Босх положил руку ей на плечо.

– Твоя ученица?

– Беатрис Фонтено.

– А что случилось?

– Она умерла.

Он привлек ее к себе и обнял. Сильвия продолжала плакать.

– Этот город… – начала она, но не закончила фразу. – Это та девочка, которая написала сочинение по книге «День саранчи»; я тебе его читала…

Босх вспомнил. Сильвия тогда еще сказала, что беспокоится за эту девочку. Ему хотелось что‑нибудь сказать, но он понимал, что говорить тут не о чем. Этот город… этим все сказано.

Весь день они провели дома, занимаясь случайной работой – в основном уборкой. Выбросив из камина прогоревшие поленья, Босх перешел на задний двор, где Сильвия работала в саду, выпалывая сорняки и выбирая цветы для букета, который она собиралась отвезти миссис Фонтено.

Они работали бок о бок, но Сильвия почти ничего не говорила, лишь время от времени выдавливая из себя несколько слов. В нее стреляли из проезжавшей машины, сказала она. Это произошло прошлой ночью, и девочку отвезли в больницу имени Мартина Лютера Кинга, где врачи констатировали смерть мозга. Утром аппарат отключили, а органы забрали для пересадки.

В середине дня она отправилась на кухню и приготовила один сандвич с салатом и яйцом и еще один с тунцом. Она разрезала оба сандвича пополам, так что каждый попробовал и того, и другого. Гарри приготовил ледяной чай с кусочками апельсина. После тех огромных бифштексов, что они съели вчера вечером, ей больше никогда не захочется говядины, сказала Сильвия. За весь день это была единственная попытка пошутить, но никто даже не улыбнулся. Сложив тарелки в раковину, Сильвия не стала их мыть. Обернувшись, она облокотилась на шкафчик и уставилась в пол.

– Миссис Фонтено сказала, что похороны состоятся на следующей неделе, скорее всего в среду. Наверно, я отменю занятия. Организую автобус.

– Прекрасная мысль. Ее семья наверняка это оценит.

– Два ее старших брата – наркоторговцы. Она говорила мне, что они продают крэк.[37]

Босх ничего не сказал. Он знал, что, вероятно, девочка из‑за этого и погибла. С тех пор как уличная наркоторговля в этом районе перестала быть централизованной, здесь постоянно воевали за раздел сфер влияния. Отсюда и частая стрельба из машин, и множество ни в чем не повинных жертв.

– Пожалуй, я попрошу у ее матери разрешения прочитать то сочинение. Во время службы или после. Пусть узнают, как велика потеря.

– Вероятно, все это уже знают.

– Да.

– Ты не хочешь подремать? Может, попытаешься заснуть?

– Да, наверно, попробую. А ты что будешь делать?

– Мне есть чем заняться. Нужно сделать несколько звонков. Вечером мне придется уйти. Надеюсь, ненадолго. Вернусь, как только смогу.

– Со мной все будет хорошо, Гарри.

– Ну вот и отлично.

В четыре часа Босх заглянул к Сильвии – она крепко спала. Подушка ее была мокрой от слез.

После этого он прошел по коридору в другую спальню, которая использовалась как кабинет, где стоял письменный стол с телефоном. Чтобы не беспокоить Сильвию, он аккуратно закрыл за собой дверь.

Первым делом Босх позвонил детективам отделения на Семьдесят седьмой улице. Он попросил соединить его со столом по убийствам, где трубку взял детектив по фамилии Хенкс. Имени своего он не сообщил, а лично его Босх не знал. Назвавшись, Босх спросил о деле Фонтено.

– Так чего вы хотите, Босх? Вы сказали – Голливуд?

– Ну да, Голливуд, но тут личное дело. Сегодня утром миссис Фонтено звонила учительнице этой девочки, а учительница – моя подруга. Она расстроена, и я просто хотел бы выяснить, что случилось.

– Послушайте, у меня нет времени на утешения. Я должен расследовать это дело.

– Иными словами, у вас ничего нет.

– Вы никогда не работали на Семьдесят седьмой?

– Нет. Наверно, теперь вы хотите рассказать мне, как здесь трудно?

– Да пошел ты, Босх! Я вот что тебе скажу: к югу от Пико таких вещей, как свидетели, просто не существует. Единственный способ раскрыть дело – это, если повезет, найти где‑нибудь отпечатки пальцев, или, если повезет еще больше, – дождаться, когда чувак придет и скажет: «Простите, это сделал я». Угадай, как часто это происходит!

Босх ничего не ответил.

