Глава двадцать четвертая. Отправляясь в УЮК, Босх рисковал опоздать в суд, но было еще только два часа, и перед ним стоял нехитрый выбор: сидеть в конференц‑зале вместе с

Отправляясь в УЮК, Босх рисковал опоздать в суд, но было еще только два часа, и перед ним стоял нехитрый выбор: сидеть в конференц‑зале вместе с Ролленбергером или же попытаться сделать что‑то полезное. Выбрав второе, он выехал на Портовое шоссе, ведущее на юг. В зависимости от напряженности движения в северном направлении за пятнадцать минут вполне можно было добраться до центра. Другое дело, что потом придется еще найти место для парковки в Паркер‑центре и пешком дойти до суда.

Университет Южной Калифорнии со всех сторон окружали беспокойные районы, однако с виду здесь царила вполне буколическая обстановка – не хуже, чем в Каталине. Но Босх прекрасно знал, что в последние годы это спокойствие все чаще нарушается, вплоть до того, что небезопасными становятся даже футбольные состязания. Несколько сезонов назад шальная пуля, выпущенная из проезжавшего мимо автомобиля (такая стрельба в этих местах случалась постоянно) поразила одаренного игрока задней линии, стоявшего вместе с другими членами команды на тренировочном поле. Подобные инциденты заставляли начальство отправлять очередную жалобу в ЛАПД, а студентов – мечтать о переходе в Калифорнийский университет в Лос‑Анджелесе,[32]который располагался в относительно безопасном Вествуде, да и обучение в нем стоило дешевле.

Здание факультета психологии Босх относительно легко нашел по карте, которую ему дали у входа, однако внутри этого четырехэтажного кирпичного строения не было никаких указателей, позволяющих отыскать доктора Джона Локке или лабораторию психогормональных исследований. Пройдя по длинному коридору, он поднялся на второй этаж. Первая же попавшаяся студентка в ответ на вопрос Босха только рассмеялась, очевидно, решив, что это просто прикол, и ушла прочь, ничего не ответив. В конце концов его направили в подвал.

Проходя по слабо освещенному коридору, он читал висевшие на дверях таблички, и в конце концов все же нашел то, что искал, – это была вторая дверь от конца. Возле двери за столом сидела студентка со светлыми волосами и читала какой‑то толстый учебник. Посмотрев на посетителя, она улыбнулась, и Босх спросил ее насчет Локке.

– Я сейчас позвоню. Он вас ждет?

– Про психиатра этого никогда в точности не скажешь.

Он улыбнулся, но на нее это никак не подействовало, и Босх подумал, что, возможно, здесь это вовсе не шутка.

– Нет, я не предупреждал, что приеду.

– Доктор Локке сегодня весь день занят со студентами. Я не хотела бы его беспокоить, если только…

Подняв наконец глаза, она заметила жетон, который Босх держал в руке.

– Сейчас я ему позвоню.

– Просто скажите ему, что это Босх и что, если можно, я хотел бы оторвать его на несколько минут.

Она коротко переговорила с кем‑то по телефону, повторив то, что сказал ей Босх. После этого она молча подождала несколько секунд, сказала «хорошо» и повесила трубку.

– Помощница сказала, что доктор Локке к вам сейчас выйдет. Он будет через несколько минут.

Поблагодарив, он присел на один из стоявших возле двери стульев и окинул взглядом приемную. На доске висело несколько написанных от руки объявлений. В основном они были связаны с поиском соседей по комнате. Висело также сообщение о намеченной на субботу вечеринке студентов‑психиатров выпускного курса.

Кроме доски, предназначенной для студенческих объявлений, в комнате имелась и другая доска, но в данный момент она была пуста.

– Это что, входит в учебную программу? – спросил Босх. – Нужно какое‑то время сидеть здесь в приемной?

Она оторвала взгляд от учебника.

– Да нет, это просто работа. Я учусь на детского психолога, но у нас трудно получить работу. А здесь, в подвале, никто работать не хочет, так что здесь была вакансия.

– А почему?

– Здесь, внизу, находится вся жуткая психология. С этой стороны психогормональная лаборатория. Она…

В другом конце помещения открылась дверь, и в комнату вошел Локке в голубых джинсах и футболке. Он подал Босху руку, и Гарри заметил привязанный к его запястью кожаный ремешок.

– Ну как дела, Гарри?

– Нормально. У меня – нормально. А как у вас? Прошу прощения, что вот так вторгаюсь, но я надеялся, что у вас все же найдется несколько минут. У меня есть кое‑какая новая информация по тому же вопросу, по которому я беспокоил вас той ночью.

