Икотаво многих районах России отождествлялась с кликушеством. И больных икотой,и кликуш считали одержимыми и старались изгнать сидящего в них духа, беса (см. КЛИКУША). 11 page

В Архангельских землях русалку иногда именуют лешухой, лесачихой (и наоборот); «русалка — нагая женщина с большими грудями, — считали в Вятской губернии, — живет в лесу, бежит, так на лошади не догонишь». В поверьях Орловщины русалка — голая простоволосая баба; русалка - растрепанная обнаженная женщина (Калуж.). Такая русал-

ка — и водяной, и лесной дух, хотя чаще ее видят все же у воды. По поверьям, которые были распространены в Рязанской, Тульской, Калужской и ряда других губерний, русалки «живут в воде, в лесу и в поле». «Между лесными и водяными русалками у нас не делается различия ни во внешнем виде, ни в занятиях их» [Померанцева, 1975].

Согласно распространенным представлениям, с середины весны и летом русалки могут обитать в полях (во ржи, в коноплях), появляться в огородах (Тамб.); их видят у бань и даже в банях, в овинах (Новг., Яросл., Нижегор.); они приходят к избам, стучатся в дома (Новг., Мурм.).

В облике русалок проглядывают и черты покойников, главным образом девушек, женщин, детей, утонувших или погибших, умерших некрещеными, а также проклятых. В Орловской губернии русалок считали деревенскими девушками, пропавшими куда-то без вести из-за проклятия своих матерей; в Калужской губернии полагали, что в облике русалок продолжают «жить» на земле самоубийцы, утопленницы. Эти русалки, в общем, похожи на обычных людей, но они бледны, «прозрачны», с неприбранными волосами, в просторных белых рубахах без поясов или вовсе лишены одежды. По поверьям Смоленщины, таких обнаженных женщин и детей можно увидеть в лесу во время Троицы; во избежание несчастий необходимо бросить им платок или что-то из одежды.

Е. Г. Кагаров отмечал распространенность веры в неприкаянных «русалочьих детей», нагих и вечно плачущих. В Троицкую субботу они бегают по ржаному полю и поют;

«Бух, бух,

Соломенный дух,

Мене мати породила,

Некрещену положила».

Если при звуке их песни приговорить: «Крещаю тебя, Иван да Марья, во имя Отца и Сына и Святого Духа», то дети русалки, не достигшие еще семилетнего возраста, возносятся на небо, как бы восприняв настоящее крещение [Кагаров, 1918].

Интересно, что в характеристике русалки, особенно смешиваемой с проклятой, полуверицей, может присутствовать красный цвет: она вся красная (Онеж.); одета в красный сарафан (Арх.); в красное платье (Печ.); в красную рубаху (Костр.); у нее красные зубы (Арх.) <Черепанова, 1983> (см. КРАСНА ДЕВА).

Вопреки распространенному современному мнению, рисующему русалку «обнаженной женщиной с рыбьим хвостом», о рыбьем хвосте русалки в традиционных русских поверьях упоминается редко; в ряде районов России подобные существа именуются фараонками. Это название «объ-

ясняется апокрифической легендой о превращении преследователей Моисея [фараонова войска] в водяных и русалок» <Померанцева, 1975>, поэтому под названием «фараонки» подразумеваются существа, представления о которых носят несколько «книжный» характер (см. ФАРАОН).

По поверьям, русалка может оборачиваться возом сена красной коровой, конем, теленком, собакой, мышью, птицей, зайцем <Виноградова, 1986>, однако она существо, в общем к метаморфозам не склонное. Нередко облик русалки напоминает облик лошади: у нее «волосы, как конский хвост» (Сургут.); «она бегает быстрее лошади» (Вятск.); «ржет» (Яросл.); облик русалки и прямо соотносится с обликом лошади, особенно в весенне-летних календарных обрядах, где ее может изображать лошадиное чучело, лошадиная голова (Астр., Самб., Сарат., Нижегор., Пенз.).