– Послушай, эта твоя учительница не единственная, кто здесь расстроился. Тут дело скверное. Они все скверные, но некоторые вообще сквернейшие из скверных. Так вот это одно из них. Шестнадцатилетняя девочка сидит дома и читает книгу, присматривая за своим младшим братом.

– Стреляли из проезжавшей машины?

– Ты угадал. В стене двенадцать дырок. Это был автомат Калашникова. Двенадцать дырок в стене и одна аккурат у нее в затылке.

– Она не успела ничего понять, да?

– Да, не успела. Должно быть, в нее угодила первая же пуля, потому что она не пригибалась.

– Выстрелы предназначались одному из ее старших братьев, верно?

На несколько секунд Хенкс замолчал. Было слышно, как в комнате для инструктажа хрипит рация.

– Откуда ты это знаешь? От учительницы?

– Девочка говорила ей, что братья торгуют крэком.

– Да ну? А в больнице они вели себя прямо как пай‑мальчики. Я это проверю, Босх. Могу я что‑нибудь еще для тебя сделать?

– Можешь. Какую книгу она читала?

– Какую книгу?

– Ну да.

– Она называется «Долгий сон». Именно это она и получила, дружище.

– Ты можешь оказать мне одну услугу, Хенкс…

– И какую?

– Если будешь говорить об этом с репортерами, не говори им о книге.

– Что ты имеешь в виду?

– Просто не говори, и все.

Босх повесил трубку, стыдясь того, что, когда Сильвия впервые заговорила об этой девочке, он с подозрением отнесся к ее прекрасному сочинению.

Подумав об этом несколько минут, он набрал номер приемной Ирвинга. Трубку сняли практически мгновенно.

– Здравствуйте, это приемная заместителя начальника управления полиции Лос‑Анджелеса Ирвинга, говорит лейтенант Ганс Ролленбергер, чем я могу вам помочь?

Как догадался Босх, Ганс Вверх, очевидно, дожидался звонка самого Ирвинга и поэтому решил отбарабанить официальное телефонное приветствие, которое значилось в справочниках, но в управлении обычно игнорировалось.

Ничего не сказав, Босх повесил трубку и еще раз набрал тот же номер, давая лейтенанту возможность вновь повторить свое заклинание.

– Это Босх. Я просто позвонил, чтобы узнать, как дела.

– Босх, это не вы звонили несколько секунд назад?

– Нет, а что?

– Да так, ничего. Я здесь вместе с Никсоном и Джонсоном. Они только что приехали, а Шихан и Опельт сейчас ведут Мора.

Босх обратил внимание на то, что Ролленбергер так и не посмел в глаза назвать их президентами.

– Сегодня что‑нибудь произошло?

– Нет. Объект утром был дома, вскоре после этого отправился в Вэлли, где навестил еще несколько складов. Ничего подозрительного.

– А где он сейчас?

– Дома.

– А Эдгар?

– Эдгар был здесь, а потом поехал в Сибил допросить ту, что осталась в живых. Прошлой ночью он ее нашел, но она была слишком одурманена, чтобы говорить. Сейчас он делает вторую попытку.

– А если она опознает Мора, нам как, надо будет его брать? – понизив голос, спросил Ганс.

– Не думаю, что это удачная мысль. Этого пока недостаточно. А мы себя выдадим.

– Я тоже так думаю, – уже громче сказал Ролленбергер – с тем, чтобы президенты знали, кто здесь командует. – Мы от него не отстанем и будем рядом, когда он нанесет свой удар.

– Будем надеяться. А как это дело решается у вас с группами наблюдения? Они докладывают вам постоянно?

– Все четко. У них включены роверы, а я здесь слушаю. Мне известен каждый шаг объекта. Сегодня я задержусь допоздна. Такое у меня ощущение.

– Почему же?

– Я думаю, сегодня ночью все решится, Босх.

Босх разбудил Сильвию в пять часов, но затем сел на кровать и полчаса растирал ей спину и плечи. После этого она встала и пошла в душ. Когда она вернулась в гостиную, глаза ее все еще были сонными. На Сильвии сейчас было серое платье с короткими рукавами. Светлые волосы сзади были завязаны в пучок.

– Когда ты должен ехать?

– Чуточку попозже.

Она не спросила, куда он едет и зачем, а сам он ничего не сказал.

– Хочешь, я приготовлю суп или еще что‑нибудь в этом роде?

– Нет, не надо. Не думаю, что сегодня вечером мне придется голодать.

В этот момент зазвонил телефон, и Гарри взял трубку на кухне. Звонила репортерша из «Таймс», которая узнала этот номер от миссис Фонтено. Журналистка хотела поговорить с Сильвией о Беатрис.