– Никаких проблем! Поверьте, это просто здорово – принять участие в реальном деле. Занятия со студентами иногда надоедают.

И он предложил Босху следовать за ним. За той дверью, из которой он вышел, оказался коридор; в конце его находились кабинеты сотрудников. В кабинете Локке позади его письменного стола стоял книжный шкаф, заставленный учебниками и, вероятно, дипломными работами. Опустившись в мягкое кресло, Локке положил ноги на стол. На столе горела зеленая лампа, справа из небольшого подвального окошка лился тусклый свет. Периодически он мигал, когда кто‑то проходил мимо окна и устраивал небольшое затмение.

– Иногда мне кажется, будто я работаю в темнице, – посмотрев в сторону окна, сказал Локке.

– По‑моему, студентка в приемной тоже так думает.

– Мелисса? Ну, а чего же вы хотите? В качестве основного предмета она выбрала детскую психологию, и я никак не могу убедить ее перейти на свою сторону дороги. Впрочем, я сомневаюсь, что вы приехали в кампус для того, чтобы выслушивать рассказы о хорошеньких студентках, хотя, наверно, это не очень противно.

– Может, как‑нибудь в другой раз.

Хотя Босх не заметил здесь пепельницы, судя по запаху, в кабинете кто‑то недавно курил. Не спрашивая разрешения, он достал сигареты.

– А знаете, Гарри, я могу вас загипнотизировать и тем самым избавить от этой проблемы.

– Спасибо, док. Однажды я себя уже гипнотизировал, но это не сработало.

– Неужели вы и вправду представитель вымирающего племени полицейских гипнотизеров? Я слышал об этом эксперименте. Кажется, суд его прикрыл?

– Ну да, не признав показания загипнотизированных свидетелей. Из всех, кого тогда учили, я последний, кто сейчас работает в управлении. По крайней мере я так думаю.

– Любопытно!

– Собственно, с момента нашего последнего разговора произошли некоторые подвижки, и я подумал, что было бы неплохо возобновить с вами контакт, узнать ваше мнение. Мне кажется, с этим порно вы направили нас на верную дорогу. Может быть, и сейчас нам что‑нибудь подскажете…

– И что же у вас есть?

– У нас есть…

– Минуточку! Кофе хотите?

– А вы?

– Никогда к нему не притрагиваюсь.

– Тогда и я обойдусь. У нас есть подозреваемый.

– В самом деле?

Сняв ноги со стола, он подался вперед, по виду крайне заинтересованный.

– И он, как вы и говорили, имеет отношение к обеим группам. Он состоял в специальной группе, а его участок работы, то есть, гм, область знаний – это как раз порнография. Не думаю, что я сейчас должен его называть, потому что…

– Конечно, не должны. Я понимаю. Он лишь подозреваемый, никаких обвинений на нем нет. Не волнуйтесь, детектив, наша беседа останется между нами. Говорите свободно.

Босх воспользовался как пепельницей стоявшей рядом со столом корзиной для бумаг.

– Я это ценю. Так вот, мы за ним наблюдаем, смотрим, что он делает. Но тут есть одна загвоздка. Видите ли, так как он в управлении, вероятно, главный специалист по порноиндустрии, вполне естественно, что мы обращаемся к нему за советом и информацией.

– Естественно. Если бы вы этого не делали, у него наверняка возникли бы подозрения, что вы ему не доверяете. О, какую чудесную сеть мы с вами плетем, Гарри!

– И запутанную.

– Что?

– Да нет, ничего.

Встав, Локке принялся расхаживать по комнате. Вот он сунул руки в карманы, потом снова вынул их оттуда. Напряженно размышляя, он смотрел перед собой невидящим взглядом.

– Ну продолжайте – это просто потрясающе. Что я вам говорил? Два актера независимо друг от друга играют одну и ту же роль. Черное сердце никогда не бьется в одиночку. Ну, продолжайте.

– Ну вот, как я уже говорил, было вполне естественно к нему пойти, и мы так и сделали. Мы подозревали – в связи с находкой тела на этой неделе и с тем, что вы сказали, – что могут быть и другие жертвы. Другие пропавшие женщины, которые были заняты в этом бизнесе.

– То есть вы попросили его это проверить? Превосходно.

– Да, вчера я его попросил. А сегодня дал мне еще четыре имени. У нас уже было имя замурованной блондинки, которую нашли на этой неделе, и еще одной, которую недавно назвал подозреваемый. Так вот, если вы прибавите к ним первых двух – жертв Кукольника номер семь и номер одиннадцать, – то у нас получится всего восемь. Подозреваемый весь день находился под наблюдением, поэтому мы знаем, что он как раз занимался поисками этих новых имен. И он не просто дал мне эти четыре имени – он еще проехался по съемкам.