Появляются русалки и в одиночку, и группами. Иногда русалками именуют жен водяных или леших, но, очевидно, русалки исконно «самостоятельные» существа, не объединяющиеся в семьи.

Рассказы о русалках, как правило, коротки, односложны. Чаще всего они описывают встречи с русалками у воды, в лесу, в поле.

Традиционное занятие появляющейся у воды русалки - расчесывание волос; завидев человека, расчесывающая волосы русалка скрывается в воде; иногда, по рассказам, русалка моется, сидя на камне: «И вот русалки эти мылися — тоже видели их... Чудилось, мол, вот русалки сидят на камне - волоса распущенные, и моются на этом камне» (Hoвг.).

Расчесывание волос — колдовское действие. Традиционно считалось, что длинные, густые волосы обладающих сверхъестественными способностями существ могут испускать особые, колдовские влияния (см. БАБА-НЕРАСЧЕСКА, ВОЛОСАТИК).Расчесывание волос воздействовало на окружающий мир. Так, В, Даль сообщает, что, по поверьям, пока русалка чешет волосы, с них струится вода, затопляя все вокруг <Даль, 1880А>. Такое воззрение органично входит в круг представлений об особой власти русалок над погодой, над влагой: после Троицы русалка может насылать бурю, дождь <Кагаров, 1916>. Сам по себе гребень русалки, как и гребень водяного (см. ВОДЯНОЙ ), — магический предмет. Среди русских крестьян были популярны рассказы о таком гребне, неосмотрительно подобранном людьми и приносящем несчастья. В повествовании, записанном на Орловщине, мужики-рыбаки матерят бабу [ русалку ], которая ночью чешет на камне волосы; она роняет гребень, его берут рыбаки. После этого у них путается невод и не распутывается до тех пор, пока гребень не возвращают русалке.

Нередко появление у воды расчесывающейся русалки (как и русалки, плещущейся в воде) знаменует грядущую беду: русалку видят у того места, где должен утонуть человек. В рассказе из Новгородской области русалка с длинными черными волосами сидит на камне у воды, повторяя: «Ох как долго нету!», после чего скрывается в реке; через некоторое время к реке приходит местный учитель и, решив искупаться, тонет.

По распространенным представлениям, русалки сильно плещутся перед утоплением человека (как и водяные), могут «утянуть» к себе купающегося (особенно купающегося без креста, вечером, в праздник). Тем не менее «подводное житье» русалок практически не описано; повествование из Мурманской области, упоминающее о «свадебном столе» русалок, составляет одно из исключений; в нем рыбак, плюнувший в воду, портит свадебный стол русалок и наказан за это безвременной смертью.

Русалки, появляющиеся по преимуществу в лесу и смешиваемые с лесными девками, лешухами, в верованиях ряда районов России наделяются способностью очень быстро бегать, то скрываясь от человека, то преследуя его: «Шел по лесу один мужик, а оне [ русалки ] за ним турятся, все голые, растрепанные»; «Едешь, особливо зимой, вдруг — сзади нагой человек бежит. Но сделать он ничего не может» (Вятск.).

По поверьям, обитающую в лесу русалку можно увидеть сидящей на дереве (при этом русалка иногда прядет или поет). Будучи и водяным, и лесным духом, она часто появляется у лесных ручьев: «Ручеек, через него жердочка лежит. На ней лохматка сидит... Я и крикнул: „Христос воскрес!" Она — бултых в воду» (Влад.). Появляющаяся в лесной чаще «страшная» русалка редко вступает в какие-либо взаимоотношения с людьми или вредит им: обычно при встрече с человеком она тут же исчезает. Однако иногда русалки (смешиваемые в поверьях с прОклятыми) не только не избегают людей, но приходят в деревни: здесь излюбленные места их обитания - бани, где, по поверьям, они могут мыться (париться), стирать или прясть (Яросл., Смол., Влад.). На Владимирщине записан рассказ о том, как русалка, «вся во льду», приходит погреться в овин. Согласно повествованию, записанному в Новгородской области, русалка уводит из бани мывшегося там мужика: «Один дядька пошел в баню мыться в двенадцать часов [ночи] <...> И вот он мылся, мылся, и жена у него там пошла - думает, чего его так долго нет-то. Приходит, значит, в баню, его в бане нет. Смотрит — по снегу от бани следочки. И прямо на речку... (Бани-то на горе стояли раньше, у речки). А он голый и сидит на камне... Вот она его спрашивает: „Ой! Ты чего туда