– О чем? – спросил Босх.

– Ну, миссис Фонтено сказала, что миссис Мур хорошо отзывалась о ее дочери. Мы готовим большую статью об этом, потому что Беатрис была таким замечательным ребенком. Вот я и подумала, что миссис Мур, наверно, захочет что‑нибудь рассказать.

Велев ей подождать, Босх отправился за Сильвией. Сильвия сразу ответила, что хочет поговорить о девочке.

Разговор длился пятнадцать минут. Пока она разговаривала, Босх сходил к своей машине, включил ровер и нашел частоту Симплекс‑пять. И ничего не услышал.

– Первый! – сказал он, нажав на кнопку «передача». Прошло несколько секунд, и Босх уже собирался попробовать еще раз, когда услышал наконец голос Шихана.

– Кто это?

– Босх.

– Чего нужно?

– Как там наш объект?

– Это Бригадир. Будьте добры использовать в эфире кодовые обозначения! – послышался вдруг в трубке голос Ролленбергера.

Босх ухмыльнулся. Вот же козел!

– Бригадир, какое у меня кодовое обозначение?

– Вы Шестой, это Бригадир, прием.

– Ввассспоннл, начальник!

– Повторите!

– Повторите!

– Пятый, о чем было ваше последнее сообщение?

Голос Ролленбергера был сильно искажен. Босх улыбнулся. Раздававшиеся в эфире щелкающие звуки, очевидно, означали, что это Шихан нажимает на кнопку «передача», тем самым демонстрируя свое одобрение.

– Я спрашивал, кто еще состоит в моей группе.

– Шестой, в настоящий момент вы работаете один.

– Тогда, может, мне взять другой код, Бригадир? Например, Соло?

– Бо… то есть Шестой, будьте добры не выходить в эфир без необходимости.

– Ввассппонннл!

Отложив рацию, Босх засмеялся. В глазах его стояли слезы, и он вдруг понял, что чересчур много смеется над тем, что в общем‑то не слишком смешно. Очевидно, таким образом выходило сегодняшнее напряжение. Снова взяв в руки рацию, он опять вызвал Шихана.

– Первый, объект сейчас в движении?

– Ответ положительный, Соло – то есть Шестой.

– А где он?

– Он код семь в «Зарослях камыша», что в Голливуде.

Мора ужинал в ресторане быстрого питания. Босх понимал, что ему не хватит времени на то, что он задумал, особенно с учетом получаса езды от Голливуда.

– Группа один, как он выглядит? Он сегодня гуляет?

– Выглядит хорошо. Похоже, он собирается кого‑нибудь подцепить.

– Ладно, я тебя еще вызову.

– Ввасппонннл!

Когда он вошел в дом, ему показалось, что Сильвия снова плакала, но настроение у нее, кажется, поднялось. «Возможно, первая боль уже прошла», – подумал Босх. Сидя на кухне, Сильвия пила горячий чай.

– Хочешь чаю, Гарри?

– Нет, не надо. Я уже собираюсь уезжать.

– Ладно.

– Что ты ей сказала, этой репортерше?

– Я рассказала ей обо всем, о чем в состоянии говорить. Надеюсь, она напишет хорошую статью.

– Обычно так и бывает.

Кажется, Хенкс так и не рассказал журналистке о той книге, что читала девочка. Если бы он о ней рассказал, репортерша наверняка спросила бы об этом Сильвию. Теперь он понимал, что Сильвия немного успокоилась именно потому, что смогла поговорить о своей ученице. Босх всегда поражался желанию женщин говорить об умерших, будь то близкие люди или просто знакомые. Ему не раз приходилось извещать людей о смерти близких родственников. Женщины всегда были в шоке и все равно хотели поговорить. Он вдруг понял, что впервые встретился с Сильвией именно по такому случаю.

Здесь, в этой самой кухне, он сообщил ей о смерти мужа, и она говорила и говорила. Почти с самого начала Босх был ею очарован.

– Надеюсь, когда я уеду, с тобой все будет в порядке?

– Все хорошо, Гарри. Я уже чувствую себя лучше.

– Я постараюсь вернуться как можно скорее, но не могу точно сказать, когда это будет. Сделай что‑нибудь поесть.

– Ладно.

В дверях они обнялись и поцеловались, и Босху страшно захотелось никуда не уходить и остаться здесь, с ней. В конце концов, они разомкнули объятия.

– Ты очень хорошая женщина, Сильвия. Лучше, чем я заслуживаю.

Она закрыла ему рот ладонью:

– Не говори так, Гарри.