– Разумеется, он должен был это сделать. Независимо от того, знает он, что за ним следят, или не знает, он должен создавать видимость нормальной жизни. Понимаете, он мог уже знать эти имена, но все равно пойти их искать. Это один из признаков того, насколько он…

Остановившись, он засунул руки в карманы и нахмурился; взгляд Локке был устремлен куда‑то в пол.

– Вы сказали – шесть новых плюс первые две?

– Точно.

– Восемь убитых за неполные пять лет. Есть ли вероятность того, что появятся и другие?

– Я как раз собирался спросить вас об этом. Данная информация исходит от подозреваемого. Может, он нас обманывает? Может, он морочит нам голову, сообщает нам меньше имен, чем было на самом деле, – для того, чтобы запутать расследование?

– Ага! – Локке продолжал ходить, но с полминуты хранил молчание. – Инстинкт подсказывает мне, что это не так. Нет, он не стал бы, как вы говорите, морочить вам голову. Он должен всерьез исполнять свою работу. Думаю, что если он дал вам пять новых имен, то это все. Вы должны помнить, что этот человек считает себя во всех отношениях выше вас, полиции. Было бы вполне нормально, если бы он был предельно честным с вами относительно некоторых аспектов этого дела.

– У нас нет четкого представления о датах. О датах убийств. Такое впечатление, что после гибели Кукольника он снизил темп. Когда он начал прятать тела, начал хоронить своих жертв, потому что не мог больше прикрываться Кукольником, интервалы возросли. Кажется, от менее чем двухмесячного интервала, как это было при Кукольнике, он перешел к семи месяцам. А может, и больше. Последнее исчезновение произошло почти восемь месяцев назад.

Оторвав взгляд от пола, Локке посмотрел на Босха.

– Плюс вся эта недавняя активность, – сказал он. – Суд, о котором пишут в газетах. Его записка. Его участие в деле как детектива. Такая повышенная активность должна ускорить конец цикла. Не упускайте его, Гарри. Возможно, осталось совсем немного.

Повернувшись, он посмотрел на календарь, висевший на стене рядом с дверью. На листе было нарисовано нечто вроде лабиринта. Неожиданно Локке начал смеяться – Босх не мог понять почему.

– Что такое? – спросил он.

– Господи, да в эти выходные будет еще и полнолуние! – Он резко повернулся. – Вы можете взять меня на наблюдение?

– Что?

– Возьмите меня с собой. С точки зрения психосексуальных исследований это же редчайшая возможность! Непосредственно наблюдать за поведением сексуального садиста – это же просто невероятно. Гарри, это может принести мне грант от Хопкинса.[33]Это может… это может… – его глаза горели, – помочь мне вырваться из этого проклятого подвала!

Решив, что допустил ошибку, Босх встал. Стремление обеспечить свое будущее заслонило для Локке все остальное. Он пришел сюда за помощью, а вовсе не для того, чтобы сделать Локке психиатром года.

– Послушайте, мы говорим о реальном убийце. Реальных людях. Реальной крови. Я не собираюсь делать ничего, что могло бы повредить расследованию. Наблюдение – очень деликатная операция. А если добавить к этому, что наблюдать надо за копом, то она становится еще труднее. Я не могу вас туда взять – даже не просите. Я могу рассказать вам о происходящем и сообщить все, что я знаю, но ни я, ни мой начальник не можем согласиться на участие в этом гражданского лица.

Локке опустил глаза и сразу стал похож на провинившегося школьника. Коротко взглянув на окно, он обошел вокруг стола и с удрученным видом сел.

– Да, конечно, – тихо сказал он. – Я прекрасно все понимаю, Гарри. Я увлекся. Важно остановить этого человека. Об исследованиях будем беспокоиться потом. Значит, семимесячный цикл. М‑да, это впечатляет.

Стряхнув пепел, Босх снова сел.

– Ну, учитывая источник, точно сказать этого нельзя. Могут быть и другие.

– Сомневаюсь.

Пощупав переносицу, Локке откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Пару секунд он не двигался.

– Я не сплю, Гарри. Просто я думаю. Размышляю.

Босх наблюдал за ним – все это было очень странно, – потом его внимание переключилось на книги. Непосредственно над головой Локке стояли книги, написанные им самим. Их было несколько, каждая с его фамилией на корешке, в нескольких экземплярах. Наверно, подумал Босх, чтобы можно было их раздавать. Босх заметил пять экземпляров книги «Черные сердца» (ее Локке упоминал на суде) и три экземпляра книги под названием «Частная сексуальная жизнь публичной порнопринцессы».