забрался?" А он говорит: „Да чего-чего! Мылся, мылся приходит ко мне русалка и говорит: „Пойдем со мной". И вот меня и привела..." Жена потом стала: „Аминь, аминь", -- все раньше говорили — зааминила. А ему с этого камня никак не перебраться обратно. Туда он попал как-то, а обратно глубоко. Река большая была. И потом на веревке тащили оттуда».

По рассказу из Архангельской губернии, девка- русалка ходит к промысловику на зимовку и затем рожает от него ребенка. Когда наступает время возвращаться домой, кормщик пришедшего за промышленниками судна советует парню-промысловику уехать потихоньку: «...судно понеслось, Она [ русалка ] увидела, выбежала на гору, ребенка разорвала, половину себе взяла, а другу — свись на судно! Судно бы обернулось, дак она не попала — только одна капелька крови на борту. Стало судно опруживать: ну, стесали топором, оно и выпрямилось».

Такой сюжет популярен среди крестьян севера России и может относиться в разной степени к лешухе, чертовке, Это еще раз подчеркивает некоторую расплывчатость и, по-видимому, изначальную синкретичность образа русалки: в различных повествованиях ее облик оборачивается то одной, то другой из своих многочисленных сторон. В нем преобладают то черты лесного, водяного божества, то черты ставшего (обычно после безвременной смерти) лесным, водяным духом человека. Согласно поверьям многих губерний России, «русалка с крестом» (то есть надевшая крест, крещеная, как и прОклятая) становится снова человеком (и на ней можно жениться).

Э.В. Померанцева отмечает, что русалки (чаще всего девушки-утопленницы, прОклятые) нередко ведут себя сходно с обычными людьми: «Они не только водят хороводы, хохочут, поют, кричат, бьют в ладоши, но и катают яйца, играют пылью, празднуют свадьбы, расчесывают волосы, моют лицо, прихорашиваются, плетут венки, парятся в банях, стирают белье, прядут, воруют нитки и полотно, стерегут цветущую рожь, часто портят посевы» < Померанцева, 1975>.

Тем не менее почти все такие действия русалок не просто повторяют человеческие: они особо значимы, это, как правило, магические действия.

Смысл традиционных, обыденных и одновременно магических действий русалок наиболее очевиден в связи с сезонным ритмом их жизни. Согласно распространенным представлениям, выходя из воды, русалки появляются на земле, в лесах и на полях, как правило, в период с Троицы (с семика, четверга, предшествующего Троице, с Духов дня или с последующей за Троицей недели) до начала

302 (Стр. 303-304 – рис.)

Петрова поста или Петрова дня (12 июля). В соответствии с этими верованиями в различных районах неделя, предшествующая Троице, или следующая за ней именуется «русальной», «русальской», а начало Петрова поста — «русальским заговеньем».

В Калужской губернии полагали, что русалки становятся видимы во время недели перед Троицей, когда они веселятся и справляют свадьбы. На Орловщине считали, что русалки «завладевают лесом» на неделю начиная с Троицына дня; по поверьям Саратовской губернии, русалки появляются после Троицы и т. п.

Появляясь на земле, русалки бегают по лесам и полям, играют, раскачиваются на ветвях деревьев (их любимые деревья — береза, дуб, клен); сидя на ветвях, разматывают похищенную пряжу. Могут заманить к себе и погубить, защекотать.

Само движение русалок воздействует на землю, на растительность. В Тульской губернии, например, верили, что во время цветения хлеба русалка гуляет по ржи и там, где бегают русалки, трава и хлеб становятся гуще; рожь цветет -- русалка сидит в хлебе (Орл.).

Раскачивание русалок на ветвях деревьев также, по-видимому, магическое действие, способствующее росту, созреванию; «...русалки, по-видимому, как девы плодоносной природы, главным образом жизненной влаги, покровительствуют растительности и посевам; качание — один из весьма распространенных приемов земледельческих заклинаний; недаром русские девушки „завивают венки” (т. е. связывают ветви двух соседних березок), чтобы облегчить русалкам качание на них» <Кагаров, 1918>.

Очевидно, что русалки появляются на земле в период напряжения всех ее сил, во время весеннего расцвета зелени, созревания злаков; их приход в леса и на поля соотнесен с пиком проявления необходимых для наступления летнего расцвета, связанных с водой, влагой сил плодородия. Русалка — и материальное, конкретное образное воплощение силы плодородия, и сверхъестественное существо, эмалирующее эту силу в своем движении, влияющее на плодородие.

Согласно общерусским поверьям, русалки, обитающие в полях, охраняют их, изгоняют и преследуют людей (особенно детей), которые вредят посевам (в таких поверьях русалка напоминает полудницу, удельницу).

Помогать весеннему расцвету земли может, по всей вероятности, и традиционное прядение лесной русалки. «Прядущими и ткущими» свой зеленый наряд представлялись земля, деревья, весна. Действия русалки, качающейся весной на ветвях деревьев и разматывающей пряжу, сходны с

действиями «самопрядущихся» весны, растительности. Она словно бы разматывает, высвобождает жизненные силы (нити — волокна — стебли), создавая «основу» зеленого по­крова земли.

«Высвобождает влагу» и колдовское расчесывание русалкой волос, В поверьях, в обычаях, связанных с русалками обнаруживается и колдовство, «обратное» распусканию, расчесыванию. Это, с одной стороны, запрет вить, вязать, прясть на русальной неделе, указывающий на сакральный, определяющий бытие универсума смысл такого витья и вязания (к которому, очевидно, имеют отношение и русалки). (Ср.; если вязать веревки и бороны, овы согнутся в дугу, дети будут уродами и т.п.). С другой стороны, запрет на витье в определенные периоды года можно сопоставить с обрядовым витьем, плетением, разрешаемым именно на Троицу, когда происходит ритуальное плетение венков (завивание венков на ветвях берез, плетение девушками венков для себя). Троицкий обряд завивания березки в некоторых районах России называется «плетение косы», «завивание венков для русалок», «запирание ворот» и может быть жертвоприношением русалкам, которые, по поверьям, носят венки и раскачиваются на них (в Смоленской губернии, завив венки на Троицу, к ним старались не подходить, опасаясь встретить русалок) <Успенский, 1982>. Один из смыслов такого плетения, витья — «запирание», концентрация плодоносных сил растительности.

В период, приблизительно предшествующий жатве, русалок провожают (хоронят, изгоняют), иногда буквально возвращая породившей их воде: в некоторых районах (например, в Астраханской губернии) изображающее русалку чучело во время ее проводов топили в воде.

Если появление русалок лишь один из эпизодов праздника Троицы, то «проводы» и «похороны» целиком посвящены русалкам. По поверьям Курской губернии, в первый день Петрова поста (в свои «проводы», именуемые «перегры», «розыгры») русалки играют и расчесывают волосы; если кто работает в это время, они его защекочут.

«Обряд „похорон русалки" заключается в пародии на христианское погребение: сделанную из тряпок куклу наряжают в платье, кладут в гроб, украшают цветами и несут в торжественной процессии на берег реки, девушки наряжаются — кто священником, кто дьяконом; делают кадило из яичной скорлупы, идут со свечами из стеблей и поют: „Господи помилуй". У реки прощаются с чучелом русалки и, заколотивши гроб, привязывают к нему камень и бросают в воду».