– Вы писали о порнобизнесе?

Он открыл глаза.

– Что? Ах да. Эту книгу я написал перед «Черными сердцами». Вы ее читали?

– Гм! Нет, не читал.

Он снова закрыл глаза.

– Конечно, не читали. Несмотря на хлесткий заголовок, на самом деле это учебник. Университетского уровня. Когда я в последний раз говорил с издателем, его продавали в ста сорока шести университетах, включая Хопкинса. Книга вышла два года назад, четвертым изданием, а я так до сих пор и не получил авторских отчислений.[34]Хотите ее почитать?

– Не отказался бы.

– Ну, когда будете уходить, там в студенческом обществе их продают. Должен предупредить, книжка стоит недешево – тридцать баксов. Но я уверен, что вы можете себе это позволить. Должен также предупредить, что книга весьма откровенна.

Босха возмутило то, что Локке не дал ему один из стоявших на полке экземпляров. Возможно, это была детская месть за отказ дать ему участвовать в наблюдении. Интересно, что сказала бы об этом Мелисса, специалист по детской психологии?

– Насчет этого подозреваемого. Есть еще одна вещь. И я не знаю, что она означает.

Локке открыл глаза, но с места не сдвинулся.

– Он развелся примерно за год до того, как начались убийства. В деле о разводе его жена упоминает об утрате супружеской общности. Это укладывается в схему?

– Они перестали этим заниматься?

– Наверное. Об этом написано в судебном деле.

– Вполне возможно, что укладывается. Но если честно, то мы, психиатры, можем вписать любую активность в любой высказанный прогноз. Впрочем, ваш подозреваемый по отношению к собственной жене мог просто стать импотентом. Он развивался в направлении своей эротической матрицы, а она не принимала в этом участия. Вот он и забросил ее.

– Значит, вы не считаете, что это ставит под сомнение наши подозрения?

– Напротив, по моему мнению, это лишь подтверждает, что он претерпел значительные психологические изменения. В сексуальном плане его личность развивается.

Босх попытался представить себе Мора. Каждый день копаясь в порнографии, в конце концов немудрено потерять интерес и к собственной жене.

– Вы можете сказать мне еще что‑нибудь об этом подозреваемом? Что‑нибудь такое, что может нам помочь? У нас на него ничего нет. Нет вероятной причины.[35]Мы не можем его арестовать. Мы можем только наблюдать. И это очень опасно. Если мы его потеряем…

– Он может снова убить.

– Именно так.

– Но и тогда вы все равно останетесь без вероятной причины и без улик.

– А как насчет трофеев? Что я должен искать?

– Где?

– У него дома.

– А, понятно. Вы хотите продолжить свое профессиональное взаимодействие и навестить его дома? Возможно, попав туда с помощью какой‑то уловки? Но вы же не сможете свободно там передвигаться.

– Может, и смогу, если кто‑то другой отвлечет его внимание. Я пойду не один.

Локке подался вперед, его глаза снова загорелись.

– А что, если вы его задержите, а я посмотрю? Я ведь эксперт в этом деле, Гарри. Отвлечь его внимание вам удастся лучше. Пока вы будете разговаривать на профессиональные темы, я попрошусь в ванную. Я быстрее пойму…

– Забудьте об этом, доктор Локке! Послушайте, это совершенно исключено. Понимаете? Это слишком опасно. А теперь – вы хотите мне помочь или нет?

– Ладно, ладно. Я снова прошу прощения. Я пришел в такое волнение потому, что этот человек, поскольку цикл его убийств составляет семь месяцев с лишним, почти наверняка хранит у себя трофеи, питающие его фантазии и позволяющие воссоздать атмосферу этих убийств; таким образом он подавляет в себе желание физически действовать.

– Понятно.

– Вы столкнулись с необычно длинным циклом. Поверьте мне, в течение этих семи месяцев желание действовать, желание пойти и убить никуда не исчезает. Оно все время присутствует. Помните, я давал показания насчет эротической матрицы?

– Помню.

– Ну вот, ему нужно заполнить эту эротическую матрицу. Как он этого добивается – в последние семь‑восемь месяцев? Ответ заключается в том, что у него есть трофеи, которые напоминают ему о прошлых достижениях, – я имею в виду убийства. Эти вещи позволяют ему оживить свои фантазии. В конечном счете это все равно не поможет, однако таким образом он может удлинить цикл, сопротивляясь желанию действовать. Он понимает, что чем меньше он убьет, тем меньше вероятность, что его поймают.