«Обряд проводов русалки совершается следующим образом: какая-нибудь девушка с распущенными волосами и в

одной рубашке, с венком на голове изображает русалку; она едет верхом на кочерге, с помелом через плечо; ее весело провожают до леса или до поля, засеянного рожью, где она и скрывается от провожающих. Последние же возвращаются назад, приговаривая: „Мы русалку проводили, можно будет везде смело ходить". Иногда роль русалки исполняет кукла или чучело» <Кагаров, 191 8>.

В Нижегородской губернии «проводы русалок» (русальское заговенье) соответствовали «проводам весны»: чучело, изображающее русалку, с песнями и хороводами выносили за околицу и там «разоряли». В Рязанской губернии, как и в некоторых других, чучело русалки разрывали и разбрасывали по полям, в том числе для того, чтобы сделать поля плодородней.

В некоторых местностях России русалку изображало чучело коня — «звероподобный образ русалки». (Речные духи и божества часто представляются в народной мифологии в виде коня.) «Обряд «изгнания русалок» отличается от вышеописанных лишь тем, что их «выпроваживают из деревни не с почетом, но с криком „Гони русалок!", шумом и щелканьем кнугов» < Кагаров, 1918 >.

Изгнание и уничтожение русалки обычно сопровождались шумом, смехом, играми, ряжением. Смысл подобного обряда неодносложен и мог иметь значение похорон отжившего свой срок духа растительности, ритуального убиения божества плодородия, очищения, изгнания нечисти <Токарев, 1957>. (Добавим, что обряды «похорон» и «проводов» охарактеризованы здесь в самых общих чертах и варьируются в разных областях России.)

Э. В. Померанцева отмечает, что в XIX и особенно в XX в. там, где еще сохранился обычай «проводов русалок», образ самой русалки, как и представления о значении обряда, часто стерт. «Проводы русалок» на Владимирщине, например, «сводятся к тому, что женщины устраивают складчину, затем ходят по селу с пением частушек, традиционных лирических и даже современных массовых песен» < Померанцева, 1975 >.

Стиранию исконного смысла этого обряда и образа русалки, вероятно, способствовало и то, что «проводами русалок», по обычаям целого ряда районов России, заканчивался определенный период года; «проводы» естественно переходили в сопровождаемое песнями и танцами гулянье, пережившее в XX в. веру в русалок. Е.Г. Кагаров полагает, что к русальским обрядам примкнул еще целый ряд обычаев, обрядов, связанных с магией плодородия. Как пример тому он приводит описание народной игры (Тамбовская губерния): «Молодые крестьяне, нарядившись в простыни, пускаются вдогонку за девушками и молодыми женщинами, стараясь

ударить их кнутом. Женщины спрашивают: „Русалоцки, как лен?" (подразумевая, «как уродится»). Ряженые указывают на длину кнута, а бабы восклицают: „Ох, умильные русалоцки, какой хороший"». Е. Г. Кагаров проводит параллель между действиями в этой игре и магическими действиями во время римского праздника «луперкалий»: жрецы («луперки»), также одетые определенным образом, стегали проходивших женщин ремнями, а последние верили, что эти удары приносят «благословение браку, изобилие плодов земных» < Кагаров, 1918>.

Согласно поверьям, после проводов русалки покидают леса и поля, хотя крестьяне, в общем-то, смутно представляли, куда они уходят, рассказывая об этом по-разному. В Орловской губернии, например, считали, что «после семицкой недели в лесу уже не бывает русалок». Одни крестьяне полагали, что русалки поднимаются вверх и живут на облаках;.другие считали, что они «скрываются под землю и спят там остальное время года»; иные думали, будто русалки переселяются в реку... Говорили еще, что русалки, «оставив лес, долго еще остаются на нивах и безмолвно катаются на волнах нив». Добавим также, что образ русалки в великорусских и особенно севернорусских поверьях раздваивается: она и существо, появляющееся на земле лишь в определенное время года,, и обитающее у воды и в лесах постоянно («страшная» русалка, например, связана не столько с сезонным, сколько с суточным ритмом: видят в любое время года, но чаще в сумерках, ночью).

Сложный контаминационный образ русалки в весенне-летних календарных обрядах, видимо, все же более персонифицирует силы плодородия, природы; он словно бы проступает из воды, земли, растительности, затем в них растворяясь. Тем не менее это одна из наиболее существенных, определяющих, но не единственная сторона образа русалки. Русалки в весенне-летних календарных праздниках проявляют себя и как покойники, умершие неестественной, безвременной смертью люди, и как наделенные многообразными способностями и властью существа, божества. На последнее указывает многообразие запретов, знаменующих посвященные русалкам праздники: в это время, согласно обычаям многих районов России, стараются не купаться, не стирать, не шить, не прясть, не ткать.

Запреты прясть в «русальские» праздники подтверждают отношение русалки к прядению, ткачеству. Прядение - одно из любимых, казалось бы, бытовых занятий русалки. По поверьям, русалка не только разматывает пряжу, раскачиваясь на ветвях деревьев. Во Владимирской губернии, например, полагали, что «желание одеться заставляет их

[русалок] ходить ночью в бани, где бабы иногда оставляют на гребнях мочки, чтобы напрясть себе одежды».

Во многих губерниях России русалкам оставляли жертвы, подношения: нитки, клубки, куски полотна, развешивая все это на деревьях (оговорим, что все это могло предназначаться и «русалкам - духам усопших», которые вообще любят куски одежды, особенно концы, края платья и т.д.) [Кагаров, 1918].

Во всех этих поверьях и обычаях за образом русалки- пряхи проглядывает облик божества, связанного с насущно необходимой для жизни стихией воды, покровительствующего ряду домашних работ, как и все «прядущие божества», влияющего и на судьбы людей (здесь образ русалки сближается с образами кикиморы, пустодомки). В ряде районов России ведающая судьбу человека русалка оказывается пророчицей.

В рассказе, записанном на Новгородчине, русалки (три девки с косами) появляются у дома перед бедой и настойчиво пытаются открыть дверь, «держатся за скобу»: «Дверь-та на крючки, не говорят, что „открывай!" - а скобки у двери ломали». Вскоре после посещения русалок у хозяйки дома погибает сын,

В некоторых губерниях России в «праздники русалок» нельзя было работать в поле и даже вообще работать. Так, по поверьям Саратовской губернии, русалки показываются в первый четверг после Троицы, и тогда люди не купаются и не выполняют никаких работ, В Смоленской губернии полагали, что у того, кто пашет на русальной неделе, сдохнет скот, а у того, кто сеет, побьет градом хлеб. В юго-западных районах России начиная с Троицкой субботы не ходили по воду и не работали в поле, веря, что если кто в Духов день, когда по местным понятиям появляются русалки, занимается работой в поле, то те мешают работе и насылают на посевы несчастье. Соблюдающие этот праздник надеются, что русалки сберегут их поля от всякой беды.

Подобные поверья и запреты свидетельствуют об отношении русалок не только к воде, плодородию и прядению; от русалок могут, видимо, зависеть все сферы крестьянского хозяйства, что подтверждает их некогда существенную роль полифункциональных божеств. Память об универсальных способностях и власти русалок в поверьях XIX—XX вв. сохранилась «осколочно» и полнее всего отразилась в обычаях и обрядах, связанных с крестьянским календарем.

Многие исследователи полагают, что в весенних праздниках, посвященных русалкам, в первую очередь отразились представления о них как о заложных покойниках (об умер­ших неестественной смертью людях). Д. К. Зеленин считал, что «у великорусов широко распространены поминки в семик

всех умерших неестественной смертью», и видел в связанных с русалками праздниках отголоски таких поминок, во время которых безвременно скончавшихся, беспокойных, опасных покойников старались почтить, помянуть, угостить, обезопасить себя от них [Зеленин, 1916]. Представления о русалках как о безвременно умерших прослеживаются и в поверьях, связанных с «русалочьими детьми», которых можно «окрестить и отпустить на небо» во время Троицы.