– Если вы не ошибаетесь, с начала цикла прошло уже почти восемь месяцев. Это означает, что он уже на грани, изо всех сил пытаясь сохранить над собой контроль. И в то же время у нас есть эта записка и это странное стремление не остаться незамеченным. Желание встать и сказать: «А я лучше Кукольника. Я продолжаю действовать! Если вы мне не верите, проверьте, что я оставил в бетоне там‑то и там‑то». Записка демонстрирует серьезный распад личности в тот самый момент, когда он прилагает титанические усилия, чтобы подавить в себе желание. Он ведь уже семь с лишним месяцев как возбужден!

Загасив сигарету о край корзины для бумаг, Босх швырнул ее внутрь и достал из кармана свой блокнот: «Одежда жертв – и жертв Кукольника, и жертв Последователя – так и не была найдена. Он может использовать ее в качестве трофеев?»

– Такое возможно, но вы пока спрячьте свой блокнот, Гарри. Тут все проще. Вспомните, ведь он выбирает жертвы, увидев их на пленке? Так вот видео – это лучший способ оживить свои фантазии. Если вы сумеете от него оторваться, поищите видеопленки. И камеру.

– Он снимал убийства, – сказал Босх.

Это был не вопрос. Он просто повторял мысль Локке, подготавливая себя к тому, что его ждало у Мора.

– Конечно, тут нельзя ничего гарантировать, – сказал Локке. – Кто его знает. Но он бы на это поставил. Помните Уэсли Додда?

Босх отрицательно покачал головой.

– Года два назад его казнили в Вашингтоне. Повесили. Он убивал детей. Любил вешать их в шкафу, на плечиках для одежды. А еще он любил снимать все это на «Полароид». После ареста полиция нашла аккуратно оформленный фотоальбом, полный снимков маленьких мальчиков, которых он убил – повесил в шкафу. Он даже нашел время, чтобы к каждому снимку сделать пояснительную надпись. Жуткая вещь, однако уверяю вас, что такой фотоальбом спас жизнь другим маленьким мальчикам. Без всякого сомнения! Потому что он мог использовать его, чтобы удовлетворять свои фантазии и никого не убивать.

Босх кивнул в знак того, что понял. Где‑то в доме у Мора он найдет видео или, может быть, фотогалерею, от которой большинство людей вывернет наизнанку. Однако самого Мора эта вещь уже восемь месяцев удерживает на краю пропасти.

– А Джеффри Дамера не помните? – спросил Локке. – Из Милуоки? Он тоже был фотографом. Любил снимать трупы и части трупов. Это помогало ему многие годы оставаться вне поля зрения полиции. Но потом он стал хранить сами трупы. Это и было его ошибкой.

Некоторое время они сидели молча. В голове Босха теснились ужасные картины, о которых только что шел разговор. Словно пытаясь прогнать эти образы, он потер глаза.

– Как там говорится о фотографиях? – сказал наконец Локке. – Ну, в телерекламе. Что‑то вроде «то, что все время дарит радость»… Для серийного убийцы видеозапись играет ту же роль.

Перед тем как покинуть кампус, Босх заглянул в студенческое общество и нашел там книжный магазин. В секции психологии и общественных наук он обнаружил стопку книг Локке о порнографии. Та, которая лежала сверху, обтрепалась по краям – ее много листали. Босх взял себе следующую.

Когда девушка‑продавщица раскрыла книгу, чтобы посмотреть цену, на странице оказался черно‑белый снимок голой женщины, делавшей минет мужчине. Девушка покраснела, а Босх прямо‑таки побагровел.

– Простите, – только и сказал он.

– Ничего, я уже это видела. Я имею в виду – книгу.

– Ну да.

– Вы будете вести по ней занятия в будущем семестре?

Босх понял, что поскольку для студента он выглядел чересчур старым, единственная веская причина, чтобы купить эту книгу, заключалась в том, что он был преподавателем. Объяснения, что он, дескать, полицейский, выглядели бы фальшиво и могли привлечь к нему нежелательное внимание.

– Да, – солгал он.

– Правда? А как называется ваш курс? Возможно, я на него запишусь.

– Ну, я пока еще не решил. Я все еще формулирую…

– Тогда как вас зовут? Я поищу его в каталоге.

– Ну… Локке. Доктор Джон Локке, психология.

– А, так это вы ее написали! Ну да, я о вас слышала. Я обязательно запишусь на ваш курс. Спасибо и всего хорошего.

Она дала ему сдачу. Босх поблагодарил ее и пошел к машине – с книгой в портфеле.