Оживая весною вместе со всей природой, безвременно умершие, погибшие девушки, женщины, дети наполняют, по поверьям, леса, кричат, хохочут, играют, водят хороводы. В это время они опасны для людей, особенно для тех, кто ведет себя неосмотрительно, приближаясь к местам обитания русалок в одиночку, ночью, без оберегов. Как и многие наделяемые сверхъестественными способностями мертвецы, русалки могут «утянуть» к себе живых людей, защекотать, погубить (наиболее опасны русалки для мужчин, молодых парней).

Русалки -заложные обычно воспринимаются как нечисть. Д. К. Зеленин справедливо подчеркивает, что взгляд на русалок как на нечисть «проходит красной нитью во всех народных сказаниях о русалках». Собраны им и свидетельства об оберегах от русалок: они боятся креста; очерченного круга, спастись от них можно при помощи чеснока, железных орудий, словесных оберегов [заклятий]. Во многих местах считали, что лучшее средство против русалок — полынь. В связи с этим любопытен записанный в Смоленской губернии рассказ... использованный затем А. Блоком, о том, как ответ на вопрос русалки: «Полынь или петрушка?» [«— Петрушка»] — может погубить человека. Там же записано заумное заклятие от русалки:

Ay, ay шихарда, кавда!

Шивда, вноза, митта, миногам,

Каланди, инди, якуташма, биташ,

Окутоми ми нуффан, зидима.

Корреспондент указывал, что заклятие это знахарями хранится «в великой тайне» <Померанцева, 1975>.

«Чтобы избавиться от нападений русалок, нужно начертить на земле крест и, обведя его кругом чертою, в этом кругу и стать» <Кагаров, 1918>.

По окончании весенних праздников русалок — существ и необходимых, и опасных, соотносимых с покойниками, нечистью, — старались «проводить», выпроводить их подальше от людей (хотя, как уже отмечалось, это не единственный смысл «проводов»),

Облики русалки — водяного, лесного духа, божества плодородия и покойника — нераздельны, неразрывно слиты. В различных ситуациях, обычаях, обрядах, в поверьях разных

районов России ключевой становится то одна, то другая грань этого многосложного образа, но при этом сохраняются, не исчезают и другие его грани.

Образ «страшной» русалки, не столь очевидно включенной в календарный ритм бытия природы и человека, более односложен. Но и «страшная» русалка — существо, особо влияющее на плодородие, она связана и с землей, и с водой, обладает властью и над стихиями, и над жизнью человека. В севернорусских поверьях «страшная» русалка смешивается с удельницей, которая может влиять на участь роженицы и младенца. Подобные «страшные» богини характерны для архаических мифологических воззрений и есть в верованиях целого ряда народов: так, у народов Средней Азии рожениц мучит дух с огромными грудями и длинными волосами; Ведява («мать воды») появляется в полночь и в полдень — душит рожениц, поедает детей, «матери воды» приносили жертвы во время родов (Мордовск.). В таких верованиях, образах превалирует связь с водой - «агентом всеобщего порождения и зачатия». Отсюда и влияние на роды, и власть над жизнью роженицы и младенца; длинные волосы, косматость, огромные груди соответствуют представлениям об особо плодородной и детородной (в архаическом варианте - и детоубийственной) роли подобных существ.

«Предшественницей» русалки в верованиях восточных славян многие ученые считают берегиню, упоминаемую в древнерусских историко-литературных памятниках. Так, в «Слове Иоанна Златоуста», например, упоминается, что славяне поклонялись рекам, источникам и берегиням. Е. В. Аничков считает поклонение берегине связанным с культом воды. Берегини («берегущие», а скорее, «обитающие по берегам рек и озер существа»), которым приносили жертвы в важнейших случаях жизни, по-видимому, как и русалки, наделялись способностью влиять на многие стороны бытия людей.